Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС 12 глава

— Ко 2-му пункту. Ред.

___________________________ ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА»__________________________ 169

диалектический характер». «Идеал» Маркса об общинности земли и капитала — «в смысле неизбежности и несомненности держится исключительно на конце гегелевской трехчленной цепи».

Этот довод целиком взят у Дюринга, проводившего его в своей «Kritische Geschichte der Nationalökonomie und des Sozialismus» (3-te Aufl., 1879. S. 486—487). При этом г. Михайловский ни словом не упоминает о Дюринге. Может быть, впрочем, он само­стоятельно додумался до этого перевирания Маркса?

Дюрингу прекрасный ответ дал Энгельс, и так как он цитирует и критику Дюринга, то мы и ограничимся этим ответом Энгельса. Читатель увидит, что он целиком отно­сится и к г. Михайловскому.

««Этот исторический очерк (генезис так называемого первоначального накопления капитала в Англии), — говорит Дюринг, — представляет из себя еще сравнительно лучшее место в книге Маркса и был бы еще лучше, если бы не опирался, помимо науч­ных, еще и на диалектические костыли. Гегелевское отрицание отрицания играет здесь — за неимением лучших и более ясных доводов — роль повивальной бабки, благодаря услугам которой будущее высвобождается из недр прошедшего. Уничтожение индиви­дуальной собственности, совершившееся указанным образом с 16 века, представляет из себя первое отрицание. За ним последует другое, которое характеризуется как отрица­ние отрицания и вместе с тем как восстановление «индивидуальной собственности», но в высшей форме, основанной на общем владении землей и орудиями труда. Если эта новая «индивидуальная собственность» в то же время называется г-ном Марксом и «общинной собственностью», то в этом именно и сказывается гегелевское высшее единство, в котором противоречие устраняется (aufgehoben — специально гегелевский термин), т. е., по гегелевской игре слов, столько же превосходится, сколько и сохраня­ется.

— «Критическая история национальной экономии и социализма» (3-е изд., 1879. Стр. 486—487). Ред.

170__________________________ В. И. ЛЕНИН

... Экспроприация экспроприаторов является, таким образом, как бы автоматическим продуктом исторической действительности в ее материальных внешних условиях... Ед­ва ли хоть один разумный человек убедится в необходимости общинного владения зем­лей и капиталом на основании веры в гегелевские фокусы, вроде отрицания отрицания. Туманная уродливость представлений Маркса не может, впрочем, удивить того, кто знаком с тем, что можно сделать из такого научного материала, как гегелевская диалек­тика, или — лучше — какие нелепицы должны получиться из него. Для незнакомых с этими штуками скажу прямо, что первое отрицание играет у Гегеля роль заимствован­ного из катехизиса понятия грехопадения, а второе — роль высшего единства, ведуще­го к искуплению. На подобных фокусах аналогии, заимствованных из области религии, — конечно, уж нельзя основать логику фактов... Г. Маркс успокаивается на своей пута­ной идее об индивидуальной и в то же время общинной собственности и предоставляет своим адептам самим разрешить эту глубокомысленную диалектическую загадку». Так говорит г. Дюринг.

Итак — заключает Энгельс — Маркс не в состоянии доказать необходимость соци­альной революции, необходимость введения общинной собственности на землю и на произведенные трудом средства производства, не прибегая к гегелевскому отрицанию отрицания; основывая свою социалистическую теорию на таких, заимствованных у ре­лигии, фокусах аналогии, он приходит к тому выводу, что в будущем обществе будет существовать собственность в одно и то же время и индивидуальная и общинная, в ка­честве гегелевского высшего единства устраненного противоречия.

Что такая формулировка воззрений Дюринга целиком приложима и к г. Михайловскому, доказа­тельством этому служит еще следующее место из его статьи: «К. Маркс перед судом г. Ю. Жуковского». Возражая г. Жуковскому, утверждавшему, что Маркс — защитник частной собственности, г. Михайловский указывает на эту схему Маркса и поясняет ее следующим образом: «В свою схему Маркс ввернул два общеизвестных фокуса гегелевской диалектики: во-первых, схема построена по зако­ну гегелевской триады; во-вторых, синтезис основывается на тождестве противоположностей; индивиду­альной и общинной собственности. Значит, тут слово: «индивидуальный» имеет особенный, чисто ус­ловный смысл члена диалектического процесса, и ничего ровно на нем основывать нельзя». Это говорил человек с самыми благими намерениями, защищая перед русской публикой «сангвиника» Маркса от буржуа г. Жуковского. И вот с этими-то благими намерениями он поясняет Маркса таким образом, что

___________________________ ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА»__________________________ 171

Оставим пока в стороне отрицание отрицания и посмотрим на эту «собственность, в одно и то же время и индивидуальную и общинную». Г-н Дюринг называет это «тума­ном», и он, — как это ни удивительно, — действительно прав в этом отношении. К не­счастью только, находится в этом «тумане» совсем не Маркс, а опять-таки сам г. Дюринг... Поправляя Маркса по Гегелю, он подсовывает ему какое-то высшее един­ство собственности, о котором Маркс не сказал ни слова.

У Маркса значится: «Это — отрицание отрицания. Оно снова создает индивидуаль­ную собственность, но на основании приобретений капиталистической эры — коопера­ции свободных работников и их общинного владения землей и произведенными ими средствами производства. Превращение основанной на собственном труде раздроблен­ной частной собственности отдельных личностей в капиталистическую, конечно, явля­ется процессом гораздо более долгим, трудным и тяжелым, чем превращение капитали­стической частной собственности, фактически уже основывающейся на общественном процессе производства, в общественную собственность». Вот и все. Таким образом, по­рядки, созданные экспроприацией экспроприаторов, характеризуются как восстановле­ние индивидуальной собственности на основании общинного владения землей и соз­данными самими работниками средствами производства. Для всякого, кто понимает немецкий язык (и русский тоже, г. Михайловский, потому что перевод совершенно то­чен), это означает, что общинная собственность простирается на землю и другие сред­ства производства, а индивидуальная собственность на остальные продукты, т. е. на предметы потребления. А чтобы дело было понятно

тот свое представление о процессе основывает на «фокусах»! Г. Михайловский может извлечь отсюда небесполезную для него мораль, что одних благих намерений для какого бы то ни было дела немножко мало.

172__________________________ В. И. ЛЕНИН

даже 6-летним ребятам, Маркс на стр. 56 (русс. изд. стр. ЗО)⁵³ предполагает «союз сво­бодных людей, работающих общими средствами производства и планомерно расхо­дующих свои индивидуальные рабочие силы как одну общественную рабочую силу», т. е. социалистически организованную общину, и говорит: «Весь продукт труда пред­ставляет из себя общественный продукт. Часть этого продукта служит снова в качестве средств производства. Она остается общественной. Но другая часть потребляется в качестве жизненных средств членами союза. Поэтому она должна быть распределена между ними». Должно же это быть достаточно ясно даже и для г. Дюринга.

Собственность и индивидуальная и общинная в то же время, — эта туманная урод­ливость, эта нелепица, получающаяся из гегелевской диалектики, эта путаница, эта глубокомысленная диалектическая загадка, которую Маркс предоставляет решить сво­им адептам, — опять-таки является вольным сочинением и выдумкой г. Дюринга...

Теперь — продолжает Энгельс — какую же роль играет у Маркса отрицание отри­цания? На стр. 791 и следующих (русс. изд. стр. 648 и ел.) сопоставляет он оконча­тельные результаты изложенного на предыдущих 50 (русс. изд. — 35-ти) страницах экономического и исторического исследования о так называемом первоначальном на­коплении капитала. До капиталистической эры существовало, по крайней мере в Анг­лии, мелкое производство на основании частной собственности работника на его сред­ства производства. Так называемое первоначальное накопление состояло здесь в экс­проприации этих непосредственных производителей, т. е. в уничтожении частной соб­ственности, основанной на собственном труде. Это уничтожение сделалось возможным потому, что упомянутое мелкое производство совместимо только с узкими, примитив­ными рамками производства и общества, и на известной ступени развития оно само создает материальные основания для своего уничтожения. Это уничтожение, превра­щение индивидуальных и раздробленных орудий

___________________________ ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА»__________________________ 173

производства в общественно-концентрированные — образует собой первоначальную историю капитала. Как скоро работники были превращены в пролетариев, а их средства производства в капитал, как скоро капиталистический способ производства стал на собственные ноги, — дальнейшее обобществление труда и дальнейшее превращение земли и других средств производства (в капитал), а следовательно, и дальнейшая экс­проприация частных собственников приобретает новую форму. «Теперь подлежит экс­проприированию уже не работник, ведущий свое хозяйство, а капиталист, эксплуати­рующий многих рабочих. Эта экспроприация совершается игрой имманентных законов самого капиталистического производства, вследствие концентрации капиталов. Один капиталист побивает насмерть многих. Рука об руку с этой концентрацией, или экспро­приацией многих капиталистов немногими, развивается кооперативная форма процесса труда в постоянно расширяющихся размерах, развивается сознательное технологиче­ское применение науки, планомерная общественная эксплуатация земли, превращение орудий труда в такие, которые могут быть употреблены только общинно, и экономизи-рование всех средств производства вследствие употребления их в качестве общинных средств производства комбинированного общественного труда. Вместе с постоянно уменьшающимся числом магнатов капитала, узурпирующих и монополизирующих все выгоды этого превращения, растет масса нищеты, угнетения, рабства, деградации, экс­плуатации, но также и возмущения постоянно растущего рабочего класса, обучаемого, объединяемого и организуемого самим механизмом капиталистического процесса про­изводства. Капитал становится оковами того способа производства, который расцвел вместе с ним и под его покровом. Концентрация средств производства и обобществле­ние труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимы с их капитали­стической оболочкой. Она разрывается. Бьет час капиталистической частной собствен­ности. Экспроприаторов экспроприируют».

174__________________________ В. И. ЛЕНИН

И теперь спрашиваю я читателя, где диалектические хитрые завитки и арабески, где смешение понятий, сводящее все различия к нулю, где диалектические чудеса для пра­воверных и фокусы по масштабу гегелевского учения о логосе, без которых Маркс, по словам Дюринга, не мог довести до конца своего изложения? Маркс доказывает исто­рически и здесь вкратце резюмирует, что точно так же, как некогда мелкое производст­во своим собственным развитием породило условия своего уничтожения, так точно те­перь капиталистическое производство породило само материальные условия, от кото­рых оно должно погибнуть. Таков исторический процесс, и если он в то же время ока­зывается диалектическим, то это уже не вина Маркса, как бы фатально это ни казалось г. Дюрингу.

Только теперь, покончивши с своим историко-экономическим доказательством, Маркс продолжает: «Капиталистический способ производства и присвоения, а следова­тельно, и капиталистическая частная собственность, есть первое отрицание индивиду­альной собственности, основанной на собственном труде. Отрицание капиталистиче­ского производства производится им самим, с необходимостью естественно-исторического процесса. Это — отрицание отрицания» и т. д. (как выше цитировано).

Таким образом, называя этот процесс отрицанием отрицания, Маркс и не помышля­ет о том, чтобы в этом видеть доказательство его исторической необходимости. Напро­тив того: после того как он доказал исторически, что процесс этот отчасти уже дейст­вительно совершился, отчасти еще должен совершиться, только после этого характери­зует он его как такой процесс, который притом происходит по известному диалектиче­скому закону. Вот и все. Таким образом, это — опять-таки чистейшая передержка г. Дюринга, когда он утверждает, что отрицание отрицания оказывает здесь услуги по­вивальной, бабки, при помощи которых будущее высвобождается из недр прошедшего, или будто бы Маркс требует, чтобы кто-нибудь убеждался в необходимости общинного владения землей и капиталом на основании веры в закон отрицания отрицания» (стр. 125).

___________________________ ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА»__________________________ 175

Читатель видит, что вся эта прекрасная отповедь Энгельса Дюрингу целиком отно­сится и к г. Михайловскому, утверждающему точно так же, что будущее у Маркса дер­жится исключительно на конце гегелевской цепи и что убеждение в его неизбежности может основываться только на вере.

Все различие между Дюрингом и г. Михайловским сводится к 2-м следующим не­большим пунктам: во-первых, Дюринг — несмотря на то, что он без пены у рта не мо­жет говорить о Марксе, тем не менее счел необходимым в следующем параграфе своей «Истории» упомянуть о том, что Маркс в послесловии категорически отвергает обви­нение в гегельянстве. Г-н же Михайловский об этом (вышеприведенном) совершенно определенном и ясном изложении Марксом того, что он понимает под диалектическим методом, умолчал.

Во-вторых. Вторая оригинальность г. Михайловского состоит в том, что он сосредо­точил все внимание на употреблении времен глаголов. Почему, говоря о будущем, Маркс употребляет настоящее время? — с победоносным видом спрашивает наш фило­соф. Об этом вы можете справиться в каждой грамматике, достопочтенный критик: вам скажут, что настоящее употребляется вместо будущего, когда это будущее представля­ется неизбежным и несомненным. Но почему же это, почему оно несомненно? — тре­вожится г. Михайловский, желая изобразить такое сильное волнение, чтобы оно могло оправдать даже передержку. — И на этот счет Маркс дал совершенно определенный ответ. Можно считать его недостаточным или неверным, но тогда надо показать, в чем именно и почему именно он неверен, а не говорить вздора о гегельянстве.

Не лишнее, кажется, отметить по этому поводу, что все это разъяснение Энгельса помещено в той же главе, где он рассуждает о зерне, об учении Руссо и др. примерах диалектического процесса. Казалось бы, одного сопоставления этих примеров с такими ясными и категорическими заявлениями Энгельса (и Маркса, которому читана была предварительно рукопись этого сочинения), что не может быть и речи о том, чтобы доказывать что-нибудь триадами, или о том, чтобы подсовывать в изображение действи­тельного процесса «условные члены» этих триад, — совершенно достаточно, чтобы понять нелепость обвинения марксизма в гегелевской диалектике.

176__________________________ В. И. ЛЕНИН

Было время, когда г. Михайловский не только сам знал, в чем состоит этот ответ, но и других поучал. Г-н Жуковский — писал он в 1877 г. — мог основательно считать га­дательным построение Маркса насчет будущего, но он «не имел нравственного права» обходить вопрос об обобществлении труда, «которому Маркс придает огромное значе­ние». Ну, конечно! Жуковский в 1877 г. не имел нравственного права обходить вопрос, а г. Михайловский в 1894 г. имеет такое нравственное право! Может быть, — quod licet Jovi, non licet bovi?!

Не могу не вспомнить здесь одного курьеза насчет понимания этого обобществле­ния, высказанного некогда «Отечественными Записками». В № 7 за 1883 г. помещено было там «Письмо в редакцию» некоего г. Постороннего, который точно так же, как и г. Михайловский, считал «построение» Маркса насчет будущего гадательным. «В сущ­ности, — рассуждает этот господин, — общественная форма труда, при господстве ка­питализма, сводится к тому, что несколько сот или тысяч рабочих точат, бьют, вертят, накладывают, подкладывают, тянут и совершают еще множество других операций в одном помещении. Общий же характер этого режима прекрасно выражается поговор­кой: «каждый за себя, а уж бог за всех». При чем тут общественная форма труда?»

Вот это сразу уже видно, что понял человек, в чем дело! «Общественная форма тру­да» «сводится» к «работе в одном помещении»!! И после таких диких мыслей в одном из лучших еще русских журналов — нас хотят уверить, что теоретическая часть «Капи­тала» общепризнана наукой. Да, не будучи в силах ничего мало-мальски серьезного возразить против «Капитала», «общепризнанная наука» стала расшаркиваться перед ним, продолжая в то же время выказывать самое элементарное невежество и повторять старые пошлости школьной экономии. Приходится остановиться несколько на этом во­просе, чтобы показать г. Михайловскому, в чем состоит сущность дела, кото-

— что позволено Юпитеру, то не позволено быку. Ред.

___________________________ ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА»__________________________ 177

рую он, по своей постоянной привычке, совершенно обошел.

Обобществление труда капиталистическим производством состоит совсем не в том, что люди работают в одном помещении (это только — частичка процесса), а в том, что концентрация капиталов сопровождается специализацией общественного труда, уменьшением числа капиталистов в каждой данной отрасли промышленности и увели­чением числа особых отраслей промышленности; — в том, что многие раздробленные процессы производства сливаются в один общественный процесс производства. Если, например, в эпоху кустарного ткачества мелкие производители сами пряли пряжу и выделывали из нее ткани, то мы имели немного отраслей промышленности (пряденье и ткачество сливались вместе). Если же производство обобществляется капитализмом, то число особых отраслей промышленности увеличивается: отдельно производится бума-гопряденье, отдельно ткачество; самое это обособление и концентрация производства вызывают новые отрасли — производство машин, добывание каменного угля и т. д. В каждой отрасли промышленности, сделавшейся теперь более специализированной, число капиталистов становится все меньше. Это значит, что общественная связь между производителями все более и более укрепляется, производители сплачиваются в одно целое. Разрозненные мелкие производители производили каждый по нескольку опера­ций зараз и потому были сравнительно независимы от других: если, например, кустарь сам сеял лен, сам прял и ткал, — он был почти независим от других. На таком-то режи­ме мелких, раздробленных товаропроизводителей (и только на нем) оправдывалась по­говорка: «каждый за себя, а за всех бог», т. е. анархия рыночных колебаний. Совсем иначе обстоит дело при достигнутом благодаря капитализму обобществлении труда. Фабрикант, производящий ткани, зависит от бумагопрядильного фабриканта; этот по­следний — от капиталиста-плантатора, посеявшего хлопок, от владельца машинострои­тельного завода, каменноугольной копи и т. д., и т. д. В результате получается то, что

178__________________________ В. И. ЛЕНИН

ни один капиталист не может обойтись без других. Ясное дело, что поговорка «каждый за себя» — к такому режиму совсем уже неприложима: здесь уже каждый работает на всех и все на каждого (и богу не остается места — ни в качестве заоблачной фантазии, ни в качестве земного «златого тельца»). Характер режима совершенно меняется. Если во время режима существования мелких раздробленных предприятий в каком-нибудь из них останавливалась работа, —это отражалось лишь на небольшом числе членов общества, не производило общего замешательства и потому не вызывало общего вни­мания, не побуждало к общественному вмешательству в дело. Но если такая остановка произошла в крупном предприятии, посвященном очень уж сильно специализирован­ной отрасли промышленности и потому работающем чуть ли не на все общество и в свою очередь зависящем от всего общества (я беру для простоты случай, когда обобще­ствление достигло своей кульминационной точки) — тогда уже должно остановиться дело во всех остальных предприятиях общества, потому что они могут получить необ­ходимые продукты только из этого предприятия — могут реализовать все свои товары только при наличности его товаров. Все производства сливаются, таким образом, в один общественный производительный процесс, а между тем каждое производство ве­дется отдельным капиталистом, завися от его произвола, отдавая общественные про­дукты в его частную собственность. Неужели же не ясно, что форма производства ста­новится в непримиримое противоречие с формой присвоения? Неужели не очевидно, что последняя не может не приспособиться к первой, не может не сделаться тоже об­щественной, т. е. социалистической? А остроумный филистер из «Отеч. Записок» сво­дит все к работе в одном помещении. Вот уж поистине попал пальцем в небо! (Я опи­сал один только материальный процесс, одно изменение производственных отношений, не коснувшись социальной стороны процесса, объединения, сплачивания и организа­ции рабочих, — так как это производное, второстепенное явление.)

___________________________ ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА»__________________________ 179

Если российским «демократам» приходится разъяснять такие азбучные вещи, — то причина этого лежит в том, что они до такой степени погрязли по уши в мещанских идеях, что решительно не в состоянии представить себе иных порядков, кроме мещан­ских.

Возвратимся, однако, к г. Михайловскому. Что возразил он против тех фактов и со­ображений, на которых Маркс основал вывод о неизбежности социалистического строя в силу самих законов развития капитализма? Показал ли он, что в действительности — при товарной организации общественного хозяйства — не происходит роста специали­зации общественного процесса труда, концентрации капиталов и предприятий, обобще­ствления всего процесса труда? Нет, он не привел ни одного указания в опровержение этих фактов. Поколебал ли он то положение, что капиталистическому обществу при­суща анархия, не мирящаяся с обобществлением труда? Он ничего не сказал об этом. Доказывал ли он, что объединение процесса труда всех капиталистов в один общест­венный процесс труда может ужиться с частной собственностью? что возможен и мыс­лим иной выход из противоречия, кроме указанного Марксом? Нет, он ни слова не ска­зал об этом.

На чем же держится его критика? На подтасовках, передержках и на потоке фраз, представляющих собой не что иное, как погремушки.

Как назвать иначе, в самом деле, такие приемы, когда критик, — наговоривши пред­варительно много чепухи насчет тройственно-последовательных шагов истории, — за­дает Марксу с серьезным видом такой вопрос: «а дальше что?», т. е. как пойдет история за той конечной стадией процесса, которую он обрисовал. Извольте видеть, Маркс с самого начала своей литературной и революционной деятельности с полнейшей опре­деленностью заявил свои требования от социологической теории: она должна точно изображать действительный процесс — и ничего более (ср., напр., «Коммунистический манифест» о критерии теории коммунистов⁵⁷). В своем «Капитале» он строжайше со­блюл

180__________________________ В. И. ЛЕНИН

это требование: поставив своей задачей научный анализ капиталистической общест­венной формации, — он поставил точку, доказавши, что действительно происходящее перед нашими глазами развитие этой организации имеет такую-то тенденцию, что она неизбежно должна погибнуть и превратиться в другую, высшую организацию. А г. Михайловский, обойдя всю сущность доктрины Маркса, задает свой глупейший во­прос: «а дальше что?» И глубокомысленно добавляет: «Я должен откровенно признать­ся, что не совсем ясно представляю себе ответ Энгельса». Но зато мы должны откро­венно признаться, г. Михайловский, что совсем ясно представляем себе дух и приемы такой «критики»!

Или еще такое рассуждение: «В средние века марксова индивидуальная собствен­ность, основывающаяся на собственном труде, не была ни единым, ни преобладающим фактором, даже в области экономических отношений. Рядом с ней существовало мно­гое другое, к чему, однако, диалектический метод в толковании Маркса (а не в переви­рании г. Михайловского?) не предлагает возвращаться... Очевидно, что все эти схемы не представляют картины исторической действительности, или даже только ее пропор­ций, а только удовлетворяют склонности человеческого ума мыслить всякий предмет в состояниях прошедшего, настоящего и будущего». Даже приемы Ваших передержек, г. Михайловский, однообразны до тошноты! Сначала подсунул в схему Маркса, пре­тендующую на формулирование действительного процесса развития капитализма — и ни на что другое, намерение доказывать что бы то ни было триадами, затем констати­рует, что схема Маркса не соответствует этому, навязанному ей г. Михайловским плану (3-ья стадия восстановляет только одну сторону первой стадии, опуская все остальные), и развязнейшим образом делает вывод, что «схема,

Поэтому-то и опущены другие черты экономических порядков средних веков, что они принадлежа­ли к феодальной общественной формации, тогда как Маркс изучает одну капиталистическую. В чистом своем виде процесс развития капитализма действительно начался (например, в Англии) с режима мел­ких, раздробленных товаропроизводителей и их индивидуальной трудовой собственности.

___________________________ ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА»__________________________ 181

очевидно, не представляет картины исторической действительности»!

Мыслима ли серьезная полемика с таким человеком, неспособным (употребляя вы­ражение Энгельса о Дюринге) даже по исключению цитировать точно? Можно ли тут возражать, когда публику уверяют, что схема «очевидно» не соответствует действи­тельности, не сделавши даже попытки показать в чем-нибудь ее неверность?

Вместо того, чтобы критиковать действительное содержание марксистских воззре­ний, г. Михайловский упражняет свое остроумие насчет категорий прошедшего, на­стоящего и будущего. Энгельс, например, возражая против «вечных истин» г. Дюринга, говорит, что «нам в настоящее время проповедуют» троякую мораль: христианско-феодальную, буржуазную и пролетарскую, так что прошедшее, настоящее и будущее

со

имеют свои теории морали. Г. Михайловский по поводу этого рассуждает: «я думаю, что в основании всех тройственных делений истории на периоды лежат именно катего­рии прошедшего, настоящего и будущего». Какое глубокомыслие! Да кто же не знает, что если рассматривать какое угодно общественное явление в процессе его развития, то в нем всегда окажутся остатки прошлого, основы настоящего и зачатки будущего? Но разве, например, Энгельс думал утверждать, чтобы история морали (он ведь говорил только о «настоящем») ограничивалась тремя указанными моментами? чтобы феодаль­ной морали не предшествовала бы, например, рабская, а этой последней — мораль пер­вобытной коммунистической общины? Вместо того, чтобы серьезно критиковать по­пытку Энгельса разобраться в современных течениях моральных идей посредством ма­териалистического их объяснения, — г. Михайловский угощает нас пустейшим фразер­ством!

По поводу таких приемов «критики» г. Михайловского, открывшейся заявлением, что он не знает, в каком сочинении изложено материалистическое понимание истории, — небесполезно, может быть, напомнить, что было время, когда автор знал одно из этих сочинений

182__________________________ В. И. ЛЕНИН

и умел правильнее оценить его. В 1877 г. г-н Михайловский так отзывался о «Капита­ле»: «Если снять с «Капитала» тяжелую, неуклюжую и ненужную крышку гегельян­ской диалектики (Что за странность такая? Отчего это в 1877 г. «гегельянская диалек­тика» была «ненужной», а в 1894 г. вышло так, что материализм опирается на «непре­рекаемость диалектического процесса»?), то, независимо от других достоинств этого сочинения, мы увидим в нем превосходно разработанный материал для решения обще­го вопроса об отношении форм к материальным условиям их существования и превос­ходную постановку этого вопроса для известной области». — «Отношение форм к ма­териальным условиям их существования» — это, ведь, и есть тот вопрос о соотноше­нии разных сторон общественной жизни, о надстройке идеологических общественных отношений над материальными, в известном решении которого и состоит доктрина ма­териализма. Пойдем дальше.

«Собственно говоря весь «Капитал» (курсив мой) посвящен исследованию того, как раз возникшая общественная форма все развивается, усиливает свои типические черты, подчиняя себе, ассимилируя открытия, изобретения, улучшения способов производст­ва, новые рынки, самое науку, заставляя их работать на себя, и как, наконец, дальней­ших изменений материальных условий данная форма выдержать не может».

Удивительное происшествие! В 1877 г. «весь «Капитал»» был посвящен материали­стическому исследованию данной общественной формы (в чем же ином состоит мате­риализм, как не в объяснении общественных форм материальными условиями?), — а в 1894 г. стало так, что неизвестно даже, где, в каком сочинении искать изложения этого материализма!