"Помните и молитесь за всех убиенных на поле брани, чтобы Господь простил их согрешения".
Игумен Илия (Бобровников)
Преображенская церковь в Воткинске, основанная изначально как приписная (кладбищенская) ранее не имела своего прихода, и служили в ней священники Благовещенского собора. Самостоятельный приход был открыт только с началом советской власти. С самых первых лет своего существования приходу (священникам и прихожанам) пришлось испытать на себе все мыслимые и не мыслимые гонения того времени; обновленчество, расстрелы, изгнание из храма, отдание под суд священников и церковников за мешок картошки обнаруженный в подвале, клевету и навешивание ярлыков и многое другое, о чём нелегко писать, так как исходило это не всегда только от «внешних».
Среди настоятелей, того не простого для всех верующих времени, самым ярким и стойким борцом за веру был игумен Илия (в миру Бобровников Николай Иванович). Служил он у нас не так долго, с 1968 по 1971 год, но оставил о себе очень глубокую память. И поныне его вспоминают как человека строгого, правдивого, и без всякого сомнения, чистого и духовно опытного. Уфимский журналист Татьяна Барабаш, пообщавшись с ним, писала: «Когда я впервые встретилась с ним, ему уже было за семьдесят. Седовласый, седобородый, с ясными, хотя больными, глазами. Был он непредсказуем в разговоре и, кажется, заранее угадывал вопросы, созревавшие в голове собеседника. Резал правду, не опасаясь за последствия. Чего бояться? Смерти он не раз смотрел в глаза. Тогда я невольно позавидовала такой свободе духа, которую можно обрести лишь в том случае, если веришь, не размениваясь на сомнения, и полностью предаешь себя в руки Божии».
Родился он 14 января 1924 года в селе Волосновка Юмагузинского района Башкирской АССР в семье псаломщика Ивана Александровича и Дарьи Дмитриевны. Его отец, готовился к рукоположению в диаконы, но был арестован и сослан на Соловки, а его семья раскулачена. Журналист Ирина Ентальцева исследовавшая его биографию пишет, что «пятилетнего Николая, отобрали у матери и полуголого бросили в снег на мороз. Соседи завернули его в кошму и взяли к себе домой, а ночью мать, попросив у знакомых лошадь, увезла сына за пятнадцать километров на хутор Красная Горка. Они жили тем, что пасли скот. Отбыв пять лет на Соловках, отец пришел домой пешком из Архангельска и стал пасти скот вместе с ними. Детям из семей лишенцев не разрешали получать образование, но Николаю очень хотелось учиться, он любил поэзию, литературу, и родители отправили его в Стерлитамак к старшей сестре, вышедшей замуж за атеиста, раскулачивавшего их в Волосновке. Тяжко жилось Николаю в их семье, но он смог, закончив семь классов, поступить в педагогическое училище». Закончить его ему не удалось – началась война.
В восемнадцать лет, в августе 1942 года, Юмагузинским райвоенкоматом Николай был призван в армию. Окончив краткосрочные курсы Гурьевского пехотного училища, выпускавшего командиров взвода в звании младшего лейтенанта, он отправился воевать простым автоматчиком. Вероятно, сыграла его классовая принадлежность и характер. В роте автоматчиков 95 гвардейской стрелковой дивизии он и состоял до сентября 1943 года, которая летом этого же года принимала участие в знаменитой Курской битве. В оборонительном сражении Воронежского фронта она вела бои западнее легендарной Прохоровки, в ходе которых личный состав соединения действовал с большим мужеством. Перед одним из боёв он писал домой: «Добрый день, дорогие родители, мамочка и папа, сестрицы Христа, Зина, Валя, Тамара и все остальные. Во первых строках примите от меня мой горячий фронтовой привет и пожелание всего наилучшего в вашей жизни. Во-вторых, сообщаю, что я сейчас иду в бой, если останусь жив, то сообщу, а если погибну, то считайте погибшим за нашу Родину! … Остаюсь ваш сын и брат Коля. 15 июля 1943 года». Он выжил, но в этих боях он был серьёзно ранен и после излечения, вероятно не полного, был переведён санитаром в санитарную роту, для выноса раненных с поля боя. Те, кто воевал, однозначно свидетельствуют о том, что шанса выжить у них практически не было. В конце сентября их дивизия вышла к реке Днепр. Здесь гвардии рядовой Николай Бобровников «… проявил себя как самоотверженный и чуткий санитар. Только при форсировании Днепра в районе с. Власовка под сильным обстрелом противника он переправил через Днепр тридцать пять раненных бойцов и командиров». Именно так написано в приказе о награждении его медалью «За отвагу». Только при форсировании Днепра, а сколь их ещё было до этого, но ведь и эти были явно не последние раненные которых он вынес? Согласно существовавшего в то время Приказа и по воспоминаниям выживших фронтовиков за 25 вынесенных бойцов (суммарно) санитару предстояла награда - орден «Красной звезды». Но не ради этой награды выносил бойцов с поля боя и был отважным автоматчиком, так и не снявший с себя крест сын псаломщика и гвардии рядовой Бобровников. А ему тогда было всего девятнадцать лет.
Крест свой он носил под гимнастёркой, а командиры которые писали матери солдата что: «Командование части гордится вашим сыном и шлет Вам пламенный привет», пытались этот крест постоянно снять. Остановил это по воспоминанием, самого игумена Ильи, только генерал Конев, который поддержал его, сказав «Молись как молился». Николай Бобровников был не один, кто носил зашитые в гимнастёрках кресты и иконки. Из собственного опыта могу сказать, что работая в бассейне рек Яны, Индигирки, Колымы, на рубеже 70 - 80 х годов, мне пришлось общаться (тесно жить с в горах и тундре) с теми, «кто был дважды в плену с начала у немцев, а по том, у своих». Эти люди мне рассказывали (тогда ещё совсем молодому геологу) про себя и своих товарищей, как их не раз спасали от смерти эти иконки, кресты и молитвы, которые им давали перед от отправлением на фронт их матери. Они их зашивали в гимнастёрки и берегли, как могли. Мамы писали им письма с молитвами, и они их берегли, пряча от замполитов. Мне моя мама так же, хоть и не был я на фронте, но чувствуя своим материнским сердцем, что нелегко мне быть там на Колыме постоянно присылала молитвы, в каждом письме без исключения. И они мне помогали, хотя в то время я этого не совсем осознавал. В дальнейшем они стали главными в определении моей жизни. Я истинно верю, что для них, тех солдат, которых поголовно записывали в партию ВКП (б), вера отцов и матерей была значительно выше, и лишь она их и вдохновляла. Именно эта вера приносила им силу и ей единой они и победили. Именно они, в основном бесславные для ВКП (б), но действительные герои, воспитанные ещё на тех старых не партийных, а истинно православных ценностях одержали Победу.
В дальнейшем рядовой Николай Бобровников, в боях за наступательное движение в Правобережной Украине получил очередное ранение, в октябре 1943 года, но после излечения продолжал воевать в гвардейской дивизии до 1945 года, пройдя вместе с ней славный путь до Праги. Уже после победы над фашистами в Германии он был направлен на Дальний Восток, на войну с Японией. На границе с Монголией эшелон с нашими солдатами был пущен под откос, тогда мало кто из них уцелел. Николай получил при этом тяжелую травму позвоночника и был комиссован. Тогда, он и дал обет Богу, если останется жить после своих ранений, то примет монашество.
Вернувшись с фронта, пройдя путь от Прохоровки до Праги, в гвардейской и много орденоносной дивизии, в которой не просто было выжить простому солдату - пехотинцу, он исполнил свой обет и стал монахом. Вероятно и он думал про себя, так же как наш великий русский писатель- фронтовик Виктор Астафьев «Как увернулся одному Богу известно». Астафьеву же принадлежат и слова что «нельзя говорить о войне геройски и привлекательно». Война это всегда плохо, но то что пережили они известно только им. Сколь их, солдат той войны, ставших после неё на путь веры и избравших монашество, или взявших на себя прочие обеты? Обеты христианского благочестия и любви. Я этого не исследовал, но примеры знаю, как вероятно и многий из нас, кому ещё довелось жить вместе с ними. Игумен Илия всегда говорил вспоминая про войну: «Помните и молитесь за всех убиенных на поле брани, чтобы Господь простил их согрешения». Будем и мы всегда помнить эти слова. А главное их смысл.
Продолжение следует.
Николай Лапин