Жизнь замечательных людей
Слободяник Александр Александрович (1941-2008)
СЛОБОДЯНИК Александр Александрович (5.09.1941 — 11.08.2008)
засл. арт. РСФСР (1974), премия Ленинского комсомола (1978)
"Пианист неистовой мощности и вулканического темперамента … он, к тому же, обладает поразительной ловкостью и легкостью, которые уравновешивают громовой эффект аккордов и захватывающую дух скорость его "горовицевських октав "," …пианист интеллекта, властной виртуозности и независимости … он своего рода явление … глубокий, поэтичный музыкант, много может сказать ", " мастер фортепианного туше и нюанса … само воплощение поэтической элегантности … " — это из американской прессы об Александре Слободяник, уникальном музыканте.
Александр Слободяник родился в Киеве 5 сентября 1941 года. Мама, которую все называли не иначе, как "госпожа", потому что она казалась женщиной 19-го столетия, влюбленной в музыку и поэзию Мицкевича, стала его первой учительницей музыки. Он был вундеркиндом — в шесть лет уже выступал по радио.
Родители Александра были музыкантами-любителями: отец играл на скрипке, мать — на фортепиано. Эти инструменты были в этом доме в рабочем состоянии (а не для декора, как это было принято тогда). Поэтому выбор музыки как профессии для мальчика не имел альтернативы.
Отец пианиста — Александр Павлович — был известным в Украине врачом-психиатром, так и жил непосредственно на территории психиатрической больницы. Он много работал на кафедре психиатрии Львовского медицинского института, а для студентов-юристов Львовского университета имени Ивана Франко преподавал курс "Судебная психиатрия". Он — автор известной монографии "Психотерапия, внушение, гипноз", которую переиздавали четыре раза, а ее общий тираж составляет полмиллиона экземпляров. Последние годы своей жизни Александр Павлович посвятил написанию очень большого по объему фундаментального труда по психиатрии, который, к сожалению, до сих пор не издан.
Слободяник-младший учился игре на фортепиано у выдающегося львовского педагога Лидии Голембо. В этой школе (Львовская средняя специализированная музыкальная школа-интернат им. С. Крушельницкой) преподавали действительно прекрасные учителя и обучались талантливые дети. В двух параллельных классах одновременно формировались такие будущие славные личности, как пианисты Александр Слободяник, Виктор Ересько и Александр Муравский, скрипачи Олег Крыса, Богодар Которович и Матиас Вайцнер, виолончелистка Харитина Колесса, композитор Богдан Яновский … И это неполный список. Все музыканты, которые учились именно в этот период, достигли чрезвычайно высокого профессионального уровня.
Ученик Александр Слободяник быстро обратил на себя внимание в школе, а в 1956 году, учась в седьмом классе, уже дважды выступил на сцене Львовской филармонии со сложным концертом № 3 Бетховена.
Наставник талантливого пианиста Лидия Голембо мечтала, чтобы ее ученик продолжил учебу у лучших на то время советских педагогов. А. Слободяник окончил Центральную музыкальную школу (Москва), поступил в Московскую консерваторию, где учился у выдающегося музыканта Генриха Нейгауза, а в 1966 году стал солистом Московской филармонии.
В 18 лет Александр уже стал лауреатом Конкурса имени Шопена в Варшаве, а несколькими годами позже — Конкурса имени Чайковского в Москве. Аспирантуру он заканчивал в классе молодого профессора Веры Горностаевой.
Вера Горностаева (в центре) и ее ученики Этери Анджапаридзе и Александр Слободяник. Фото с сайта Московской государственной консерватории им. П. Чайковского
Регулярная концертная деятельность Слободяника началась с 1963 года, и в 60-70-е не было ценителя музыки в России (СССР), который не знал бы его имени. На его выступления невозможно было достать билеты. У Большого зала консерватории дежурила конная милиция. Фирма "Мелодия" выпускала один за другим его записи, теперь — особенно запись с концерта всех этюдов Шопена, вместе с Фантазией фа минор и Скерцо № 3 — считаются классикой, во многом непревзойденной. В семидесятых годах он стал заслуженным артистом РСФСР.
Мир тоже оценил и признал его: он регулярно выступал в странах Восточной и Западной Европы. Его американским менеджером стал Сол Юрок, которому Слободяника рекомендовал Святослав Рихтер (на вечерах в его доме Алик бывал с 1960-х годов, и общение с Рихтером стало одной из важнейших страниц его жизни). Розина Левина, с которой он познакомился во время гастролей, называла его "восходящей звездой". Дебют в Карнеги-холле восприняли с восторгом, как и выступления во всех крупных городах США, Канады, Японии, странах Латинской Америки. По американскому континенту он гастролировал особенно много, выступил, и не один раз, со всеми главными американскими оркестрами, но в 1979 году все закончилось: Афганистан, разрыв культурных связей, невозможность выступать не только в США, но и в Британии, Австралии, Канаде …
Он вернется только в 1988 году, и это возвращение пресса назовет триумфальным. Поступят новые приглашения, и 1989-м он переедет в США. И годы простоя давали о себе знать, да и начинать карьеру в новой стране, когда тебе давно за сорок, было очень непросто.
Да, ему трудно было найти равных в романтическом репертуаре, но мало кто помнит, что он был первым исполнителем многих новых сочинений. Он участвовал в мировой премьере опуса Бориса Тищенко еще 1971-го. Он первый 1990 исполнял написанные для него Альфредом Шнитке "Афоризмы" за Иосифом Бродским — текст читал на премьере сам поэт. Два месяца позже в Бруклинский академии музыки с оркестром под руководством Максима Шостаковича он солировал с фортепианным концертом Шнитке. А в мае 1991 года с Кливлендским симфоническим оркестром и скрипачом Гидоном Кремером участвовал в премьере его же Кончерто Гроссо № 5. (празднование столетия Карнеги-холла). В 2003 году он впервые в Америке исполнил посвященный ему Концерт для двух фортепиано с оркестром Александра Чайковского (с Петербургским симфоническим оркестром и Ефимом Бронфманом).
Слободяник ворвался на американскую сцену 1968 дебютным концертом в Карнеги-холле, который заставил критиков назвать его "лидером своего поколения". Он был признан "новой звездой" среди таких легенд, как Артур Рубинштейн, Владимир Горовиц и Розина Левина.
Слободяник гастролировал по всей Европе, Северной и Южной Америке, Южной Африке, Австралии и на Дальнем Востоке. Его приветствовали в залах Карнеги-холла, Avery Fisher Hall, Кеннеди-Центра, Барбикан в Лондоне, Ла Скала в Милане, театре на Елисейских полях в Париже и в Hollywood Bowl. Он выступал как солист с симфоническими оркестрами Чикаго, Лондона, Питтсбурга, Монреаля и Сан-Франциско, Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, Королевской филармонии и филармонии Санкт-Петербурга; с Филадельфийским, Кливлендский и Кировским симфоническими оркестрами, "Солисты Москвы", Национальным оркестром Франции и Gewandhaus оркестром Лейпцига, оркестрами под управлением Леонарда Бернстайна, Курта Мазура, сэра Джона Барбиролли, Кристофа фон Донаньи, Валерия Гергиева, Мариса Янсонса, Нееме Ярви, Дмитрия Китаенко, Кирилла Кондрашина, Мстислава Ростроповича, Геннадия Рождественского, Томаса Зандерлинг, Максима Шостаковича, Юрия Темирканова и Юрия Башмета. Слободяника записывали фирмы Angel, "Мелодия", Eurodisc и MCA. Его дискография включает записи легендарного LIVE-концерта всех 24 этюдов Шопена.
Во время открытия в сентябре 1994 года Морристаунского Международного фестиваля искусств, основателем которого был Александр Слободяник, состоялся гала-концерт, в котором сам Александр участвовал как солист в сопровождении оркестра из Санкт-Петербурга под руководством Валерия Гергиева. Слободяник позже привлекал лучших музыкантов мира принять участие в уникальных программах фестиваля. Среди них имена Максима Венгерова, Питера Серкина, Гидона Кремера, Юрия Башмета, Виктора Третьякова, Владимира Фельцмана и других. Специальными гостями были лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский и поэт Евгений Евтушенко.
Чем же Слободяник так привлекает слушателей? Несколько абстрактно попыталась ответить на этот вопрос М. Нестьева почти двадцать лет назад: "Не часто молодой пианист, — писала она, — собирает столь большую аудиторию и играет четыре пьесы на „бис". В чем же секрет успеха? Слободяник умеет по-своему трактовать давно знакомую музыку, ему удается почувствовать в ней какие-то новые стороны". В позднейших рецензиях этот тезис получает развитие, конкретизируется. Так, Н. Танаев в "Музыкальной жизни" замечал, что "Слободяник — прирожденный лирик прежде всего. Его игра исполнена душевной открытости, в ней часты моменты огромного эмоционального накала". В том же журнале, спустя пять лет, читаем: "В исполнительской манере Слободяника немало импонирующего: широта, раздельность, броская плакатность, мужественная темпераментность, мощный, в отдельные моменты властный артистизм… ему аплодируют за сценическое обаяние, за то, что он умеет, музицируя на эстраде, сбросить вериги унылого профессионализма, умеет высказаться горячо и нешаблонно, с подкупающей художественной непредвзятостью". Собственно, о том же говорит М. Игнатьева, рисуя творческий портрет пианиста: "Есть в его игре подлинное артистическое обаяние. Его профессионализм никогда не преграждает дорогу настоящему высокому музицированию… И хоть возможны у него иногда отдельные профессиональные накладки, живая атмосфера артистического творчества всегда создает подлинный контакт музыканта с аудиторией". Да и после Конкурса имени Чайковского член жюри, профессор П. А. Серебряков констатировал, что "А. Слободяник в эмоциональном отношении, пожалуй, был наиболее сильным из всех выступивших москвичей".
Итак, эмоциональная открытость — вот что, прежде всего, позволяет Слободянику устанавливать контакт со слушателями. Пусть некоторые стилистические детали, тонкости авторского подтекста порой выпадают из поля зрения пианиста, однако во всех его интерпретациях присутствует рельефное исполнительское "я", и это рождает ответную реакцию. Взыскательно анализируя профессиональные особенности исполнительского облика артиста, Г. Цыпин подчеркивает: "Слободяник вообще очень живой музыкант. Ни на йоту не заштамповавшийся, не померкнувший за годы своей достаточно продолжительной сценической деятельности… В нем интуитивно ощущается какое-то внутреннее благородство… В его искусстве музыканта не обнаружишь ничего мелкого, тщеславного, суетного; его укорят в чем угодно — не согласятся, например, с той или иной трактовкой, найдут профессионально-технические огрехи, но не скажут, что за роялем он себялюбец и позер… У него своеобразный игровой почерк, он словно установил себе за правило: что бы ни делать за клавиатурой, все — не спеша… Как у всех неординарных исполнителей, у Слободяника характерный, ему лишь свойственный стиль игры; точнее всего, пожалуй, было бы обозначить этот стиль музыкальным термином grave (не торопясь, величаво, значительно)".
Широта поэтической фантазии, как правило, влечет Слободяника к масштабным фортепианным полотнам. В его программах чаще всего присутствуют крупные произведения — помимо фортепианных концертов (Бетховен, Шопен, Чайковский, Рахманинов, Равель, Прокофьев), это сонаты Бетховена, Шуберта, Листа, Брамса, Прокофьева, Бартока или "Карнавал" и Симфонические этюды Шумана, "Картинки с выставки" Мусоргского, Вариации и фуга Регера на тему Баха, "Петрушка" Стравинского. Он даже для "бисов" предпочитает развернутые пьесы. Обращаясь к миниатюрам, Слободяник нередко исполняет "полные" циклы — например, 24 этюда Шопена. Кстати сказать, именно сочинения польского гения ложатся в основу монографических программ Слободяника. И это естественно: пылкость романтической натуры пианиста находит здесь благодарнейший и многообразный материал для наиболее всестороннего выявления. Его интерпретации, его исполнительские шедевры рождались непосредственно на сцене. Не только в музыке — в жизни — сначала должна была возникнуть мечта, мираж, которые мгновенно хотелось воплотить, еще не зная как, да и возможно ли. По воспоминаниям его первой жены, музыканта и педагога Натальи Слободяник, "контакт с ним обогащал каждого; мы тонули в реализме, в практических деталях, а он жил свободно, как птица …".
В последние десятилетия он жил в США. Пианист вел активную педагогическую деятельность, являясь приглашенным профессором Санкт-Петербургской консерватории и профессором государственного университета в Монтеклере.
Обширная дискография пианиста, сделанная на фирмах Angel, Eurodisc, Мелодия, МСА, включает легендарную живую запись 24-х этюдов Шопена. У него был изумительной красоты звук: яркий, сочный, чрезвычайно пластичный,- сказал пианист Алексей Гориболь. — Его игра была незабываемой по своей тонкой индивидуальности, в ней были и врожденная элегантность, и одухотворенность, и поэтичность, это был романтик рояля в высшем смысле. Я запомнил его еще и очень естественным, очень добрым, очень открытым музыкантом, он никогда ни о ком не говорил плохо. За роялем он при этом смотрелся кинозвездой. Но при всем сценическом блеске и яркости он был, мне кажется, внутренне незащищен, в нем было что-то от Шопена — и, по крайней мере, его трактовки шопеновской музыки просто не с чем сравнивать, настолько они великолепны