Начальник района прощается с нами.
Немного сутулый, немного усталый,
Идет, как бывало, большими шагами
Над кромкою шлюза, над трассой канала.
Подрубленный тяжкой глубокой болезнью,
Он знает, что больше работать не сможет.
Забыть о бетоне, забыть о железе
Строителю в жизни ничто не поможет.
Немного сутулый, немного усталый,
Он так же вот шел Беломорским каналом.
Он так же фуражку снимал с головы
И лоб вытирал на канале Москвы.
И все становилось понятнее сразу,
Едва промелькнет его выцветший китель.
А папки его рапортов и приказов —
История наших великих строительств.
И вновь вспоминает начальник суровый
Всю жизнь кочевую, что с ветром промчалась.
Дорогу, которую — дай ему снова —
Он снова ее повторил бы сначала.
И только одно его душу тревожит,
И только одно возвратить он не может:
Опять вспоминаются милые руки
В заботливой спешке, в прощальной печали.
Не слишком ли часто они провожали,
Не слишком ли длинными были разлуки?
А если и вместе — ночей не считая,
С рассвета в делах и порой до рассвета,
Он виделся с ней лишь за чашкою чая,
Склонясь над тарелкой, уткнувшись в газету.
В заботах о людях, о Доне и Волге,
Над Ольгиной он и не думал судьбою.
А сколько ночей прождала она долгих,
А как расцветала под лаской скупою...
Казалось ему — это личное дело,
Оно не влезало в расчеты и планы,
А Ольга Андревна пока поседела.
И, может быть, слишком и, может быть, рано.
Он понял все это на койке больничной,
Когда она, слезы и жалобы пряча,
Ладонь ему клала движеньем привычным
На лоб дорогой, нестерпимо горячий.
А дети — их трое росло-подрастало.
Любил он их сильно, а видел их мало.
Начальник района прощается с нами,
Впервые за жизнь не закончив работы:
Еще не шумят берега тополями,
Не собраны к шлюзу стальные ворота.
А рядом с начальником в эту минуту
Прораб «восемнадцать» идет по каналу.
Давно ли птенец со скамьи института —
Он прожил немного, а сделал немало.
Сегодня, волнуясь, по трассе идет он,
Глядит на дорогу воды и бетона.
Мечты и надежды, мосты и ворота
Ему доверяет начальник района.
Выходит он в путь беспокойный и дальний.
Что скажет ему на прощанье начальник?
О том, как расставить теперь инженеров?
Как сделать, чтоб паводок — вечный обманщик —
Пришел не врагом, а помощником верным?
Об этом не раз уже сказано раньше.
И так необычно для этой минуты
Начальник спросил: — Вы женаты как будто?—
И слышит вчерашний прораб удивленно,
Растерянно глядя на выцветший китель,
Как старый суровый начальник района
Ему говорит: — А любовь берегите.
Над кромкою шлюза стоят они двое.
Отсюда сейчас разойдутся дороги.
И старший, как прежде кивнув головою,
Уйдет навсегда, похудевший и строгий.
Сдвигает сочувственно молодость брови,
Слова утешенья уже наготове.
Но сильные слов утешенья боятся.
Чтоб только не дать с языка им сорваться,
Начальник его оборвал на полслове,
Горячую руку ему подает,
А сам говорит, сколько рыбы наловит
И как он Толстого всего перечтет.
В тенистом саду под кустами сирени
Он будет и рад не спешить никуда,
Припомнить промчавшиеся года,
Внучонка-вьюна посадить на колени...
Починят, подправят врачи на покое,
И, может быть, снова здоровье вернется.
Пускай небольшое, пускай не такое,
Но дело строителю всюду найдется.
Немного сутулый, немного усталый,
Идет он к поселку большими шагами.
Ему благодарна земля под ногами
За то. что он строил моря и каналы.
Идет он счастливый, как все полководцы,
Чей путь завершился победой большою.
Идет он к поселку навстречу покою,
А сердце в степи, позади остается.
Ему б ни чинов, ни отличий... Признаться,
Он слишком привык к этим кранам плечистым,—
Ему бы остаться, хоть на год остаться
Прорабом, десятником, машинистом...
А дышится тяжко, а дышится худо.
Последняя ночь. Он уедет отсюда.
Но здесь он останется прочным бетоном,
Бегущей водой, нержавеющей сталью.
Людьми, что он вырастил — целым районом,
Великой любовью и светлой печалью.
Лев Ошанин. Стихи и песни. Россия - Родина моя. Библиотечка русской советской поэзии в пятидесяти книжках. Москва: Художественная литература, 1967.
Бирюсинка
До свиданья, белый город
С огоньками на весу!
Через степи, через горы
Мне на речку Бирюсу.
Только лоси славят в трубы
Там сибирскую весну.
Только валят лесорубы
Там ангарскую сосну.
Там, где речка, речка Бирюса,
Ломая лед, шумит-поет на голоса,—
Там ждет меня таежная
Тревожная краса...
Не березку, не осинку,
Не кедровую тайгу,
А девчонку-бирюсинку
Позабыть я не могу.
С ружьецом уйдет под ветер,
Не найдешь четыре дня.
...Может, в лося выстрел метил,
А ударил он в меня.
Пусть красивы городские —
У нее глаза синей.
Городские не такие,
Если сердце тянет к ней...
Перед этим синим взором
Я как парус на волне.
То ль ее везти мне в город,
То ль в тайге остаться мне.
Там, где речка, речка Бирюса,
Ломая лед, шумит-поет на голоса,—
Там ждет меня таежная
Тревожная краса...
Лев Ошанин. Стихи и песни. Россия - Родина моя. Библиотечка русской советской поэзии в пятидесяти книжках. Москва: Художественная литература, 1967.
Дочь
Разутюжила платье и ленты. С платочком
К материнским духам... И шумит. И поет.
Ничего не поделаешь, выросла дочка —
Комсомольский значок и шестнадцатый год.
— Ты куда собралась?— я спросить ее вправе.
— Мама знает,— тряхнула она головой.
— Мама — мамой. Но что ж ты со мною лукавишь?
Я ведь, девочка, тоже тебе не чужой!—
А Татьяна краснеет. Вовек не забыть ей
То, о чем я сейчас так случайно спросил.
У девчонки сегодня большое событье —
Первый раз ее мальчик в театр пригласил.
Кто такой? Я смотрю мимо глаз ее, на пол.
Парень славный и дельный. Но тихая грусть
Заполняет мне душу.— Ты сердишься, папа?
— Что ты, дочка! Иди. Я совсем не сержусь.
Белый фартук нарядный надела она.
Звучно хлопнула дверь. Тишина.
Почему же так грустно? Что выросла Таня?
А ведь Танина мама, чей смех по весне
Так же звонок и светел, как в юности ранней,
Все порой еще девочкой кажется мне.
Долго тянется вечер — секунды заметней...
Я сижу, вспоминая сквозь тысячи дней,
Был ли бережен с тою, шестнадцатилетней,
С полудетскою, с первой любовью моей.
Лев Ошанин. Стихи и песни. Россия - Родина моя. Библиотечка русской советской поэзии в пятидесяти книжках. Москва: Художественная литература, 1967.