сомнение, будет ли и этого достаточно. Тогда Иисус спросил:
- Сколько у вас хлебов? Идите, посмотрите.
- Есть тут мальчик, - сказал Андрей, - и у него пять хлебов ячменных и
две рыбки. Но что это для такого множества?
Вместо ответа Учитель велел им рассадить собравшихся рядами на зеленой
весенней траве и, взяв хлебы, произнес над ними молитву благодарения.
Торжественным жестом Он преломил их и роздал ученикам. Смущенные, они стали
разносить по рядам скудную пищу, но скоро, к своему изумлению, убедились,
что хватает на всех...
На первый взгляд может показаться, что Христос в этом случае как бы
уступил искусителю, который некогда предлагал Ему превратить камни в хлеб.
Но на самом деле в том, что Он совершил, не было компромисса. Слова "не
хлебом единым жив человек" оставались в силе. Учитель хотел, чтобы толпа шла
к Нему прежде всего за духовной пищей. Если люди будут искать Царства Божия,
"все остальное приложится им". Предание сохранило знаменательные слова
Христа: "Просите о великом, и Бог даст вам сверх того и малое"/2/.
Мы никогда не узнаем, как именно произошло умножение хлебов, но важно
совсем не это. Накормив народ, Иисус показал, что подлинная живая вера и
единение душ в благодати могут стать залогом не только небесного, но и
земного благословения.
Не случайно, это событие описано у всех четырех евангелистов, а ранние
христиане любили изображать его на стенах катакомб/3/. Мистерия праздничной
трапезы братьев явилась предвосхищением Евхаристии, таинства Благодарения,
которое Сын Человеческий сделал средоточием Своей Церкви.
Он учил
В тот вечерний час окрестности Вифсаиды стали свидетелями первых шагов
к открытому признанию Царства. Вера, хоть и на короткое время, победила.
Лжепророк и святотатец, по мнению богословов, опасный возмутитель черни в
глазах политиков, Иисус был восторженно встречен тысячами людей, которые
провели с Ним предпасхальные дни и участвовали в священном Преломлении
хлеба.
Когда спустилась ночь и огни костров зажглись в долине, людям было
трудно заснуть. Всех охватило радостное возбуждение. "Воистину Он - Пророк,
который грядет в мир!" - раздавались повсюду крики. Хотя Иисус не требовал
для Себя царских почестей, галилеяне были уже готовы увести Его силой и
провозгласить своим повелителем. Их мысли приняли обычный оборот. Свет
Царства, евхаристический "знак" богообщения вновь заслонились ожившими
иллюзиями...
Энтузиазм толпы мог передаться ученикам, что было опаснее всех гонений
Ирода. И снова нужно скрываться, бежать. Иисус не медлит ни минуты. Он
приказывает Двенадцати сесть в лодку Симона и плыть вдоль берега к Вифсаиде.
Не понимая причины такой поспешности, они молча повинуются, а Он, не
замеченный никем, под покровом ночи, один уходит на гору, откуда в свете
луны Ему видна лодка, которая борется с противным ветром.
Ученики ждали, что Иисус скоро спустится к берегу, однако Он не покидал
Своего убежища. К трем часам ночи их отнесло почти на середину озера. Теперь
приходилось думать только о том, чтобы лодка не опрокинулась. Внезапно
апостолы увидели нечто, заставившее их вскрикнуть. Прямо среди волн
двигалась фигура человека, который, как им казалось, хотел пройти мимо.
Рыбаки, оцепенев, побросали весла. Все ужасы народных поверий припомнились
им. Не предвещает ли этот призрак близкую гибель? И в этот момент из темноту
раздался знакомый голос: "Это Я, не бойтесь!"...
Они еще не знали, радоваться им или страшиться, как порывистый Петр,
всмотревшись во мглу, крикнул: "Господи, если это Ты, повели мне пойти к
Тебе по воде!"
Что толкнуло его? Детское любопытство? Или желание, прикоснувшись к
Учителю, избавиться от страха? Скорее всего, рыбак не отдавал себе отчета в
своих побуждениях, когда, услышав: "иди", смело шагнул за борт. И случилось
невероятное. Несколько мгновений сила веры действительно удерживала Петра на
воде. Но тут же он, ощутив волны под ногами, в испуге осознал, что
происходит, и начал тонуть.
- Господи, спаси меня! - отчаянно закричал Симон.
- Маловерный, почему ты усомнился? - сказал Иисус, протягивая ему руку.
Ученики лежали на дне лодки, не смея шевельнуться. Теперь они
окончательно поняли: судьба связала их с Кем-то нездешним.
Никто из них не успел заметить, как лодка коснулась прибрежных
камней...
Между тем утром народ, узнав, что Двенадцать отплыли одни, без Учителя,
терялся в догадках и недоумевал: куда Он мог исчезнуть? Группы галилеян
растерянно ходили вдоль берега. Некоторые вышли в море на лодках и
перекликались с рыбаками Тивериады. Наконец кто-то подал мысль отправиться в
"Его город".
И в самом деле они нашли Назарянина в Капернауме/4/.
Какие причины побудили Его вернуться в тетрархию Антипы? Хотел ли Он
еще раз попытаться найти там понимание и не потому ли медлил покинуть
Галилею? Это наиболее вероятное предположение. Иисус как бы закрывал от
Самого Себя грядущее. В этом заключался непостижимый для нас трагизм Его
жизни. Пусть семена Евангелия часто падали на бесплодную почву, Сеятель
продолжал трудиться "для спасения многих". По проникновенному слову русского
писателя, Христос "должен был сохранять искру надежды до конца, до
креста"/5/.
В капернаумскую синагогу явились тем временем книжники из Иерусалима.
На сей раз они обвиняли Иисуса не в колдовстве, а в неуважении к "преданиям
старцев". Как может Он, претендующий на роль наставника, так легко
относиться к обрядам, заповеданным отцам? Ведь все видели, что, садясь за
стол, Его ученики не совершали ритуальных омовений.
Иисус не стал оправдываться перед ними. "Хорошо пророчествовал Исайя о
вас, лицемерах, - заметил Он, - как написано:
Этот народ устами Меня чтит,
сердце же их далеко отстоит от Меня;
но тщетно воздают Мне почитание,
уча учениям, предписаниям человеческим. Оставив заповедь Божию, вы
держитесь предания человеческого".
Велика ли цена обрядам, если главное в Законе забыто? Учитель тут же
привел пример фальшивого благочестия этого рода. Нередко люди, завещавшие
свое имение Храму, отказывали на этом основании в помощи родителям.
Воображая, что проявили набожность, они впадали в грех против одной из
первых заповедей Моисея/6/.
Спор был прерван галилеянами, прибывшими из окрестностей Вифсаиды/7/.
Они окружили Учителя, взволнованные и удивленные:
- Равви, как Ты сюда пришел?
Но встреча с ними уже не радовала Христа.
- Истинно, истинно говорю вам, вы ищите Меня не потому, что видели
знамение, а потому, что поели хлебов и насытились. Трудитесь не для пищи
тленной, но для пищи, пребывающей в жизнь вечную, которую даст Сын
Человеческий. Ибо Его запечатлел Отец, Бог.
В их душах "знамение", чудо Богоприсутствия, явленное за трапезой,
потускнело в сравнении с тем, что Иисус смог накормить их в пустынном месте.
Однако галилеяне все же старались уяснить, чего ждет и требует от них
Учитель.
- Как нам поступать, - спросили они, - чтобы делать дела Божии?
- В том дело Божие, - был ответ, - чтобы вы верили в Того, Кого послал
Он.
Но разве они не верили? Разве они не хотели сделать Его царем за то,
что Он, подобно Моисею, дал им новую небесную манну?/8/.
- Не Моисей, - возразил Иисус, - дал вам хлеб с неба. Ибо хлеб Божий
есть Тот, Кто сходит с неба и дает жизнь миру.
- Господин, давай нам всегда этот хлеб! - снова не поняли они. Как и
женщина из Самарии, люди восприняли иносказание буквально, хотя некоторые из
них могли знать, что книжники называли "хлебом" Премудрость Божию.
И тогда Иисус произнес слова, которые привели собравшихся в полное
замешательство:
Я - хлеб жизни.
Приходящий ко Мне не будет алкать,
и верующий в Меня не будет жаждать никогда...
Отцы ваши ели в пустыне манну и умерли.
Этот хлеб с неба сходит,
чтобы человек от него вкусил и не умер...
Хлеб, который Я дам, есть плоть Моя,
которую Я даю за жизнь мира...
Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь
во Мне пребывает, и Я в нем.
Хлеб, вода, вино символизируют пищу, необходимую для поддержания жизни
тела. Трапеза же с Сыном Человеческим есть пища духа. Через Него, Существо
из плоти и крови, совершается причастие божественному бытию, достигается
полнота Завета, соединение Творца и твари.
В день умножения хлебов народ был свидетелем и участником этого
"знамения", но не устоял перед земным соблазном. Теперь же подъем той
необыкновенной ночи, когда Иисуса хотели провозгласить царем, миновал. Людям
показалось, что они очнулись ото сна и пришли в себя. "Не он ли Иисус, сын
Иосифа, отца и мать которого мы знаем? - с сомнением спрашивали одни. - Как
же он теперь говорит: "Я сошел с неба"?" А другие считали себя обманутыми:
"Как он может дать нам есть плоть?"
Даже учеников Его все сказанное смутило до крайности. Некоторые из них
роптали: "Трудно это слово. Кто может его слушать?" Иисус пытался объяснить
им, что Его речь следует понимать в духовном смысле. "Слова, которые Я
сказал вам, - это дух и это жизнь. Но есть между вами такие, которые не
веруют".
Евангелист Иоанн поясняет, что под "неверующими" Господь подразумевал
Иуду/9/. В самом деле, вполне возможно, что этот честолюбивый человек,
убедившись, что Иисус не желает становиться царем, именно тогда пережил
разочарование в своих надеждах. А как понимал он происшедшее ночью на озере?
Сомнение всегда найдет ответ: сон, волшебство, игра расстроенного
воображения. Вера в Иисуса надломилась, однако, не только у Иуды. Тот же
евангелист сообщает, что "с этого времени многие из учеников Его оставили и
больше с Ним не ходили".
- Не хотите ли и вы уйти? - спросил Иисус у Двенадцати.
Все молчали, только Петр сумел выразить общее чувство.
- Господи, к кому мы пойдем? Ты имеешь слова жизни вечной...
Ошеломленные тем, что видели и слышали, ученики как бы испытывали муки
нового рождения. Многое они были еще не в состоянии вместить. Но в конце
концов на кого они могли надеяться, кроме Господа? А Он печально смотрел на
своих сбившихся в кучку последователей:
- Не Я ли вас, Двенадцать, избрал? И один из вас дьявол.
Если Иуда и вздрогнул от этих слов, то не подал вида, что они относятся
к нему; остальные же замерли в ужасе.
Им было нелегко, но еще труднее было Самому Иисусу. Ему предстояло
духовно пересоздать людей, разделявших многие заблуждения своей среды.
Будучи избраны апостолами Царства, они все же оставались бесконечно далеки
от Христа. Услышав Его предостережение "Берегитесь закваски фарисейской и
закваски Иродовой", они решили, что Учитель запрещает им в случае нужды
принимать хлеб от Его врагов. "Неужели вы все еще не понимаете?" - огорчился
Иисус/10/.
Тем не менее Он не употребил Своей власти, не захотел совершать насилия
над душами. Снова и снова Он будет наставлять их, следить за их сомнениями,
ждать с неиссякаемым терпением. Им нужно будет пережить второе обращение,
еще раз узнать Мессию в рабби Иешуа, но не Мессию зелотов и суетной толпы, а
Того, Кто есть духовная пища мира, Хлеб, дарованный небом...
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Мф 4,24-25; Лк 6,17-19.
2 Эти слова сохранились в неизвестном древнем Евангелии (см.:
Александрийский Климент. Строматы, I,24; Ориген. На Псалмы, 4,4;
Медиоланский Амвросий. Послания, I,36).
3 Мф 14,13-21; Мк 6,30-44; Лк 9,10-17; Ин 6,1-13. Согласно Мф и Мк,
умножение хлебов происходило дважды (второй раз после возвращения Христа из
Финикии). В этом, по мнению некоторых толкователей, содержится указание, что
священная Трапеза была введена Христом еще до Тайной Вечери как постоянный
обряд, как "знамение" Церкви. Слова..................... и
..................., "благодарив" и "преломил", имеют евхаристическое
звучание. Согласно Лк 24,30-31,35, "преломление хлеба" было священным
жестом, по которому ученики узнали Господа. Ин не говорит о Евхаристии на
Тайной Вечери. Экзегеты думают, что это было возможно лишь потому, что она
не раз уже совершалась прежде. Знаменательно, что умножение хлебов, как и
Тайная Вечеря, произошло в предпасхальные дни (Ин 6,4).
4 Мф 14,22-36; Мк 6,45-56; Ин 6,14-21.
5 Мережковский Д. Иисус Неизвестный. Т.2, ч.I, с.167.
6 Мф 15,1-9; Мк 7,1-13; Лк 11,38. Говоря о жертве на Храм, Христос
употребил слово "корван". В позднейшей иудейской литературе оно приобрело
иной смысл, и на этом основании критики подвергали сомнению точность
Евангелия. Но найденная в 1955 г. вблизи Иерусалима надпись показала, что в
I в. "корван" обозначал именно жертву, посвященную Богу. (см.статью Fitzmyer
J. в "Journal of Biblical Literature", 1959, N 78, р.60-65).
7 Ин 6,22 сл.
8 "Манной" называлась зерноподобная пища, которую собирали израильтяне
в период странствия в пустыне при Моисее (Числ 11,7). Она стала символом
чудесного насыщения, совершенного Богом; ср.Откр 2,17.
9 Песикта, 80в.
10 Мк 8,15-21.
Глава десятая.
ТАЙНА СЫНА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО
Лето - осень 29 г.
По-видимому, для того чтобы переждать, пока стихнет народное волнение,
Иисус совсем покинул пределы земли Израильской. Он удалился в соседнюю
Финикию, где жил некоторое время, стараясь остаться неузнанным. Проповедь
Его умолкла в те дни: вокруг Него были одни язычники, час которых еще не
наступил/1/. Оттуда Он пошел на юго-восток, в Декаполис и лишь после этого
возвратился наконец в тетрархию Филиппа. Но у Вифсаиды Его уже поджидала
толпа, хоть и значительно поредевшая, и Иисус снова вынужден был скрыться.
На этот раз Он ушел в Голан, а потом дальше, к верховьям Иордана.
Путь Его лежал близ увенчанной снегами Ермонской горы, через
окрестности города Кесарии, названного так Филиппом в честь кесаря Августа.
Апостолы безропотно следовали за Учителем, недоумевая, однако, почему
Он не воспользовался энтузиазмом галилеян. Впрочем, странствуя по дорогам
Заиорданья, они получили возможность спокойно обдумать события минувших
месяцев и утвердиться в своей решимости никогда не оставлять Господа. Они
догадывались, что Наставник ждет от них откровенного разговора, что пришло
время ясно определить свое отношение к Нему.
За Кого Меня почитают люди?
Однажды, после уединенной молитвы, Иисус обратился к Двенадцати с
вопросом:
- За Кого Меня почитают люди?
- Одни за Иоанна Крестителя, - сказали они, - другие за Илию, а иные за
Иеремию или одного из пророков.
- А вы за кого Меня почитаете?
Раньше Учитель никогда не требовал от апостолов столь прямого
исповедания. Но слова Его уже не застали их врасплох. От лица всех ответил
Симон:
- Ты - Мессия, Сын Бога Живого!
- Блажен ты, Симон бар-Иона, - торжественно проговорил Иисус, - потому
что не плоть и кровь открыли тебе это, а Отец Мой, Который на небесах. И Я
говорю тебе: Ты - Скала*, и на этой скале Я построю Мою Церковь, и врата
адовы не одолеют ее. Я дам тебе ключи Царства Небесного; и что ты свяжешь на
земле, будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, будет разрешено
на небесах/2/.
---------------------------------------------------------------
* Или "Камень", по-арамейски Кифа, по-гречески,..... Петр.
Эти слова о Церкви явились как бы ответом на поворот, происшедший в их
сознании. Хотя и прежде некоторые апостолы называли своего Наставника
Мессией, но тогда они были еще в плену ложных представлений. Иное дело
теперь. Даже убедившись, что Иисус пренебрег земной властью и скитается, как
изгнанник, на чужбине, они все же нашли в себе веру и мужество, чтобы
признать Его Христом. И пусть Симон был пока не в состоянии полностью объять
смысл слов, сказанных им самим, его исповедание станет отныне символом веры
всей новозаветной Церкви.
Вопрос Иисуса: "За кого Меня почитают люди?" - звучит и сегодня; и
сегодня, как две тысячи лет назад, многие готовы видеть в Нем только пророка
или учителя нравственности. Они не могут объяснить, почему именно Иисуса
Назарянина, а не Исайю и даже не Моисея миллионы людей признали "единосущным
Отцу".
В чем же заключалась неповторимая притягательность Христа? Только ли в
Его моральной доктрине? Ведь возвышенную этику предлагали и Будда, и
Иеремия, и Сократ, и Сенека. Как же в таком случае могло христианство
победить своих соперников? И, наконец, самое главное: Евангелие отнюдь не
похоже на простую нравоучительную проповедь.
Здесь мы вступаем в область наиболее таинственного и решающего во всем
Новом Завете, здесь внезапно разверзается пропасть между Сыном Человеческим
и всеми философами, моралистами, основателями религий.
Пусть Иисус жил и действовал подобно пророку, но то, что Он открыл о
Себе, не позволяет ставить Его в один ряд с другими мировыми учителями.
Любой из них сознавал себя лишь человеком, обретшим истину и призванным
возвещать ее. Они ясно видели дистанцию, отделявшую их от Вечного/3/. А
Иисус? Когда Филипп робко попросил Его явить ученикам Отца, Он ответил так,
как не мог ответить ни Моисей, ни Конфуций, ни Платон: "Столько времени Я с
вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца". Со спокойной
уверенностью этот Учитель, чуждый фальши и экзальтации, провозглашает Себя
единственным Сыном Божиим, Он говорит уже не как пророк - от имени Сущего, -
но как Сам Сущий...
Неудивительно, что теперь многим Христос кажется неразрешимой загадкой.
Можно даже понять тех, кто пытался рассматривать Его как миф, хотя эти
попытки потерпели неудачу*. В самом деле, трудно предположить, что в Израиле
был Человек, Который осмелился сказать: "Я и Отец - одно";
----------------------------------------------------
* См. приложение 1 "Миф или действительность?".
куда легче представить себе, каким образом греки или сирийцы соткали
легенду о Сыне Божием из обрывков восточных поверий.
Язычники полагали, что боги иногда рождаются на земле и посещают
смертных, но Иисус проповедовал в обществе, где подобные мифы никто не
принимал всерьез, где знали, что Божество несоизмеримо с человеком. За эту
истину ветхозаветная Церковь заплатила слишком дорогой ценой и слишком долго
боролась с язычеством, чтобы измыслить Пророка, утверждавшего: "Я в Отце и
Отец во Мне". Пытались объяснить все ссылкой на св.Павла, который якобы
создал догмат Воплощения. Но "апостол народов" был иудей до мозга костей и
сам по себе никогда не пришел бы к идее богочеловечества.
Парадокс явления Иисуса в том, что Он - невероятен и в то же время Он -
историческая реальность. Тщетно бьется над Его загадкой плоский "эвклидов"
рассудок. Когда прославленного знатока античности Т.Моммзена спросили,
почему он не упомянул в своих трудах о Христе, он ответил: "Я не могу понять
Его и поэтому предпочитаю молчать". Философ Спиноза, хотя и не был
христианином, признавал, что божественная Мудрость "более всего проявилась
через Иисуса Христа"/4/. Наполеон, много думавший в своем заточении о путях
истории, к концу жизни говорил: "Христос хочет любви человека - это значит,
Он хочет того, что с величайшим трудом можно получить от мира, чего напрасно
требует мудрец от нескольких друзей, отец - от своих детей, супруга - от
своего мужа, брат - от брата, словом, Христос хочет сердца; этого Он хочет
для Себя и достигает этого совершенно беспредельно... Лишь одному Ему
удалось возвысить человеческое сердце к невидимому до пожертвования
временным, и при помощи этого средства Он связал небо и землю"/5/. "Язычник"
Гете сравнивал Иисуса с Солнцем. "Если меня спросят, - говорил он, -
соответствует ли моей натуре благоговейное преклонение перед Ним? Я отвечу:
конечно! Я склоняюсь перед Ним, как перед божественным откровением высшего
принципа нравственности"/6/. Индуист Махатма Ганди писал, что для него Иисус
"мученик, воплощение жертвенности, божественный учитель"/7/.
Таковы суждения историка, философа, политика, поэта, мудреца,
размышлявших о личности Христа. Но если Он не миф и не только реформатор, то
кто же Он? Не следует ли в поисках ответа прислушаться к тем, кто ходил с
Ним по городам и весям Галилеи, кто был всего ближе к Нему, с кем Он делился
самым сокровенным? А они на вопрос: "За кого вы почитаете Меня?" отвечают
словами Симона-Петра: "Ты - Христос, Сын Бога Живого"...
Чтобы лучше понять самую суть этого исповедания, мы должны еще раз
вернуться к далекому прошлому.
Мессия: Царь и Спаситель
Моисеева религия зародилась вместе с идеей спасения. Первая заповедь
Декалога напоминает, что Ягве освободил Свой народ, томившийся в неволе.
Широкие массы чаще всего понимали спасение вполне конкретно, как избавление
от врагов и стихийных бедствий. Пророки же одухотворили эту надежду, вложив
в нее эсхатологическое содержание.
Согласно Библии, мир уже давно пребывает в состоянии упадка и нуждается
в исцелении. Жизнь человеческая коротка, как сон, она проходит в бесплодной
борьбе. Люди погружены в суету. "Рождаясь в грехе", они неизбежно влекутся к
гибели/8/. Как мало похоже это царство мрака и страданий на осуществление
воли Божией!..
К подобным же выводам пришли и многие философы Запада и Востока. По их
мнению, смертный - игрушка слепых страстей и обстоятельств; неумолимый рок
господствует над всем, обрекая Вселенную биться в замкнутом круге.
Осознание несовершенства мира привело к развитию "учений о спасении".
Их можно свести к трем типам.
Для одних (Платон) выход заключался в лучшей организации общества, для
других (Будда) - в мистическом созерцании и бегстве от жизни. Оба решения
объединяла, однако, общая предпосылка: ни человек, ни Божество не в силах
внести радикальных изменений в устройство мира. Можно лишь достигнуть
частичного облегчения страданий или надеяться на упразднение самого бытия*.
Третий тип сотериологии возник в Израиле и в Иране. Только там существовала
уверенность, что зло одолимо, что в грядущем наступит преображение, которое
есть высшая цель жизни человека. При этом персы считали, что Добро и Зло
суть два равных полюса бытия, как бы два Бога-соперника, библейские же
пророки отказались принять эту заманчивую теорию. Ягве явил им Себя как
единый и единственный. Он "не сотворил смерти", Его воля - привести все
мироздание к гармонической полноте.
---------------------------------------------------------
* См.: "У врат Молчания" и "Дионис, Логос, Судьба".
Но откуда тогда несовершенство, идущее вразрез с божественным замыслом?
Оно, по учению Ветхого Завета, - результат отпадения. Власть Божия непохожа
на власть диктатора. Бог оставляет за тварью свободу в избрании пути. Мир
призван сам в своем опыте познать, что подлинная жизнь лишь с Тем, Кто
дарует ее; отход от Него влечет к провалу в бездну небытия. Только
добровольно следуя призыву Творца, создание будет достойно Создателя.
Авторы Библии, пользуясь языком священной поэзии Востока, изображали
дух разрушения, противящийся Божией Премудрости, в виде Змея, или Дракона,
неукротимого и мятежного, как морские волны. А впоследствии Писание дало
этому черному демоническому потоку, возникшему в творении, имя Сатаны, то
есть Противника. Через него "вошла в мир смерть"/9/.
Природа, какой ее мы видим сейчас, не является всецело соответствующей
высшему предначертанию. Поэтому в ней буйствуют пожирание, борьба, смерть и
распад. Именно среди такого двуликого, искаженного мира и оказался
первозданный человек, которого Библия олицетворяет в образе Адама*.
---------------------------------------------------
* См.: "Истоки религии", "Магизм и Единобожие".
Он стал отображением Бога в природе, "подобием" Самого Сущего.
Древний псалмопевец, потрясенный величием ночного неба, не мог скрыть
своего изумления: что есть человек, что Ты помнишь его? Почему поставлен он
столь высоко?/10/. В Книге Бытия говорится о царственной роли Адама, о его
"владычестве" над тварями. По словам Библии, он пребывал в "саду Эдема", то
есть был огражден близостью Божией от природного зла. Однако, наделенный
свободой и могуществом, Адам поддался искушению поставить свою волю выше
воли Творца.
Писание изображает эту духовную катастрофу в рассказе о Грехопадении
людей, которые вняли голосу Змея и пожелали властвовать над миром независимо
от Создавшего их, иными словами, "быть как боги"/11/.
Тем самым разрушился первоначальный Завет между ними и Сущим.
Грех уничтожил или ослабил многие дарования человека, он
распространялся как эпидемия, он пускал всюду свои ядовитые корни.
"Возделыватель и хранитель" природы, Адам стал ее врагом и насильником. Над
самим же человеческим родом приобрели власть темные стихии, подчиняя его
себе и превращая землю в ад...
И все же - как Сатана не смог полностью извратить облик мира, так и
семя греха не уничтожило порывов человека к высшему и тоски об утраченном.
Центральное благовестие Библии заключено в том, что Бог не покинул
падшего мира. Он призывал праведников, которые среди тьмы и безумия
сохраняли верность Ему, и возобновлял через них священный Завет. Они-то и
дали начало избранному народу, ставшему орудием при достижении целей
Промысла.
Сущность этих целей лишь постепенно прояснялась в сознании Израиля.
Сначала он должен был просто довериться Господу, отдать себя Его
водительству. Из поколения в поколение вожди, пророки и мудрецы укрепляли
веру в грядущее, углубляли понимание Царства. Они знали, что наступит день,
когда чудовище Хаоса будет повержено и падет преграда, отделившая мир от
Бога/12/. Предварит же вселенский переворот явление Мессии-Христа. Он будет
потомком Давида, сына Иессеева, но родится тогда, когда царский дом лишится
земной славы.
И вырастет Ветвь из срубленного древа Иессеева,
и Побег - из корня его.
И дух Господень почиет на Нем,
дух Премудрости и дух Разума/13/.
В сердце Божием Мессия пребывал "от века", а в грядущем Царству Его не
будет конца/14/. Явление Его восстановит согласие между людьми и природой,
между миром и Творцом.
Однако эсхатология пророков не исчерпывалась ожиданием Христа. "День
Господень", говорили они, будет днем величайшего Богоявления/15/. Сам
Запредельный войдет в мир, Сам Сокровенный станет явным и близким для сынов
человеческих.
Но не дерзость ли, не безумие надеяться на это? Ведь Бог бесконечно
выше всего созданного! "Видевший Его не может остаться жив". Мудрецы
ветхозаветной Церкви отвечали и на этот вопрос. По их учению, есть лики
Неисповедимого, которые как бы обращены к природе и человеку. Употребляя
земные понятия-символы, их можно называть Духом, Премудростью и Словом