Произведения художественной литературы всегда были неотъемлемой частью общественного сознания. Ее социально-нравственные нюансы, содержательный уровень и тематика нередко определялись особенностями философской и социальной мысли эпохи. Художественная литература постоянно прокладывает новые пути осмысления исторических реалий, изыскивая новые возможности отражения действительности.
Литературный вымысел является не ложью, а литературным приемом, который позволяет автору довести до читателя мысль, ради которой он предпринял свой труд. В художественном произведении реальность неизменно типизируется, что, по мнению некоторых исследователей, даже повышает объективность. Новая культурная история стремится осмыслить исторические явления через представления людей прошлого, через их духовную жизнь. Поле деятельности историка расширяется, а это значит, что такие субъективные источники, как художественная литература становятся все более востребованными.
Произведения художественного творчества в некоторых отношениях близки к традиционно используемым историками источникам повествовательного характера (воспоминаниям, дневникам, эпистолярным материалам), в которых изображение событий и фактов преломляется через их субъективное восприятие автором. Искусство по отношению к действительности также не является механическим слепком с оригинала, его связь с ней всегда опосредована индивидуальностью автора. Но в произведении искусства действительность отражается еще и в художественно переосмысленном виде.
Верность исторической истине такого художественного произведения, сюжет которого имеет конкретный, а не абстрактно-философский характер, измеряется не тем, реальны или вымышлены изображенные в нем лица и события. Она проявляется на другом уровне — в воссоздании тех или иных процессов общественной и духовной жизни, психологии определенной социальной среды, в обрисовке национальных характеров, обычаев, быта и т.п. явлений. Именно в исследовании подобных проблем историки обычно опираются на произведения художественного творчества как на важнейший, хотя и далеко не единственный источник.
Но здесь необходимо сделать важное уточнение. Не всякое произведение искусства может служить источником для изучения той эпохи, из которой взят его сюжет. Для этого необходимо, чтобы автор был современником изображаемого. Если же он — пусть даже в высшей степени правдиво и совершенно в художественном отношении — представил момент или панораму жизни не своего, а более раннего времени, которое сам изучил по различным историческим документам и материалам, то такое произведение не имеет качеств источника по истории этого времени
Разумеется, и такое произведение, в котором автор не выступает как современник изображаемого, может существенным образом способствовать формированию исторических представлений о данной эпохе или событиях у читателя, зрителя. Но выше речь шла не об этом и не об оценке произведений литературы и искусства в плане их художественных достоинств, а лишь о применимости к ним понятия «исторический источник» в строгом смысле, отвечающем методологии и целям научного исторического познания.
Если же подходить к художественному произведению не с точки зрения его непосредственного содержания, а с иной стороны — как к памятнику того времени, когда оно создавалось, — то в этом отношении оно всегда может быть источником исторического исследования. Каков бы ни был сюжет, в произведении оказывается так или иначе запечатлена духовная атмосфера той эпохи, когда жил и творил художник, мысли и чувства людей его круга, идейные запросы и нравственные нормы той общественной среды, на которую было ориентировано его творчество. Идейно-эмоциональный подтекст художественного произведения в любом случае представляет интерес для историка, а подчас является единственным подлинно «документальным» содержанием этого своеобразного исторического источника.
В традиционном источниковедении в качестве исторического источника рассматривались только древнейшие литературные тексты. Одна из причин недостаточного внимания со стороны профессиональных историков Нового и Новейшего времени к художественной литературе кроется в убеждении, что последняя представляет крайне субъективную, нередко ангажированную, а потому искаженную картину жизни, не отвечающую источниковедческим критериям достоверности.
Сторонники так называемой "новой интеллектуальной истории", направления, возникшего в 1970-х гг. в зарубежной историографии, поставили под вопрос привычное понимание исторической истины, предположив, что историк создаст текст так же, как поэт или писатель. По их мнению, текст историка есть повествовательный дискурс, нарратив, подчиняющийся тем же правилам риторики, которые присутствуют в художественной литературе. Е. С. Сенявская справедливо отмечает также, что ни один историк, как и писатель, не способен полностью воссоздать прошлое (даже следуя принципу "вживания" в него), поскольку на него неизбежно давит груз знаний и представлений своего времени.
В отечественной историографии вопрос о возможностях использования художественной литературы в качестве исторического источника ставился и раньше. Еще в 1899 г. В. О. Ключевский в речи по поводу открытия памятника А. С. Пушкину в Москве назвал все написанное великим поэтом "историческим документом": "Без Пушкина нельзя вообразить себе эпохи 20-х и 30-х годов, как нельзя без его произведений написать историю первой половины нашего столетия". По его мнению, фактическим материалом для историка не могут служить одни лишь происшествия: "...идеи, взгляды, чувства, впечатления людей известного времени – те же факты и очень важные..."
Автор одного из первых советских учебников по источниковедению Г. П. Саар включал в число исторических источников беллетристику и поэзию, но отдавал предпочтение "социальным романам", созданным современниками описываемых событий. В последующие годы возобладала точка зрения, что художественные произведения могут быть использованы при изучении общественных отношений только тех исторических эпох, от которых не сохранилось достаточного количества иных свидетельств.
В ходе дискуссий, проходивших в 1962–1963 гг. на страницах журналов "Новая и новейшая история" и "Вопросы истории КПСС", высказывались самые разные мнения по поводу источниковедческой перспективы художественной литературы: от категорических возражений до призыва не пренебрегать источниками, отражающими "многогранную деятельность партии и идейную жизнь общества".
Обычно для историка художественная литература как источник представляла интерес, если содержала уникальную информацию, не получившую отражения в иных документах; если автор художественного произведения являлся непосредственным свидетелем описываемых событий; если достоверность содержащихся в произведении сведений могла быть верифицируема, т.е. подтверждена источниками иного рода. Н. И. Миронец в статье 1976 г. отметила, что художественная литература – в первую очередь источник по истории культурной жизни страны.
Окончательное утверждение художественной литературы как весомого исторического источника происходит лишь с конца XX в. Изначальная субъективность художественного текста воспринимается как один из факторов, формирующих историко-познавательную ценность художественного произведения, так как представленная при помощи живых образов реальность, неизбежно типизируется, благодаря чему повышается уровень объективности.
Источниковедческий анализ произведений художественного творчества. Виды и жанры искусства многообразны, поэтому методика историко-источниковедчекого анализа произведений художественного творчества в разных конкретных случаях различна.
Творческий процесс любого художника глубоко индивидуален. Произведению искусства придают неповторимость именно мировосприятие, жизненная позиция, творческая манера его создателя. Детальное ознакомление с личностью автора, его творческой биографией, условиями формирования его взглядов является первым и, бесспорно, обязательным этапом анализа всякого художественного произведения как исторического источника.
Необходимо как можно точнее представить себе обстоятельства создания данного произведения, его место в творчестве автора, историю созревания и реализации авторского замысла. В случае, если такая работа еще не проделывалась специалистами соответствующей отрасли, исследователь-историк должен выполнить ее сам, по возможности обращаясь к оригиналам, черновикам, вариантам и другим подготовительным материалам, оставленным автором. Полезно при этом использовать теоретический инструментарий и методические приемы текстологии — по примеру уже хорошо освоившего их литературоведения. При отсутствии авторской даты в самом произведении или сведений о времени его создания в других источниках реконструкция его генезиса есть также и способ, с помощью которого можно его датировать. Выявление первоначального авторского замысла, причин и характера последующих изменений в нем позволяет дополнительно извлечь из художественного произведения определенную историческую информацию.
Атрибуция художественного произведения в тех случаях, когда его автор неизвестен, является прежде всего делом специалистов (историков искусства и литературоведов). Исследователь, который использует произведение искусства как исторический источник, обычно имеет возможность опереться на результаты уже проделанных ими изысканий относительно авторства. Но иногда историку может потребоваться произвести атрибуцию самому, например, если ему оказалось чем-либо полезным анонимное произведение, которое не представляет интереса с чисто художественной точки зрения и потому не привлекло внимания искусствоведов. В принципе проблема атрибуции произведения искусства решается так же, как в отношении всех других видов исторических памятников: исходя из особенностей творческой манеры делается предположение о наиболее вероятной авторской принадлежности, которое затем проверяется путем сравнительного анализа, по показаниям других источников и иными доступными способами.
Произведение, оказавшееся подделкой и, следовательно, не являющееся фактом истории культуры, может тем не менее стать небезынтересным источником для изучения совсем других исторических явлений.
Распознать подделку помогает изучение генезиса произведения и обстоятельств, при которых оно стало известно публике. Для проверки возникших сомнений могут применяться те же средства, которые используются в других случаях, когда проблема авторства так или иначе осложнена.
От мистификации следует отличать сознательный выбор автором такой жанровой формы, которая делает его произведение внешне подобным продукту чужого творчества.
Раскрыть содержание художественного произведения и выявить его ценность как источника для изучения определенных исторических проблем значит прежде всего уяснить, какие именно черты эпохи своего создания оно отразило и насколько адекватно это отражение. Также и в том случае, когда художник в своем творчестве отдал дань иллюзиям, свойственным его общественной среде или его времени, его произведение представляет интерес с историко-познавательной точки зрения. Более того, именно отпечаток этих иллюзий может оказаться наиболее существенной для историка информацией, содержащейся в данном источнике.
Что касается суждения о достоверности художественного произведения как исторического источника, то здесь необходимо сделать известные оговорки, вытекающие из сказанного выше. Во-первых, достоверность непосредственного содержания должна оцениваться историком лишь применительно к таким произведениям, которые могут служить источником для изучения изображенного в них времени, поскольку созданы его свидетелями. Во-вторых, эта оценка ввиду специфики художественного отображения действительности может относиться к воссозданной автором картине жизни лишь в целом, а не в деталях. С такими ограничениями можно принять как мерило исторической достоверности произведения его художественную убедительность, которая по общему правилу тем ниже, чем больше искажается истина. Наконец, следует принимать во внимание жанровую специфику произведения, в частности, делать поправку на его сатирическую направленность, если таковая входила в намерения автора.