АННОТАЦИЯ
Мой голос не призывает лесных животных…
Он предрекает смерть.
Все верно, я – банши. И заперта в Колонии кошмаров без надежды на спасение. Мне точно не помогут прекрасные принцы, ведь последние, которых я любила, заперли меня здесь.
Теперь они пришли подразнить меня, такие же красивые и категоричные, как я помню. Я бы высказала им все, что о них думаю, вот только помимо свободы у меня отняли еще и голос.
Над переводом работали:
Перевод: Александра Йейл
Редактура: Александра Йейл
Вычитка: Александра Йейл
Русификация обложки: Александра Йейл
Переведено для: https://vk.com/alex_yale
ОГЛАВЛЕНИЕ
1. Имоджен. 5
2. Флинн. 10
3. Имоджен. 12
4. Имоджен. 17
5. Киллиан. 22
6. Имоджен. 24
7. Имоджен. 30
8. Ронан. 32
9. Имоджен. 35
10. Имоджен. 40
11. Ронан. 43
12. Имоджен. 45
13. Имоджен. 48
14. Имоджен. 53
15. Флинн. 57
16. Имоджен. 59
17. Имоджен. 63
18. Имоджен. 68
19. Киллиан. 71
20. Имоджен. 74
21. Ронан. 79
22. Имоджен. 82
23. Имоджен. 86
24. Имоджен. 90
25. Флинн. 95
26. Имоджен. 99
27. Имоджен. 103
28. Киллиан. 109
29. Имоджен. 111
30. Флинн. 114
31. Имоджен. 116
32. Имоджен. 121
33. Ронан. 127
34. Имоджен. 129
35. Имоджен. 136
36. Имоджен. 140
37. Имоджен. 146
38. Киллиан. 149
39. Имоджен. 151
40. Ронан. 153
41. Имоджен. 157
42. Киллиан. 162
43. Имоджен. 166
44. Имоджен. 171
Эпилог. Имоджен. 176
Имоджен
В моем присутствии люди нервничали.
Честно говоря, «нервничали» — преуменьшение. Я приводила их в ужас.
Пока меня вели по коридору к кабинету Коменданта, я замечала краем глаза силуэты за решетками, но все существа прятались, стоило мне посмотреть на них. Они скрывались в тенях своих камер, лишь бы оказаться как можно дальше от меня.
Что бы я ни делала, никто не верил в мои добрые намерения. Даже сумей я сказать им — другим заключенным Колонии кошмаров — что не стану причиной их смерти, они бы меня не услышали.
Переведя взгляд с темных камер на затылок начальника тюрьмы, я тяжело сглотнула, и ошейник болезненно впился мне в горло.
Широкоплечий Комендант держал спину прямо, словно проглотил аршин, и вел меня вперед, не слыша вопли заключенных или просто наплевав на них.
Я понятия не имела, зачем он пришел за мной. За долгие месяцы в одиночной камере, откуда не сбежать, я усвоила, что предсказуемость — добрый знак. Если каждый день начинался одинаково — с овсянки — и одинаково заканчивался — отключением света на закате — я была в безопасности.
По крайней мере, иллюзорно.
Несмотря на решетки и охранников, на магию и болезненные наказания, заключенные порой умудрялись вырываться из камер. Некоторые из них наслаждались чужой болью. Они следовали низменным желаниям, упиваясь кровавым хаосом, пока охранники не перегруппировывались и не загоняли беглецов обратно в темные дыры.
Да, я знала, что заключенные в тюрьме погибали.
Но не по моей вине.
— Банши[1], — Комендант развернулся на пятках, и я затормозила, пошатнувшись. Я оказалась слишком близко к нему и инстинктивно попятилась на шаг. Уголок его губ приподнялся в ухмылке. Я вздрогнула. Глупо с моей стороны. Я точно знала, что любой признак слабости рано или поздно обернут против меня. — Банши, — повторил Комендант.
Здесь я была не более чем банши. Певчая плакальщица. Не Имоджен Вечерняя песня и даже не Дженни. Посланница смерти. Никого не интересовало, кем я была до того, как меня, кричавшую о своей невиновности, притащили в адскую дыру.
Меня отвлекло цоканье когтей по бетонному полу. Я повернула голову как раз, чтобы отскочить от темной волосатой руки, замахнувшейся и целившейся мне в лицо.
Увернувшись, я влетела в решетку по другую сторону коридора.
На этот раз Комендант улыбнулся, словно никогда не видел ничего забавнее.
Как он мог улыбаться, глядя в лицо Фар Даррига[2], оставалось за пределами моего понимания. Очевидно, Комендант был настолько уверен в себе, что сталкивался с ужасающими созданиями, и глазом не моргнув.
Я же перепугалась до полусмерти.
Фар Дарриг был…воплощением кошмара. Я никогда не видела ни одного из них вблизи. Глядя на его красные одеяния, я предположила, что он, наверное, пробыл здесь совсем недолго. Или, возможно, перепугал охранников так же, как и меня. Фар Дарриги славились своим облачением.
На меня нахлынуло зловоние, от которого я прикрыла нос и рот ладонью. Хватило одного вдоха, и стало ясно, что одеяния кошмарного существа были красными из-за впитавшейся крови, а не из-за красителя.
Холодные черные глаза удержали мой взгляд, и Фар Дарриг потянулся ко мне, сжимая и разжимая пальцы.
— Банши, — сипло позвал он, — спой для меня. Даруй мне свободу.
Очень неожиданная просьба, но я лишь убедилась, каким темным местом была колония, если даже Красный человек желал смерти.
От пробежавших мурашек волоски на моих руках встали дыбом, и шею обдало холодом.
— Эта банши не поет, — за моей спиной тенью встал Комендант и, взяв меня за локоть, направил к своему кабинету.
Красный человек еще секунду смотрел на меня с…жалостью? Что-то новенькое. Он оскалился и зашипел, но не на меня. Фар Дарриг смотрел на Коменданта, впившегося пальцами в мою плоть.
Я была банши, чьих песен боялись, и в прежние времена люди относились ко мне с почтением, даже если его порождал страх. В тюрьме все изменилось. Я стала безликим безымянным существом, заслужившим наказание. И если Красный человек удивился, то лишь потому, что был новичком в Колонии кошмаров.
Бросив на него последний взгляд, я повернулась к Коменданту. Он открыл дверь в свой кабинет и затащил меня внутрь, где я остановилась как вкопанная.
Сама того не понимая, я открыла рот, чтобы заговорить.
«Киллиан»
Но ошейник сделал свое дело. Стоило мне набрать в грудь воздуха, как мое тело пронзило болью.
Резче электрического разряда и горячее пламени, она пронеслась от моего горла к каждой части тела.
Я едва заметила, как ударилась коленями о каменный пол, но боль была мелочью в сравнении с тем, что творил со мной ошейник.
Тем не менее, было кое-что хуже нее. Да. Ведь я знала, что люди, посадившие меня сюда — Киллиан, Ронан и Флинн — стали свидетелями моего позора.
Собрав по кусочкам свою гордость, — которой у меня осталось немного, — я перевела взгляд с пола на принцев. Я не знала почему. Возможно, надеялась на помощь. Вдруг они поняли, что я невиновна и не заслужила такой участи, поэтому пришли меня освободить?
Наши взгляды встретились, и я опустила глаза, больше не желая смотреть на то, что увидела.
По иронии, Красный человек жалел меня больше, чем те, кого я когда-то считала друзьями.
— Как видите, ошейник работает превосходно. Мы безмерно гордимся им, — донесся до меня голос Коменданта, едва я отдышалась. Мое тело все еще ломило, нервы натягивались, и при попытке встать у меня задрожали конечности.
— Она вообще не может говорить? — спросил Киллиан.
У меня ушла вся сила воли, чтобы не прокричать ему: «Сам не видишь, сволочь?»
Словно предугадав мой порыв, ошейник тихо загудел, и я судорожно сглотнула. Рассмеявшись, Комендант подхватил меня под руки и, подняв с пола, усадил на стул.
— Слышали гул? — спросил он. — Банши собиралась ответить вам, и ошейник предостерег ее. Его изобрела Брина, наш тюремный медик. Он не только наказывает банши, но и формирует ее привычки. Согласитесь, поразительно?
На протяжении всей его пафосной хвалебной речи я не поднимала головы. Мое лицо было мокрым, но я не помнила, чтобы плакала. Если бы меня спросили, я назвала бы слезы неконтролируемой реакцией на боль. Меньше всего мне хотелось, чтобы эти нелюди решили, будто я плакала из-за них.
Ошейник наказывал меня за любой звук — даже писк или вздох — потому я сосредоточилась на том, чтобы дышать глубоко и тихо. Лишь когда мои вдохи стали ровными, я снова подняла взгляд на своих бывших лучших друзей.
Киллиан. Наследный принц Туаты Де Дананн[3] и экстраординарный придурок. Выглядел он как всегда — безупречно.
И мрачно.
Рядом с ним стоял Ронан, его брат и телохранитель. Огромный мужчина смотрел на мою шею.
«Мои глаза выше», — можно подумать, я его интересовала. Скорее всего, Ронан просто восторгался технологией, державшей меня на поводке, чтобы никому не пришлось шевелить и пальцем. С таким ошейником ему не нужен был его меч. К сожалению, я не могла на это указать.
И Флинн. Хотела бы я смягчиться при виде самого младшего из троих братьев, но нет. Год назад он нашел меня под кустом боярышника, охрипшую и выплакавшую все глаза. Именно Флинн притащил меня к своим братьям в качестве так называемого доказательства моих преступлений.
Все трое смотрели на меня столь же пристально, как и я на них, но в их взглядах не было ничего, кроме холодного расчета. Ни единого проблеска эмоций. Я стала для принцев незнакомкой.
Как долго я пробыла в тюрьме? Прожила в кошмаре?
Во время последней встречи они сходили с ума от ярости. Выкрикивали обвинения мне в лицо. Если бы год назад мне кто-нибудь сказал, что друзья оклевещут меня и ранят, я бы рассмеялась.
«Не дрожи. Не дрожи»
Я практически почувствовала руки Флинна на своих плечах, когда он тряс меня, умоляя сказать, почему причинила ему боль. Почему свела с ума его отца.
Почему поступила так жестоко.
Я не могла ему ответить. Просто не знала как. Если меня захватывала песня, желание причитать становилось неудержимым. Я не понимала, где находилась и кем была. Переставало существовать само время и дружба. Любовь и ненависть. Оставались только дикие причитания банши, предвещавшие неизбежную кончину.
Не в силах больше видеть холодных мужчин, которые должны были мне верить, я продолжила смотреть на свои руки.
— Возьми, — неожиданно поразил меня глубокий голос. Киллиан сунул мне под нос платок. Я не приняла жалкий клочок ткани, и он бросил его мне на колени. — Ты расклеилась, Имоджен.
— Теперь, когда вы увидели банши, могу я вам еще чем-нибудь помочь? — спросил Комендант.
— Нет, — на этот раз прервал тишину тихий хриплый голос Ронана. — Мы увидели все, что хотели.
Открылась дверь, и Комендант резко поднял меня на ноги. Я намеренно уронила платок.
Конечно, я расклеилась. Из-за того, что со мной сотворили принцы.
Уходя, я наступила на платок с вышитым королевским гербом. Я ничего не хотела брать у них.
Флинн
Вина.
Чуждое мне чувство.
Я был практически бессмертным существом. Принцем. Из-за моего могущества многие считали меня богом.
Мой словарный запас не включал слово «вина». По крайней мере, пока я не увидел, как передо мной корчилась от боли подруга детства.
Имоджен. Дженни.
Одна лишь мысль о ней вызвала слишком много эмоций. Гнев. Боль предательства. Ненависть. Горе утраты. Но вины я не ожидал. Она была для меня в новинку.
Мог ли я ошибиться в Имоджен? Был ли повинен в том, что посадил невинную женщину в адскую тюрьму, где с ней обращались не лучше, чем с бешеной собакой?
Меня затошнило.
Нет, невозможно. Варварский ошейник ничего не доказывал. Она свела моего отца — короля — с ума своим плачем. Я видел собственными глазами.
Как и много раз за прошедший год я мысленно вернулся в ту ночь. Охранники, приставленные к королевским покоям, утверждали, что мой отец кричал на кого-то и требовал прекратить петь. Но когда пришел Ронан, там никого не было. Никого, кроме отца, в порыве безумия вскрывшего себе вены зачарованным кинжалом, порезы от которого не заживали. А ведь он должен был прожить тысячи лет.
Самое интересное?
Кинжал принадлежал Имоджен. Столетием ранее Ронан подарил его ей как оружие для самозащиты. Она поклялась никогда им не пользоваться, и я поверил ей на слово. Обвинения были выдвинуты еще до того, как Ронан назвал владелицу кинжала. Один аргумент был весомее прочих — короля убила песня.
И плевать, что на протяжении столетий банши служили важной цели. Прекрасный народ[4] полагался на их песни, чтобы подготовиться к утрате. Благодаря плачам мы поддерживали и подставляли плечо тем, кого ждала потеря.
Конечно, это было давно. На моем веку от банши отгораживались и вытесняли их из общества. Никто не хотел слышать плохие вести, и глашатаи смерти стали в Туате нежеланными гостями.
Поэтому когда король услышал песню, проще всего было обвинить Имоджен. Невежество породило ненависть ко всему ее роду, в результате чего советники моего отца и придворные нашли идеального козла отпущения.
Не дав Киллиану с Ронаном остановить меня, я сбежал из дворца и отправился на поиски. Дженни ничего не сделала, и я вознамерился доказать ее невиновность.
Я прерывисто вздохнул.
Вот только когда я нашел ее, она была в порядке, но совсем не невинна. Имоджен лежала на земле, и ее глаза, обычно изумрудного цвета, были красными, как у самого дьявола. А потом Имоджен…улыбнулась. Будто была рада меня видеть. Будто сдержала свое обещание никогда не навредить ни одной живой душе.
— Флинн.
Услышав голос Киллиана, я поднял голову, запоздало поняв, что внедорожник остановился. Мы не привыкли ездить на машинах, но заходить в тюрьму через порталы не казалось разумным. По слухам, Комендант немного нервничал, когда посетители демонстрировали магические способности.
Теперь мы стояли на обочине, и оба брата следили за мной. Я пропустил какие-то их слова? Вполне вероятно.
— Что если мы ошиблись на ее счет? — не то я хотел сказать, но слова сами вылетели изо рта. Ну и ладно. Их нужно было произнести.
Ронан хмыкнул — верный признак нежелания допускать такую возможность.
Однако Киллиан явно сомневался, что само по себе поражало. Порой он боролся с самим собой, но редко позволял себе проявлять сомнения.
— Хочешь сказать, если ты ошибся? — с прищуром посмотрел на меня Киллиан.
Стрела брата попала в цель, и мной снова завладела вина. Никто не мог зацепить меня, как старший брат.
— Возможно, я нашел Имоджен, но мы втроем сыграли в судью, палача и присяжных. Так что тут все мы или правы, или ошиблись.
На лице Киллиана отразилась усталость, напомнившая об изначальной причине нашего визита в Колонию кошмаров.
— Я знаю, — вздохнул он. — Теперь все это неважно. Важно только докопаться до правды.
«И спасти тебя», — мысленно добавил я.
Имоджен
После теплого воссоединения с принцами меня потащили обратно по коридорам Колонии кошмаров. Охранник — один из многих, патрулировавших крыло — быстро толкнул меня в камеру и запер дверь. Он не смотрел мне в глаза и не проронил ни слова, за что я была ему благодарна.
По прибытию в тюрьму я видела, какими жестокими бывают охранники. Даже иронично, что на меня надели ошейник, когда из-за засвидетельствованного насилия я итак пообещала себе держать рот на замке.
Моя камера была голой без малейшего укрытия, но насколько я могла судить, кардинально отличалась от всех прочих. Она была оснащена звукоизоляцией. Вместо решеток — дверь из толстого металла. По центру нее иногда открывалась узкая прорезь, через которую мне подавали еду, и наверху было оконце из плексигласа. Охранники видели меня, но мне бы удалось выглянуть наружу, только если бы я подтащила к нему свою кровать. Что было невозможно, поскольку ее прикрутили к полу.
Еще на камеру наложили чары.
Я всю свою жизнь провела среди волшебства. Я жила им, дышала, и у него был свой аромат. Приятный, витавший дома в Туате — лаванда и вспаханная почва. Утрами там пахло росой и листьями, падавшими по осени с древних дубов.
Но плохая магия, предназначенная подчинить или насильно сделать что-нибудь природное противоестественным, тоже имела запах. Вот она и наполняла мою камеру, и меня подташнивало от нее с тех пор, как я впервые сюда шагнула.
Я осмотрела свое обиталище. Кто-то обыскал его за время моего отсутствия. Матрас свисал с кровати, простыни смялись. Также из-под подушки исчезла книга, прочитанная мною тысячу раз, но все равно дарившая хотя бы небольшое утешение.
У меня перехватило дыхание, но я заставила себя дышать ровнее и забралась на кровать. Малейший звук активировал ошейник, и я знала, что даже тишайшие вздохи жалости к себе причиняли такую же боль, как и крик в полный голос.
Именно покричать мне хотелось больше всего. Нет, мне это было необходимо. Почти весь прошедший год я придумывала, что скажу принцам, если когда-нибудь снова их встречу. Раньше у меня были тетрадки, куда я записывала мысли. Они приносили мне облегчение, ведь так я избавлялась от обиды и боли, нараставшей в моей груди.
Но затем тюремный психиатр увидела их во время одной из своих «проверок» и сказала охраннику, что они действуют так же, как мой голос.
Не прошло и часа, как в мою камеру вломились и забрали у меня тетради.
С тех пор у моих эмоций не осталось выхода. Колония кошмаров не была местом, где кого-либо реабилитировали или давали второй шанс. Она служила исключительно для кары. Чем сильнее я страдала, тем больше преуспевал Комендант.
Если бы я выставляла оценки, за сегодняшний день он получил бы пять с плюсом. Ему удалось не только причинить мне боль, но и унизить меня.
Прикрыв рот рукой, я прижалась губами к ладони и беззвучно выругалась.
«Почему, Джен? Как ты могла убить его? — слышала я в голове голос Флинна. Вскинув руки, я закрыла уши, словно могла отогнать воспоминания о той ночи. Не сработало. Слова снова и снова прокручивались в моей голове. — Зачем? Как ты могла?»
Словно у меня был выбор.
Не по своей воле я стала банши. Я не думала тысячу лет напролет: «А знаете, что будет по-настоящему весело? Возвещать смерть. Где можно занять очередь?»
Разве по своей воле я просыпалась осипшей, в слезах, с покрасневшими глазами и обнаруживала, что оплакивала какое-нибудь несчастное волшебное дитя?
Неужели кто-то думал, что такое может доставлять удовольствие?
А как же тот случай, когда я прервала свадебное торжество, начав оплакивать потопленный пиратами корабль? Другой волшебный народ пел о своей доблести и темной красоте. А я? Я пела о последних мгновениях жизни утопленника.
Вроде бы. Я ничего не помнила, зато разъяренная невеста с величайшей радостью рассказала мне обо всем, не упустив ни единой детали.
Ничего не скажешь. Все приходили в восторг, видя меня на своих праздниках.
Снова прижав руку ко рту, я представила, что хотела сказать принцам.
«Вы — моральные уроды»
Нет, в действительности я хотела сказать что-нибудь другое, поэтому попробовала снова.
«Я вас ненавижу»
Я опустила руку. Нет, тоже не то.
Я не ненавидела.
Не поймите меня превратно, я злилась, как мокрая… я забыла конец поговорки, но была в ярости.
Взбешена.
Вот только не ненавидела.
Я просто…не понимала. Как они могли решить, что я сознательно заставила их отца покончить с собой? Банши так не умели. Мы не сводили никого с ума причитаниями. Мы были лишь глашатаями.
Ни больше, ни меньше.
Вздохнув, я замерла. Кислый запашок дурной магии на миг исчез, сменившись ароматом утренней росы. Сев на кровати, я осмотрела камеру. Что сейчас произошло?
Зловоние вернулось, став сильнее прежнего, и я откинулась на постель, уставившись в потолок. Вдруг Комендант избрал меня своей новой мишенью? Возможно, он счел наказание недостаточно суровым и хотел, чтобы я, помимо прочего, усомнилась в собственном здравомыслии.
Подходящая кара, если бы я действительно кого-то убила. Тогда я бы медленно сошла с ума, как и в свое время король.
Гадая, разрешат ли мне взять еще одну книгу, я подняла руку и пальцем начертила буквы на стене.
«Я ни в чем не виновата», — по крайней мере, я так считала.
Стало ли легче Флинну, Киллиану и Ронану, когда они увидели меня такой? Потеплело ли у них на сердце от того, что я горела в аду?
Я могла поспорить, что потеплело.
Если бы мой родной человек покончил с собой, я бы тоже хотела, чтобы виновник страдал.
Но когда-то принцы были моими единственными родными.
Я заставила внутренний голосок замолчать. Напомнила ему, чего мне стоили отношения с людьми. Вечности в аду. Повезло же мне.
***
В зале играла музыка, и пока мы танцевали, Киллиан держал меня в своих руках. Весь прекрасный народ Туаты плясал, пировал, смеялся. И король смеялся громче всех.
После особо громкого взрыва хохота у Киллиана покраснели щеки. Пускай ему перевалило за тысячу, он все равно порой стеснялся своего отца.
— Не смотри на него так, — упрекнула я, поймав его взгляд. Киллиан глянул на меня сверху вниз, и я пристально изучила его черты. Коротко подстриженные каштановые волнистые волосы, идеальная осанка, высокие скулы и ямочка на подбородке. Он был невероятно красив. Особенно когда смотрел на меня блестящими голубыми глазами. Время от времени в них отражался свет факела, и они мерцали ярким золотом. — Твой папа просто веселится.
Должно быть, кто-то помахал Киллиану, потому что он кивнул в знак приветствия, прежде чем склониться ко мне.
— Да, но разве обязательно веселиться так громко?
За что бы ни брался его отец, все делал громко и с удовольствием. Вот почему он был королем. Сражался изо всех сил, праздновал безудержно. Он ничего не делал в полсилы.
— Ты видела сегодня Ронана? — спросил Киллиан, закрутив меня в танце так быстро, что у меня закружилась голова.
Я прыснула со смеху, за что была одарена злобным взглядом Серого человека [5] и вздрогнула. Если я шумела, все вокруг чувствовали себя неловко. Они не сомневались, что с моих уст вот-вот слетит плач, который возвестит смерть.
— Не позволяй им испортить тебе вечер, — Киллиан крепче сжал мою руку и талию. — Они совсем тебя не знают.
Он знал мое сердце, поэтому какую бы роль я ни исполняла, какой бы титул ни носила, видел меня настоящую. Киллиан мне нравился.
И все же…
— Они знают достаточно.
— Хватит, — обратился он ко мне своим фирменным королевским тоном. Тем самым, заставлявшим всех слушаться. — Тебе нечего стыдиться. Ты единственная банши в королевстве и выполняешь жизненно важную задачу. Твой плач дает нам возможность подготовиться к неизбежному.
— Да так, что народ от страха мочится в штаны, — возразила я, отведя взгляд. Пока меня не настиг мой дар, я любила петь. Теперь я боялась даже мурлыкать под нос ’N Sync на случай, если кто-нибудь вдруг услышит и решит, что Bye Bye Bye [6] в припеве предрекает смерть. — Я не знаю, зачем вообще существуют банши. Мои плачи не приносят ничего, кроме тревоги и страха. Я считаю свою силу жестокой и ужасающей.
Вот. Я призналась. Озвучила мысли, терзавшие меня с тех пор, как я пришла в себя после своего первого плача.
Я не хотела быть банши.
Посмотрев на Киллиана, я бросила ему вызов возразить мне. Он лишь наблюдал за мной, стиснув зубы, и у него заиграли желваки. Киллиан больше не держал меня за талию, взяв за обе руки.
Только он открыл рот, чтобы заговорить, как сразу закрыл, и внезапно рядом с нами нарисовался знакомый черноволосый мужчина с дьявольской усмешкой.
— Просто скажи ей, что она красивая, — подмигнул мне Флинн и встал между нами. — Ты зазевался. Теперь она моя.
Он увел меня, увлекая в безумство танцующих людей. Киллиан шагнул к нам, но кто-то подошел к нему и преградил путь.
— Сегодня больше никакой грусти, Дженни, — Флинн закружил меня так быстро, что его красивые черты размылись перед моим взором. Он крепко прижал меня к своей груди, и я позволила себе закрыть глаза.
В устах Флинна все казалось таким простым, и легче всего было послушаться его.
— Хорошо.
Зажегшийся свет показался мне яркостью в миллион ватт, и вырвал из сна так резко, что возвращение в реальность причинило боль.
Начался очередной день.
Имоджен
С начала моего заключения время потеряло значение. Остались только свет и тьма. Пробуждение и сон. На том все.
Я уже смирилась. Вот оно, мое будущее, и виновна я была или нет, больше не могла повлиять на свою судьбу. Возможно, не могла и раньше.
Но сегодня все изменилось.
После вчерашней встречи с принцами…после того как они приснились мне ночью…время словно возобновило бег. Через несколько минут моя тревога возросла, но я не могла понять причин. Словно на горизонте собирались грозовые тучи — конечно, метафорические, потому что неба я не видела уже год. Что-то назревало.
Мне хотелось списать беспокойство на укоренявшееся чувство обреченности, потому что альтернатива была куда хуже. Я не могла позволить себе надежду. Не когда я уже смирилась с безнадежностью как с неизменной составляющей Колонии кошмаров.
Внезапно я учуяла в воздухе ноты утренней росы, и вместе с ними появился оптимизм, которого мне недоставало так долго. Возможно, все происходило на самом деле. Или же мне показалось? Как бы то ни было, начавшийся день отличался от прочих.
Прорезь в двери приоткрылась, и я уж подумала, что мне принесли едва съедобную пищу. Но вместо подноса появилась книга.
Вскочив на ноги, я подбежала к двери и заглянула в зазор. Перед ним присел тюремный библиотекарь, широко улыбаясь в свою белоснежную бороду.
— У меня мало времени, — прошептал он. Я сидела в одиночной камере, и никто не должен был меня навещать. Но порой старик был не прочь нарушить правила. — Слышал, у тебя вчера были гости.
Конечно, слышал. Я не сомневалась, что в Колонии кошмаров не было ничего, о чем седобородый библиотекарь не знал. Честно говоря, я считала осведомленность его даром.
Я нахмурилась, пытаясь показать, что посетители не были дружелюбны.
— Казалось бы, девушка должна больше радоваться, когда трое принцев прекрасного народа приезжают из самой Туаты, чтобы увидеться с ней. Похоже, ты у нас не поклонница королевских особ, — поглядев по сторонам, библиотекарь наклонился к самому зазору. — Ты в нашей тюрьме — звезда сплетен.
Хотелось бы мне сказать, что он сам, скорее всего, и пустил львиную долю тех самых сплетен, но я не могла сделать ничего, кроме как закатить глаза.
— Сегодня утром я нашел в библиотеке книгу, — продолжил старик, пододвинув ее ко мне. — Понятия не имею, откуда она взялась, но оставлена явно для тебя, — подмигнул он. — Приятного чтения, — с этими словами библиотекарь ушел.
Забрав книгу, я вернулась к кровати и чуть не улыбнулась при виде названия на переплете. Чуть.
Ирландские народные сказки. Меня всегда забавляло, с какой одержимостью смертные превращали факты в вымысел. Сумей они принять то, чего не понимали, и сразу же увидели бы истину сквозь все наши чары и иллюзии. Должно быть, в глубине души люди просто не хотели верить.
Мы с Киллианом сотни раз обсуждали это явление. Киллиан.
Я снова посмотрела на книгу. Возможно ли…?
Пролистывая страницы, я искала записку или какой-нибудь знак, что книга оставлена им. Ничего.
Надежда, следом за ней разочарование. Такое сильное, что могло уничтожить мою и без того хрупкую душу.
Вот почему безнадежность была гораздо лучше.
Тем не менее, откуда бы ни появилась книга, я приняла ее, особенно после конфискации предыдущей. Оставалось надеяться, что охранники не потрудятся обыскивать мою камеру хотя бы неделю.
Прислонившись спиной к холодной бетонной стене, я открыла книгу на первом рассказе и начала читать. Мой ошейник предупредительно загудел, и я заставила себя сдержаться и не рассмеяться тому, как люди представляли себе фею. Светлые идеально уложенные волосы прекрасно сочетались с блестящими полупрозрачными крыльями. Меня даже немного удивило, что она не держала в руках палочку, рассыпающую волшебную пыльцу.
Едва я перевернула страницу, как снова уловила аромат хорошей магии. Только теперь он стал гораздо сильнее. Положив книгу на кровать, я встала и принялась искать в своей крошечной голой камере источник запаха.
Но каждая щелка по обыкновению была запечатана. Я в непонимании покачала головой. Может, я сходила с ума. Доктор не упоминала безумие среди прочих побочных эффектов моего персонального современного «ожерелья», но я бы не удивилась. Большинство сочло бы кончину от сумасшествия подходящей карой для женщины, сведшей с ума короля. Якобы.
Когда я вернулась к кровати, мое внимание привлек лучик света.
Внезапно Ронан с Киллианом уже стояли в шаге от меня, такие большие, что занимали собой почти все свободное место.
Заодно и весь кислород, как поняла я, попытавшись вдохнуть и не сумев от потрясения.
Я заметила, что Ронан положил руку на золоченую рукоять меча. Они пришли убить меня. Иначе и быть не могло.
Оказалось, им недостаточно было увидеть меня в аду. Братья собирались покончить со мной раз и навсегда.
Может, оно и к лучшему. Все равно я больше не жила. Лишь существовала.
Стоило мне об этом подумать, как я переменила мнение и пятилась, пока не загнала себя в угол. Как в прямом, так и в переносном смысле.
Если принцы явились убить меня, да будет так. Но я не собиралась сама идти на смерть.
Мне хотелось накричать на них. Спросить, почему они не желали оставить меня в покое. Зачем с таким упорством мучили. Но я не могла даже пискнуть, не говоря уже о крике. Немая, беззащитная, обозленная.
Уголки губ Ронана дрогнули, хоть в его глазах и не было веселья. Обычно они были того же оттенка голубого, что и у Киллиана, но не сейчас. Когда Ронан прожигал меня взглядом, его глаза были чернее оникса.
Он наклонился ко мне так, что волосы упали на его лицо и скользнули по щетине на челюсти.
— Хочешь что-то сказать, маленькая? — его голос был по-прежнему хриплым и низким, но я не повелась ни на него, ни на свое давнее прозвище. В словах Ронана не было ни намека на мягкость. Ненависть ко мне была абсолютной. Я ее чувствовала.
«Да пошел ты»
Как бы мне ни хотелось послать его вслух, я задавила порыв на корню. Я не собиралась повторять вчерашний вечер. Одной демонстрации эффективности ошейника было достаточно.
— Незачем грубить.
Лишь через несколько секунд я осознала его слова и ошеломленно уставилась на него.
«Ты слышишь мои мысли?»
— Слышу, когда ты сосредоточенно направляешь их.
«Как? Почему? Зачем?»
— Книга, — вслух пояснил Ронан. — Мы заколдовали ее, чтобы связаться с тобой. Заклинание позволяет нам говорить с тобой и слышать тебя.
Тогда я посмотрела на его брата, наблюдавшего за нами со скрещенными на груди руками.
«И ты тоже меня слышишь?»
— Мы немного поколдовали с тех пор, как ты оказалась здесь, — кивнул Киллиан, нахмурив брови. — Без магии не обойтись, пока мы готовимся к Королевскому турниру.
Турнир… Я уж и забыла о древней традиции. Туата Де Дананн жила по своим правилам. Она дышала магией и силой, позволяя королю или королеве надеть корону, только если считала его или ее достойными. Даже будучи наследным принцем, Киллиан после смерти отца не мог занять трон лишь по праву рождения. Согласно традиции, за престол имели право бороться все сильнейшие волшебные существа.
«И когда же турнир?»
— До него меньше месяца, — снова услышав голос Киллиана, я насторожилась и, взволнованно покосившись на окошко камеры, посмотрела на братьев.
«Если вы пришли убить меня, вам лучше поторопиться. Иначе вы попадетесь, и в итоге поплачусь я»
— Мы здесь не для того, чтобы убить тебя, — Ронан на несколько секунд сжал рукоять меча, прежде чем отпустить ее. — По крайней мере, пока что.
«Ничего себе, как обнадеживающе»
— Если ты нас не выдашь, никто не узнает, что мы были здесь, — добавил Киллиан. — Лично я предлагаю тебе сесть и сделать вид, будто все как обычно.
Словно мне было не плевать на то, что он там предложил.
Однако я села на кровать и попыталась изобразить скуку. Можно было бы выдать братьев, но что тогда? Их просто выпроводили бы отсюда, и я бы никогда не узнала, зачем они пришли.
Одно дело приехать с официальным визитом. И совершенно другое — прокрасться. Мне нужно было знать, зачем Ронан и Киллиан так рисковали. Пускай они были членами королевской семьи, но если бы попались на нарушении кодекса Колонии кошмаров, даже им не поздоровилось бы.
Я все еще смотрела исключительно на Киллиана и не замечала, что Ронан вытащил меч, пока острие не кольнуло мою челюсть. Не зная, чего бояться больше — клинка или ошейника — я изо всех сил постаралась не закричать. Одно неверное движение или мысль, и я бы поджарилась.
— Почему ты убила короля?
«Я не имею к его смерти никакого отношения», — подумала я, не сводя глаз с Ронана.
— Ты лжешь, — заявил он.
«Нет. Клянусь»
— Последний шанс. Говори правду. До последнего слова, — Ронан вдавил острие в мою кожу достаточно, чтобы причинить боль.
В мгновение ока мои слезы высохли, и расстройство сменилось яростью. Как он посмел что-то от меня требовать? Желание заговорить стало нестерпимым, и лишь непоколебимая решимость не дать Ронану победить помогла мне держать язык за зубами.
«Заставь меня», — мысленно произнесла я, прищурившись и выпрямив спину.
Киллиан
Не успел я осознать, что сказала Имоджен, как выбил меч из рук Ронана и отбросил к противоположной стене камеры. Лезвие с громким лязгом ударилось о бетонную стену, и я выругался. Охранник в коридоре наверняка слышал грохот, если не спал.
«Веди себя естественно», — мысленно обратился я к Имоджен, как только оттащил от нее своего брата. Он был не их тех, кто срывался по любому поводу, но обозленная рыжая женщина перед нами бросила ему вызов. Ронан никогда не игнорировал провокации.
Я не мог не наблюдать за своей бывшей подругой, устраивавшейся на кровати в полной тишине. Имоджен изменилась. Не внешне — она была по обыкновению прекрасна с яркими зелеными глазами, непослушными рыжими волосами и соблазнительной фигурой. Изменилась она внутренне.
Колония кошмаров повлияла на нее. Раньше Имоджен была самой милой девушкой из всех, кого я знал. Постоянно улыбалась и находила доброе слово для каждого, кто встречался ей на пути. Порой я даже беспокоился, что она была слишком добра. В Туате Де Дананн не все хорошо принимали невинных, и в нашем королевстве не было никого простодушней Имоджен Вечерней песни.
Пока она не перестала быть такой.
Найдя ее кинжал в ладони своего покойного отца, я почувствовал себя преданным. И потом, когда Флинн притащил Имоджен в замок, я видел вину в ее глазах, покрасневших вокруг радужек. Воспоминания до сих пор причиняли боль. Не считая братьев, я никому не доверял больше, чем Имоджен.
Теперь я невольно гадал, не повлияла ли всепоглощающая боль предательства на мои суждения. Королевским советникам проще всего было обвинить банши — загадочных созданий всегда боялись, заслуживали они того или нет. И хоть мне нелегко было смириться, я все-таки согласился.
О чем давно начал жалеть.
Вчера, когда мы покинули Колонию кошмаров, только Флинн озвучил вопрос, терзавший всех троих. Что если мы ошиблись? Но сомнения и без того изводили меня. Фактически, из-за мыслей об Имоджен я лишился сна задолго до того, как проявились первые симптомы болезни.
Болезнь.
Слово чуть не вызвало у меня смех. Разумеется, моя проблема не была связана с физическим недугом. Но как еще назвать то, что мы не могли ни объяснить, ни понять?
Услышав шаги за дверьми камеры, я вскинул взгляд и увидел охранника, разглядывавшего Имоджен через плексиглас окна. Раз он смотрел сквозь меня и Ронана, значит, чары делали свое дело. Обычная магия не действовала в Колонии кошмаров, но наше волшебство ни в коей мере не было обычным.
Хорошо быть королем.
Точнее, было хорошо, пока кто-то не решил довести меня до безумия. Теперь я предпочел бы стать смертным, прожить нормальную жизнь с милой женой и парой сыновей.
Да,