Этот текст был завещан старым анахоретом, который прижался к скале, протиснулся сквозь ее щели к корням и исчез где-то в глубинах. Что он – доподлинно неизвестно никому и не было никому известно даже из тех, кто имел возможность его видеть, слышать и знать. Хотя мог ли кто-то знать его!? Но текст сохранился. И он приписывается ему. Это как завещание, оставленное кем-то на могиле среди вянущих цветов. Ничего не останется, а оно сохранится. Нигде никого, но ветхий днями смотритель присядет на камень и выцарапает на нем очередной знак. Который не обозначает в сущности ничего, кроме мимолетности всякого события, всякой судьбы, которая словно дымок над гаснущими поленьями костра… Но потом вдруг кажется что мелочь, какой-нибудь пустяк, имеет значение – оттенок неба, порыв ветра, шелест листьев, запах сырой земли в ущелье, тени деревьев в ночном лесу, тишина, чаинки на дне стакана, нитка паутины и ложка меда, утром, когда среди весенней прохлады встает сонное солнце, или твоя подмышка, пахнущая так сладко…
Анахорета звали Татей, и был он Буддой – отсюда, и на все времена. Женщин он любил нежно, как вид. Поэтому текст этот посвятил отсутствовавшей по своему обыкновению жене, которая живет в вечности, а он здесь… И все что сказано ниже – чистейшая правда.
■
1. Внимание подобно ускользающему в прибое песку, в котором чья-то нога оставила свой след.
2. Сознание и его качества недоступны тому, кто находится в двойственном состоянии.
3. Дыхание, как путь, указывающий направление к осознанию. Оно связывает то, что разделено.
4. Единство и множественность, при всей кажущейся противоречивости, являются одним и тем же.
5. То, что не имеет доказательства, не имеет и опровержения. Задний двор в моем доме сейчас пуст. Участок небо в моем окне наполовину затянут облаками. Это знак того, что еще один отрезок жизни прожит. И пройден еще один этап, безвозвратность которого неминуема.
6. Реальность обретается верой, иллюзия приобретается уверенностью.
7. Ты можешь осознать, что видишь этот потолок в последний раз, эту лампу в последний раз, это окно и этот шкаф. Этот диван, на котором лежишь ты… ‒ ты лежишь на нем в последний раз. Этот телевизор, голос в котором больше никогда не услышишь. Эти стены… Это место, где возможно тебе было хорошо…
8. Батареи перестали быть теплыми, от чего дыхание жизни не прекратилось. Биение сердца не прекратилось. Холодные батареи – пример полной и окончательной иллюзии.
9. Половинка помидора и ломтик мягкого сыра. Чай с прошлогодним боярышниковым медом. Это пища для тела. Которая, может быть лишь чистой, либо не быть пищей. Радость и счастье, блаженство и любовь – пища для Духа.
10. Камни собирают на побережье. Потом кладут на полку перед книгами. Книги за ними как за стеной. Их открываешь и вчитываешься в текст. Фразы сливаются с дыханием. Ловишь мгновение каждого смысла. Потом ускользаешь от всех. Или ускользает смысл. Смысл не имеет предела.
11. Ибо – смысл беспределен. И не имеет границ, являясь вечной субстанцией Духа.
12. Будда Шакьямуни явил себя миру как знак. Мир явил себя Будде как пустота.
13. Сознание неделимо. На моем столе лежат книги. На подоконнике сухие цветы и пыль. А также горстка пепла, в который превратились самые дорогие моему сердцу тексты. После чего я понял, что сознание неделимо. Понял… ‒ но ни кому не сказал.
14. Имя, которое можно произнести, не является истинным. Вещи, которые имеют имя – не существуют и составляют плод иллюзии. Настоящее – не имеет имени. И каждый человек в душе безымянен.
15. Не имеющий имени – бессмертен, поскольку не назван для смерти. Смерть стучит в дверь и завет хозяина. Но там никого нет. Когда никого нет, некому отзываться на призыв смерти.
16. Имя – источник всякого разделения. Глиняный горшок может разбиться.
17. Не имеющий имени вступает в пределы смерти и проходит врата, вступая в Вечность.
18. Не имеющий имени – беспределен. Он как свет, струящийся сквозь вечность из ниоткуда в никуда. И в человеке он ведет к тому, где никого нет и никто не ждет.
19. Уходя от мира, ни к чему не приходишь. Приходя к миру – ничего не обретаешь. Нигде никто никого не ждет. Есть только растворенное в вечности сознание, в абсолютном слиянии с вечностью и абсолютным пространством Духа.
20. Не имеющий имени – не имеет скорби. Поскольку он ничего не утрачивает, как утрачивает тот, кто, имея имя, теряет его, или теряет то, что счел своим. В связи с этим, траве не нужен садовник.
21. Безымянность равносильна безупречности. Свечи на моем столе сгорели и потекли воском. Только нет субъекта, который мог бы являться «мной», нет «я» и нет «мое». Вероятно, нет ни стола, ни свечей, ни воска.
22. Вероятно уже так поздно, что хочется спать. Или наоборот.
23. Сердце не имеющего имени составлено из пустоты.
24. Пустота заключена в четырех стенах между потолком и полом. Реальность обретается в метафизических пределах пустоты.
25. Сознание есть зеркало. Оно отражается само в себе. Когда никого нет, в нем никто не отражается.
26. Субъект – это отражение в зеркале собственного сознания.
27. Субъект – это сумма аффектов. Превыше всего для реализации индивидуальности ‒ страсть. Для реализации всеобщности и единства превыше всего метафизическое отсутствие субъекта, влечения которого способны довести коренные качества реальности до дискретного состоянии, в котором сам субъект разделяется на множества, имя которым – легион.
28. Единство и цельность приобретаются утешением страстей и их полным искоренением до самых порождающих их начал. Достижение внутреннего покоя и равновесия – есть достижения внутреннего благополучия, позволяющего связать все со всем.
29. Блаженство равносильно безумию.
30. В том же случае, если вы что-то ищите, маловероятно, что вы сможете что-то найти.
31. Нет смысла идти куда-то, когда вы уже здесь. Здесь же вместе с вами пребывает вечность. Которая повсюду, куда ни глянь. И, вероятнее всего, с каждым шагом вы все тверже стоите на месте. Поскольку каждый ваш шаг ни к чему не приводит.
32. Невозможно уйти от себя, или вернутся к себе. Можно быть здесь, или отсутствовать.
33. Кажется, что есть правильный подход к событиям, и менее совершенный.
34. Мы можем планировать, как быть совершеннее в той или иной ситуации. Но мы не успеваем за ней. Совершенно то, что произошло в самой ситуации.
35. Нет мира вне сознания. Нет времени. Нет сознания и нет мира. Есть мир, но нет сознания. Есть сознание мира, которое иногда называется его душой. Ее проявления в целесообразности. Я наблюдаю, как ветер поднимает на море волны. Где-то в районе Симеиза. Или чуть дальше. Или на диком пляже в окрестностях Кацивели. Но там никого нет. Вероятно там нет и меня. Скорее всего такого места как Кацивели не существует. Поскольку там никогда никого не было.
36. Нет смысла что-либо выдумывать.
37. Очень холодно, потому что сегодняшний вечер похож на чашку горячего чая.
38. Мир иллюзорен, или иллюзорны наши представления о мире? Я смотрю в окно. Вижу мусорные баки во дворе за окном. Утренних бомжей. Му…
39. Мир совсем не то, что мы о нем привыкли думать.
40. Сознание пребывает в вечности, где бы оно ни было. Оно пребывает в пустоте, что бы его ни окружало. Оно не имеет границ, которые могли бы его сдержать. Оно не имеет определения своей сущности, как бы мы не пытались его назвать. Оно не имеет в себе ни света, ни тьмы. Вероятнее всего, оно ни то и ни другое.
41. Любовь – источник всякого подвига.
42. Путь странника, не имеющего в себе Сердца, зарастает бурьяном и колючкой.
43. Поэтому, сознание бесконечно, и без ограничений, и отношения с вечностью, то немногое, что мы должны решить в своей индивидуальности, чтобы восстановить целостность.
44. Поэтому, вопросы не имеют ответов. Особенно когда их не задают. При этом сон каждого из нас настигает неожиданно.
45. Ветер не смолкает… Ветер кармы веет, где хочет.
46. Руки грубеют от прикосновений к серым шершавым камням у скал. Когда взбираешься, видя, что там, в дали, далекие горы по-прежнему укрыты снегом. И немощные сидят внизу. Тогда как ангелы – всегда сверху.
47. Иконы спрятаны в шкафы, деньги под подушку. Память стерта. Книги лежат в коробках.
48. Мне не скучно под одним одеялом с тобой… Не скучно, если ты моя жена. Не скучно, если мы беседуем о китайской лирике или поэтике Джойса. И не скучно, когда мы с тобой не беседуем. Когда нам есть о чем помолчать. И особенно не скучно, когда мы спим рядом, и твои сны плавно перетекают в мои.
49. Мне не скучно также на кухне. Когда я готовлю омлет, или завариваю чай. Ты говоришь – зеленый. И я вспоминаю пробуждение, ибо – вкус чая – это вкус пробуждения.
50. Пробужденные питаются исключительно воздухом, водой, в виде чая, а также всем остальным, преобразую материю в свет силой своего разума и ясностью Духа.
51. Всего и так слишком много в мире, чтобы еще что-то привносить в него. Все что возможно, нужно из него выносить, преобразуя материю в свет. До полного абсолютного сияния. И неземного блаженства.
52. Если убрать лишнее, останется ясность пути и сознание. Дух не замутнен. Ясность утрачивается сознанием в момент порождения множества, имя которому – легион.
53. Человечность – категория неземного порядка. Человечность определяется искренностью, подлинностью, прямолинейностью, открытостью. Именно этим самурай, выхватывая из-за пояса меч, отсекает себе карму.
54. Вероятно, времени не существует.
55. Ничего определенного тоже нет.
56. Истина всегда рядом, даже когда она далеко. Она на расстоянии вытянутой руки повсюду, куда ни глянь.
57. Человечность должна приобретаться. Душа делает людей людьми. Дух превращает людей в человечество.
58. Люди – это как замерзшие тени. Они идут сквозь ледяную пустыню вечного космоса из ниоткуда в никуда. И для чего им это - неизвестно. У кого спросить не знают. А так, никто не говорит.
59. На пороге вечности стоят тени, и никто не знает, куда им двигать дальше.
60. В моих ладонях талая ледяная вода из родника, что укрылся в овраге, переходящем в мрачное скалистое ущелье. Я напился и пошел дальше.
61. Потом нашел тропу и стал спускаться и все мои тени, имя которым - легион, стали спускаться вместе со мной. Когда я карабкаюсь вверх, они всегда карабкаются рядом. Те, что не могут, растворяются в эфире.
62. Дух – это полнота разума. Абсолютная и незыблемая плерома. Как это может быть, никто из нас не знает. Но некоторые догадываются. Потом все время намекают.
63. Внутреннее есть основание для внешнего, между которыми – вера, как скрепляющий основание и последствия принцип.
64. Вера – повод для риска. Иначе нет никакого смысла.
65. В моей руке твоя – это достаточное основание.
66. Истина разлита повсеместно, но особенно отчетливо она проявлена во взгляде, если глаза открыты ей.
67. Дух – это сознание единства всего со всем. То, что связывает между собой все в единое. Это единство моего я со всем миром и с каждым другим я. Потому, не существует моего индивидуального независимого и отделенного я. Существует присутствие меня в каждом другом живом существе. Но это присутствие не реализовано как множественность я, но как всеобщность переживания себя. Уникальность, как явление любого другого существа обеспечивает самоопределение мира, где существо выступает источником и, в конечном счете, итогом самоопределения.
68. Я связан с каждым другим существом.
69. Возможно, мы представляем с ним одно и тоже.
70. Возможно я или ты это любой другой человек.
71. Люди – это не человечество. Вне времени...
72. Кто скажет мне – как мое имя и кто дал мне его?
73. Время или пространство?
74. Сила обретается в безмолвии, в безмыслии, в уединении сердца, в удержании разума, в искуплении страсти и в бесстрашии.
75. Сила равносильна бессилию. Поскольку страдание – это попытка приобретения. Страдание – это стремление предотвратить утрату. Но нет ничего, что стоит приобретать из того, чем мы не обладаем. И нет ничего, что мы могли бы утратить из того, что не приобрели.
76. Тогда полнота божественной тишины – в незримом, в неслышимом, в неощущаемом и в бесчувствии. Во тьме молчания, во внутренней тьме.
77. Нет ничего более громкого, чем молчание. Особенно когда молчит Бог.
78. Зеркало. Банка зеленого чая. Чашка. Несколько книг. Открытое окно. Пустая комната. Где кроме меня ничего нет.
79. Время течет и струится по моим рукам. В мои глаза оно залетает каплями дождя. На моих губах оно поцелуем ветра.
80. Туман сгущается над вечностью. Отношения с ней единственное, что имеет смысл.
81. Никому ничего не грозит. Бояться нечего. Последняя заповедь – ничего не бойся. Самая последняя – не ошибись. Поскольку – никто не имеет права на ошибку. В этом заключается источник безупречности. Которая превращает бродягу в воина, а жертву в охотника.
82. После чего я вижу на столе свернутый лист бумаги. Я разворачиваю его – там написано: берегись!
83. После всего я смотрю в зеркало. Оттуда смотрит на меня Будда! Ну и пусть, - думаю я. Пусть! – отвечает он мне своей улыбкой.
84. Никому ничего не светит кроме свободы! И то, куда мы идем, к чему стремимся, и где обретаем себя… - там нас никто не ждет. Там, куда я иду никого нет. Только серые камни и сырые после дождя листья. В которые я зароюсь, что бы совсем уснуть. Я не высыпаюсь здесь… Пойду туда!
85. Там, говорят, весело. Там, когда спишь, сквозь пальцы прорастают грибы, а папоротник обвивает запястья… Это место называется прибежищем. Отсюда открывается путь в нижние миры до самого дна, и также вверх, до конца, до бесконечного придела. Куда хочешь, туда и иди. Так мне рассказал на прошлой неделе бодхисатва по имени Кшитигарбха.
86. Вот так бывает всегда! Спишь с любимой, а видишь сны. И все путается. Все меняется местами. Куда делась моя жена!
87. Пойду усну, поскольку на небе уже полная луна. Еще в силе. Она там же где и я! Здравствуй, моя сестра! Моя жена. Моя невеста. И мой ясный свет! Мой отец. Мой сын. И моя беспредельная любовь. Мой первый и последний Господь.
88. Мое начало и мое окончание. То, что существует между пределом и вечностью.
89. Я вернулся. И ничто мне не помеха.
90. Я вернулся, и ничто не отражается в моем сознании. Мое сознание как зеркало. А вокруг пустота. Только ты одна стоишь посреди неба и машешь мне рукой. А так, больше никого нет. Я глянул на тебя и пошел домой. Поскольку ты тоже во мне.
91. И вот я сижу у себя дома. На кухне. Пью чай с медом, в гуще которого замерли соты, и гляжу в окно. И думаю, где это я оказался. А за окном знакомые птицы садятся на стол и собирают с него крошки. И вдруг я понял, что всякая дхарма пуста. Любую истину, которую вы мне скажете можно склевать как те крошки.
92. В то время как Будда лежит на диване и спит. Лежит, потому что еще не научился сидеть. Когда научится, сядет в небесный лотос и все мне объяснит.
93. Будда не имеет ни конца, ни начало. Но только бесконечность. Спящий Будда появился полтора месяца назад и пока ничего мне не объяснил относительно своего появления.
94. Мы живем лишь догадками о его природе, его истории и его существовании.
95. Его онтология равносильна экзистенции любого живого существа. Я понял это из выражения его ясных, подернутых трансцендентальной дымкой, пепельных глаз.
96. Ночник отбрасывает слабый теплый свет на его лицо. Его лицо выражает полное, абсолютное спокойствие, безмятежность. Я пью чай. С медом в котором соты. Мед тянется нитью, стекая с ложки. Нитью бесконечной протяженности чистого разума и подлинного блаженства.
97. Будда начинается беспокоиться во сне. Я протягиваю ему палец. Он хватает меня за палец и снова успокаивается.
98. Будда протягивает мне павлинье перо. Оно переливается в огне заката радужным светом. Он говорит мне – пробудись! И я просыпаюсь. И вижу, как Будда протягивает мне павлинье перо.
99. А из пустоты машет мне отсутствующей рукой сам Татхагата.
100. Крутится карусель, на которой висят разноцветные кролик, львенок и обезьяна. Крутится. Пока не закончится батарейка. И они крутятся в сансаре какой-то, похожей на колесо дхармы. Крутятся с выпученными глазами. И никуда не спешат.
101. Все спешат, а они не спешат. Они висят на карусели и никуда не спешат. Наверное, они как просветленные существа.
102. Рядом сидит плюшевый белый мишка. Еще рядом – розовая мышь. На нитке над ними висит кукла клоуна, жёлтая пчела с большими полупрозрачными крыльями, маленький тряпичный медвежонок и несколько ярких лент. Вот такой вот зверинец. И где-то мы среди них застряли. Застряли, и ничего не поняли. И не поняли где мы…
103. А мы, кажется, везде, только не знаем этого. И не понимаем где именно. Где ты? – кричим… И не слышим ответа… А на полу лежит горсть сухих каштанов, собранных в парке. В том парке, где ходят толпы праздных прохожих.
104. Осыпаются листья с деревьев.
105. Бурые и желтые листья устилают всю землю, тротуары, и дорожки в парках.
106. Снова вечер. Ты одна стоишь на этой пустынной улице. Ветер проносится мимо и треплет твои волосы, край плаща и шарф.
107. В кармане плаща в твоей руке зажат носовой платок. Но ты не плачешь. Нет, ты не плачешь. Ты просто держишь его в руке.
108. Вдоль тротуара проносятся редкие авто. Ты всматриваешься в блеск их фар, когда они только появляются из-за поворота... Но вот подъезжает твой автобус. Ты садишься в него и едешь домой. Где ждет тебя твой маленький мальчик. Который тянет свои пальчики в рот и сразу узнает лицо мамы.
109. Ты едешь домой. Где тебе тепло. Где ты напьешься горячего чая с липовым медом. И где он уснет рядом с тобой, убаюканный твоим дыханием.
110. И ты понимаешь, что в его внимательном взгляде заключено все, что обладает смыслом. Для тебя.
111. Потом ты уставшая от бессонных ночей будешь спать, укрывшись теплым пледом. Твой маленький мальчик будет спать рядом.
112. Моросит мелкий дождь. Холодно и сыро. Чужой город и толпа чего-то ждущих людей. Им обещают быстрые деньги, повышение потенции, просветление и счастье… Что еще нужно таким приличным людям как мы?! Но мне хочется в туалет, и я иду искать кусты, мне ничего сейчас не нужно, кроме теплого клозета, но его нет, а то, что есть, сколочено из фанеры и обтянуто целлофаном. Поэтому я перестал верить в просветление, а доверяю только естественным потребностям.
113. Ибо сказано, что в мире дешевых страстей смысл имеет только отречение.
114. Ничего нам впереди не светит, кроме дороги.
115. Пора просыпаться! – говорит мне Будда. – Кому пора? – спрашиваю я его… Так мы и сидим, ждем ответа на несуществующий вопрос.
116. Большой перламутровый глаз смотрит на меня. В окне прохладный вечер. Или скорее холодный. Шоколад – белый и черный. Чай – по-прежнему зеленый. Лаваш.
117. Я всех спасу! – Я воин победитель Мары! Дзынь…
118. Когда я вырасту – стану героем!
119. Я сказал себе – пойду пройдусь.
120. Вчера еще было лето с бесконечными золотистыми пляжами. Сегодня уже осень. Моросит мелкий дождь. И холодно.
121. Время проходит. Но мы остаемся прежними. Ничего не меняется, кроме самого времени. Потому что мы уже в вечности. И нам приятно это осознавать. Это добавляет к нам особой значимости. Вот так вот!
122. И вот я выхожу на кухню. И слышу с улицы – Помогите!!! – Я к окну. Утром лужа крови. Вот такой вот повод для медитаций о сострадании, трусости и отваге.
123. В голове стоит гул. Особенно когда к нему прислушиваешься. И кажется, что он проникает отовсюду через стены.
124. Все спешат и торопятся. Тетки в трамвае кричат – побыстрее! – Каждый спешит, но не знает, что впереди его ждет смерть, а думает, что спешит к счастью.
125. Между мирами есть грань. Точнее ее нет… Я засыпаю. Я просыпаюсь. Где я нахожусь, когда засыпаю, и где – когда просыпаюсь? Махакашьяпа передал, что нигде. Местные – другого мнения.
126. Я пытаюсь обнаружить себя во сне. Закрываю глаза, чтобы открыть их.
27. Заблуждение, это то, что способно вывести нас к пониманию истины.
128. Испуганная девочка. Пижама. Утренний снег. Дрожь. Каменные изваяния молчаливо застыли и смотрят беспрекословно на то, как извивается река судьбы. Как она вьется вокруг запястий. Прошлого как бы нет. Но оно всегда рядом. ‒ Не уходи, папочка… - кричит маленькая семилетняя девочка…
129. Много заполночь. Горячий чай с молоком. Клубничное варенье. Где-то в прошлом древний царь с его кошмарами… С его истуканами на глиняных ногах. Есть вещи, о которых бессмысленно помышлять. Прошлое и будущее. Они смыкаются в пустоте сердца, которая наполняет своим бесконечным содержанием все сферы мироздания.
130. Я бесплодна – говорит мне эта маленькая семилетняя девочка, - а вы меня не слышите. И не понимаете. Но ты так прекрасна. Особенно когда сердишься. Я загнан в угол. А ты сидишь поверх облаков, и стайки ангелов умащивают твои ноги лавандовым маслом.
131. Лаванда произрастает на том склоне, где мы с Буддой ее однажды собирали. А потом с воробьями рассылали послания вечности.
132. Этот Будда, как те воробьи – все что-то щебечет непрестанно. Только я пытаюсь понять – в чем здесь толк. Когда с моря идут грозовые облака.
133. Мы сидим с ней под ветхим навесом, где-то на побережье. Имя ей ‒ Бездна! За выбитым окном бушует гроза. Крупные капли залетают сквозь щели. Но в нашей тьме – покой. Словно ничто, нигде и никогда.