Плач инока о брате его, впадшем в искушение греховное Сочинено другом для друга и для брата братом, к взаимной пользе и сочинителя, и читателя.

Святитель Игнатий Брянчанинов, епископ Кавказский и Черноморский

Плач инока о брате его, впадшем в искушение греховное Сочинено другом для друга и для брата братом, к взаимной пользе и сочинителя, и читателя.

И бысть, по внегда в плен отведен бе

Исрамль и Иерусалим опустошен бяше,

сяде Иеремия Пророк плачущ, и

рыдаше рыданием над Иерусалимом.

Один я в келии; заперты двери; густым зана­весом завешено окно; скромная лампада в углу келии теплится пред святыми иконами, разли­вает по келии слабый, томный свет. Не нужно мне освещения более яркого: оставил я все заня­тия. Сижу на одре в недоумении, в безотчетли­вом молчании. У меня как бы отнято существо­вание. Не могу размышлять ни о чем: печаль на­полняет душу; слезы, струясь по ланитам и одеж­де, заменяют для меня всякое иное занятие. Не входите, не входите ко мне! Не нарушайте моего безмолвия! Не способен я к беседе с друзьями. Необходимо мне одиночество: способен я к од­ному плачу. Чем больше объемлет меня плач, тем больше жажду его, тем больше вдаюсь в него. Насыщает он меня, утешает он меня, несмотря на то, что горек он. Тоскующая горлица переле­тает с одной иссохшей ветки на другую иссох­шую ветку, на ветку зеленеющую не садится: так и я перехожу от мысли печальной к мысли пе­чальной, от чувствования печального к чувство­ванию печальному; мысли и чувствования при­ятные не приближаются к страждущему сердцу. Когда опустошен и разрушен был Иерусалим, а народонаселение его отведено пленником в страну дальнюю, тогда пророк Иеремия, тщет­но предвещавший бедствия Иерусалиму за без­закония жителей его, тщетно призывавший к по­каянию ожесточившихся и ослепших беззаконников, остался на развалинах Иерусалима, остал­ся оплакивать свое пророчество, совершившее­ся. Рыдал он рыданием неутешным на пепелище сожженного храма: храм этот признавался чудом зодчества, был единственным храмом на земле, посвященным истинному Богу. Рыдал пророк рыданием неутешным на развалинах города: го­род этот был единственным городом на земле, в котором поклонники истинного Бога могли воз­давать поклонение Богу, установленное Богом, единое благоприятное Богу.

Не на груды камней и пепла падают мои сле­зы; оплакиваю не храм, воздвигнутый руками человеческими из мрамора, порфира и древ не-гниющих⁷⁹⁶; рыдаю не на развалинах города, ко­торый строился веками, строился могучими мышцами царей, народов, золота; не летят мои воздыхания вслед за многочисленными толпами иудеев, которые влекутся многочисленным во­инством в гражданское рабство. Причина мое­го плача — причина нравственная, и область моего плача — область духа. Оплакиваю сожже­ние невидимого и нерукотворенного храма, со­зданного Богом для невидимого, возвышенней­шего богослужения; оплакиваю разрушение та­инственного города, назначенного в обитель для помыслов и ощущений благодатных; оплакиваю плен души, плен ума и сердца, побежденных гре­хом. Окованы они, окованы эти плодники, око­ваны цепями страстей, уведены в рабство. Уве­дены они в царство и столицу царя Вавилонско­го: во власть архангела отверженного, господ­ствующего сурово и жестоко над всеми отвер­женными разумными тварями, — над ангелами и человеками.

Плачу плачем покаяния и любви. Погружаюсь в печаль спасительную — не в ту, которая наво­дит смерть человеку (2 Кор. 6:10): печалюсь не о чем-либо суетном, тленном, преходящем. Объемлет меня плач — наследство прародителя моего, Адама, который обратился к плачу, начал искать в нем утешения после утраты сладостей райских. Этот плач — отблеск вечного блаженства; этот плач — свидетельство, что вечное блаженство было некогда достоянием человека: этот плач — средство к возвращению потерянного блажен­ства. Как отблеск блаженства, как воздыхание и воспоминание о блаженстве, плач заключает в себе, наслаждение: убодая сердце скорбью, вме­сте орошает и помазует его утешением. Благо­словил Богочеловек всесвятыми слезами Своими душеспасительный плач покаяния и любви. Про­лил Богочеловек всесвятые слезы о четверодневном мертвеце, Лазаре; пролил Богочеловек Боже­ственные слезы о многолюдном городе, о наро­де, который не познал или притворился непознавшим посещения Божия. Не только блудница употребила для омовения грехов слезную воду (Лк. 7:38); не только прибегали к слезам все греш­ники, желавшие примириться с Богом посред­ством покаяния: признал слезы необходимым врачеством для себя, спасительным орудием, верховный апостол. Плакася горъко (Мф. 26:75) ве­ликий Петр по отречении от Христа: исцелил он смертельную греховную язву плачем и слезами. И кто, приступавший к Богу с плачем, не был ус­лышан Богом? Окропился немногими слезными каплями нечестивый царь Израильский, Ахаав, умилился на короткое время, после которого опять продолжал прогневлять Бога нечестием. Скудные слезы, умиление кратковременное и малоплодное не остались без последствия: изре­ченная казнь на служителя идолов, обагривше­гося кровию неповинных, отменена. Видел ли ecu, вещал Божественный глас Илии Пророку, чрез которого объявлено наказание царю, видел ли еси, яко умилися Ахаав от лица Моею? сего ради, ради умиления ничтожного, ради непродолжи­тельных, малозначущих слез, не наведу зла во днех его (3 Цар. 21: 21—29), несмотря на то, что Я уже назначил и объявил ему ужаснейшую казнь за ужаснейшие беззакония. Не могу Я видеть плачущего и не помиловать его.

О, брат мой! О, брат возлюбленный! Болезнует о тебе сердце мое; плачу о тебе и не могу пре­стать от плача. Привлекают меня к плачу и чело­веколюбие Господа Иисуса, и постигшее тебя несчастье. Из слезы скорбящего и плачущего о грехах светится надежда спасения, как звезда из окружающей ее тьмы ночной. Соедини с плачем моим плач твой, с слезами моими твои слезы. Не презрит нас Господь, молящихся Ему, рыдающих пред Ним, усиливающихся исцелиться покаяни­ем. Он, податель истинного покаяния, дарует нам могущественное покаяние; Он, податель слез, отверзет в нас источники слез; Он, единый спо­собный очищать нечистоту души, очистить нас покаянием, слезами, Божественною благодатью. Грех — родитель плача и слез: он навитуется, умерщвляется чадами его — плачем и слезами.

Начну же я произносить мои вопли! Стенани­ями и воздыханиями облегчу и разрешу тесноту моего сердца! Не ранами, не укоризною послу­жат тебе слова плача моего; они — выражение любви, знаки участия и сострадания, утешения и ободрения, кроткий голос, призвание к остав­лению греховной жизни, призвание к вступле­нию снова на поприще святого иноческого под­вига, призвание к свержению греховного ига, призвание к мужественной борьбе за духовную свободу с началами и властями поднебесной. Плач мой о тебе есть вместе и плач о мне: и я преисполнен грехами, и на мне звучат тяжкие цепи греховных навыков и впечатлений. Если дозволяю себе восплакать о тебе, то и ты восплачь о мне. Соединим сердца наши в плач! Облеченные в плач, как бы в одежду, необходимую для прикрытия наготы душевной и стыда, явивших­ся от преступления заповеди Божией, предста­нем пред Господа: принесем Господу не пустое и гордое оправдание себя, которым всегда печатлеется греховность и погибель человеков, — при­несем исповедание из сердца сокрушенного и смиренного. Исповеданием решительным и ис­кренним согрешений наших, нашего падения, нашего бедственного состояния войдем в покая­ние и спасение. Покаяние — врата к Богу. Внидите во врата его во исповедании (Пс. 99:4), объявляет и завещавает всему человечеству про­рок, приглашая к покаянию все человечество.