Зная в своей жизни один вид суда — полицейскую расправу, простолюдины ежедневно переполняли камеры мировых судей, впервые познавая азы правопорядка. Конечно, этот новый гласный суд не избежал ошибок, нарушений законности. Но он достиг главного, что было в России в отношении судопроизводства всегда немыслимо, — доверия к себе населения.
Работа мировых судей, учивших неграмотное и полуграмотное население России жить по закону, — это повседневный подвиг…
Мясницкий участок московского мирового судьи Я. А. Бояркина, что на углу Малоуспенского и Дегтярного переулков, возле Маросейки. Ничем особо не примечательный рабочий день — 13 ноября 1867 года. Половина одиннадцатого утра. Мировой судья сидит за столом и принимает прошения. Невдалеке от него за столиком поменьше — письмоводитель. Длинная вереница посетителей. Каждый дожидается своей очереди или стоя у стены, или сидя на стуле.
К Боярки ну подходит мужчина, кланяется и подает письменную просьбу. Пробежав ее глазами, судья говорит:
— И охота вам опять затевать дело с этой выжившей из ума старухой! Ее и судить-то строго нельзя.
— Как вам угодно, — переминаясь с ноги на ногу, говорит проситель. — Только она апеллировать хочет.
— Ну, если будет апеллировать, тогда можете и жаловаться. Время еще не уйдет.
— Хорошо-с, — соглашается проситель и берет свою просьбу назад.
— Впрочем, — прибавил судья, — я не имею права отказаться принять просьбу. Я только советую не подавать.
— Я теперь не подам, — говорит проситель и, раскланявшись, отходит от стола.
Подошел другой господин с прошением. Судья вполголоса прочитал его и тотчас решил:
— Разбирательство будет 18 ноября, в 10 часов. Вы приходите к этому времени, а ответчика я вызову.
|
|
Теперь очередь пожилого крестьянина в полушубке из дубленой овчины.
— Вы требуете, чтобы сын дал вам содержание? — обращается к нему Бояркин, прочитав просьбу. — Но вы должны знать, что закон обязывает детей давать родителям пропитание и содержание по мере возможности. А из вашего прошения не видно, что ваш сын имеет какие-либо средства.
— У моего сына деньги есть — у него портняжное заведение.
— Но, может быть, вы и без него можете хорошо жить? Знаете, родители иногда только из зависти требуют содержания от детей.
— Нет, господин судья, у меня малолетних детей много. Я его с тем из деревни и отпустил, чтобы он помогал мне.
Судья назначает время разбирательства и уже готов слушать следующего просителя.
— У нашего хозяина, — начинает излагать свое дело тот, — две лампы пропали… Он меня отпустил, а расчета не дал.
— О краже этих ламп ваш хозяин заявлял?
— Нет. Только отпустил меня, а расчета не дал. Велите расчет дать.
— Паспорт он вам отдал?
— Паспорт отдал, а жалованье не заплатил.
— Идите к тому столу, — судья указывает на письмоводителя, — там запишут вашу жалобу.
Тотчас другой мастеровой излагает свою жалобу:
— Я у фортепьянщика живу, где «Русский магазин» на Кузнецком. У нас вчера в заведении случился скандал…
— Что такое скандал? — перебивает его судья.
— Да так, молодцы между собой подрались.
— Вы так и называйте драку дракой. А то еще какой-то скандал выдумали.
— Так вот, один из мастеров мне и говорит: «Ты, любезный, зачем жульничаешь?» И всем: «Вы думаете, что он к заутрене ходит? Нет, он жульничает»… Обидел он меня, господин судья. Больно обидел!
|
|
— Так вы, стало быть, жалуетесь на то, что вас обругали жуликом?
— Да, этот самый мастер говорит, что я жульничаю. Помилуйте, где же я жульничаю? Я четырнадцать лет у Штурцваге жил. Можете спросить, что я есть за человек.
— Идите, вашу жалобу запишут.
К судье подходит мальчик лет тринадцати и жалуется на своего хозяина, что он нанес ему побои.
— Что же, у вас и знаки есть? — спрашивает судья.
— Да, есть на голове.
Судья говорит, чтобы он завтра пошел в полицейскую часть к доктору — тот принимает с утра. А потом уже сюда с бумагой от доктора.
Подходит крестьянин в дубленом засаленном тулупе, довольно пожилой, кланяется судье, отворачивает полу тулупа и, вынув из кармана повестку, подает ее судье.
— Вот от вашей милости бумага, — говорит он. — Вы явиться приказали.
— Вас вызывали в качестве свидетеля, — говорит судья, — сегодня к восьми часам вечера. А сейчас только середина дня.
Крестьянин в недоумении молчит.
— Вы где живете? — спрашивает судья.
— В Рогожской.
— Ну, что же мне делать? Я не могу опросить вас теперь, в отсутствие сторон. Приходите сегодня вечером.
Подходит женщина в черном салопе с беличьим воротником, голова покрыта платком.
— Вот, ваше высокоблагородие, я в прошлый раз на мужа жаловалась. Вы нынче хотели разобрать нас.
— А муж ваш здесь?
— Здесь, в передней ждет.
— Зовите его.
Женщина идет за мужем, с которым и возвращается к столу. Он подходит робко — тридцати трех лет, с окладистой бородой, с отупевшим от пьянства видом, тусклыми блуждающими глазами. Одет мужчина в короткий рабочий халат, на ногах — дырявые сапоги.
|
|
СУДЬЯ (обращается к его жене). В чем ваша жалоба?
ЖЕНА. Да он, ваше высокоблагородие, пьянствует все. Не велите ему пьянствовать.
СУДЬЯ. Я этого не могу сделать. Вы сами должны стараться, чтобы ваш муж не пил.
ЖЕНА. Как же так, ваше высокоблагородие? Он все жалованье пропивает, ничего ни жене, ни детям не дает. Чем же я пропитаться буду?!
СУДЬЯ. Так вы хотите, чтобы он вам давал содержание?.. Но вы видите, что у него самого ничего нет.
МУЖ. Ничего нет, господин судья. Одеться зимой не во что.
ЖЕНА (мужу). Откуда же у тебя будет, когда ты все жалованье пропиваешь? (Судье.) Если бы он, ваше благородие, не пил, у него бы все было. А то, вишь, какой отерханный! Да и жена-то чуть не по миру ходит. Чем добрые люди ребятишек покормят, тем и сыты.
СУДЬЯ. Много ли ваш муж получает жалованья?
ЖЕНА. Он в месяц девятнадцать целковых с полтиной зарабатывает. Деньги хорошие, жить можно.
СУДЬЯ. Да, это жалованье большое. (Мужу.) Отчего же вы не можете прилично одеться? Да и жене следовало бы помогать.
МУЖ. Да я хозяину 70 рублей должен. Что тут с моим жалованьем поделаешь!
ЖЕНА. Вот и врешь! Ты хозяину всего 60 рублей должен. Ты не пей, и тогда жалованье останется. Хозяин с тебя сразу долг не спрашивает.
МУЖ. Я ей, ваше высокоблагородие, по два рубля в месяц даю. Где же мне больше взять? Хозяину выплачиваю по четыре с полтиной в месяц. Да на харчи идет около пяти целковых. Где же я ей больше возьму?
ЖЕНА. Что же я на два целковых могу сделать? У меня трое детей. Их обуть, одеть и накормить нужно.
СУДЬЯ (мужу). Вы говорите, что на харчи у вас идет пять рублей. Это как же: с чаем и водкой?
МУЖ. Нет, это я на стол даю. Мы артелью живем.
СУДЬЯ. Ну, хорошо. Положим, на харчи — пять рублей. У вас все-таки должно остаться восемь рублей в месяц. Куда вы их деваете?
Муж молчит.
ЖЕНА. Известно, куда… Все в кабак идет.
СУДЬЯ (жене). Вам довольно, если муж будет давать вам по пять рублей?
ЖЕНА. Нет, мне этого мало. Я за полгода за квартиру должна — теперь съезжать нужно. Я кругом задолжала.
СУДЬЯ (мужу). Вы дурно себя ведете. Я спрошу вашего хозяина.
ЖЕНА. Скверно он себя ведет, ваше высокоблагородие, и спрашивать нечего.
СУДЬЯ. Но я вам не могу поверить на слово.
ЖЕНА. Каждый день пьянствует. Как свинья, в кухне валяется.
МУЖ. Можешь говорить, что хочешь…
ЖЕНА. Что мне говорить! Я правду говорю.
СУДЬЯ (жене). Вы видите, он сам бедный человек, да еще хозяину долг платить надо. Возьмите пока по пять рублей в месяц, а потом он вам больше даст. Вы и сами можете работать.
ЖЕНА. Нет, я несогласная. Пять рублей мне мало.
СУДЬЯ. Вы еще сами можете заработать.
ЖЕНА. Я и так работаю, и дочь работает. Ей только четырнадцать лет, а она работает. Хотела ее в ученье отдать, да она больна. Я за полгода за квартиру должна — скоро ли выработаю? Всего полтинник в неделю заработаешь, работа женская — много не дадут.
МУЖ. Ну, я тебе семь рублей дам.
СУДЬЯ. Семь рублей вы согласны взять?
ЖЕНА. Согласна, только пусть он распишется, что пьянствовать не будет. И пусть он эти деньги сам от хозяина не получает — я получать буду. А то он все пропьет.
СУДЬЯ (мужу). А вы не пейте. Да постарайтесь себе тулуп купить. Разве в такой одежде можно зимой ходить? Вы заболеть можете.
ЖЕНА. Ваше высокоблагородие, пусть он мне все деньги отдает. Я ему не токмо тулуп сошью, он у меня в енотовой шубе ходить будет. Не велите только ему пить.
СУДЬЯ. Этого я не могу сделать. (Мужу.) Вы в чем же в церковь ходите?
ЖЕНА. Он десять лет, ваше высокоблагородие, не говел. Куда ему в церковь ходить! Он только и знает, что свой кабак.
МУЖ. Что ты болтаешь вздор?! Десять лет не говел?! Ишь, расходилась!
В это время входит хозяин мастерового.
СУДЬЯ (хозяину). Скажите, как он себя ведет?
ХОЗЯИН. Скверно. Постоянно пьянствует. Мастер он хороший, только шибко пьет. Потому у него ничего нет. Как дашь деньги, так и пропьет.
СУДЬЯ. Может он платить по семь рублей в месяц своей жене?
ХОЗЯИН. Нет, он несостоятелен платить так много. Он уже целую неделю в мастерской не был.
СУДЬЯ (жене). Так не лучше ли вам будет взять с него только пять рублей в месяц? Как видите, он больше платить едва ли может.
ЖЕНА. Нет, это мне мало.
СУДЬЯ. Эти пять рублей вы можете прямо от хозяина получать.
ХОЗЯИН. Не позволите ли отдавать жене весь его заработок?
СУДЬЯ. Нет, я не могу его стеснять. Его деньги, он их имеет право получать. По закону, он обязан давать на содержание жене не больше трети. Вот жена и будет получать у вас по семь рублей.
ЖЕНА. Ваше высокоблагородие, ведь он не остановится, пока у него деньги будут. Я сколько раз его честью просила. У тебя, говорю, Николай Иванович, жена, дети. Перестань пить, бесстыдник ты эдакой!.. Нет, все пьет.
МУЖ. Чего тебе от меня надо? Замолчи!
СУДЬЯ. Я прекращаю судоговорение. Довольно. (Жене и хозяину.) Пойдемте в другую комнату, там запишут ваши показания.
Судья, хозяин и жена уходят. Дверь в другую комнату остается отворенной, и муж все время внимательно смотрит туда. Судья возвращается и отсылает туда мужа.
В камеру входит человек с картоном в руках. Это поверенный князя Кудашева, требующего с прачки заплатить деньги за данные ей в стирку рубашки, которые та не вернула ему. Подходит и ответчица.
СУДЬЯ (поверенному). Что сказал князь? Соглашается он взять деньги, которые ему предлагает прачка?
ПОВЕРЕННЫЙ. Нет, не соглашается. Он сказал: пусть мировой судья решит, сколько взыскать. Я если, говорит, не буду доволен, то можно будет жаловаться.
СУДЬЯ (прачке). Слышите, матушка, он не соглашается на ваше предложение.
ПРАЧКА. Послушайте, господин судья. Что же я должна за шесть сорочек платить тридцать целковых? Они и половины этого не стоят.
СУДЬЯ. Ну, подождите, матушка. Я за белошвейкой пошлю, она оценит, сколько стоят сорочки.
Судья уходит.
— За что же с вас деньги взыскивают? — спрашивает прачку один из публики.
— Да вот, брала у князя белье мыть, — объясняет прачка, — а у меня с чердака и украли шесть сорочек — пять князя и одну его человека. Две-то из них худенькие, и глядеть на них не стоит. Ну а четыре, правда, получше. А все-таки тридцати целковых не стоят.
Возвращается судья. К нему подходят портной Мартынов и иностранец Циммерман. Мартынов взыскивает с Циммермана пятнадцать рублей за работу. В счете, подписанном последним, сказано, что он обязуется уплатить деньги по возможности.
СУДЬЯ (Циммерману). Вы можете уплатить теперь ваш долг?
ЦИММЕРМАН. Нет, господин судья. Я не могу уплатить этой суммы — я теперь без места. Я с гостиницы «Эрмитаж» вот уже сколько времени должен получить по взысканию тридцать рублей, но не получаю. А между тем у меня и исполнительный лист есть. Если эти деньги получу, я заплачу долг.
СУДЬЯ (Мартынову). Вы бы подождали.
МАРТЫНОВ. Я уже долго ждал. Больше не могу. Прошу взыскать.
СУДЬЯ. По три рубля в месяц вы согласны получать?
МАРТЫНОВ. По пять рублей — пожалуй. Но меньше не согласен.
СУДЬЯ. Но ведь вы должны знать, что закон предоставляет судье право делать рассрочку в уплате долга, смотря по средствам должника… (Циммерману.) Вы можете платить по три рубля?
ЦИММЕРМАН. По три?.. Пожалуй. Только я теперь без места.
СУДЬЯ (Мартынову). Так вы согласны получать с них по три рубля в месяц?
МАРТЫНОВ. Извольте — согласен.
СУДЬЯ (Мартынову). Ведь ему еще придется пошлины заплатить. Вы пожалейте его. (Обоим.) Идите теперь в другую комнату, там запишут ваши показания.
Входит рассыльный судьи.
РАССЫЛЬНЫЙ. По всей Маросейке ходил, ни одной белошвейки не нашел. Портнихи есть, да они говорят: разве мы толк в рубашках знаем!
ПРАЧКА (судье). В доме Хвостова белошвейка есть. Пошлите туда.
Судья посылает рассыльного в дом Хвостова.
Отставной солдат подает судье просьбу. В ней сказано, что кухмистер Телепнев сказал ему «незаконные слова». И далее: «Он сказал мне, что я из нумера в ведре младенца в помойную яму вынес. Когда я ему стал говорить, зачем он употребляет такие незаконные слова, он отвечал: я тебя в тюремный замок засажу».
СУДЬЯ. Как же вы хотите: гражданским или уголовным порядком вести дело? Хотите, чтобы я с него в вашу пользу деньги взыскал или чтобы под арест посадил?
СОЛДАТ. Насчет этого, как ваше распоряжение будет, так я и согласен.
СУДЬЯ. Это от вас зависит. Как вы захотите, так я буду разбирать.
СОЛДАТ. Я хочу с него деньги взыскать.
СУДЬЯ. Почему же он про вас так сказал? Что-нибудь было?
СОЛДАТ. Ничего не было, ваше высокоблагородие. Никакого ребенка я не выносил. Меня раз в полицию требует квартальный надзиратель и спрашивает: «Ты, Евсей, не выносил ли чего-нибудь с сором?» Ничего, говорю, не выносил, ваше благородие! «Ну, ступай с Богом»… Только и было.
Судья отсылает солдата к письмоводителю и вызывает арестанта Харлампия Андреева — молодого парня девятнадцати лет. В дознании полиции сказано, что 9 ноября он был пойман поваром Ильиным во дворе дома князя Грузинского в то время, когда положил в кулек чугунную плиту и хотел идти со двора. Андреев сознался, что хотел украсть эту плиту, стоящую один рубль, потому что был без места, и ему нечего было есть.
СУДЬЯ. Неужели тебе нечего есть?
АНДРЕЕВ. Нечего. Я на фабрике жил. С места прогнали, а другого не нашел. Куска хлеба не было, вот я и хотел украсть.
Мировой судья определил подвергнуть Андреева за покушение на кражу заключению в тюрьме на один месяц. Затем подошел другой арестант, кучер по ремеслу, которого судья приговорил к аресту на два месяца за растрату чужой собственности. Теперь вошла женщина, которую судья подвергнул взысканию за прошение милостыни и проживание с просроченным паспортом. Наконец, вошла белошвейка, призванная в качестве эксперта.
БЕЛОШВЕЙКА. Что мне мешаться в чужое дело!
СУДЬЯ. Оцените, сколько стоят эти рубашки.
Поверенный князя вынимает две рубашки из картона.
БЕЛОШВЕЙКА (берет в руки одну рубашку). Теперь эта рубашка рубля полтора-два стоит. А новая стоила четыре-шесть рублей.
ПОВЕРЕННЫЙ. Новые их по восемь рублей покупали.
ПРАЧКА. Только четыре пропало хороших, а две были худенькие.
СУДЬЯ (белошвейке, указывая на другую рубашку). А эта рубля три стоит?
БЕЛОШВЕЙКА. Да, пожалуй. Впрочем, и за нее больше двух рублей не дадут, если продавать.
СУДЬЯ. Таким образом, я запишу в протокол, что один сорт рубашек вы оценили по три рубля, а другой — по два рубля. (Поверенному князя.) Разбирательство я отложу до субботы. А вы скажите князю, во сколько оценили рубашки.
Потом судья разбирает жалобу мастерового, который обвиняет двух своих товарищей в том, что они нанесли ему побои. За неявкой хозяйки заведения, в присутствии которой произошла драка, окончательное разбирательство по этому делу судья отложил до 17 ноября.
Было сорок минут третьего, когда судья объявил судебное заседание закрытым. До вечернего заседания.