(по дневникам И. П. Мордвинова)
Начало гонений на Русскую Церковь не было стихийным и одновременным. В различных губерниях порожденной революционными событиями РСФСР антицерковные компании проводились по-разному: где-то с большей жестокостью, показательными расправами над духовенством и монашествующими, тотальной реквизицией церковных ценностей и разрушением храмов; в иных же регионах власти во избежание народных волнений старались угасить церковную жизнь постепенно, без громких судебных процессов и бесчеловечных расправ. Так происходило и в Тихвинском уезде, где советы стали серьезной политической силой уже к концу февраля 1918 года, а 5 марта того же года в Тихвине прошел первый Уездный съезд Советов, закрепивший новую власть в Тихвине и уезде[1].
Естественно, рабоче-крестьянская власть не могла смириться с существованием в городе Тихвинского Богородицкого Успенского монастыря – одной из самых знаменитых в России монашеских обителей. Но упразднить монастырь силовыми методами не решились. Для этого был избран иной способ: братия Успенской обители должна была превратиться в монастырскую трудовую коммуну, подчиняясь при этом не только церковным и монашеским уставам, но и управляя монастырским хозяйством согласно предписаниям местных советов. Церковный историк протоиерей А. Васильев, исследуя данные о закрытии монастырей в первые годы советской власти, делает вывод: «Одной из самых распространенных новых форм сохранения православных монастырских общин стали трудовые кооперативы, создаваемые на базе их хозяйств – коммуны или артели»[2]. Этот исследователь ссылается также на монографию доктора исторических наук О. Ю. Редькиной, которая считала, что «только объявляя себя трудовыми коммунами и артелями монахи и монахини могли остановить разграбление монастыря крестьянами и неконтролируемые реквизиции различными ведомствами и военными»[3], поскольку тогдашнее аграрное законодательство не вводило ограничения на обработку национализированной земли теми или иными социальными группами. Поэтому в ряде случаев монастыри превращались в «монастырские колхозы» или «монашеские трудовые артели», что дало им возможность просуществовать некоторое время в условиях нового политического строя.
Однако в Тихвинском Успенском монастыре этот процесс происходил иначе: монахи не сами решили преобразоваться в трудовую коммуну, а сделали это под давлением местных советов. При этом пропагандистом нового уклада жизни выступил никто иной как Исаакий Петрович Мордвинов, прекрасно знавший историю монастыря, его настоятеля и братию, а также пользовавшийся доверием новой власти. Тихвинские советы не забывали о революционном прошлом Мордвинова, заключенного в 1910-1912 гг. в тюрьму за свои социалистические убеждения. И именно ему было поручено агитировать тихвинских монашествующих за новые порядки.
1 января 1919 года И. П. Мордвинов начал очередную тетрадку своих дневниковых записей. Ученый писал, что в тот день навестил братию монастыря, чтобы возвестить ей о новых началах монастырской жизни – монастырской коммуне, в которую преобразовывали Тихвинскую обитель новые власти. Он был искренне убежден, что коммуна есть не что иное, как возврат к первоначальной эпохе христианства, когда, согласно книге Деяний Святых Апостолов, все верующие имели между собою общее имущество. Но Мордвинов не мог предвидеть, что превращение монастыря в коммуну было лишь началом процесса упразднения и закрытия монастыря, затянувшегося на несколько лет. Исаакий Петрович так описывает свою тогдашнюю встречу с архимандритом Антонием (Демянским) в монастырской трапезной (по окончании трапезы):
«По окончании молитвы, поздоровавшись с нами, арх<имандрит> Антоний обратился к братии с краткою речью. Говорить он не мастер. А после него заговорил я, сразу овладел вниманием аудитории и беседовал ровно 2 часа. Заговорил я о современном переустройстве жизни на новых началах; выяснил понятие о коммуне – основном учреждении нового порядка; указал с соответственными ссылками по Библии на древность коммунистической идеи, описал коммуну Христа; характеризовал русский монастырь как трудовую коммуну, коснулся учения Нила Сорского и Заволжских старцев, а также жизни общежительных монастырей. Разъяснил на фактах из истории Бол<ьшого> монастыря, почему монастыри утеряли христианский облик, и вывел тезис: переход монастыря к коммуне является прямым исполнением заветов Христа, апостолов и лучших учителей Русской Церкви. Затем я объяснил, что коммуна нужна в целях охраны исторических ценностей монастыря, что нужно ввести в коммуну светский элемент, связующий ее с советскою властью, и образовательную работу в виде напр<имер> народного сельскохозяйственного института; затем говорил о деталях организации. Закончил призывом к возрождению в духе чистого христианства, указав на темные отрицательные явления монастырского быта...»[4].
Среди иноков Тихвинской Успенской обители нашлись те, кто со спокойной совестью согласился с требованиями новой власти обратить монашескую обитель в трудовую коммуну. Бывший благочинный и наместник иеромонах Клавдий (Воронин) ревностно взялся исполнять предписания большевиков, что послужило поводом для рапорта настоятеля монастыря архимандрита Антония (Демянского) к преосвященному епископу Тихвинскому Алексию (Симанскому). Архимандрит Антоний писал, что иеромонах Клавдий, «по переходе в 1918 году монастырского хозяйства в ведение рабочего комитета по проискам последнего, он для улаживания в январе месяце 1919 года отказался от должности наместника; но взяв в свое ведение монастырское хозяйство, этот комитет скоро обнаружил свою нетрудоспособность...»[5].
Такой факт из истории монастырской жизни отмечал и сам И. П. Мордвинов, который 15 июля 1919 года «...сходил в музей и мон<астырь>. Встретил Клавдия, который теперь комиссарствует над монастырским хозяйством. Говорит, что живется недурно и большевики не притесняют»[6]
Поэтому, как свидетельствовал архимандрит Антоний (Демянский) «в звании заведующего хозяйством при Большом монастыре советскою властию утвержден иеромонах Клавдий, благодаря званию и опыту по должности казначея сего монастыря он хозяйство расширил и поставил в хорошее положение и пользуется доверием и благоволением советской власти. Благодаря хорошей постановке монастырского хозяйства, положение и братии Тихвинского Большого и приписанного к нему Беседного монастырей улучшилось в <нрзб.> отношении, а равно и по приобретению мануфактуры и обуви – как рабочих в хозяйстве при правильном распределении очередей по расписанию о. Настоятеля монастыря. Неоднократно поднимался вопрос об открытии советской команды при монастыре и об устранении монашествующих от хозяйства, но о. Клавдий удачно все это отклонял и действует в интересах обители и братии. Есть надежда, что и дальше о. Клавдий потрудится на пользу обители и братии»[7].
Примечательно, что в данном рапорте настоятель Богородицкого Успенского монастыря просил Тихвинского преосвященного Алексия (Симанского) наградить иеромонаха Клавдия (Воронина) наперсным крестом. Полагаем, что это связано с тем, что Клавдий оказался опытным специалистом, который смог взять в свои руки монастырское хозяйство (в отличие or безграмотного комитета от советской власти, поставленного прежде руководить экономической деятельностью монастыря).
Из приведенных примеров видно, что первые годы советской власти (1918–1919) прошли для настоятеля и братии Тихвинского Успенского монастыря относительно спокойно. Монастырское хозяйство хотя и формально перешло в ведение местного совета рабочих и крестьянских депутатов, однако управлялось по-прежнему монашествующими (во главе с иеромонахом Клавдием), поскольку советская власть пыталась поручать такие задачи абсолютно неспособным к этому лицам.
[1] Равдоникас В. И. Тихвинский уезд в годы революции. Тихвин, 1925. С. 42–44.
[2] Васильев Александр, протоиерей. Попытки сохранения православных монастырей $ первые годы советской власти (1917–1920-е гг.) // Московская православная духовная академия. Кафедра церковной истории. – URL: http:^istory-mda.ru/publ/popyitki-sohraneniya- \ pravoslavnyih-monastyirey-v-pervyie-godyi-sovetskoy-vlasti-1917-1920-e-gg_l 822.html
[3] Редькина О. Ю. Сельскохозяйственные религиозные трудовые коллективы в 1917–1930-е гг.: на материалах европейской части РСФСР. Волгоград, 2004. С. 134.
[4] ЦГИА СПб. Ф. 2253. On. 1. Д. 4. Л. 1-2об.
[5] ГИАНО. Ф. 480. On. 1. Д. 275. Л. 2.
[6] ЦГИА СПб. Ф. 2253. On. 1. Д. 5. Л. 27.
[7] ГИАНО. Ф. 480. On. I. Д. 275. Л. 2.