Дети: Василий, Светлана, Яков, Артем




Артем Сергеев Екатерина Глушик

Беседы о Сталине

 

 

 

Артем Сергеев, Екатерина Глушик

Беседы о Сталине

 

Содержание

Как появилась эта книга. Предисловие.

Дети: Василий, Светлана, Яков, Артем.

Дача в Зубалово и «Ближняя».

Дача в Волынском.

Сочинская дача.

Дружба с Кировым.

Детдом.

«Рублёвские дети» войны.

Искусство, спорт.

Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко.

Cемейное воспитание.

День Вождя.

Василий Сталин.

 

Как появилась эта книга. Предисловие

 

В настоящее время популярными стали мемуарные материалы: все вспоминают обо всех. Однако зачастую мемуаристы вспоминают и свидетельствуют о тех, кого никогда не видели, но… Но слышали от знакомой бабушки, которой рассказывала соседка поминаемого. Из этих мемуаров выясняется, что все не те, родились не там, не от тех родителей, как считалось ранее. А нынешние мемуаристы восстанавливают поруганную истину по истечении полувека со дня события или ухода в мир иной памятуемого. На основе таких «воспоминаний» пересматривается история.

И тем более ценны и важны свидетельства людей – очевидцев событий, влиявших на ход истории. Интересны воспоминания родных, близких, друзей выдающихся личностей.

Артёму Фёдоровичу Сергееву, генерал-майору артиллерии, кавалеру ордена Жукова, ответственному секретарю Клуба Кавалеров ордена Жукова (за все время после учреждения ордена им был награжден 101 человек) и десяти боевых орденов, есть, что вспомнить. И не только о войне, которая началась для него, 20-летного лейтенанта, на четвертый день после нападения Германии на СССР и завершилась на четвертый день по окончании. Но и о детстве, проходившем наряду с собственной и в семье Иосифа Виссарионовича Сталина, взявшегося опекать маленького Артёма после ранней гибели его отца – легендарного революционера товарища Артёма (Фёдора Андреевича Сергеева), соратника Ленина и Сталина. (Именем товарища Артёма в СССР были названы десятки населенных пунктов, улиц, предприятий). Иосиф Виссарионович стал после гибели своего друга, товарища Артёма, приемным отцом его сыну. Артём дружил с Василием Сталиным до самой его ссылки в Казань, называет жизнь друга трагедией и считает неслучайной безвременную смерть Василия в казанском изгнании.

По роду своей деятельности военачальника, по дружеским связям семьи (мама Артёма Фёдоровича, Елизавета Львовна, была крупным руководителем – заместителем директора завода, директором текстильного комбината), Артём Фёдорович общался с виднейшими деятелями нашей страны: политическими, военными, культурными, медицинскими светилами. Его рассказы, устные и письменные (Артём Фёдорович – автор интереснейших рассказов), чрезвычайно познавательны. Слушать его можно часами. Он сохранил отличную память, аналитичность, живость ума, исключительную человеческую порядочность. Как ни пытались многочисленные нынешние гробокопатели склонить его к критике и самого Сталина, и незабвенного друга детства и всей жизни Василия Сталина, Артём Фёдорович не поддался на провокации, никогда не колебался, ни разу не дал сбить себя с толку и везде и всюду свидетельствует: они были честными, прекрасными людьми, большими патриотами Родины. Василий был преданным другом и верным товарищем. Конечно, всякий не без греха. Но то, что нынешние перекройщики истории по лекалам соросов приписывают им, далеко от действительности.

А познакомилась я с Артёмом Фёдоровичем, откликнувшись на просьбу журналиста Андрея Фефелова сделать интервью для радио. Я позвонила Сергееву, и когда он узнал, кто меня к нему направил, с готовностью согласился. Мы встретились и долго беседовали. Материал получился интересный, он вышел в эфир. Было решено опубликовать его в газете «Завтра». Публикация понравилась Артёму Фёдоровичу, поскольку газета подала материал по возможности дословно, не купировала текст, не позволяла домысливать за собеседника.

Артём Фёдорович, у которого накоплена масса материалов, сохранились бесценные воспоминания, выразил желание сотрудничать и впредь. Нужно было решить, в какой форме сотрудничество продолжится. Выходила масса книг и статей о Сталине: и воспоминания, в том числе никогда не знавших его людей, и архивные материалы, и объективные исследования о деятельности Иосифа Виссарионовича и той эпохе.

Главный редактор газеты «Завтра» Александр Андреевич Проханов предложил уйти от привычных воспоминаний, от каких-то повсюду освещаемых фундаментальных тем, а готовить материалы под условным названием «Сталин в кругу семьи», делая акцент на детали, не берущиеся во внимание историками. Впрочем, они и знать не могут этих деталей. А может знать человек, живший в семье и видевший ситуацию изнутри. «Пусть эти материалы будут наполнены запахами дома, звуками, ощущением присутствия людей, о которых идёт речь», – говорил Проханов и предупреждал, что это будет нелёгкая работа. Ведь необходимо и разговорить человека, и давать материалы столь деликатно, чтобы не было обнажения интимных, скрытых сторон человеческой жизни. При всём этом интервьюеру нужно совершенно уходить от субъективности, сводить своё присутствие к минимуму.

 

«Поговори с ним, например, о дачах Сталина, о царившей на них атмосфере: как он там работал, как собирались за столом, может, звуки какие-то доносились, ароматы из сада, с кухни. Начни беседы с описания дач», – вновь подаёт идею Проханов.

Артём Фёдорович соглашается побеседовать об этом, оговариваясь, что ничего особенного там не происходило, рассказать как будто нечего. «А нам ничего особенного не нужно. Будем говорить об обыденных вещах».

Следует приглашение приехать к нему на дачу в Жуковку. Добираюсь на электричке. На платформе меня встречает жена Сергеева, Елена Юрьевна. Помимо того, что это настоящий ангел-хранитель Артёма Фёдоровича, она ещё и удивительно красивая интеллигентная женщина, гостепреимнейшая хозяйка. Она ведёт меня по элитному и известному дачному посёлку России – Барвихе-Жуковке – и комментирует: вот эту аллею лип, ведущую к обелиску жителей деревни Жуковка, погибших во время Великой отечественной войны, посадил Артём Фёдорович вместе с солдатами подмосковной воинской части, которой командовал. Идём по березовой аллее. Тоже все деревья посадил Артём Фёдорович собственноручно. Противоположная вереница березок выглядывает из-за огромного каменного забора: деревья оказались на территории, скупленной новыми поселенцами. «Здесь у нас уже не дача, а каменные джунгли», – комментирует Елена Юрьевна, которая помнит посёлок как деревеньку с деревенскими жителями, лесами вокруг, ныне большей частью вырубленными ради за0мков за 5-метровыми заборами, лужаек, бассейнов, площадок для гольфа. По посёлку практически не пройдёшь – всё перегорожено, к речке ближние доступы перекрыты, надо идти в обход. Показывает на скромненький одноэтажный деревянный домик, обитый вагонкой, покрашенный в голубой цвет. «Это была самая шикарная госдача советского периода. Одно время здесь жила Светлана Аллилуева, ещё до отъезда, но затем отказалась от неё. Поскольку дача большая, места много, сюда постоянно приезжали гости и родственники. Надо было всех кормить, и эти траты были ей не под силу». Самая шикарная дача в сравнении с нынешними выглядит собачьей будкой. Даже домики для охраны у нынешних нуворишей солиднее, чем дача первых лиц государства, выигравшего войну, первым вышедшего в космос, строившего Днепрогэс, Магнитку, «Уралмаш», «Ростсельмаш». Именно потому и возводились эти объекты, что советские руководители отдавали им предпочтение. А нынешние правители все силы и средства страны направляют не на строительство заводов для рабочих, а вилл для себя.

Что ж, привилегии были ещё те! Правильно с ними нещадно боролись нынешние владельцы дворцов. Уверена: скоро снесут эти дачи не только для того, чтобы освободить место для хозяев нынешней России и их замков, но и чтобы уничтожить яркие свидетельства образа жизни той, советской «элиты». А потом, уничтожив свидетельства, будут «вспоминать», что дачи советских привилегионеров были из чистого золота с сорока бассейнами и пятьюдесятью площадками для гольфа каждая.

Идём вдоль скромного потемневшего дощатого забора, открываем калитку. По дорожке вдоль кустов цветущих благоухающих роз спешит Артём Фёдорович. Радушно приветствует. К домику дорожка пролегает по райскому саду: липы, яблони, пихта, сосна, жасмин, цветы и кустарники – всё посадил он сам. Прежде, чем повести в дом, он, поднимаясь по деревянному крылечку, предупреждает кого-то: «Миша, люди. Люди, Миша». Ожидаю увидеть пока не известного мне Мишу. Никто не выходит навстречу. Артём Фёдорович поясняет: «Это наша собака. Когда говоришь: «Миша, люди, у нас люди», – он уходит в другую половину дома и сидит там, пока не скажешь: «Миша, люди ушли». Тогда выходит». Располагаемся на деревянной террасе, поначалу просто разговариваем: как дела в газете, как Александр Андреевич? Артём Фёдорович предлагает посмотреть фотографии. Поднимаемся на второй этаж, он раскладывает уникальные фото из семейного архива. Вот две фотографии, на которых Сталин с четой Ворошиловых, ещё какими-то людьми. Артём Фёдорович вслух рассуждает, к какому году относятся фотографии. Я высказываю предположение, что они сделаны в один день, поскольку Сталин одет одинаково. «Да он всегда в одном и том же ходил»,- сообщает Сергеев. Показывает кобуру пистолета, из которого застрелилась Надежда Сергеевна Аллилуева. «Василий дал мне на память», – комментирует Артём Фёдорович. А вот портативный патефон – подарок Сталина маленькому Артёму. Есть и пластинки – тоже подарок Иосифа Виссарионовича. По ходу Артём Фёдорович рассказывает много интересного, останавливается на каких-то деталях, и рассказ хотелось бы записать. Диктофон у меня в сумке. Прошу разрешения пойти, взять диктофон, включить и начать работать. «Да это же я так, к слову», – пожимает плечами Сергеев, даже не понимая, что каждое такое слово представляет интерес. Спускаемся вниз, где нас ждёт накрытый стол. Удивительное, ненавязчивое гостеприимство и радушие за столом. И тоже между репликами застольной беседы звучат какие-то темы, что было бы нужно записать. Спрашиваю разрешения включить диктофон. Получаю добро. Надо отметить, что незначительные, на первый взгляд детали, какие-то интересные эпизоды были записаны не по ходу интервью, а вот так, за столом, на прогулке по саду. Потом, предварительно знакомясь с материалом, Артём Фёдорович удивлялся: «Не помню, когда мы об этом говорили». – «За обедом». – «Видите, как полезно обедать! Какие в итоге получаются материалы». Артём Фёдорович -человек с удивительным чувством юмора.

Артём Фёдорович – прекрасный собеседник, попросту находка для историка. И не только потому, что обладает уникальной памятью, не только потому, что с детства по совету своей матери, Елизаветы Львовны, вёл дневники и фиксировал события, свидетелем которых был. Но и потому, что на все вопросы отвечает очень конкретно, предметно, не допускает домыслов. Например, спрашиваешь: «Как вы думаете, Сталин…?» Он отвечает: «Я могу думать и предполагать всё, что угодно. Но сам не был свидетелем тому, Сталин мне этого не говорил и при мне этого не говорил». Если Артём Фёдорович запамятовал детали, оговаривается: «Я не точно помню, мне надо посмотреть свои записи».

Разговаривали, можно сказать, бессистемно. Всплывала та или иная тема, и мы вели беседу. Все они опубликованы в газете «Завтра». Некоторые темы пересекались, поэтому встречаются повторы, они оставлены, поскольку беседы автономны, они все – сами по себе, а не главы из книги.

 

Дети: Василий, Светлана, Яков, Артем

 

Светлана Сталина. 1937 год. Внизу видна подпись И.В.Сталина.

 

Корр.: Каковы Ваши первые воспоминания, связанные с И.В.Сталиным? Помните ли Вы первую встречу с ним?

А.Ф.Сергеев: Говорить ни о первой, ни о второй встрече со Сталиным невозможно. С самого начала, как я себя помню осознанно, я помню и его, и к нему самое высокое уважение. Казалось, что это самый умный, самый справедливый, самый интересный и даже самый добрый, хотя в каких-то вопросах строгий, но добрый и ласковый человек.

Когда у него было время, он занимался с детьми: если он приходил с работы и дети ещё не спали или он приходил среди дня, то обязательно хотя бы несколько минут занимался с нами. И каждая встреча с ним чему-то учила, давала что-то новое, что-то разъясняла. Было это всё неназойливо. Не так, что ты обязан это знать, нет. Он умел вовлечь в разговор и в этом разговоре не допускал, чтобы ребенок чувствовал себя несмышлёным. Он задавал взрослые вопросы и спрашивал: «Что ты думаешь по этому поводу?» На какие-то вопросы можно было ответить, а на какие-то – нет. И тогда он очень просто, доступно, ненавязчиво, не по-менторски вел разговор и давал понять суть.

Один разговор, относящийся к 1929 году, я помню. Сталин меня спросил: «Что ты думаешь о кризисе в Америке?» Что-то мы слышали: буржуи, мол, выбрасывают кофе с пароходов в море. «А почему так делается?» – спрашивает Сталин. Ну, а я в том смысле говорю, что они такие нехорошие, лучше бы нам, нашим рабочим и крестьянам, отдали, если им не нужно, если у них так много.

«Нет, – говорит он, – на то и буржуи, что они нам не дадут. Почему они выбрасывают? Потому что заботятся о себе, как бы больше заработать. Они выбрасывают, потому что остаются излишки, их люди не могут купить. Если же снизить цену, у буржуя будет убыток, а ему не хочется, чтобы у него был убыток. Чтобы держать высокую цену, он выбрасывает. Капиталист всегда будет так делать, потому что его главная забота – чтобы было больше денег. Наша главная забота – чтобы людям было хорошо, чтобы им лучше жилось, потому ты и говоришь: лучше бы нам дали, потому что ты думаешь, что у них забота, как и у нас – как сделать лучше людям».

Или ещё. После того, как мы посмотрели с Василием пьесу «Дни Турбиных», Сталин нас спрашивает: «Что вы там видели?» (Это было в 1935 году, во МХАТе. Кстати, Сталин частенько посылал нас с Василием в театр). Я сказал, что не понял: там война, но красных нет, одни белые, но почему-то они воюют, а с кем – не знаю.

Сталин говорит: «А знаешь почему? Ведь красные и белые – это только самые крайности. А между красными и белыми большая полоса от почти красного до почти белого. Так вот, люди, которые там воюют, одни очень белые, другие чуть-чуть розоватые, но не красные. А сойтись друг с другом они не могут, потому и воюют. Никогда не думай, что можно разделить людей на чисто красных и чисто белых. Это только руководители, наиболее грамотные, сознательные люди. А масса идет за теми или другими, часто путается и идет не туда, куда нужно идти». Вот так Сталин объяснял нам с Василием некоторые вещи.

 

Корр.: Как Вы думаете, чувствовали ли Светлана и Василий свою избранность или значимость?

А.С.: Светлана была очень скромной девочкой и старалась оградиться от своей элитарности, она этого не любила. Она имела свою компанию: очень дружила с Марфой Максимовной Пешковой, потом у нее была подруга Левина, школьные подруги были.

 

Лаврентий Берия и Светлана.

 

Василий был властолюбивым мальчиком, а материально абсолютно бескорыстным. Он мог все отдать, что у него было, даже если за это ему могло попасть. Всегда старался товарищам что-то подарить, если даже ему и самому эта вещь была нужна. «За други своя» он готов был «живот положить». Василий, будучи школьником, много дрался, но никогда не дрался с теми, кто был слабее его или меньше. Дрался со старшими после какого-нибудь спора или обиды, нанесенной слабому. Он был «слабозащитником». Ему часто доставалось, его колотили крепко. Он никогда не жаловался и, уверен, считал позором пожаловаться, что ему крепко досталось. Он был добрым мальчиком, в отношении товарищей у него была ласковость, с возрастом она прошла.

 

Корр.: Вы были приемным сыном Сталина. Было ли это как-то оформлено?

А.С.: Юридически это никак не оформлялось. Так сложилось. Мой отец и Сталин были большими друзьями и единомышленниками. Встретились они впервые в 1906 году на IV съезде партии. Отцу было тогда 23 года, и он выступал на том съезде 19 раз. Сталин был на 4 года старше. Не виделись они до 1917 года. Отца в 1907 году арестовали, Сталина тоже арестовывали. Второй раз они встретились на VI съезде в июле 1917 года и с тех пор постоянно общались: на пленумах, потом они вместе были в Царицыне, жили там в одном вагоне. Надежда Сергеевна поехала в Царицын уже женой Сталина.

Они были людьми разными, но это не мешало им ни в дружбе, ни в работе. Наоборот, они дополняли друг друга.

После гибели моего отца (24 июля 1921 года) было заседание Политбюро, где присутствовали все 5 его членов, в том числе В.И.Ленин. И 18-м пунктом повестки дня было «Об обеспечении семьи т. Артёма». Сам документ я не видел, что там было, не знаю. Видел лишь документ от 27 июля 1921 года, где пунктом 18 было: «Слушали: «Об обеспечении семьи т. Артёма. Исполнитель: Сталин». Далее был документ, датированный декабрём 1921 года, где стояло «Слушали об исполнении пункта 18 решения от 27 июля. Докладывал И.Сталин».

Однако дело было не только в поручении, но и в дружбе. Мать моя дружила с Надеждой Сергеевной. И мы даже родились с Василием в одном роддоме с разницей в 19 дней: я – 5 марта 1921 года, он – 24 марта.

Ну а дальше я себя помню у матери или в квартире Сталина в Кремле. Я хорошо помню кремлёвскую квартиру Сталина. Мальчишкой я запросто ходил в Кремль, а потом уже у меня был пропуск. Моя мать часто болела, и тогда я жил в доме у Сталиных. А когда Сталин и Надежда Сергеевна куда-то уезжали, то Василий жил у нас в гостинице «Националь», где после переезда правительства из Петрограда в Москву временно поселилось руководство страны. У меня было духовое ружьё, которое мне подарил Сталин за меткость: я попал как-то несколько раз в папиросную коробку. Так мы с Василием, когда он жил у нас, стреляли из него, и у меня сохранился стул, который Василий, промахнувшись, прострелил в одну из наших стрельб.

Последний раз я лично общался со Сталиным перед войной. После войны я его видел только на праздниках, в компании других людей, например на его 70-летнем юбилее. Но обо мне он справлялся у Василия, Светланы, других людей. По этому поводу даже случались у меня неприятности. Приехал я учиться в артиллерийскую академию. Первый семестр сдаю на «отлично», несмотря на то, что на 8 лет был оторван от школы: служба красноармейцем, военное училище, война. Проходит какое-то время – не могу сдать зачет по математическому анализу. А без зачета не сдать экзамена. Никак не могу сдать! Обращаюсь к другим преподавателям, чтобы они проверили мои знания. Они говорят, что предмет я знаю. Два раза прорешал весь задачник по дифференциальным уравнениям, что само по себе всех удивляло. А зачет, тем не менее, сдать не могу. Пошли к академику Понтрягину, крупному математику. Тот задал мне несколько вопросов, дал порешать задачки, говорит: «Я вам ставлю 5 с плюсом. 5 за то, как вы решаете, а плюс за то, что задачник перерешали два раза».

Закончил я Академию. Нелегко мне приходилось учиться, жали на меня, особенно на математической кафедре. Встретились мы много позже с моим товарищем, который часто встречался с профессором Тумариным, начальником кафедры математики у нас в академии. Так Тумарин сказал, что в свое время начальнику академии генералу Хохлову позвонил Сталин и велел быть со мной построже. И преподаватели восприняли это буквально.

 

Корр: Не ревновали ли вас дети Сталина?

А.С.: Нет, даже мысли не было. Василий, если и ревновал кого-то, то к власти. Он был человеком властолюбивым. Но и эта ревность была сиюминутной, до определенного момента. Отношения его со Светланой были нормальными. Но любви особой не было. Он переживал, что отец Светлану очень любил, ставил в пример. Любовь эта выражалась не словами, а отношением: жестами, интонацией. Сталин с дочкой был более ласков.

 

Корр.: Как складывались отношения детей с Яковом?

А.С.: Василий любил Якова. Тот был обаятельный человек. Но Яков больше любил Васю, чем тот его. Яша, может, как старший, очень любил Васю и Светлану. Светлана тоже очень любила Яшу.

Яша приехал из Грузии в Москву в 1921 году в возрасте 14 лет. Образование у него было слабенькое, русский язык знал плохо, и поначалу он жил в доме у Сталина. Комнаты отдельной там у него не было, поскольку квартирка была небольшой. Шел коридор зигзагом: здесь окно, здесь окно, здесь дверь, здесь стоял диван чёрный с высокой спинкой, он был отгорожен простыней в качестве занавески. Это был Яшин диван – его место. Здесь стоял стол, за которым он занимался. Эта же комната в какой-то мере служила столовой. Но обычно ели по комнатам. Общего обеда, как правило, не было, если не специальное застолье. Обычно разносили тарелки, ставили, когда ты всё съедал, уносили.

Яша, пришло время, влюбился, дело там что-то не пошло, влюблённые решили стреляться. Яша стрельнул, а она не стреляла. У Яши было ранение. Говорят, что Сталин смеялся, мол, даже застрелиться не мог. Но кому он это сказал? Кому? Где это зафиксировано? Или, как и многое другое, придумано трепачами нынешними?

После этого Яша перешёл жить в общежитие. Потом поехал в Ленинград, где жил Сергей Яковлевич Аллилуев, там сколько-то пробыл. Затем вернулся. Очень часто к отцу домой приходил. Он учился в Институте инженеров путей сообщения. У Василия комнатка была, Яша обычно приходил и сидел на стуле в комнатке Василия, дожидался отца, если мог дождаться.

Яков Джугашвили с маленькой Галей, дочерью от брака с Ю.Мельцер.

Фото из архива Г. Я. Джугашвили (перепечатывается с сайта "УГ")

 

Корр.: Гордился ли Сталин детьми?

А.С.: Сталин ставил в пример Василию Светлану и, что тот особенно не любил – меня.

 

Корр.: Поздравлял ли Сталин вас с праздниками, дарил ли подарки?

А.С.: Нет, подарки как таковые не дарил. Он говорил обычно: «Вот это тебе будет нужно, возьми». Дарил книги. На 7 лет подарил «Робинзона Крузо» Д.Дефо, на 8 лет – «Маугли» Киплинга, на 9 лет – чернильный прибор, на 12 – патефон с пластинками.

 

Корр.: А сам Сталин какую музыку любил?

А.С.: «На сопках Маньчжурии», «Варяг», «Прощание славянки», Лещенко у него лежал, но я не видел, что он его слушал. А вот Вертинского слушал под настроение; были у него пластинки «Немецкие марши»; Вагнера слушал, вальс «Блюмен геданкен» («Благодарность цветов»); оперетту «Граф Люксембург» слушал. Любил ансамбли. Александрова очень ценил и хвалил Ворошилова, что тот убедил в своё время Александрова руководить ансамблем, а тот говорил, что лучше бы церковным хором руководил, потому что в армии не служил. Я присутствовал при разговоре, когда Ворошилов настаивал, чтобы Александров руководил солдатской самодеятельностью. Это уже когда был образован ансамбль. Александров говорит: «Как хорошо, что вы оказались таким настойчивым, и как хорошо, что я был недостаточно стойким», а Ворошилов: «Как хорошо, что вы оказались сговорчивым».

Когда у Сталина было настроение неважное, тяжело ему было, он ставил пластинку с песней «На сопках Маньчжурии» со старыми словами:

Белеют кресты далёких героев прекрасных

И прошлого тени кружатся вокруг,

Твердят нам о жертвах напрасных.

Сталин несколько раз прослушивал, переставлял пластинку на словах «Но знайте, за вас мы ещё отомстим и справим кровавую тризну». Он поражение в русско-японской войне очень переживал из-за того, что Россия потеряла русские владения, серьёзные форпосты на Дальнем Востоке. И вот именно эти слова он, переставляя иголку, слушал несколько раз. Когда мы заходили в комнату, он сидел с опущенной головой, видно, что ему было тяжело, видимо, тяжёлые мысли приходили, и он слушал, ставя эту песню вновь и вновь.

Обе песни о Варяге любил. Когда слушал слова:

Миру всему передайте чайки печальную весть:

В битве врагу не сдалися, пали за русскую честь.

нам с Василием говорил: «Вот так-то, ребята».

 

Корр.: Много ли читал Сталин? Какие книги составляли его библиотеку?

А.С.: Читал Сталин очень много. И всегда, когда мы виделись с ним, спрашивал, что я сейчас читаю и что думаю о прочитанном. У входа в его кабинет, я помню, прямо на полу лежала гора книг. Он смотрел книги, складывал некоторые в сторону – они шли в его библиотеку. Библиотека его хранилась в Кремле. Что с ней сейчас – не знаю.

В книгах делал пометки, читал почти всегда с карандашом в руках. Преобладали философские труды, наши классики. Любил он Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Толстого, Лескова. Был в библиотеке Есенин, Маяковский, Пастернак, Булгаков. Его Сталин очень ценил и говорил: «Этот писатель смело показал, что герои были не только на стороне Красной армии. Герои – это те, кто любит свою родину больше жизни. А такие, к сожалению, воевали не только на нашей стороне». Вообще изучению русского языка и литературы Сталин уделял особое внимание. Говорил нам, зная о нашем выборе: «Вы будете военными. А какой предмет для военного самый главный?» Мы наперебой отвечали: математика, физика, физкультура. Он нам: «Нет. Русский язык и литература. Ты должен сказать так, чтобы тебя поняли. Надо сказать коротко, часто в чрезвычайных условиях боя. И сам ты должен понять сказанное тебе. Военному выражаться надо ясно и на письме, и на бумаге. Во время войны будет много ситуаций, с которыми в жизни ты не сталкивался. Тебе надо принять решение. А если ты много читал, у тебя в памяти уже будут ответ и подсказка, как себя вести и что делать. Литература тебе подскажет».

 

Корр.: Говорят о двойниках Сталина. Видели вы их?

А.С.: Не только не видел, но и не слышал никогда. Это сейчас разговоры пошли. А тогда ни разу ни от кого не слышал. На трибуне Мавзолея в дни праздников много людей присутствовало, если бы была замена, разговоры бы просочились. Может быть, использовались в оперативных целях при проезде каком-нибудь, но я не слышал. Разговоры все равно бы были. Василий бы рассказал. С Николаем Сидоровичем Власиком мы часто виделись и много говорили на самые разные темы. Но ничего, повторяю, ничего ни от кого не слышал.

 

Корр.: Много разговоров о любовницах Сталина…

А.С.: Об этом от того, кто там – в доме, на дачах – бывал, я никогда ничего не слышал. Моя мать никогда об этом не слышала и те, кому можно доверять, ничего об этом не говорили, такого разговора в доме не было вообще: ни при жизни Сталина, ни после.

 

Корр.: И женщин каких-то не бывало в доме?

А.С.: Я знаю, кто там был. Повариху знаю – это исключено. Домоправительница, которая была ещё при Надежде Сергеевне, Каролина Васильевна Тиль – это исключено. Она работала до старости, в 1938 году ушла на пенсию, очень скромно жила. Под конец жизни её Василий устроил- взял к себе. А няня у Светланы жила до конца жизни, будучи на пенсии. С 1938 года домоправительницей была Александра Николаевна Накашидзе. Светлана в книге «20 писем к другу» пишет, что это чуть ли не майор из госбезопасности. А как же иначе? Этим всем – обслугой, служащими – распоряжается 9-е главное управление, управление охраны. Смеются, что нянечка имела звание сержанта. А почему нет? Она служит, и, если она военная, имеет дополнительную ответственность. Вообще странно, что это в книге у Светланы написано, потому что она к ним прекрасно относилась. Потом Александра Николаевна вышла замуж и домоправительницей стала Валечка Истомина. Это чудная деревенская женщина! Помню, когда Валечка начала работать в Горках-4, ей было 17 лет. Мотя (Матрёна) Бутусова была там старшей подавальщицей (слова «официантка» тогда не было), а Валечка – вторая. А потом фактически стала домоправительницей. Говорят, когда Сталин умер – она выла! Так, что!!! После моментально разогнали охрану и всех, кто там был.

Ну и Сталин ведь тоже человек. А Валечка была чудная женщина. Просто чудная: приятный, абсолютно простой человек, простая русская женщина без всяких там заскоков и выкрутасов. А чем плохо, если и была взаимная привязанность и симпатия? Кто от этого пострадал? К сожалению, я потом её не видел. Слышал, что не совсем удачно личная жизнь у неё сложилась…

Но об этом – о сердечных симпатиях – в доме и семье никогда не говорилось ни слова. И кто сейчас такой всё знающий? Откуда такие сведения?

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-08-21 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: