Первоначально проповеди Мансура и его притязания на духовное руководство вызвали раздражение у представителей духовенства и горской знати. Судя по донесению ногайского старшины Халиля Эфенди-аги русским властям, однажды несколько мурз и хаджи, прибывших из Дагестана, даже ворвались с оружием в дом шейха, чтобы убить его. Сидя в комнате за занавеской, он окликнул их и сказал: «Ведомо мне, что пришли вы меня убить. Что ж, если вы увидите, что я творю что-либо вредное мусульманскому закону, делайте со мной что хотите. Я же говорю только, чтобы вы молились единому Богу, держали пост, вина не пили и трубок не курили, не убивали бы людей и живых не брали в плен и не продавали в рабство». Услышав эти слова, нападавшие в смущении разошлись. Скорее всего, это легенда — бдительно охранявшие Мансура односельчане вряд ли позволили бы чужеземцам причинить ему вред. Но содержание речей имама, которые он повторял снова и снова, ногайский мурза передал верно. Он утаил от русского командования только одну «малость» — призыв к борьбе против притеснителей, на который с каждым днем откликалось все больше людей.
Зажигательные речи Мансура быстро оказали действие на его односельчан. Уже 4 марта 1785 года старшина деревни Куллар Кайтуко Баков сообщил в русской ставке в Кизляре, что заметил в ауле Алды приготовления жителей к военному походу. «Для этого шьют они знамена и говорят, что сначала пойдут с Мансуром к ингушам для обращения их в магометанство и для отыскания какого-то древнего Алкорана, якобы хранящегося у ингушей». Возможно, это были отголоски легенд о старинных книгах, якобы хранившихся в развалинах христианского храма Тхаба-Ерды в горах Ингушетии. Тот же Баков слышал в Алдах, будто аварский правитель Умма-хан прислал Мансуру письмо, в котором выражал сочувствие новому имаму. В том же письме якобы говорилось, что Умма-хан получил из Стамбула в подарок шубу и саблю для Мансура вместе с указанием присоединиться к нему с войском. Эти сведения сомнительны: аварский хан не передал Мансуру никаких подарков и тем более не выступил к нему на помощь. Да и турки, как мы увидим дальше, до определенного времени относились к имаму без восторга. Похоже, старшина Баков хорошо знал, что русские опасаются союза мятежных горцев с Блистательной Портой, и надеялся получить за эту «ценную» информацию немалое вознаграждение.
Верно другое: как раз в то время Мансур рассылал письма владетелям и народам Кавказа, призывая их встать на его сторону. В начале марта из станицы Червленой с письмом к старейшинам села Алды был отправлен казак Иван Жуков с пятью конвойными солдатами. Возвратившись в станицу, Жуков сообщил, что «в Атагу и Алды, по немалой опасности тех мест, никто не осмелился их провожать. Однако слышал он, что тот святой, по имени Мансур, делает различные чудеса, посмотреть на кои в Алдынскую деревню со всех концов приехало с оружием до двух тысяч человек, и пригоняют скота немалое число, который режут себе на пищу. Говорят, что новоявленный имам разослал письма к Умма-ха-ну Аварскому, князю Шамхалу Тарковскому, кабардинскому князю и народам Кабарды с тем, чтобы они съехались в селение Алды, чтобы увидеть чудеса Мансура, какие он будет производить».
8 марта 1785 года кизлярский татарин Али-Солтан, вернувшийся из Больших Атагов, доносил, что «Ушурма приказал сделать себе знамя и копье, что караул при нем находится весьма великий, а жители Алдынской деревни расположились по дороге, ведущей к российским границам». В секретном рапорте полковника Савельева на имя генерала Пеутлинга от 9 марта 1785 года отмечается, что «вчерашнего дня, собравшиеся за рекою Сунжею из разных горских деревень жители, числом более ста человек, хотели совершить нападение на укрепления русских за Тереком». Подполковник Матцен тогда же доносил, что по дошедшим до него слухам чеченцы готовили нападение на только что основанную крепость Владикавказ.
Посланный со специальным заданием в чеченскую деревню Чертынтогаевскую (Чуртан-Тоги) для сбора сведений об Ушурме кизлярский житель Нагишей Тенгизбиев доносил, что «Ушурма имеет намерение напасть на ближние казацкие селения Червленую и Шадринскую. Что тот имам Мансур обласкивает народ, так что жители непременно присоединятся к нему, когда он совершит свой выезд. Владелец Топлинской деревни Казбулат, хотя и старается всеми мерами удержать своих подвластных от суеверия Ушурмы, однако же те тайно к нему уезжают. Письмо же, посланное от кизлярского коменданта к алдынским старшинам, якобы последние сожгли».
Кизлярский комендант Вешняков в рапорте на имя генерал-майора Пеутлинга от 9 марта 1785 года сообщал, что все горские деревни чрезвычайно верят Мансуру и «привязанности имеют большие к нему. У кумыков же, со времени выступления Мансура со своим учением, живущие в их селениях христиане (имелись в виду армянские торговцы. — А. М.) претерпевают обиды и притеснения». Старшина Сактач из ингушской деревни Шолхи, расположенной вблизи от Владикавказа, сообшил подполковнику Матцену, что у них люди между собой говорят, «якобы в Чечнях появился пророк, приводящий магометан к своей присяге. Кроме того, хотят чеченцы в наши деревни приехать и к оной присяге всех принудить, а если не согласимся, то нас всех хотят разорить».
Подполковник Матцен доносил генерал-майору Пеутлингу, что «из деревни Заурской, расположенной также вблизи Владикавказа, в ночь на 8 марта 1785 года бежали жители 13 дворов, в числе которых их старшина Чегастук». Посланный на место происшествия для выяснения причины грузинский владелец Гаврила Казбек сообщил, что оставшиеся жители этой деревни сказали ему, что известно им, будто хотят чеченцы напасть на крепость Владикавказскую, отчего они боятся подвергнуться наказанию со стороны чеченцев, так как отказались соединиться с ними. Прибывший 9 марта 1785 года к подполковнику Матцену Дударуко Ахметов донес, «что, будучи в Малой Кабарде, слышал от тамошних кабардинцев, что в Чечнях имеются великие сборища».
С каждым днем напряжение на Кавказской линии нарастало. Из Чечни чуть ли не каждый день приходили тревожные сообщения. Комендант Кизляра Вешняков был всерьез обеспокоен действиями горцев, которые по приказанию Ушурмы намеревались напасть на российские укрепления и посты. Потому он разослал письма мурзе Бамату Девлетгирееву (владетель Дойкур-Аула и Нового Юрта в Надтеречье. — А. М.) и брагунским владельцам Кучуку Баматову и Арсланбеку Мударову, чтобы они в случае движения горцев во главе с Ушурмой дали знать о том на форпост с нарочным. «Если же пропустите его — предупреждал бригадир Вешняков, — и не объявите, а через то селениям учинится вред, так ответствовать будете пред оружием Ее Императорского Величества».
Между тем к имаму Мансуру продолжали прибывать люди из соседних областей, особенно из кумыкских селений, которые сильнее других испытывали на себе притеснения местных князей и владетелей. Брагунский князь Росланбек извещал кизлярского коменданта, что к Ушурме из многих ближайших деревень, между которыми есть Аксаевская, Андреевская и Девлетгиреевская, «по немалому числу убегают жители, которым Мансур приказывает, чтобы, когда будет он выезжать из своего обиталища, то они следовали бы за ним вооруженно. Все, кто приезжает к Ушурме из горских деревень, дают ему присягу и отъезжают обратно единственно с той целью, чтобы разорять российские селения. Достоверно известно, что сей Ушурма имеет стремление напасть, разделя войска свои на части, сразу на многие русские поселения, в том числе и на Кизляр… что кизлярские татары заразились оным суеверием, и сделалась в них великая противу русских перемена».
В этом сообщении, отправленном между 10 и 15 марта, впервые говорится о плане нападения Мансура на Кизляр. Другие информаторы русских властей говорили лишь о подготовке имама и его людей к большому военному походу. Отправленный в Чечню лазутчик по имени Адил (чеченец, живший в Малой Кабарде) доносил секунд-майору Жильцову, что видел в Алдах Мансура, который речами склонял к себе живущие в здешних местах народы. «При Ушурме, — сообщает Адил, — находится более тысячи человек, которых обнадеживает он тем, что в будущем месяце, в середине, со всем своим войском выступит в поле, где откроет перед народом свое лицо, после которого будут чудеса». Слышал Адил также, что после выступления Мансур намерен идти на гребенские казачьи станицы и земли, которые по указу императрицы занимают переселенцы из России. Он видел в Алдах приехавших из других селений — не только чеченских, но также карабулакских и дагестанских. Особенно много было пришельцев из кумыкских обществ Аксай и Андрей (Эндерей). Кроме того, на обратном пути Адил встретил едущих к Ушурме сыновей известного осетинского владетеля Ахмата — Дударука и Арасланука со многими при них людьми.
«14 марта, в пятницу, то есть в день рождения пророка Мухаммеда, когда у мусульман принято начинать особо важные дела, Ушурма собрал в ауле Алды жителей разных горских деревень, — сообщал в Кизляр новые сведения уже известный нам Кайтуко Баков. — В каждую пятницу собирается тут много народу, для того только, чтобы увидеть Ушурму в мечети и подойти под его руку. Слышал также, что из Большой Кабарды был прислан к Ушурме от владельцев тамошних некий Аджи и будто бы тот Аджи предложил Ушурме идти в поход… и, что если у кого не будет хватать лошадей, то в Кабарде их много». Как примечал Баков, «хотя в стане Ушурмы идут приготовления к большому походу, однако день выступления держится в тайне, и он того узнать не мог».
Мурза Дженбулат Сарымурзаев, находившийся в Дагестане, 21 марта 1785 года сообщил: «Слышал в горских деревнях от народа, что когда вознамерится Ушурма идти на российские селения, то никого из горцев в жилищах не останется, а все присоединятся к нему». В Тарках мурзу Сарымурзаева уверяли, что будто бы «дженгутайский Али-Солтан посылал к имаму своего Аджия и теперь сам намеревается ехать к Ушурме, но с войском или же один, того узнать не удалось. Когда же Али-Солтан возвратится от Ушурмы, то все горцы собираются поехать к имаму для сборов. Из кумыцких владельцев трое лично изъявили ему в апреле месяце свою покорность. Все владельцы дагестанские отправили к нему народных послов с уверением в своей преданности. Хан же Аварии Омар (Умма-хан Аварский, часто называемый Авар-ханом. — А. М.) писал, что сам предстанет к его услугам, но Ушурма отвечал, что это надо было решать раньше, а теперь для своих услуг он имеет довольно людей».
Тогда же, в марте-апреле, сведения об алдынском имаме Мансуре дошли до Турции. «Из турецкой крепости Суджук приезжал к нему нарочный от тамошнего паши и поднес от его имени часы в подарок», — сообщал Дженбулат Сарымурзаев. Трехбунчужный ахалцихский паша Сулейман весьма обрадовался появлению в Чечне имама. Он посылал к нему письма и подарки, изъявлял свою готовность помогать деньгами. При этом осторожный паша советовал Мансуру не спешить с началом военных действий до удобного времени — возможно, до решения султанского правительства о новой войне против России. «Кроме того, Ушурма ведет переписку с крымцами, и особенно с закубанцами, — продолжал хорошо информированный Сарымурзаев. — Закубанцам послал он свое знамя. Это знамя привезено было близкими Ушурме людьми, скрывавшими под покрывалом лицо свое: закубанцы говорили, что таинственные посланцы имама на бегу были быстрее лошади».
Весь Северный Кавказ той весной раскололся на два лагеря. Одни местные владетели и старшины противились восставшим, отказывались помогать им и старались удержать своих подданных от перехода в лагерь Мансура. Другие князья и мурзы, особенно из Кабарды и Кумыкии, кто из страха перед чеченским имамом, кто из солидарности с ним, стали устанавливать с ним контакты, а простой народ из этих областей целыми группами переходил на сторону восставших.
Видя, что войско Ушурмы с каждым днем усиливается, российские власти решили опорочить Мансура и стали распространять среди местных владетелей информацию о том, что имам якобы подослан турками. Так, в письме от 24 марта 1785 года к аксаевским князьям и владетелям кизлярский комендант Вешняков указывал, что «имянующийся имамом — есть не кто иной, как вкравшийся со стороны турецкой шпион, который, как видно, нарочно для сего возмущения подослан, чтоб чрез сие могла разорваться тишина и спокойствие. А потому вас, почтенных князей, как верноподданных, прошу подвластным своим утвердить сие точным образом, что в Алдынской деревне народ выходит на возмущение и бунт против России единственно по наущению сего шпиона». Письма эти, возможно, что-то значили для князей и владетелей, но не могли убедить народ. Особых симпатий к туркам у горцев не было, но те были все-таки единоверцами и казались многим единственными союзниками в борьбе против угрозы с севера.
25 марта 1785 года аксаевский уздень Качалай через своего сына дал знать русским властям, что объявившийся имам дня три тому назад «выезжал с большою партиею горцев для осмотра местоположения на гребень, лежащий между рекою Сунжею и Брагунскими теплыми водами, а оттуда возвратился в Алдынскую деревню». Становилось ясно, что начало большого похода приближается. Позже появились новые подтверждения о решительных намерениях имама. Эти сообщения были переданы прямо из стана Мансура. Алдынский мулла Али сообщил Булатову, посланному аксаевскими владетелями для наблюдения за действиями восставших, что Ушурма велит прибывшим к нему горцам быть готовыми к выходу в апреле. Сборы были назначены имамом «между Науром и Мекенями, на той стороне», в урочище Джуарак. Тот же Булатов рассказал, что в Алдах приглашенные из Кубани умельцы начали делать большой, наподобие бочки, военный барабан. «Середина у барабана будет медная, — сообщал агент, — а края жестяные. На нем будет висеть двадцать четыре колокольчика… как слышал, в тот барабан будут бить шесть человек серебряными палками».
В письме армянина Семена Мосесова из Аксаевской деревни, адресованном кизлярскому коменданту Вешнякову, указывалось, что «будто бы на прошлой неделе ших писал в разные селения, а именно: в Аксаевскую, Андреевскую, Тарковскую. Также к тавлинцам по самый Дербент, чтобы все они к 15-му числу сего месяца собрались к выступлению в поход, и что первым его намерением является совершить нападение на Кизляр. Дагестанцы ни о чем более не заботятся, лишь бы только идти на Кизляр. Даже на каждой улице сделали знамена, а другие еще и делают. Владельцы же кумыкские, хотя и пишут, что верноподданные, но от должности верноподданнической весьма далеки. И великая холодность в них возрастает, и верить им нет способа. Подвластные их распродают все свое имение и закупают лошадей и готовят воинскую амуницию».
Другой армянский купец Никита Яковлев сообщал, что от дагестанских владетелей постоянно присылаются к имаму старшины, муллы и ученые, и «вся Дагестания начала якобы прославлять его, почитая за справедливого святого. Из Андреевской и Аксаевской деревень приезжает к Ушурме много жителей». Судя по тем сведениям, которые доставляли из горских деревень, особенно из Алдов, российские агенты, Мансур ни на день не прекращал своей агитации среди горцев. Его письма и прокламации были адресованы к различным горским владетелям и князьям Чечни, Дагестана и Кабарды. В них Ушурма призывает их вместе с их подданными выступить против казачьих станиц, а также российских укреплений и крепостей.
Вот одно из писем чеченского имама, переведенное на русский язык и сохраненное в архивах: «Всем общинам, всем мусульманам, всем верующим на Востоке и Западе, вечное спасение да будет с вами все ночи и дни! Знайте, о верующие! Развращенность, привычка к спиртным напиткам, курение табака сделали наших вождей небрежными. Сейчас явился человек, чтобы наставлять людей на верный путь. Покайтесь и внемлите доброму совету раньше конца вашей жизни; во славу Господа, как Он сказал, только те, кто кается, кто верует и делает добрые дела, только те блаженны. Разве не видите вы, как ваши земли занимают неверные, и вам останется только быть на этих землях рабами?
Наполните сердца ваши страхом Божьим. Молите прощения всех ваших ссор и раздоров, всех ваших злословий. Будьте справедливы к тем, кто оскорблен. Прощайте преступника по слову Божию. Возвратитесь к Господу, творите милосердие. Мы пренебрегали законами Господа. Подчинимся же законам Его, отбросим все, что Он запретил. Подготовим себя к битве за освобождение земли нашей. Аллах сказал, бейтесь с неверными, уничтожайте многобожие… Будьте милосердны и дайте немного от вашего добра для Божьего дела. Тот, кто подает на Божье дело, уподобляется зерну, которое дает семь колосьев. Сила исходит только от Бога, Всевышнего и Всемогущего. Бог посылает победу тем, кто прославляет Его и покидает тех, кто от Него отворачивается».
Напоминая верующим о благах, уготованных им Всевышним, Мансур предрекал жестокую кару тем, кто не пойдет за ним: «Кто не поверит словам моим и останется в прежнем заблуждении, тот не удостоится быть среди войска праведных. Такие вернутся в дома свои, где встретят их старики, женщины и дети и будут плевать им в глаза. Преданные позору, захотят они вернуться в войско, но не смогут найти его, точно так же не отыщут они больше и своих домов и близких своих. Оставшись без крова, не найдут, где приклонить голову свою, и станут рабами в казацких станицах».
В рапорте от 10 апреля 1785 года на имя генерал-майора А. А. Пеутлинга кизлярский комендант Вешняков доносил, что чеченцы и кумыки запасаются воинской амуницией и лошадьми, распродавая свой скот и имущество. Кроме того, он видел «24 письма, адресованных к разным владельцам от шиха. В письмах тех сказано, чтобы все повинующиеся ему народы собирались в Алды 15 числа сего месяца, имея с собой провиант на 10 дней. Однако в точности узнать намерение Ушурмы, когда он собирается выступить в поход, не удалось. Есть слух, что пойдут в будущий праздник, то есть в светлую неделю». 26 апреля 1785 года тот же кулларский старшина Кайтуко Баков сообщил полковнику Савельеву, что видел приехавших к Ушурме в Алды двух владетелей из Дагестана, включая сына уцмия каракайтагского Алибека. Вдобавок «вчерашнего дня приехало туда около ста человек кабардинцев».
Российские власти были весьма озабочены растущей популярностью Ушурмы не только у простых горцев, но и у правителей кавказских земель. Они попытались срочно заручиться поддержкой наиболее влиятельных князей и получить их заверения не поддерживать связей с объявившимся в Чечне имамом Мансуром. 11 мая 1785 года за подписями и печатями двенадцати кабардинских владетелей и узденей через назначенного в Кабарду пристава, премьер-майора Уракова, была принесена присяга. В ней говорилось, что подписавшиеся обязались не ездить к «назвавшемуся имамом». Тем, кто нарушит данное обязательство, грозил «высочайший Ее Императорского Величества гнев».
Кроме того, царскими властями были усилены наиболее важные форпосты и крепости, расположенные на Кавказской линии — особенно те, против которых Мансур обещал совершить поход. Наибольшую тревогу у российского командования вызывали Кизляр, Владикавказ и Григориополис. К крепости Кизляр были срочно подтянуты Астраханский пехотный полк, четыре эскадрона драгун и батальон гренадер с орудиями, а к Григориополису и Владикавказу для укрепления в случае необходимости генерал-поручик Леонтьев предписал перебросить Селенгинский полк.
Для того чтобы восставшие горцы и сам Мансур не подослали к живущим в Кизляре и Астрахани мусульманским народам лазутчиков, которые могли «сделать между ними какого-либо волнения», приказано было иметь «секретное прилежное примечание, чтобы никого в Астрахань от стороны Кизляра и тамошнего края без письменных видов не пропускать». Кроме того, было указано, чтобы все отправляющиеся в Астрахань жители горских деревень, а также жители Кизлярского округа имели при себе письменные разрешения на въезд, с тем чтобы «из сообщников бунтовщика в Астрахань никто пройти не мог».
Говоря о мерах предосторожности российского военного командования в связи с призывами Ушурмы идти к российским границам, стоит привести выдержку из рапорта генерал-поручика Леонтьева на имя командующего войсками генерал-поручика Потемкина: «Поскольку основное намерение Ушурмы испытать свою удачу в казачьих станицах, то на случай отвращения мятежников приведены в боевую готовность Астраханский и Томский пехотные полки и Кабардинский егерский батальон, да в Григориополисе прибавлено 100 человек егерей».
Стремление имама Мансура объединить горцев на основе мусульманской религии не могло быть оставлено без внимания командования Кавказской линии. В штабе генерал-поручика Потемкина была составлена справка «По поводу общего числа вооруженных людей, кои могут выставить различные народы Северного Кавказа в случае единодушного выступления». Подсчеты показывали, что «кумыки, вместе с другими горскими народами, могли выставить до 5 тысяч оружейных. Аксаевцы же совместно с топлинскими и андреевскими и прочими лезгинскими народами могли выставить до 2-х тысяч оружейных, чеченцы (имеются в виду жители равнинной Чечни. — А. М.) — до 4-х тысяч, кабардинцы — до 8 тысяч… а с присоединением Малой Кабарды, до 10 тысяч». Таким образом, общее число вооруженных горцев могло составить до 25 тысяч человек. Численность российских войск была почти такой же, но они были рассеяны по всей протяженности Кавказской линии.
Напряжение нарастало. Российское командование, при всей своей военной силе, чувствовало себя неуверенно, так как не могло твердо доверять даже тем владетелям и князьям, которые официально считались его союзниками. В письме от 4 апреля 1785 года кизлярский комендант Вешняков упрекал андреевского владетеля Темира Хамзина: «Наружность ваша из писем показывает, что вы и все ваше общество преданы к Ее Императорскому Величеству. Внутренность же, хотя и закрыта, и кроме всемогущего сердцевидца никто о ней судить не может, однако ж дела точно уверяют, что вы мало о должности верноподданнической мыслите, а более час от часу возрастает в вас холодность, и убегаете от преданности к Российской монархине».
Командующий войсками Кавказской линии генерал-поручик Павел Сергеевич Потемкин в это время отсутствовал — он выехал в Петербург еще в декабре 1784 года в связи с созданием Кавказского наместничества. Замещавший его генерал-поручик Леонтьев с большим опасением смотрел на волнения горцев в Чечне и предписал всем пограничным начальникам находиться постоянно в боевой готовности.
Имя еще недавно никому в России не ведомого имама Мансура было теперь хорошо известно в самом Петербурге. Командующий всей русской армией, генерал-фельдмаршал и светлейший князь Григорий Александрович Потемкин, направляет на Кавказ письмо: «Повторяемые известия о появившемся лжепророке и народном от него волнении, как бы ни были темны и необосновательны, тем не менее, требуют уважения… Не оказывая, впрочем, наружной заботы, которая может послужить к ободрению восставших горцев, прикажите стянуть некоторое число войск к реке Сунже, где находится главное сборище. Единый страх, таковым движением произведенный, будет удобен к разогнанию бунтовщиков…»
Со своей стороны генерал Потемкин счел необходимым разослать горским народам прокламацию, в которой требовал не верить новоявленному имаму и не следовать его учению. В прокламации, обнародованной 2 апреля 1785 года, говорилось: «К неудовольствию моему извещен я, что в пределах чеченского народа явился некто, возмущающий лживым прельщением спокойствие народа. Называя себя пророком, в коего никто из разумных верить не может и не должен, привлекает ослепленных суеверов и обманывает их. Таковое происшествие не может быть мною оставлено без надлежащего рассмотрения».
По неизвестным нам причинам намеченное на апрель 1785 года выступление Мансура не состоялось. Возможно, ему помешали весенние полевые работы — ведь чеченцы жили не грабежами и набегами, как утверждают ныне фальсификаторы истории, а скотоводством, земледелием и ремеслом. Только упорный каждодневный труд мог обеспечить их семьи пропитанием, и Мансур, хорошо знакомый с крестьянским трудом, знал это и учитывал при разработке своих военных планов.
Глава 3
БИТВА НА СУНЖЕ
В своей прокламации генерал Потемкин призывал горцев не следовать по пути, предлагаемому новоявленным имамом. Тем, кто, невзирая на этот призыв, не желал отказаться от поддержки Мансура, грозили суровые наказания. Несмотря на решительный тон прокламации, российские власти выжидали, не решаясь начинать военные действия. Горцы же и вовсе не обратили на нее внимания. Число приверженцев имама постоянно росло. «С каждым часом усиливается Мансур, — пишет известный исследователь Кавказа Н. Ф. Дубровин и многозначительно добавляет: — Стал он проповедовать газават или священную войну. Его учение, теряя мало-помалу чисто религиозный характер, обращается в политическое стремление, весьма для России опасное».
Царское командование на Кавказе призвало войска к более бдительному несению службы на линии. Те крепости и станицы, против которых Мансур намеревался выступить со своими повстанцами, усиливались войсками и оружием. Прежде всего было решено укрепить позиции на реке Сунже, в непосредственной близости от селения Алды, и тем самым защититься от вторжения повстанцев на Кавказскую линию.
20 апреля 1785 года в специальном ордере № 20 командующий войсками генерал-поручик Потемкин предписал генерал-поручику Леонтьеву отправить на Сунжу отряд во главе с генерал-майором Шемякиным, состоящий из двух пехотных полков, одного егерского батальона, нескольких эскадронов драгун и Уральского казачьего полка. Шемякину предписано было занять позицию по своему усмотрению и действовать решительно, с тем чтобы пресечь волнения горцев в самом начале и «не дать малой искре произвести пламень».
Однако меры эти уже не могли остановить распространения народного движения. Поступающие в Кизляр рапорты и донесения указывали, что волнения со стороны восставших горцев не прекращаются, а, напротив, усиливаются. Положение представлялось настолько серьезным, что для усмирения горцев сам главнокомандующий светлейший князь Потемкин в конце июня предписал направить во главе сильного отряда «в самое сборище Ушурмы лично известного ему своими качествами полковника Пиери».
35-летний полковник Николай Юрьевич Пиери, грек по национальности, был известен решительным характером. По воспоминаниям современников, в воинском искусстве его особенно занимали греческие фаланги, а главной мечтой было сделать из россиян блистательных и непобедимых греков. Себя он воображал новым Александром Македонским. Его полк особенно славился в российских войсках на Кавказе искусством парадной маршировки и различных построений.
В копии ордера командования на имя полковника Пиери от 3 июля 1785 года сообщалось, что «появившийся в Чечне за рекою Сунжею лжепророк суемудрием своим или же никому не известным ухищрением опутал много легкомысленных горских народов. Оные, по невежеству своему, уверясь на его призывы, не только презрели свое собственное спокойствие, но и тысячами готовы отважиться на всевозможные злодейства русским властям, а также жителям станиц и крепостей». Полковнику Пиери ставилась задача под покровом ночи проникнуть со своим отрядом в цитадель восставших горцев — селение Алды. Он должен был взять живым самого Мансура и доставить его в ставку российских властей.
Одновременно было приказано выдвинуть отряд генерал-майора Шемякина к аулу Алхан-Юрт, придав ему гренадерские роты, а Московский пехотный полк вывести к крепости Григориополис, к границам Кабарды. «Согласно вашим повелениям, — сообщал князю Г. А. Потемкину в рапорте от 11 мая 1785 года генерал-поручик П. С. Потемкин, — предписал я подкреплять отряд полковника Пиери генерал-майору Шемякину, чтобы, в случае сильного сопротивления скопища, организованного Ушурмою против наших войск, отряд Пиери мог выполнить свое задание».
В предписании полковнику Пиери указывалось, чтобы он, приблизившись со своим отрядом к месту сборища восставших, потребовал передачи ему самого «лжепророка». «Коли случится какое затруднение и упорство со стороны местных жителей, — писал светлейший князь Потемкин, — то следует хотя бы и силою взять сего зачинщика и тем самым восстановить нарушенное в крае спокойствие. Полковнику Пиери прикажите по прибытии к сборищу дать знать прельщенным, что единое средство к отвращению предстоящего им бедствия есть выдача сего обманщика, и что в случае упорства подвергнут они себя всей тяжести наказания. Весьма желательно, чтобы дело сие было окончено без лишних потерь».
Для захвата в плен имама Мансура решено было использовать наиболее надежных людей из числа местных владетелей и князей. «Небесполезно в сем случае, — указывал П. С. Потемкин полковнику Пиери, — добиться передачи его в руки усердных владельцев, а именно: Кайтуки Брагунского, коего доброжелание и верность испытаны, и другого Кайтуки, близ Наура живущего». Генерал-поручик Леонтьев, находившийся в это время на Кавказской линии, через своих агентов регулярно получал сведения о том, что Мансур в настоящее время находится дома и не имеет при себе «никаких скопищ» — «все предавшиеся ему в послушание чеченцы заняты ныне домашним упражнением на своих полях».
Царское командование, отправляя отряд полковника Пиери в восставшее селение Алды, надеялось вместе с тем избежать серьезного вооруженного столкновения. Однако генерал-поручик Леонтьев, хорошо узнавший характер кавказских народов, сразу высказал опасения по поводу предстоящей встречи царских войск с местными жителями. Он, в частности, писал о чеченцах: «Хотя желательно весьма убегнуть всякого кровопролития, но, зная дерзость сих народов, предположу, что безнадежно ждать их покорности, особливо, когда следуют наущению лжепророка».