ВОЗВРАЩЕНИЕ НА УЛИЦУ ПИЛИГРИМА

Хэсба Стреттон

 

Улица Пилигрима

В ПОИСКАХ БРАТА

Все утро в Манчестере шел проливной дождь. Большинство пешеходов укрывались под раскрытыми зонтами, поэтому пройти по тротуару было совсем не просто. По мостовой во всех направлениях спешили повозки и кареты.

Если бы у вас было хоть немного времени и любопытства оглядеться, то вы непременно обратили бы внимание на маленького беспризорника.

Не замечая дождя, стараясь не попадаться под ноги лошадей, он ловко пересек опасный перекресток и вновь побежал по тротуару. Мальчик казался намного младше своего возраста, да это и не удивительно. Постоянное недоедание и нужда час­то являются причиной замедленного роста детей. Его изрядно поношенная одежда насквозь промокла. Малыш больше похо­дил на чучело, нежели на живое существо. Однако его личико, худенькое и грязное, было довольно милым и невинным. Он совсем не был похож на своих уличных товарищей, лица кото­рых уже носили отпечаток порока и злобы. Его голубые глаза были чистыми, и в них играли лучики света. Мокрые сосульки черных вьющихся волос спадали на лоб.

В другие дни, когда мальчик был уверен, что полицейский его не видит, он обращался к прохожим за подаянием. Взглянув на него, редко кто не проникался симпатией и сочувстви­ем. Он уже научился принимать умоляющий тоскливый вид, с которым заглядывал в каждое встречное лицо. Научился он и читать лица и сразу определял тех, от кого можно было что-то получить.

Но в это дождливое утро малыш был слишком расстроен, чтобы заниматься своим привычным делом. Хотя его босые ноги были в грязи по самую щиколотку и по телу струйками стекал дождь, он решительно продвигался вперед. Наконец ма­ленький путешественник оказался в богатом районе города и остановился напротив огромного здания.

Здание было очень красивым и величественным. На постройку его с щедрой расточительностью ушли десятки тысяч фунтов. Мальчик остановился и со смешанным чувством вос­хищения, удивления и робости принялся его разглядывать.

Перед ним были широкие и высокие ступени, на которые он не решался поставить свои босые грязные ноги. В здание вели несколько входов, и возле каждого из них стоял полицейский. Ребенок отступил к палисаднику и, задрав голову, стал разгля­дывать стены и башни, которые уходили, казалось, в самое небо. Окна, двери и ниши башен были украшены резным деревом и цветными стеклами. Каменные стены были выложены замысло­ватыми узорами, и вся архитектура очень отличалась от домов той части города, в которой он проводил свои дни. Поражен­ный красотой здания, мальчик не мог оторвать от него взгляда.

На верхушке самой высокой башни, расположенной в сере­дине передней части здания, склонялась огромная скульптура человека. По всей вероятности, это был один из великанов, о которых он имел весьма смутное представление и которые вну­шали ему непередаваемый страх. Этот страх всегда преследо­вал его, когда ему приходилось идти по улицам ночью.

В руке гигант держал огромный камень, словно намеревался бросить его вниз и раздавить любого, кто осмелится хотя бы подняться на ступеньки.

Не имея возможности проскочить мимо полицейских незамеченным, малыш в отчаянии медленно, бесшумно ступая, побрел вдоль здания в надежде найти другой вход. Неожидан­но он застыл в непередаваемом ужасе, какой могут испытывать только дети.

Перед ним стояла статуя разъяренной женщины. Подобных женщин он не раз встречал на улицах, неподалеку от своего жилища. На руках у нее была фигура мертвого ребенка. С еле слышным всхлипом мальчик попятился. Он старался держаться в тени огромных стен, пока снова не вернулся к тем же широким ступеням.

В здание и из здания спешили люди, их никто не останавливал и не проверял. Многие были из низших слоев общества, с которым он был хорошо знаком. Это были женщины в платках вместо шляпок, мужчины в изрядно поношенной одежде и деревянных башмаках, которые выглядели чуть лучше, чем его грязные босые ноги. Они поднимались и спускались по лестни­це с такой уверенностью, что вскоре мальчик осмелел.

Ступенька за ступенькой он медленно поднимался вверх. Наконец он оказался под крышей здания среди ряда огромных колонн. За колоннами малыш увидел стеклянные двери и, при­поднявшись на цыпочки, смог заглянуть внутрь.

Ах! Что это было за место! От удивления и восхищения у мальчика перехватило дыхание. Помещение освещал нежный свет, но, как ему показалось, окон там не было. Разве что окнами были картины с изображением мужчин в красной, фиолето­вой и голубой одежде и с золотыми коронами на головах. Пол, казалось, был выложен из драгоценных камней, образуя собой красивую мозаику.

В коридор выходило множество дверей, и люди, спешащие по делам, входили и выходили из них. Кто-то был таким же бедным и очень несчастным, как и он, только детей среди них, конечно, не было. Мужчины были в алых накидках с длинны­ми белыми жезлами в руках. Их сопровождали джентльмены в черных халатах и белых париках.

Мальчик стоял на цыпочках и внимательно наблюдал за происходящим. Полицейский с великодушной снисходительностью сказал, что это место называется зданием суда. Ребенок не имел никакого представления, что это значит. Он только понимал, что где-то внутри этого здания находится его брат Том, которого привели для того, чтобы представить перед судьей. Возможно, после этого его отправят в тюрьму. Что же станется с ним, когда Тома не будет рядом?

У мальчика теплилась слабая надежда, что если он все же пройдет мимо полицейского, то сможет смешаться со снующим народом. Войдя в здание, он каким-нибудь образом встре­тится с Томом. Потом, если даже он и не сможет ему ничем по­мочь, то хотя бы даст ему половинку сладкой булочки. Булочку он выпросил возле дверей кондитерского магазина, который встретился ему по пути. Одну половинку он с превеликим удо­вольствием уже съел. Вторая же обязательно будет для Тома немалым утешением, даже если ему и придется отправиться в тюрьму.

Но, может быть, каким-нибудь образом Том все-таки выбе­рется, как Вилл Хэндфорс, например. Вилл стащил зонтик из одного дома, дверь в который была открыта. Он хвалился об этом среди своих друзей и все же смог уйти от наказания. А ведь Том ничего не крал. Если только судья позволит ему говорить, то он обязательно скажет ему правду. Тогда судья и узнает, что Том не вор.

«Возможно вот тот благородный джентльмен, который про­ходит через коридор, и есть судья», — подумал малыш.

Ах, если бы только он осмелился подойти и поговорить с ним! Он не знал никого, с кем он мог бы поговорить о Томе.

В переживаниях за брата мальчик почти забыл о величии и великолепии места. Неожиданно он вздрогнул. Большая сильная рука схватила его за воротник пиджака. Не успел он и опомниться, как рука, которая принадлежала полицейскому, хорошенько его встряхнула.

— Сейчас же убирайся отсюда вон! — сурово произнес поли­цейский. — Нечего в суде делать такой мелюзге, как ты!

— Ох, пожалуйста, оставьте меня! — взмолился мальчик— Я только хочу увидеть Тома. Его, возможно, отправят в тюрьму так надолго, что я больше никогда не увижу его!

— Его здесь нет, — резко ответил полицейский. — И если ты не уберешься сам, то я помогу тебе. В суде еще не хватало по­прошаек, как ты! Убирайся, я сказал!

Мальчику ничего не оставалось делать, как повернуться и уйти. Спускался он медленно, задерживаясь на каждой ступень­ке широкой лестницы. Наконец он снова оказался под пролив­ным дождем, а полицейский вернулся под крышу здания. На ребенка он больше не обращал никакого внимания. Мальчик сел на мокрую каменную ступеньку, замотался потуже своими лохмотьями и склонил голову на ступеньку повыше.

У бедного чумазого малыша во всем мире не было никого, кроме Тома. Он знал, что Том находится где-то здесь, в этом здании. Молчаливые слезы смешивались с каплями дождя. Постепенно он задремал.

Дождь омывал его босые ноги и, пробираясь через лохмотья, сбегал по телу вниз; но мальчик продолжал спать. Люди, не обращая на него внимания, спешили по своим делам. Муж­чины, женщины, дети будто по общему согласию оставили не­счастного ребенка в покое.

Неожиданно мальчик почувствовал, что его кто-то тихонько трогает палкой. Ребенок испуганно вздрогнул, так как ему как Раз снился полицейский. Открыв глаза, он увидел склонивше­еся над ним лицо. Лицо это было серьезное, но доброе и при­ятное. Оно имело такое выражение, от которого сердечко не­счастного малыша забилось легко и радостно. На него смотрел джентльмен. Мальчик тут же вскочил на ноги и поправил слип­шиеся на лбу мокрые волосы. Ему невольно захотелось придать себе более приличный вид.

— Что ты здесь делаешь, мой мальчик? — спросил незнакомец.

— Я хочу видеть Тома, — ответил ребенок. Удивительно, но перед этим человеком он не ощущал ни стеснения, ни страха. — Он где-то здесь, и его должны привести к судье. Возмож­но, его посадят в тюрьму, и я боюсь, что никогда его снова не увижу.

— А что Том сделал? — снова спросил незнакомец.

— Пожалуйста, сэр, Том ничего не сделал, ничего!— тороп­ливо проговорил мальчик, пользуясь возможностью. — Отец Вилла Хэндфорса и другой мужчина залезли ночью в один дом. С ними был еще парень, а полицейский говорит, что это был Том, и поэтому его забрали в тюрьму. Он там уже недели три или даже больше. Но это не был Том, я уверен. Ах, если бы кто-нибудь сказал об этом судье.

— Откуда же ты знаешь, что Том не был с отцом Вилла Хэнд­форса? — спросил джентльмен.

— Он был со мной всю ночь, — живо ответил мальчик. — Мы вечером продавали с ним дрова в Лонгсайд, почти до девяти часов. Том вернулся домой еще до того, как я уснул. Но утром пришел полицейский и забрал Тома, а Том сказал мне: «Фил, это неправда, меня скоро выпустят». Но его до сих пор не от­пустили. А мать Вилла Хэндфорса, которая оболгала Тома, ска­зала, что его пошлют в тюрьму с ее мужем независимо от того, сделал он что-нибудь или нет.

— Так тебя зовут, Филипп? — спросил джентльмен.

— Нет, просто Фил, — ответил ребенок.

— А меня зовут Филипп, — улыбаясь, пояснил незнакомец, — Филипп Хоуп. А как твоя фамилия, мой маленький друг?

— У меня нет фамилии, — ответил Фил, — а у Тома есть еще одно имя Хаслем, Том Хаслем.

— Фил, — сказал мистер Хоуп, — пойдем со мной, и мы по­стараемся увидеть Тома.

ВИНОВЕН ИЛИ НЕ ВИНОВЕН?

Мистер Хоуп поднялся по ступеням судебного здания. Фил старался держаться к нему как можно ближе. При встрече с первым же полицейским он невольно сжался.

Полицейский был высоким и сильным, с жестким и суровым лицом, казалось, он редко улыбался и не часто хмурился. Когда мальчик под защитой своего нового друга входил в огромный вестибюль, полицейский уже готов был опустить на него свою цепкую руку. В это время мистер Хоуп обратился к нему:

— Баннер, можете ли вы сказать мне что-нибудь о деле Хэнд­форса и других по поводу ограбления дома?

— Я не уверен, — ответил Баннер. — Дом находится на моем участке, но в то время я не дежурил. В этом замешаны двое муж­чин и парнишка. Мужчин задержали в доме, а мальчишка убе­жал. Они сейчас находятся перед судьей мистером Робертом.

— Этот мальчик говорит, что его брат в ту ночь был с ним дома, — сказал мистер Хоуп. — Парнишка, которого обвиняют, не Том Хаслем?

— Да, сэр, Том Хаслем, — ответил Баннер, — это имя парня. Но не стоит прислушиваться к этим малышам, это только поощряет их ко лжи. Они рождены и воспитаны лжецами и ворами, сэр.

Джентльмен вздохнул и посмотрел на Фила с выражением такой жалости и нежности, что мальчик осмелился говорить даже в присутствии полицейского.

— Это не ложь, — сказал он, взяв мистера Хоупа за руку и глядя в его лицо более уверенно. — Если бы вы спросили Нэта Пендлбери и Эллис, они бы подтвердили. О, что же будет со мной, если Тома посадят в тюрьму?!

— Баннер, я не оставлю это дело, — сказал мистер Хоуп.— Вы сказали, что подсудимые сейчас перед судьей Робертом?

— Да, сэр, вот сюда, пожалуйста, если вам угодно,— ответил Баннер, повернувшись к коридору, ведущему в здание.

Мистер Хоуп попросил Фила немного подождать его. Ребенок не смел перечить, хотя задрожал от страха. Под строгим взгля­дом Баннера он не решался даже пошевелиться. Через некоторое время малыш опять услыхал голос своего нового друга, только он не мог поверить своим глазам, что это тот же самый человек Мистер Хоуп появился в черном халате, а его черные волосы за­крывал седой парик Мистер Хоуп улыбнулся и предложил маль­чику следовать за ним. В сопровождении Баннера они пошли по длинному коридору, потолок которого был сделан в форме арки. Наконец все трое вошли в заполненную людьми комнату.

Филу зал показался огромным, хотя и был самым маленьким в здании суда. Число подсудимых было очень большим, поэто­му чтобы все дела были рассмотрены вовремя и не затягива­лись надолго, небольшие дела рассматривались в малых залах.

Мистер Хоуп попросил Баннера поставить Фила на скамей­ку. Филу же он велел посмотреть вокруг и найти Тома. Прошло не меньше двух минут, пока Фил осматривался по сторонам.

В середине зала Фил увидел место, отделенное от собравшихся ограждением. Там стояли двое мужчин, одним из кото­рых был Хэндфорс. Позади них стоял Том. Его черные волосы, глаза и лицо были очень знакомыми, только выражение лица более упрямое, с отпечатком отчаяния. Таким Фил его еще ни­когда не видел. В это время кто-то громко произнес:

— Томас Хаслем!

Том мгновенно поднял голову и пошевелил губами. Но Фил не услышал ни одного звука. Снова были произнесены слова, которые Фил не понял, на что Хэндфорс и другой мужчина громко ответили: «Виновен». После них Том тоже что-то про­изнес, и Баннер тяжело положил руку на плечо Фила.

— Ага! — произнес он, — он признал себя виновным. Он ска­зал, что участвовал в этом, и теперь будет отправлен за это в тюрьму. Так ему и надо, маленькому негодяю!

Некоторое время Фил ничего не мог понять, но как только мысль о том, что Тома заберут у него, дошла до его сознания, он отчаянно закричал:

— Нет!

Крик эхом пронесся через тихое здание суда. Судья в недо­умении окинул строгим взглядом зал и приказал:

— Прошу соблюдать тишину!

Но Фил никого кроме Тома и судьи не видел.

— О, судья! — закричал он. — Том этого не делал! Он был со мной всю ночь, и Нэт Пендлбери и Эллис знают это.

Это был чистый звонкий детский голосок Том вздрогнул и взволнованно посмотрел в толпу. Как только он увидел малень­кого Фила, стоящего на скамье, упрямое выражение его лица мгновенно исчезло. Через оборванную, мокрую одежду четко вырисовывались его маленькие, тонкие руки, протянутые к нему, Тому.

Мистер Хоуп тихо переговаривался о чем-то с судьей. Судья перевел свой долгий, проницательный взгляд на Тома.

— Томас Хаслем, — сказал он. — Мистер Хоуп забирает твое дело. — Затем, обращаясь к полицейским, добавил: — Уведите осужденных.

Через несколько минут Фил оказался в маленькой смежной комнате. Там же были Баннер, мистер Хоуп и Том. Фил схватил Тома за обе руки и крепко держал, словно боясь его снова поте­рять. Перед ними стоял мистер Хоуп, а позади них Баннер. Он готов был схватить Тома и доставить его в тюрьму, как только доказано будет, что тот виновен.

Том настороженно посмотрел на мистера Хоупа. Но загля­нув в его добрые глаза, он расслабился. На лице голодного пар­нишки появилось что-то наподобие улыбки.

— Мой мальчик, — сказал мистер Хоуп, — кто из вас, ты или Фил, говорит правду?

— Фил, — ответил Том, с любовью сжимая руку брата.

— Почему же ты объявил себя виновным? — спросил мистер Хоуп.

— Бесполезно было утверждать обратное, — произнес Том, и грустное выражение опять сменило улыбку. — Полицейский поклялся, что я виновен, и мужчины сказали мне, что судья бу­дет в десять раз строже ко мне, если я скажу, что не виновен. Поэтому я и сказал, что виновен. Судья ничего не знает о таких бедных людях, как я.

— А ты всегда говоришь правду? — спросил мистер Хоуп.

— Нет, — ответил Том честно, но без наглости. — Нам, бес­призорникам, не обязательно всегда говорить правду, это ни­чего не дает.

— Но теперь, Том, — серьезно сказал мистер Хоуп,— я хочу стать твоим другом, но при условии, что ты расскажешь мне всю правду, как все было. Если ты на самом деле не участвовал в этом ограблении, то я могу защитить тебя, чтобы тебя не поса­дили в тюрьму. Расскажи мне все, что ты знаешь об этом. Какие У тебя отношения с Хэндфорсом и что ты делал в ту ночь?

Глаза Тома снова внимательно, словно чего-то ища, остано­вились на лице нового друга. Затем он выпрямился и, реши­тельно подняв голову, тихо, но уверенно начал рассказ.

— Мы живем с Хэндфорсами, я и Фил. Они живут в подвале, а наше место под лестницей, там мы спим. В тот вечер, когда они утверждают, что я им помогал в ограблении, мы с Филом были в Лонгсайде, продавали дрова. Домой мы вернулись толь­ко после девяти часов. Фил сразу пошел спать, потому что он был голодный и сильно замерз. А я побежал на улицу Пилигри­ма к Нэту Пендлбери, отнести для Эллис связку дров. Когда я вернулся, часы на старой церкви пробили десять. Нэт знает это. Но утром, прежде чем рассвело, пришел полицейский и забрал меня. Он сказал, что ночью я участвовал в ограблении дома.

— Ты что-нибудь узнавал об этом, Баннер? — спросил мис­тер Хоуп.

— Если Томас Хаслем говорит правду, — ответил Баннер,— тогда он не участвовал в ограблении. Потому что это случилось как раз между девятью и десятью часами. Дом был заперт, и в нем никого не было, так как на вечер хозяин отлучался из дома. Полицейский заметил, что в доме горит свет, а он знал, что хозяин ушел. Он позвал помощь и задержал двух мужчин, а парнишка, который был с ними, убежал через заднее окно. Он унес с собой несколько серебряных ложек Одну из этих ложек нашли в соломе, где спал Томас Хаслем.

— Парень вряд ли принес бы украденные вещи к себе в пос­тель, — задумчиво сказал мистер Хоуп. — Том, почему ты не поговорил с Нэтом Пендлбери и с Эллис сразу, когда тебя за­брали?

— А что бы это дало? — грустно ответил мальчик— Поли­цейский сказал, что это сделал я, и следователь тоже сказал, что это моя работа. Меня бы никто не послушал. Но если вы спро­сите Нэта Пендлбери, то он скажет вам правду. Он живет на улице Пилигрима, Фил может сбегать и позвать его.

— Баннер сходит за ним, — сказал мистер Хоуп, — а Фил мо­жет показать ему, куда идти.

Через несколько минут Фил бежал по грязной улице, едва поспевая за высоким полицейским. Жесткость исчезла из холодных глаз Баннера, и на маленького босоногого попутчика он смотрел уже не так строго. А Фил, стараясь не отставать, бе­жал, едва переводя дыхание. Два или три раза полицейский останавливался среди толпы, но это было лишь для того, чтобы дать Филу возможность передохнуть. Однако Баннер не хотел показать этого и заговаривал с кем-либо, чтобы продемонстри­ровать свой авторитет.

Наконец, они вышли на улицу Пилигрима. Это была корот­кая и узкая улочка, окруженная бедными домишками. Она была тупиковая и дорога через нее не проходила, а по обе стороны в подвалах ютились маленькие магазины. Здесь же в подвалах, куда никогда не проникал дневной свет, жили люди.

Незадолго до Баннера и Фила на улицу Пилигрима повернул небольшого роста худощавый мужчина. У него были седые кудрявые волосы и светлое морщинистое лицо. Под мышкой мужчина держал пачку разноцветной бумаги, а в руках нес посудину для клея и кисточку.

Мужчина подошел к открытой двери одного из подвалов, на пороге которого стояла девочка приблизительно такого же воз­раста, как Том Хаслем. Девочка улыбалась и с интересом смот­рела на Фила.

Фил от радости захлопал в ладошки и, обгоняя полицейско­го, бросился вперед. На ходу он закричал: — Это Нэт Пендлбери и Эллис!

СВИДЕТЕЛЬ

Не было ни одного обитателя улицы Пилигрима, кто бы не выглянул из-за двери или из окна. Все настороженно наблюдали, как Баннер медленной походкой подошел к средне­му дому. Улица Пилигрима была одной из наиболее благопо­лучных улиц этого района, и полицейские здесь появлялись не часто. Не удивительно, что произошедшее вызвало у всех не­вольное любопытство.

Нэт Пендлбери, услыхав свое имя, быстро обернулся. Эллис пошла навстречу Филу.

На лице Нэта отразилось больше чем удивление, когда Бан­нер сообщил, что он и Эллис немедленно должны явиться с ним в здание суда. Нэт, сопровождаемый Филом и Баннером, вошел в дом. Закрыв двери, он в недоумении переводил взгляд с одного на другого. Эллис же, с серьезным и смелым лицом, привязывала к ногам башмаки на деревянной подошве. Накинув на голову шаль, она сообщила, что готова идти.

— Но для чего? — спросил Нэт, пристально глядя на Банне­ра. — Я честный рабочий человек и никогда не имел никаких дел с полицией. Слава Богу за это! И поэтому я спрашиваю, для чего вы вызываете нас в суд?

— Это вам не повредит, — ответил Баннер. — Я ничего про­тив вас не имею. Но у нас находится парнишка по имени То­мас Хаслем, он обвиняется в ограблении дома. Он ссылается на вас, что вы можете доказать его невиновность. Вот в этом и все дело. Он сказал, что вы и Эллис знаете, где он находился во время ограбления. Вы пойдете впереди, мистер Пендлбери, а мы с Эллис будем следовать за вами. Свидетели не должны раз­говаривать друг с другом.

Улицы еще больше заполнялись людьми, несмотря на то, что дождь усилился. Нэт шел впереди, глубоко задумавшись над тем, что он знал о Томе Хаслеме и его занятиях. Время от времени он шепотом произносил молитву, чтобы Бог дал ему мудрости, что говорить перед судьей. Отец больше переживал за Эллис, нежели за себя. Но всякий раз, когда он оглядывался, она улыбалась и кивала ему. Подняв глаза к серому, покрытому тучами небу, она словно показала, что тоже в сердце обраща­ется к Богу.

Итак, Нэт послушно направлялся к зданию суда, по привыч­ке ступая быстрыми короткими шагами. Ведь целыми днями он торопливо спешил от одного места к другому, держа в ру­ках банку с клеем и объявления. Подойдя к судебному зданию, он остановился, ожидая пока подойдут остальные, чтобы всем вместе предстать перед мистером Хоупом.

Оставив их в небольшой комнате, Баннер пошел за мистером Хоупом. Долго ждать им не пришлось, но за это время мрачное выражение на лице Нэта сменилось абсолютным по­коем. Эллис стояла рядом с ним, а Фил весь превратился в слух, словно его жизнь полностью зависела от их свидетельства.

— Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что вы знаете, что делал Том Хаслем в этот день три недели назад, — сказал мистер Хоуп тоном, который абсолютно успокоил Нэта.

— И я скажу вам правду, сэр, да поможет мне Бог,— ответил Нэт. — Это был последний раз, когда Эллис и я видели Тома и маленького Фила. Эллис уже не раз спрашивала меня: «Папа, как ты думаешь, что случилось с маленьким Филом?» В этот день, три недели назад, было довольно темно, сэр. Было позд­но, и дети уже спали. У меня их пятеро вместе с Эллис. Мы с ней сидели рядом с камином, разговаривали, прежде чем лечь спать. Я потерял жену, и есть много вещей, которые нужно об­говорить и решить, когда семья большая. В это время в дверь кто-то постучал. Когда я ее открыл, на пороге стоял Том Хаслем с дровами, которые заказывала Эллис. Она как раз зажгла свеч­ку и открыла Библию. Я не могу читать, а Эллис прекрасно чи­тает, и я предложил: «Том, заходи и садись к огню, посиди, пока Эллис прочтет нам одну главу». Он был очень благодарен и сел, потому что замерз и очень устал. Итак, Эллис читала, а он сидел и впитывал каждое слово. Его глаза были широко распахнуты, и я, не подумав, заговорил с ним о Боге. Как оказалось, он ничем не лучше язычников, к которым мы посылаем миссионеров. Он понятия не имел, кто такой Иисус и вообще что Он делал. Он употреблял слово Бог только для того, чтобы клясться или ругаться. Он ни разу в жизни не молился и понятия не имел, что такое молитва. А что касается того, чтобы пойти в церковь, так он никогда даже и не смотрел в ту сторону. Я не могу вам передать, как мы с Эллис сочувствовали ему. После я проводил его домой до самой двери, рассказывая ему всю дорогу о Боге. С тех пор я его больше ни разу не видел. Мы подумали, что ему надоели мои наставления. Не то, чтобы я могу проповедовать больше, чем читать, но когда я начинаю о Нем говорить, то не могу остановиться.

— О ком? — уточнил мистер Хоуп.

— О Господе Иисусе, - сказал Нэт, понижая голос. - Это как те два ученика, которые сказали: «не горело ли в нас сердце наше?» Я надеюсь, что я вас не обидел, сэр?

— Нет, совсем нет, мой добрый друг, — сердечно ответил мистер Хоуп. — Но откуда вы знаете, что это случилось именно в этот день три недели назад?

— Сегодня ведь среда, не так ли, сэр? — произнес Нэт с сияю­щим лицом. — Это вечер, когда мы слушаем проповеди. Эллис, я и двое моих мальчиков ходили на собрание. Там же была и наша соседка миссис Саундерс, которая содержит маленький магазин. Она сказала, что Эллис может взять немного требухи для приправы. Когда я увидел, что Том внимательно слушает чтение, то я спросил, не осталось ли у Эллис немного требухи. Это только видеть надо было, как парень буквально проглотил все. Казалось, что он был уже на краю смерти. Я не могу оши­биться в точности этой ночи, потому что с тех пор у нас больше не было требухи. А на следующий день миссис Саундерс под­вернула ногу и с тех пор еще не выходила. Моя работа тоже не имела успеха, поэтому мы были не в состоянии купить требуху.

На лице мистера Хоупа играла улыбка, в то время как Баннер, слушая эти подробности, сурово хмурился. Если бы ему предоставили это дело, то он бы заставил Нэта конкретно от­вечать на вопросы.

«Нэта просто нужно строго прижать, чтобы выяснить винов­ность или невиновность Тома Хаслема, и не давать ему укло­няться в дебри», — размышлял он.

— В котором часу вы расстались с Томом? — спросил мистер Хоуп.

— Когда я вернулся на улицу Пилигрима, на часах старой церкви пробило десять, — ответил Нэт. — Я не думаю, что про­шло больше пяти минут с тех пор как мы расстались, потому что я хожу быстрее, чем большинство людей, сэр. К этому при­выкаешь, когда необходимо расклеить целую пачку объявле­ний. Моя мама, бывало, говорила: «Мы должны ходить так бы­стро, чтобы не давать траве расти под ногами». Поэтому мы, расклейщики объявлений, бегаем быстро.

— А что ты мне можешь сказать, Эллис? — обратился к девоч­ке мистер Хоуп.

— Все так и было, как сказал папа, — скромно ответила де­вочка. — И с тех самых пор мы не видели ни Тома, ни малень­кого Фила. Получается, что Тома забрали в тюрьму, но Фил, по­чему ты не приходил к нам? Где ты был?

Ребенок вздрогнул, в его глазах отразился ужас. Он поблед­нел и со страхом стал озираться по сторонам. Через секунду; малыш прижался к Эллис и обхватил ее обеими руками.

— Ох, — со стоном произнес он, — что же мне теперь делать?! Она сказала, что поломает каждую мою косточку и изобьет меня до смерти, если я выйду из дома, пока нет Тома. Только я боялся, что никогда больше его не увижу. Я не мог прийти к вам, Эллис. Ох, я боюсь, я ни за что не вернусь туда! Что мне теперь делать?

— Ты пойдешь домой с нами, Фил, — сказал Нэт, взвесив об­становку. — Эллис найдет для тебя место.

Эллис некоторое время стояла, задумавшись. Затем поспеш­но несколько раз кивнула головой.

— Тебя нужно хорошенечко вымыть, Фил, — произнесла она тихо, на что мистер Хоуп невольно улыбнулся.

— Вы можете быть свободны и идти домой, — сказал мистер Хоуп. — Дело Тома будет рассматриваться не раньше завтраш­него утра. Вы должны будете дать показания перед судьей. Я не сомневаюсь, что Том будет освобожден. Баннер, проводи их, пожалуйста, и затем вернись ко мне.

Нэт поклонился, а Эллис сделала реверанс. Все трое отпра­вились домой. Фил шел посередине.

Баннер вернулся к мистеру Хоупу, всем видом показывая, что он весь внимание. Несколько минут оба молчали.

— Баннер, — наконец произнес мистер Хоуп, — я не совсем понимаю, почему оправдание парнишки не было принято во внимание, прежде чем привести его к следователю?

— Ну, как же, сэр, — поспешил ответить Баннер, — полицей­ский произнес клятву, также и другие обвиняемые. Если это не он, тот тут совершенно ясно, что это был сын Хэндфорса. Тому Хаслему мгновенно закрыли бы рот, если бы он попытался оп­равдаться. Эти ребята рождены обманщиками, и мы никогда не обращаем внимания на то, что они говорят.

— Они в трудном положении, — вздохнул мистер Хоуп. — Баннер, ты христианин?

— Да, сэр, — ответил полицейский не совсем уверенно. — Я думаю, что да. Я регулярно хожу в церковь, если только не на службе в это время. Но я стараюсь. Я не лучше всех христиан, но я лучше многих из них. Наша служба не совсем подходит для религии, сэр.

— Ты можешь служить Богу в полиции не хуже, чем дьячок служит в церкви, — ответил мистер Хоуп. — Баннер, обстоятель­ства, в которых мы находимся, значат очень мало, вопрос стоит в том, как мы выполняем свою работу и почему мы ее делаем. Наш Учитель и Сам большую часть земной жизни провел в бед­ной деревне, работая плотником. И вот теперь тебе предстоит сделать небольшую работу для Христа. Бог не только послал Своего Единородного Сына, чтобы спасти мир, но Он также послал всех Своих сыновей, каждого, кто был спасен от власти греха. Он послал их, чтобы помочь спасти других. Присмотри за этим несчастным парнишкой, когда его освободят, и помо­ги ему найти путь спасения. Сделай для него все, что можешь. Завтра я с ним сам переговорю, но ты знаешь, что я должен буду уехать, как только судебные процессы закончатся. Мы не можем собрать их всех с улиц, но мы можем попробовать сде­лать их другими. Баннер, сделаешь ли ты все, что сможешь, для этого парнишки?

— Да, сэр, — ответил Баннер. — Я не спущу с него глаз, може­те положиться на меня.

— Но Баннер, — продолжал мистер Хоуп, — если ты наме­реваешься сделать что-либо хорошее для этого парнишки, ты должен постараться полюбить его. Ты обязательно должен любить его. Христос ни за что не смог бы спасти нас, если бы прежде не полюбил.

Баннер стоял серьезный и задумчивый, словно на него воз­лагали невыполнимую обязанность. Это было просто неслы­ханным делом, чтобы от полицейского требовали участия к ни­чтожным, вороватым бродягам, которые постоянно портили его жизнь. Нет, мистер Хоуп просто не понимает, что от него требу­ет. Но в глазах и на лице мистера Хоупа было выражение печали и сострадания. Баннер был не в силах противоречить ему.

Полицейский немного расслабил воротник, который неожиданно стал его душить. Глухим хриплым голосом он про­изнес:

— Я постараюсь сделать все, что смогу, сэр. Я, наверное, больше полицейский, чем христианин. Но я постараюсь сделать все возможное для Томаса Хаслема.

Баннер честно решил выполнить это перед лицом Господа. Он был человеком и полицейским непорочной чести, к тому же строгим и непреклонным. Он запомнил, что «начало муд­рости страх Господень», но еще не познал Божьей любви. Он не понял, что любовь есть исполнение закона и является наи­высшей мудростью. Баннер боялся Судью, служил Царю, но он еще должен был научиться любить и доверять Отцу, Который открыл Себя в Своем Сыне.

КТО ТВОЙ ОТЕЦ?

Первые подсудимые, которые на следующее утро были вве­дены в зал суда, были Хэндфорс, его сообщник и Том. Мужчины второй раз признали себя виновными. Голос Тома сегод­ня прозвучал в зале суда звонко и с надеждой: — Не виновен.

Том заметил в зале Нэта, Эллис и маленького Фила. Они сто­яли на месте, отведенном для свидетелей. Сердце мальчика ра­достно билось от одной даже мысли, что скоро он снова будет свободен и обнимет их. Нэт давал свои показания честно, прос­то и прямо. Он тут же приобрел доверие присяжных и судьи.

Эллис подтвердила его показания с тихим и благородным спокойствием. Они привели с собой соседа, который видел, как Том покинул улицу Пилигрима в сопровождении Нэта Пендл­бери. Трех свидетелей было достаточно для доказательства не­виновности Тома.

Заседатели не просили разрешения оставить зал суда, но че­рез несколько минут дали свое заключение, что Том не вино­вен. Судья произнес слова, которые объявляли его свободным. Однако он предупредил Тома держаться подальше от плохих компаний.

Нэт и Эллис внимательно слушали судью. Оставив здание суда, Нэт отправился на работу, а Эллис с маленьким Филом стояли в вестибюле, ожидая Тома.

Ночью тучи убежали на запад, и солнце свободно проника­ло через цветные стекла и освещало мозаичный пол. Под его яркими лучами сияли черные кудряшки Фила.

Сердце мальчика было переполнено тихой радостью. Его маленькое худое личико с ввалившимися от постоянного голода щеками светилось радостью. Он крепко держал Эллис за руку и напряженно ждал появления Тома.

Проходившая мимо женщина, взглянув на него, улыбнулась и вздохнула. Она уже хотела остановиться, чтобы заговорить с ним, но внизу у здания ее ожидала карета. Она быстро по­ложила ему в руку монету и поспешила дальше. Оглянувшись, она наблюдала за его удивлением. Ее улыбка выражала удоволь­ствие и в то же время сострадание.

Тома долго не было. Его вывели из загородки и сказали, что он может быть свободен. Но как только он собрался броситься к Эллис и Филу, Баннер схватил его за плечо и велел следовать за ним к мистеру Хоупу. Полицейскому нельзя было не подчиниться, и Том с неохотой последовал его повелению, тяжело передвигая ноги. Баннер вел его по красивым коридорам и открыл дверь в просторную светлую комнату.

Вначале казалось, что там никого нет, но Баннер смело по­шел вперед по ковровой дорожке. Том следовал за ним и заме­тил, что его шагов не было слышно. Они подошли к верхней платформе, где за столом сидел мистер Хоуп. Перед ним лежа­ло несколько книг.

Том остановился у стола со смешанным чувством страха и решительности. Мистер Хоуп попросил Баннера оставить их одних и подождать за дверью, пока он поговорит с Томом. Том, объятый страхом, неуверенно осматривал комнату.

— Том, — сердечно произнес мистер Хоуп, — я очень рад, что мы освободили тебя в этот раз.

— Да, сэр, — ответил Том, и неожиданно слезы потекли из его глаз. Он не мог объяснить почему. — Это благодаря вам, сэр. У меня ничего нет, чтобы заплатить вам, сэр. У меня даже нет друзей, кроме маленького Фила. Но если я когда-нибудь опять попадусь и смогу заплатить, я обязательно сделаю это, сэр. А может быть, я что-нибудь могу сделать для вас?

Том запнулся, потому что не знал, что он мог сделать для такого джентльмена, как мистер Хоуп. У него наверняка есть много слуг и друзей. Нет ничего в мире, что он мог бы для него сделать.

— Я надеюсь, что ты никогда больше не попадешься, Том,— грустно сказал мистер Хоуп. — Но есть что-то, что ты сможешь для меня сделать. Я расскажу тебе, что, но вначале ты должен ответить на некоторые вопросы. Есть ли у тебя отец или мать?

— Все равно, что нет, — ответил Том, покраснев.— Отца и мать посадили в тюрьму, когда я был еще таким маленьким, как Фил. Это было лет семь назад. Мать и года не просидела, умер­ла, а отцу осталось еще три года. Для меня не очень-то и хо­рошо, что меня освободили в этот раз. Рано или поздно я все равно должен буду идти в тюрьму.

— Ничего подобного, — ответил мистер Хоуп, — ты должен быть намного лучше, чем вор, Том. Не бойся говорить мне правду, мой мальчик Воровал ли ты когда-нибудь?

Том немного помедлил и испытующе посмотрел в лицо своего друга. Затем его голова опустилась, ему было очень стыдно признаваться.