15 января 1945.
1. Иисус шествует среди учеников по дороге вдоль водного потока. Вдоль – это сильно сказано. Поток идет понизу; наверху же, вдоль берега, петляет дорога, подобные которой часто встречаются в гористых местностях.
Иоанн красный как пурпур и, словно носильщик, нагружен огромным, плотно набитым, мешком. Иуда, вдобавок к своему, несет мешок Иисуса. У Симона – лишь его собственный мешок и плащи. У Иисуса – Его одеяние и Его сандалии. Однако одежду, должно быть, мать Иуды постирала, поскольку она неизмятая.
«Сколько фруктов! А на тех холмах – какие виноградники! – говорит Иоанн, не теряющий хорошего расположения духа от жары и усталости. – Учитель, это не та река, на берегах которой отцы срывали чудесные виноградные кисти?»[1]
«Нет, та другая: южнее. Впрочем, вся эта область была благословенным и плодородным краем».
«Теперь уже не настолько, хотя она все еще прекрасна».
«Многочисленные войны истощили почву. Здесь созидался Израиль… но чтобы появиться, ему пришлось удобрить эту землю кровью – своей и своих врагов».
«Где мы встретим пастухов?»
«В пяти милях от Хеврона, на берегу той реки, о которой ты спрашивал».
«Значит, за тем перевалом».
«За тем».
«Очень жарко. Лето… Куда отправимся после, Учитель?»
«В еще более жаркое место. Но прошу вас пойти. Мы будем путешествовать ночью. Звезды довольно яркие, чтобы не было темно. Хочу показать вам одно место…»
«Город?»
«Нет… Одно место… которое поможет вам понять Учителя… может быть, лучше, чем Его собственные слова».
2. «Мы потеряли несколько дней из-за того глупого происшествия. Все испорчено… и моя мать, которая столько сделала, осталась разочарована. И потом, не понимаю, зачем Ты решил удалиться вплоть до очищения?»
«Иуда, почему ты называешь глупым событие, ставшее милостью для истинно верующего? Разве ты не пожелал бы для себя подобной смерти? Он всю жизнь ждал Мессию; после того, как ему сообщили: „Он здесь“, его, уже престарелого, неудобными дорогами привели сюда, чтобы он Его почтил. Тридцать лет он хранил в сердце слова Моей Матери. Любовь и вера в последний час, отпущенный ему Богом, вдохнули в него свой огонь. Его сердце разорвалось от радости, испепеленное, словно приятное всесожжение, Божьим пламенем. Какая участь лучше этой? Он испортил праздник, который ты приготовил? Увидь в этом Божий ответ. Не следует смешивать человеческое с тем, что от Бога… Твоя мать Меня еще увидит. А тот старик уже не сумел бы. Весь Кериот может прийти ко Христу, а у того старца уже не хватило бы сил на это. Я был счастлив приютить на сердце этого старого умирающего отца и поручиться за его дух. А остальное… Зачем устраивать смуту, демонстрируя неуважение к Закону? Чтобы сказать: „Следуйте за Мной“, надо идти самому. Чтобы вести святым путем, необходимо этим путем следовать. Как мог бы Я или как могу заявлять: „Будьте верными“, если Сам был бы неверен?!»
«Думаю, что это заблуждение – причина нашего упадка. Наставники закона и фарисеи обременяют народ предписаниями, а потом… потом поступают как тот, который осквернил дом Иоанна, устроив в нем пристанище порока», – замечает Симон.
«Он из иродиан…» – возражает Иуда.
«Да, Иуда. Но те же самые грехи присутствуют в тех сословиях, что называются, сами себя называют, святыми. Что скажешь об этом, Учитель?» – говорит Симон.
«Скажу, что до тех пор, пока в Израиле будет горсть настоящей закваски и настоящего ладана, хлеб будет подниматься, а алтарь кадиться».
«Что Ты имеешь в виду?»
«Что если будут те, кто с честным сердцем придет к Истине, Истина распространится в Израиле – как закваска в веществе муки и как аромат ладана».
«Что Тебе сказала та женщина?» – спрашивает Иуда.
Иисус не отвечает. Он обращается к Иоанну: «Вес велик, и тебе тяжело. Дай Мне свою ношу».
«Нет, Иисус. Я привык к тяжестям, и потом… мысль о том, какую радость она доставит Исааку, делает ее легкой».
3. Обогнули холм. На другом склоне, в тени зарослей, овцы Илии. И за ними, сидя в теньке, наблюдают пастухи. Завидев Иисуса, они прибегают.
«Мир вам. Вы тут?»
«Мы беспокоились о Тебе… о Твоем опоздании… не зная, пойти ли к Тебе навстречу или повиноваться… мы решили дойти досюда… чтобы повиноваться одновременно и Тебе, и нашей любви. Ты должен был оказаться здесь на много дней раньше».
«Нам пришлось задержаться…»
«Но… ничего страшного?»
«Нет, ничего, друг. Один верный умер у Меня на груди. Ничего больше».
«А что, ты думаешь, могло случиться, пастух? Когда все хорошо подготовлено… Конечно, надо уметь все это преподнести, и подготовить сердца к принятию. Мой город оказал Христу все почести. Не правда ли, Учитель?»
«Правда. Исаак, мы на обратном пути зашли к Саре. В городе Ютта, без какой-либо иной подготовки, кроме их бесхитростной доброты, да истины слов Исаака, тоже сумели понять суть Моего учения и проявить любовь, действенную любовь, святую и бескорыстную. Она передала тебе одежду и пищу, Исаак, а к тем грошам, что оставались на твоей подстилке, все пожелали прибавить нечто для тебя, возвращающегося в мир и лишенного всего. Держи. Я никогда не ношу денег. Но это Я взял потому, что оно очищено милосердием».
«Нет, Учитель, возьми Ты… я привык обходиться и так».
«Теперь тебе придется ходить по селениям, в которые Я тебя направлю. И тебе это понадобится. Труженик имеет право на вознаграждение, даже если он – труженик духа… поскольку есть еще и тело, которое необходимо кормить, словно осла, помогающего хозяину. Это не много. Но ты сумеешь распорядиться… У Иоанна в том мешке – одежда и сандалии. Иоаким отобрал из своих. Они будут велики… но в этом подарке столько любви!»
Исаак берет суму и отходит за куст переодеться. Он все еще был разутый и в своей странной накидке, сделанной из покрывала.
4. «Учитель, – говорит Илия, – та женщина… та женщина, что находилась в доме Иоанна… когда Ты уже три дня как ушел, и мы пасли овец на лугах Хеврона – потому что они ничьи, луга эти, и нас не могли бы прогнать – прислала к нам служанку с этим кошельком и со словами, что желает поговорить с нами… Не знаю, хорошо ли я сделал… но в первый раз я вернул кошелек и сказал: „Не хочу ничего слышать“… Потом она велела передать мне: „Приходи во имя Иисуса“, и я пошел… Она дождалась, пока не будет этого ее… в общем, человека, что ее содержит… Сколько всего она намеревалась… точнее, хотела бы… узнать. Однако я… сказал мало. Из осторожности. Она блудница. Я опасался, не ловушка ли это для Тебя. Она спрашивала меня, кто Ты, где живешь, чем занимаешься, благородного ли Ты сословия… Я сказал: „Он Иисус из Назарета, обитает повсюду, потому что Он учитель и ходит с поучениями по всей Палестине“; сказал, что Ты – человек бедный, незнатный, просто плотник, которого умудрила сама Премудрость… Не более того».
«Ты поступил правильно», – говорит Иисус; а Иуда одновременно восклицает: «Ты поступил неверно! Почему ты не сказал, что это Он Мессия, что Он – Царь мира? Придавить ее, эту надменную римлянку, сиянием Божества!»
«Она бы не поняла меня… И потом: откуда я уверен, что она была искренна? Ты же сам сказал, когда увидел ее, что она такое… Мог ли я бросать святыни – а все, что касается Иисуса, есть святыня – прямо ей в лицо? Мог ли подвергать Иисуса опасности, предоставив слишком много сведений? Если кто и принесет Ему зло, то только не я».
«Пойдем, Иоанн, мы – и скажем ей, ктó этот Учитель, и объясним ей святую правду».
«Я – нет. Разве только Иисус повелит мне это».
«Боишься? Что она тебе сделает? Брезгуешь? А Учитель вот не побрезговал!»
«Не боюсь и не брезгую. Мне жаль ее. Но я думаю, что если б Иисус и хотел этого, то все же сумел удержаться от того, чтобы открыться ей. Он не сделал этого… и нам нет нужды это делать».
«Тогда не было признаков обращения… А теперь… 5. Покажи, Илия, свой кошелек». И Иуда, сидящий на траве, выворачивает содержимое кошелька на полу своего плаща. Кольца, подвески, браслеты, ожерелье, – все это катится желтым золотом по матовой желтизне одеяния Иуды. «Куча драгоценностей!.. Что мы будем с этим делать?»
«Их можно продать», – говорит Симон.
«С ними не оберешься хлопот», – возражает Иуда, который, тем не менее, восхищен ими.
«Вот и я тоже так сказал, когда брал их; сказал также: „Твой господин побьет тебя“. Она мне ответила: „Это не его вещицы. Они мои, и я делаю с ними, что хочу. Понимаю, что это греховное золото… но оно станет добрым, если пойдет на пользу Тому, кто беден и свят. Чтобы Он вспоминал обо мне“, и заплакала».
«Сходи туда, Учитель».
«Нет».
«Отправь туда Симона».
«Нет».
«Тогда пойду я».
«Нет».
Эти «нет» Иисуса сухие и властные.
«Я плохо сделал, Учитель, что говорил с нею и что взял это золото?» – спрашивает Илия, видя, как серьезен Иисус.
«Ты не сделал ничего плохого. Но больше ничего делать не нужно».
6. «Но, может быть, та женщина хочет спастись и имеет нужду в наставничестве…» – опять не соглашается Иуда.
«В ней уже и так много искр, способных вызвать пожар, в коем сгорит ее порок и останется душа, что через покаяние вновь обретет невинность. Недавно Я рассказывал вам о закваске, которая смешивается с мукой и превращает ее в святой хлеб. Выслушайте короткую притчу. Та женщина – это мука. Мука, в которую Дьявол бросил свои адские примеси. Я – это закваска. Точнее, закваска – это Мое слово. Однако если в этой муке слишком много мякины, или в ней попадаются камни и песок, или она с золой, может ли получиться хлеб, даже если закваска хорошая? Не может. Нужно эту муку терпеливо очистить от мякины, камней, песка и золы. Снисходит Милосердие и предлагает свое сито… Первое: то, что сделано из кратких основных истин. Каковые обязательно должны быть усвоены тем, кто находится в сетях полного невежества, порока и язычества. Если душа принимает их, начинается первая стадия – очищение. Вторая совершается с помощью сита самой души, которая сопоставляет свое бытие с тем Бытием, что ей открылось. И приходит от этого в ужас. И начинается ее работа. Действуя все более тонко, она – после камней, после песка, после золы – доходит до отсеивания того, что уже является мукой, но пока еще из тяжелых комков, слишком тяжелых, чтобы получился превосходный хлеб. И вот теперь она совсем готова. Тогда вновь снисходит Милосердие и проникает в эту приготовленную муку – и это тоже приготовление, Иуда, – и поднимает ее, и делает из нее хлеб. Но действие это долгое и происходящее по „волеизъявлению“ души. Та женщина… та женщина уже имеет в себе тот минимум, который было справедливо ей дать, и который поможет ей выполнить свою работу. Дадим же ей выполнить ее, если она того захочет, и не будем ее тревожить. Все может потревожить душу, которая работает над собой: любопытство, необдуманное рвение, прямолинейность, равно как и чрезмерная жалость».
7. «Значит, мы туда не пойдем?»
«Нет. И, чтобы ни у кого из вас не было искушения, давайте сразу отправимся. В лесу есть тень. Сделаем привал на склонах долины Теревинфа. А там разделимся. Илия вернется к своим пастбищам вместе с Левием. Тогда как Иосиф пойдет со Мной до самого Иерихонского брода. После… мы опять соединимся. Ты, Исаак, продолжи то, что делал в Ютте, идя отсюда через Аримафею и Лидду, пока не достигнешь Доко. Там мы снова встретимся. Иудею нужно подготовить. И ты знаешь, как это делать. Так же, как ты делал в Ютте».
«А мы?»
«Вы? Вы, как Я говорил, пойдете, чтобы поглядеть на Мою подготовку. Я тоже готовился к Своей миссии».
«Пойдем к какому-то рабби?»
«Нет».
«К Иоанну?»
«От него Я лишь принял крещение».
«Куда же тогда?»
«Вифлеем разговаривал с помощью камней и сердец. Также и там, куда Я приведу тебя, Иуда, камни и сердце, Мое сердце, заговорят и дадут тебе ответ».
8. Илия, который принес молока и тёмного хлеба, говорит: «Я пытался, во время ожидания, и со мной пытался Исаак, убедить тех, из Хеврона… Но их вера, их клятвы, их стремления – только об Иоанне. Он их „святой“, и они не желают никого другого».
«Ошибка, обычная для многих мест и для многих верующих, нынешних и будущих. Они смотрят на работника, а не на хозяина, что направил этого работника. Вопрошают работника и даже не подумают сказать ему: „Передай твоему хозяину то-то и то-то“. Забывают, что работник существует потому, что существует хозяин, и что именно хозяин наставляет работника и делает его трудоспособным. Забывают, что работник может ходатайствовать, но лишь один может жаловать: хозяин. В данном случае – Бог, и с Ним Его Слово. Но не важно. Слову от этого огорчительно, но не обидно. Пойдемте».
Видение заканчивается.
[1] (Числ. 13:24)