15 апреля 1945.
1. Иисус вместе со Своими апостолами пересекает ровные поля Живописной Воды. День дождливый, и место пустынно. Должно быть, около полудня, поскольку тот призрак солнца, что то и дело выходит из-за серой пелены облаков, светит перпендикулярно вниз.
Иисус разговаривает с Искариотом, которому дает поручение сходить в селение для неотложных покупок.
Когда Он остается один, к Нему подходит Андрей, всегда застенчивый, и тихо говорит: «Выслушаешь меня, Учитель?»
«Да. Отойдем вперед», – и, удлиняя шаг, в сопровождении апостола отдаляется на несколько метров от остальных.
«Той женщины там уже нет, Учитель», – понуро говорит Андрей. И поясняет: «Ее избили, и она убежала. Она была изранена и окровавлена. Управляющий видел ее. Я ушел вперед, сказав, что иду посмотреть, нет ли ловушки, но на самом деле хотел сразу же пойти к ней. Так надеялся привести ее к Свету! Я столько об этом молился в эти дни… Теперь она убежала! Она погибнет. Знай я, где она, я бы добрался до нее… Я не стал бы говорить об этом другим, но Тебе говорю, поскольку Ты меня понимаешь. Ты знаешь, в этих поисках нет ничего чувственного, а только желание – о! столь великое, что становится мучительным – обезопасить свою сестру…»
«Знаю, Андрей, и скажу тебе: даже теперь, когда все это произошло, твое желание исполнится. Молитва, сотворенная с таким чувством, никогда не пропадает зря. Она послужит Богу, и та женщина будет спасена».
«Ты это утверждаешь? О! моя скорбь делается мягче!»
2. «Ты не хотел бы узнать, что с ней? Тебе даже не важно, что это не ты приведешь ее ко Мне? Не спрашиваешь, как это произойдет?» – Иисус ласково улыбается, и Его небесные глаза, опущенные на апостола, что шагает рядом, начинают искриться светом. Это из тех улыбок и из тех взглядов, что составляют одну из тайн Иисуса в завоевании Им сердец.
Андрей смотрит на Него своими нежными каштановыми глазами и говорит: «Мне достаточно знать, что она придет к Тебе. И потом, я или кто-то другой: какая разница? Как это произойдет? Это знаешь Ты, а мне в этом нет необходимости. Твое уверение – всё для меня, и я счастлив».
Иисус кладет ему руку на плечи и привлекает его к Себе в дружеские объятья, что приводит доброго Андрея в восторг. И, держа его так, говорит: «Это – дар истинного апостола. Видишь ли, друг Мой, твоя жизнь и жизнь будущих апостолов всегда будет проходить таким образом. Иногда вы будете знать, что вы „спасители“. Но в большинстве случаев вы будете спасать, не зная, спасли ли тех людей, которых больше всего хотели бы спасти. Только на Небе вы увидите, как навстречу вам выйдут, или поднимутся в вечное Царство, ваши спасенные. И ваше блаженное ликование будет усиливаться с каждым спасенным. Иногда вы будете узнавать об этом на Земле. Это те радости, которые Я вам дарую, чтобы вдохнуть в вас еще большую крепость для новых достижений. Но блажен тот священник, который не будет нуждаться в этих шпорах, дабы исполнять собственный долг! Блажен тот, кто не расслабится, не видя побед, и не скажет: „Не стану больше ничего делать, потому что не испытываю удовлетворения“. Это удовлетворение апостола, рассматриваемое как единственное побуждение к работе, не демонстрирует апостольского воспитания, низводя апостольство, явление духовное, до уровня обычной человеческой деятельности. Никогда не надо впадать в обожествление своего служения. Не вам должны поклоняться. А вашему Господу Богу. Лишь Ему подобает слава спасенных. Вам же – труд спасения, а славу быть „спасителями“ отложите до будущих Небес. 3. Но ты сказал Мне, что ее видел управляющий. Расскажи».
«Три дня спустя, как мы отбыли, пришли фарисеи: искали Тебя. Естественно, они нас не нашли. Стали обходить селение и отдельно стоящие дома, показывая, будто жаждут общения с Тобой. Но никто им не поверил. Они разместились в гостинице, нахально освободив ее от всех, кто там находился, поскольку, говорили, не хотят контакта с незнакомыми чужаками, которые даже бы могли их осквернить. И всякий день наведывались в наш дом. Через несколько дней они отыскали эту бедняжку, что все время ходила туда, потому что, может быть, надеялась Тебя встретить и обрести свой покой. И обратили ее в бегство, преследуя до самого ее пристанища в хлеву управляющего. Сразу они на нее не напали, поскольку тот вышел со своими сыновьями, вооруженными дубинками. Но позже, вечером, когда она вышла, они вернулись, чтобы объединиться с другими, и когда она была у источника, забросали ее камнями, называя „блудницей“ и показывая на нее как на позор селения. А поскольку она убегала, они догнали ее, стали обижать, сорвали с нее покрывало и накидку, чтобы все ее видели, и еще раз избили, понуждая своим авторитетом главу синагоги проклясть ее, с целью побить камнями и проклясть Тебя за то, что Ты привел ее в селение. Но он отказался это делать и теперь ждет анафемы от Синедриона. Управляющий вырвал ее из рук этих палачей, придя на помощь. Однако ночью она ушла, оставив браслет со словами, написанными на клочке пергамента. Было написано: „Спасибо. Молись за меня“. Управляющий говорит, что она молода и прекрасна, хотя и очень бледна и худа. Он искал ее по полям, потому что она была сильно изранена. Но не нашел. И не знает, каким образом она могла бы далеко уйти. Может быть, она так и умерла, где-нибудь… и не спаслась…»
«Нет».
«Нет? Не умерла? Или не погибла?»
«Ее желание искупления – это уже разрешение от грехов. Будь она даже мертва, она была бы прощена, потому что искала Истину, бросив под ноги свое Заблуждение. Но она не мертва. Она взбирается на первые склоны горы искупления. Я вижу ее… Согбенную от своего покаянного плача; но этот плач делает ее все более крепкой. Я вижу ее. Она продвигается навстречу Солнцу. Когда она преодолеет весь этот склон, она окажется в славе Божьего Солнца. Она поднимается… При содействии твоей молитвы».
«О! мой Господь!» – Андрей почти устрашен тем, что может помочь душе в ее освящении.
Иисус улыбается еще ласковее. Говорит: «Нужно распахнуть объятья и сердца главе синагоги, которого преследуют, и пойти благословить доброго управляющего. Идем к нашим товарищам. Скажем им».
4. Но в то время, как они, возобновив шествие, догоняют десятерых учеников, которые остановились поодаль, понимая, что у Андрея с Учителем сокровенный разговор, появляется бегущий Искариот. Он похож на большую бабочку, скользящую над лугом, настолько быстро он бежит с развевающимся позади него плащом, делая руками настоящий каскад жестов.
«Да что с ним? – вопрошает Петр. – Он сошел с ума?»
Прежде чем кто-либо смог ему ответить, Искариот, оказавшись ближе и прерывисто дыша, сумел прокричать: «Стой, Учитель. Послушай меня, прежде чем идти в дом… Там ловушка. О! что за подлецы!..» – все это на бегу. Наконец, прибежав: «О, Учитель! Туда уже нельзя ходить! Эти фарисеи в селении и ежедневно приходят в этот дом. Они поджидают Тебя, чтобы причинить Тебе вред. Отсылают прочь тех, кто приходит в поисках Тебя. Угрожают им ужасными анафемами. Что собираешься делать? Тут Тебя станут преследовать, и Твоя деятельность ни к чему не приведет… Один из них меня увидел и набросился на меня. Скверный носатый старик, который мне знаком, поскольку он из Храмовых книжников. Тут ведь есть еще и книжники. Набросился на меня, схватив своими когтистыми лапами и оскорбляя меня своим соколиным клекотом. Пока он оскорблял меня и царапал, смотри… (и демонстрирует запястье и щеку, разукрашенные яркими следами от ногтей), я сносил это. Но когда он стал брызгать слюной на Тебя, я взял его за шиворот…»
«Ну, Иуда!» – вырывается у Иисуса.
«Нет, Учитель. Я не стал его душить. Только запретил ему Тебя поносить, а потом отпустил. Теперь он там, умирает от страха перед опасностью, которой избежал… Но уйдем отсюда, умоляю Тебя. Все равно: никто больше не сможет к Тебе приходить…»
«Учитель!»
«Да это безобразно!»
«Иуда прав».
«Они словно гиены в засаде!»
«Небесный огонь, сошедший на Содом, что ты не возвращаешься?»
«Ну, знаешь, ты был молодцом, парень! Жаль, меня там не было: я бы тебе помог».
«О, Петр! Если б там был еще и ты, тот соколик навсегда бы лишился своего оперения и голоса».
«Но как тебе удалось… не довести дело до конца?»
«Кто знает?.. Какое-то озарение в уме, мысль, пришедшая неизвестно из какой сердечной глубины: „Учитель осуждает насилие“, – и я остановился, пораженный ударом, более сильным, чем тот удар о стену, который я получил, когда этот книжник на меня набросился и толкнул. У меня словно бы надорвались жилы… настолько, что после этого у меня уже не достало бы сил ожесточаться. Как тяжело себя сдерживать!..»
«Ты, в самом деле, оказался молодцом! Правда, Учитель? Не выскажешь Своего мнения?»
Петр так доволен поступком Иуды, что не замечает, как выражение лица Иисуса меняется от сияющего до сурового, Его взгляд темнеет, а Его губы сжимаются, будто делаясь тоньше.
Он отверзает их, чтобы произнести: «Я скажу, что больше разочарован вашим образом мыслей, нежели поведением тех иудеев. Они несчастные, пребывающие во тьме. Вы, находясь рядом со Светом, оказываетесь черствыми, мстительными, ропотниками, жестокими, оправдывающими грубость, как и они. Скажу вам, что вы Мне доказываете, что вы всё такие же, какими были, когда увидели Меня в первый раз. И Мне это прискорбно. Что касается фарисеев, то знайте, что Иисус Христос не побежит. Вы можете удалиться. Я противостану им. Я не труслив. Когда поговорю с ними и не сумею их убедить, вот тогда Я удалюсь. Пусть не говорят, что Я не пытался любыми средствами привлечь их к Себе. Они тоже чада Авраама. Я исполню Свой долг до конца. Причина их проклятия должна быть единственно в их злой воле, а не в Моем к ним нерадении».
И Иисус направляется к дому, чья низкая кровля виднеется за вереницей голых деревьев. Апостолы следуют за Ним, опустив головы и тихо разговаривая между собой.
5. Вот они у дома. В молчании заходят в кухню. И начинают возиться около очага. Иисус погружен в Свои раздумья.
Они уже готовы приступить к трапезе, когда группа лиц показывается у дверей. «Вот они», – шепчет Искариот.
Иисус тут же встает и направляется к ним. Он настолько величествен, что эта кучка на мгновение пятится назад. Однако приветствие Иисуса их ободряет: «Мир да пребудет с вами. Чего желаете?»
Тогда эти подлецы, посчитав, что могут отважиться на все, вызывающе объявляют: «Во имя святого Закона приказываем Тебе оставить это место, Тебе, возмутителю умов, нарушителю Закона, развратителю мирных городов Иуды. Ты не боишься Небесной кары, Ты, передразнивающий того Праведника, что крестит на Иордане, Ты, покровитель блудниц? Вон со святой земли Иуды! Чтобы духу Твоего не было отсюда и до ограды священного города».
«Я не делаю ничего дурного. Наставляю как рабби, исцеляю как чудотворец, изгоняю бесов, как заклинатель. Эти служения существуют и в Иудее. И Бог, которому они угодны, заставляет вас уважать и почитать их. Я не прошу почитания. Прошу лишь дать Мне творить благо тем, у кого есть недуги тела, ума и духа. Почему вы Мне это запрещаете?»
«Ты одержим. Пойди прочь».
«Оскорбление – это не ответ. Я спросил вас, почему вы запрещаете Мне это, тогда как другим разрешаете».
«Потому что Ты одержимый – и изгоняешь бесов, творя чудеса с помощью бесов».
«А ваши заклинатели, в таком случае? С чьей помощью они это делают?»
«С помощью своей святой жизни. Ты же грешник. И чтобы увеличить Свою власть, Ты используешь блудниц, поскольку в союзе с ними увеличивается Твое обладание бесовской силой. Наша святость очистила эту округу от Твоей сообщницы. Но мы запрещаем и Тебе тут оставаться, чтобы не притягивать других женщин».
«Так этот дом – ваш?» – спрашивает Петр, подошедший поближе к Учителю с видом, не обещающим ничего хорошего.
«Это не наш дом. Но вся Иудея и весь Израиль находится в святых руках чистых израильтян».
«А это, судя по всему, вы!» – заключает Искариот, тоже подошедший к выходу, и делает это насмешливым тоном. А затем спрашивает: «А где еще один ваш друг? До сих пор дрожит? О вы, позорные, идите отсюда! И немедленно. Иначе я заставлю вас пожалеть о…»
«Тише, Иуда. И ты, Петр, вернись на свое место. 6. Послушайте вы, фарисеи и книжники. Подойдите ко Мне. Я не испытываю к вам ненависти. Я понимаю ваше умонастроение и извиняю его. Но желаю привести вас к новому, святому образу мыслей, который сможет освятить вас и даровать вам Небо. А вы думаете, что Я пришел сражаться с вами? О! нет! Я пришел, чтобы спасти вас. За этим Я пришел. Я приму вас в Свое сердце. Прошу у вас любви и понимания. Именно, потому что вы мудрейшие в Израиле, вы должны понимать истину лучше остальных. Будьте духом, а не плотью. Хотите, чтобы Я умолял вас об этом на коленях? Ставка – ваша душа – такова, что Я бы повергся вам в ноги, чтобы добыть ее для Неба. Уверен, что Отец не счел бы ошибкой такое Мое уничижение. Скажите! Скажите Мне одно слово, я жду!»
«Проклятие, скажем мы».
«Ладно. Сказано. Пожалуйста, уходите. Я тоже уйду», – и Иисус поворачивается к ним спиной, возвращаясь на Свое место.
Опускает голову над столом и плачет. Варфоломей закрывает дверь, чтобы никто из тех жестоких людей, что Его оскорбляли, а теперь собираются уйти с угрозами и поношениями в адрес Христа, не видел этих слез.
Долгое молчание, после которого Иаков Алфеев гладит по голове своего Иисуса и говорит: «Не плачь. Мы любим Тебя. И за них тоже».
Иисус поднимает лицо и говорит: «Я плачу не о Себе. Плачу о них, что они убивают себя, оставаясь глухими ко всякому призыву».
«Что будем теперь делать, Господь?» – спрашивает другой Иаков.
«Пойдем в Галилею. Завтра утром отправимся».
«Не сегодня, Господь?»
«Нет. Я должен попрощаться со здешними добрыми людьми. И вы пойдете со мной».