Система образов в романе Ю. В. Мамлеева «Шатуны»




 

Выполнил:

студент 3 курса Гасанов Руслан.

Проверил:

доц. каф. новейшей русской литературы

Болычев И.И.

 

 

Москва. 2017

Осенняя ночь неустанно дождила,

В деревьях шепталась нечистая сила,

Жмурил кот изумрудное око,

И было мне дико и одиноко.

А на рассвете пришел Мамлеев,

Улыбкой нежной меня облелеяв.

В руке его зонтик, в другой - тетрадка,

Брюшко небольшое уютно и гладко.

Сказал он с порога, вместо привета:

"Есть добрые вести - с того света!"

Владимир Ковенацкий, «Сказка на ночь»

 

 

В 60-х годах ХХ века, пожалуй, самым андеграундным литературным салоном Москвы, по праву мог считаться кружок маргинальной интеллигенции, собиравшийся в квартире Юрия Мамлеева на Южинском переулке. Господство материализма, атеистическая диктатура, государственная экспансия искусства того времени вытесняли сюда инакомыслящих художников всех мастей, среди которых можно было встретить множество ныне известных имен: Леонида Губанова, Генриха Сапгира, Юрия Кублановского, Венедикта Ерофеева, Евгения Головина, Гейдара Джемаля, Александра Проханова и др. Завсегдатаи мамлеевского «заныра» чувствовали собственную обособленность и в то же время исключительность в условиях идеологии и социально-культурных установок советской действительности. Концепция их собраний выходила далеко за рамки любого традиционного творческого объединения. Как вспоминает писатель Николай Климонтович, «южинский кружок исповедовал всяческий эзотеризм - каббалу вперемежку с оккультизмом, эротический мистицизм с учениями стоиков и пифагорейцев, неоплатонизм и антропософию, короче, всё, что могло служить более или менее прочной оградой между южинцами и простыми замороченными советскими интеллигентами (1). Сами себя представители подпольной богемы называли «шизами» или «шизоидами», чтобы обозначить свою принадлежность к иной реальности. Выходец из мамлеевского салона, журналист Игорь Дудинский подчеркивает: «философия и «идея» Южинского - принципиально и последовательно антигуманны. Если мыслитель пытается проникнуть за пределы мироздания (а именно такова была цель наших собраний), он обязан преодолеть в себе человеческое начало. А как можно преодолеть человеческое и одновременно оставаться человеком - с его системой координат, моралью, «гуманизмом»? Большая часть прописанных там убеждений и их последовательное искреннее исповедование просто, как говорят медики, «несовместимы с жизнью» в этом мире. Именно несовместимы! Даже монахи понимают, что или Бог, или мир» (2).

« Южинский стал точкой отсчета для следующих поколений, аккумулятором идей, который всех потом питал. Там учили идти во всем до предела. Там бредили, освобождая ум. Там обожествляли процесс, верили, что Бог - это постоянный поиск. Это была упертая, экстатическая антисоветчина в чистом виде, без всяких прилагательных» (3).

Именно в такой атмосфере, пропитанная ее идеями и, во многом ею порожденная, создавалась самая знаменитая книга Мамлеева. Первые версии «Шатунов» появились в самиздате 1966 году, поскольку об официальной публикации романа, впрочем, как и других произведений писателя, не могло быть и речи. Сам автор говорил по этому поводу: «В "Шатунах" не было единственной концепции, там пересекалось много всего. Этот роман мог быть создан только при советской системе. Я имею в виду, что в любом нормальном обществе, где писатель знает, что он будет публиковать свои произведения, всегда существует внутренняя цензура. Мы знали, что не будем опубликованы, но это компенсировалось полной свободой. Можно было дойти до предела. Когда вы пишете для друзей, это почти как для самого себя. Для общества - другое дело» (4).

В одном из последних интервью Мамлеев вспоминал пророческие слова своего знакомого поэта Игоря Холина: «Я буду уверен, что советская власть пала тогда, когда напечатают Солженицына и «Шатуны»».

После эмиграции в середине 70-х Юрий Витальевич пытается издать роман в Соединенных штатах. Там в 1980 г. книга впервые была официально опубликована чикагским издательством в сокращенном на треть виде под названием «Небо над адом». «Мир не готов читать этот роман. И я не хотел бы жить в мире, который был бы готов читать этот роман», - так отозвался нью-йоркский критик на сокращенную версию «Шатунов». Что же настолько пугающего можно найти в этой книге? Почему американский критик посчитал, что читатель не готов к ней?

В «Шатунах» Мамлеев обнажил миф, который не оставляет никого. Это реалистичное и безэмоциональное повествование о будничном, глубокое созерцание изнанки человеческого бытия, предугаданного и далекого смысла, просвечивающего сквозь страшные гротескно-гиперболические образы. «Шатуны» написаны о «шизоидах», «о высших неизвестных», о метафизическом.

Само название романа издалека мрачно намекает на персонажей, с которыми придется столкнуться читателю. По словам автора, книга получила такое название из-за того, что шатунами называются медведи, которые не впадают в зимнюю спячку и бродят всю зиму по лесу, как бы в трансе: медведи символизирует «маргинальное психическое состояние» (5). Действительно, роман представляет собой, своего рода, каталог образов из самых невообразимых глубин ада, бытие которых не объясняется одними лишь психическими отклонениями.

С первых строк автор знакомит нас с главным героем Федором Сонновым, который как бы формально назван человеком: «Это был грузный мужчина около сорока лет, со странным, уходящим внутрь, тупо-сосредоточенным лицом. Выражение этого огромного, в извилинах и морщинах лица было зверско-отчужденное, погруженное в себя, и тоже направленное на мир. Но направленное только в том смысле, что мира для обладателя этого лица словно не существовало» (6). Первым делом, Федор, выйдя из электрички, бьет в челюсть случайно проходившего мимо пацана: «…сделано это было с таким внутренним безразличием, точно Соннов ткнул пустоту» (6). Далее Федор, минуя тропинку, направляется через лес, где встречает случайно подвернувшегося ему молодого человека, спрашивает у него закурить, и, безо всяких причин, бьет ножом в живот: «Прижав парня к дереву, Федор пошуровал у него в животе ножом, как будто хотел найти и убить там еще что-то живое, но неизвестное. Потом положил убиенного на Божию травку и оттащил чуть в сторону, к полянке» (6). После содеянного Федор со спокойным лицом снимает шапку перед мертвецом, садится на пенек, достает бутерброды и начинает ужинать, параллельно рассказывая своей жертве историю из прошлого. И это лишь один привычный эпизод из жизни «шатуна» Федора. Но не в убийствах заключена идея героя. Свершение немотивированных и бессмысленных преступлений - это путь Соннова к познанию извечной тайны смерти эмпирическим путем. Убийца Федор, на самом деле, никого не убивает. Он пытается прийти к осознанности, старается мыслить, он поглощен миссией, заворожен возможностью пробуждения, связанного с мрачной загадкой. Внутреннее содержание Соннова намного больше него самого и не может в нём поместиться, оно гложет и давит его изнутри. Вместе с тем, иногда на Федора находят состояния, ослепляющие его инородной свободой: «Радость великую ты несешь людям, Федя», - вспомнил он сейчас, добредя до скамейки, слова Ипатьевны. В воздухе или в воображении носились образы убиенных; они становились его ангелами - хранителями» (6). Таким образом, герой мечется между ощущением невыносимости себя, своей телесности и конечности и эйфорическим осознанием причастности к запредельному высшему, пусть и ужасному, смыслу.

Фёдор Соннов воплощает философскую мысль Григория Сковороды: «Если жизнь души больше, чем жизнь тела, то миг убийства становится сугубо гносеологическим моментом, волшебной точкой, где иное проступает воочию, наглядно». Федор старается использовать души новых и новых жертв как двери в потустороннее, как порыв, способный унести его в иной мир, который будет неподдельным, в отличие от безвоздушных теней земли. При этом Федор является воплощением простого народа, он понимает всё лишь прикладным методом: руками, телом. Фёдор – это народ, преодолевающий пределы и жертвенного уничтожающий самого себя, жаждущий божественной полноты и пытающийся достичь её грубыми методами, метафизическим бунтом. Громоздкий, страшный, он несёт свой тяжкий груз - мучительную думу об ином.

Герой воспринимает окружающий мир искаженно, в виде иллюзии. Например, Евгений Головин по поводу образа Федора Сонова сказал, что весь драматизм его состоит в том, что герой рассматривал мир как псевдореальность. Отсюда его безумные поступки. В американской прессе писали, что Сонов убивает, потому что хочет понять вечность.

В художественном мире Мамлеева за прахом проступает иная сторона. Когда его герои туда погружаются, то и мир праха предстает в новом свете. Если есть две стороны у вещи, и вторую сторону можно схватить, значит, иное переходит в положительную категорию. И, наоборот, привычное подвергается сомнению, кажется недосказанным. Это и тяготит персонажей «Шатунов», в этом и заключается ключ к их одержимости.

Герои «Шатунов» являются представителями простого народа - юродивые, скопцы, идиоты, самоед Петька, Клавуша, Лидочка и Паша Красноруковы. Все они - антураж метафизического убийцы Соннова, демонстрирующие пусть и разнообразный, но не настолько радикальный опыт. При этом каждый из персонажей, изображенный в подчеркнуто гипертрофированном облике, олицетворяет собой разные стороны человеческой природы. Изысканная и хрупкая, оказавшаяся в перманентном сладострастно-возбужденном состоянии Аннушка - чувственность и эротизм. Тощий, закрытый, поедающий самого себя Петенька - недоверчивое отношение к внешнему миру. Дородная, животно-таинственная Клавуша – бытовое воплощение варварской природы. Сумасшедше-благостный дедушка Михей - склонность к саморазрушению.

Среди перечисленных персонажей наиболее интересен Петя, пожирающий себя. Сначала прыщи и струпья, а затем и собственное мясо. Так его существо как бы втягивается внутрь себя самого, к обратной стороне вещей. Это более всего сближает его с Федором - путником в ничто.

Но кого ищет для убийств Фёдор? Случайно он сталкивается с группой московских интеллектуалов-метафизиков, чьё существование пробуждает у него больший интерес. Так проявляется в «Шатунах» иной полюс персонажей - «метафизические». Интеллектуалы, которые подводят теоретическую основу под народное мракобесие. Эти образы у Мамлеева более выпуклы, а некоторые из них даже имеют свои прототипы. Например, участник южинских собраний А. Дугин утверждает, что Анна Барская - alter ego одной особы, весьма известной в Москве: «самая безумная и очаровательная женщина шизоидных 60-х», «мать русской революции», «жена одного из лучших нонкомформистских художников».

Из прочих образов можно выделить солипсиста Извицкого, влюбленного в собственное «я» ещё более плотски, чем можно быть влюбленным в женщину. Извицкий - эстетический экстремист религии «я». В романе этот взгляд на бытие означает, что обратной стороны вещей можно достичь через самозабвенную любовь к самому себе. В этом нарциссизме Извицкого оригинал меркнет перед отражением в зеркале, которое обретает для него необъяснимую наполненность.

Не мало интересен Андрей Никитич Христофоров - истый христианин, который в предчувствии смерти сошёл с ума и начал вести себя как курица. В определённых кругах старик считался учителем жизни. Но профессор Христофоров, превратившийся в куро-трупа, озверевший от ужаса и впавший в блаженный идиотизм - это явная сатира на тех "внешних", которые, заинтересовавшись "метафизическими", сходили с ума от их методов и идей. Кстати, прототипы этого образа иногда возникали на собраниях Южинского кружка.

Еще один персонаж - Анатолий Юрьевич Падов. Он является интеллектуальным двойником простонародного Фёдора, постоянно мучимый вопросом о смерти и абсолюте, представитель русской метафизической элиты.

«Однажды, поздней осенью, когда ветер рвал и метал листья, образуя в простанстве провалы, около одинокого, пригородного шоссе, в канаве, лежал трезвый молодой мужчина в истерзанном костюме и тихонько выл. То был Анатолий Падов» (6).

Падов выл от гнетущей его метафизической проблемы человеческого сознания. Так же, как и Федор Соннов, он не мог вынести тяжелой неопределенности материального мира, которая перманентно обращала его ум к страшному вопросу об обратной стороне реальности.

В одном из интервью Юрий Витальевич подчеркнул: «Отгадку стоит искать в том, что герои «Шатунов» не совсем люди - в том отношении, что их душа пролонгируется в иной мир. Они ищут ответа на то, на что немыслимо ответить. Там все смешано. И психологические моменты, и метафизические. Евгений Головин сказал, что Федор Соннов убивает потому, что считает этот мир псевдореальным. Эта реальность не настоящая, а какая-то подделка. Настоящий мир - за ней. А другой критик говорил, что они лезут туда, куда лезть нельзя, а человек ведь за все платит. Выпил - похмелье. А когда идешь за грань, то приходится платить, и они превращаются в монстров» (7).

Герои Мамлеева находятся под постоянной тяжестью осознания своего лимита, они не могут ни успокоиться, ни начать жить заново и приобщиться к земному бытию. После всех совершенных преступлений и извращений они навсегда трансформируют свою человеческую природу. Грань, за которую они ступили, можно переступить лишь один раз. А вернуться обратно возможно лишь хтоническим шатуном в человеческом обличии.

В «Шатунах» Юрий Мамлеев устами персонажей рассуждает о природе бытия и тайнах потустороннего мира, об иллюзорности восприятия и значении жизни, о Боге и бессмертии духа, и, в конце концов, о погибели. «Шатуны» - это философский работа, вживленная в материал художественного произведения и показанная через призму гротескно-гиперболических образов.

 

 

Список использованной литературы:

1) Николай Климонтович, Далее везде / Октябрь №11. 2000.

Электронный доступ:https://magazines.russ.ru/october/2000/11/klima.html

2) Глеб Давыдов, Вокзал. Игорь Дудинский /

Электронный доступ:

https://www.peremeny.ru/column/view/1049/

3) Алексей Крижевский, Бархатное подполье. Игорь Дудинский о жизни советской богемы /

Электронный доступ:

https://rulife.ru/mode/article/510

4) Евгений Лаванов, Поиски противоядия / Российская газета №5656

Электронный доступ:

https://rg.ru/2011/12/11/mamleev-site.html

5) Александр Радашкевич. Планета незаснувших медведей. Беседа с

Юрием Мамлеевым в связи с французским изданием романа «Шатуны» / «Русская мысль», № 3637.

Электронный доступ:

https://radashkevich.info/publicistika/publicistika_205.html

6) Юрий Мамлеев. Шатуны /

Электронный доступ:

https://knijky.ru/books/shatuny

7) Сергей Шаргунов. Интервью с Ю. Мамлеевым. Эта реальность не настоящая, а какая-то подделка / Colta, 19 ноября 2013.

Электронный доступ:

https://www.colta.ru/articles/literature/1218

 

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-04-29 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: