24 апреля 1946
Сейчас они на другом берегу. Справа от них гора Фавор и малый Ермон, по их левую сторону горы Самарии., Иордан за ними, а перед ними, за равниной, на которой они находятся, холмы, перед которыми находится Мегиддо; (если память не изменяет мне, Я слышала это название в давнем видении, в том, где Иисус соединил Иуду Искариота и Фому, после разделения ради необходимости сокрытия места убежища Синтихии и Иоанна из Эндора).
Они, должно быть, отдыхали весь день в каком-то гостеприимном доме, потому что сейчас вновь вечер, и явно, что они отдыхали. Пока что жарко, но роса уже начала выпадать, смягчая жару. И опустились фиолетовые тени сумерек после последних красных вспышек пылающего заката.
«Здесь мы можем идти без помех», - радостно замечает Матфей.
«Да. Если мы будем идти здесь быстро, то будем в Мегиддо до первых петухов», - отвечает ему Зелот.
А на рассвете мы будем за холмами, вблизи равнины Шарон», - заключает Иоанн.
«И твоего моря, да?» - спрашивает его брат, поддразнивая его.
«Да. И моего моря…» - отвечает Иоанн, улыбаясь.
«И своим духом ты отправишься в одно из твоих духовных странствий», говорит Петр, сжимая его руку с горячей отеческой любовью. И заключает: «Научи и меня, как извлекать такие бесспорно… ангельские мысли, глядя на вещи. Я смотрел на воду так много раз… Я любил ее… но… но она никогда не приносила мне никакой другой пользы кроме как зарабатывать себе на жизнь, ловя в ней рыбу. Что ты видишь в ней?»
«Я вижу воду, Симон. Как ты и все остальные. Как я сейчас вижу поля и фруктовые сады… Но затем, наряду с глазами моего тела, у меня есть тут другие слова, и я больше не вижу траву и воду, но слова мудрости исходят из этих материальных вещей. Это не я думаю. Я бы не смог так. Это кто-то еще думает во мне».
«Возможно ты пророк?» - несколько иронично спрашивает Иуда.
«О! Нет! Я не пророк…»
«Кто же тогда? Ты думаешь, что обладаешь Богом?»
«Даже и того меньше…»
«Тогда ты, должно быть, бредишь».
«Это вполне может быть так, я так мал и слаб. Но если это так, то это приятный бред и он ведет меня к Богу. Моя болезнь потому становится даром, и я благословляю Господа за нее».
«Ха! Ха! Ха!» - злобно хохочет Иуда.
Иисус, Который слушал, говорит: «Он не болен и он не пророк. Но чистая душа обладает мудростью. Это мудрость говорит в сердце праведного человека».
«В этом случае я никогда не получу ее, потому что я не всегда бываю хорошим…» - говорит Петр, несколько удрученно.
«А что тогда скажешь обо мне?» - отвечает Матфей.
«Друзья Мои, только немногие люди, слишком немногие могут обладать мудростью, потому что они всегда были чистыми. Но покаяние и добрая воля делают человека, который прежде был виновен и несовершенен, праведным, и затем совесть очищается в бане смирения, раскаяния и любви, и очистившись таким образом, она может соперничать с теми, кто чисты».
«Благодарю Тебя, Господь», - говорит Матфей, нагнувшись, чтобы поцеловать руку Учителя.
2. Наступила тишина. Затем Иуда восклицает: «Я устал! Я не знаю, смогу ли я идти всю ночь».
«Не удивительно! Сегодня ты блуждал повсюду как мясная муха, пока мы спали!» - отвечает ему Иаков Зеведеев.
«Я хотел посмотреть, не встречу ли я кого-нибудь из учеников…»
«Зачем тебе это было нужно? Учитель не сказал тебе. Так что…»
«Ну, я сделал это. И если Учитель позволит мне, я останусь в Мегиддо. Я думаю, что друг нашей семьи там, он ходит туда каждый год, в это время, после сбора урожая. Я хотел бы поговорить с ним о моей матери и…»
«Делай как хочешь. После того, как дашь поручение, ты отправишься в Назарет. Мы встретимся с тобой там. Ты сможешь, таким образом, сообщить Моей Матери и Марии Алфеевой, что мы скоро будем дома».
«Я говорю Тебе так же, как Матфей: “Благодарю Тебя, Господь”».
Иисус не отвечает, и получает поцелуй на Свою руку, как получил его от Матфея. Невозможно разглядеть Его лица, потому что это тот момент в вечера, когда дневной свет полностью исчезает, а света звезд еще нет. Стало так темно, что они с трудом идут по дороге и, чтобы избегнуть возможных злоключений, Петр и Фома решили зажечь несколько веток, взятых из живых изгородей, которые горят потрескивая. Но прежний недостаток света и нынешний дымный, движущийся свет не позволяют видеть выражения лиц.
Тем временем они приблизились к холмам, темные вершины которых видны в ночи, потому что они темнее, чем сжатые поля, стерня на которых выглядит беловатой в ночной темноте, и они становятся все более видимыми по мере того, как они приближаются к ним и свет звезд освещает их…
«Я бы покинул Тебя здесь, так как мои друзья живут недалеко от Мегиддо, я так устал…»
«Ты можешь идти. Пусть Бог наблюдает за твоими шагами».
«Спасибо, Учитель. До свидания, друзья».
«До свидания, до свидания», - говорят остальные, не придавая большого значения своим приветствиям.
Иисус повторяет: «Пусть Господь наблюдает за твоими поступками».
Иуда быстро уходит.
2 «Х¢м, Он не выглядит таким уставшим», - замечает Петр.
«Верно! Здесь он еле таскал свои ноги. Но теперь он умчался отсюда подобно газели…» - говорит Нафанаил.
«Твое прощание было святым, Брат. Но пока Господь не переполнит его Своей волей, помощь Божия не поможет ему предпринимать хорошие шаги и совершать справедливые поступки».
«Иуда, то обстоятельство, что ты Мой брат, не освобождает тебя от упрека! Поэтому Я упрекаю тебя за то, что ты резок и безжалостен к своему спутнику. У него свои ошибки. Но ты также имеешь свои. И первая из них состоит в том, что ты не стараешься помочь Мне совершенствовать эту душу. Ты раздражаешь его своими словами. Не насилием ты склонишь к себе сердца. Ты думаешь, что уполномочен проверять все его действия? Ты считаешь себя таким совершенным и способным делать это? Позволь Мне напомнить тебе, что Я, твой Учитель, не делаю этого, потому что Я люблю эту несовершенную душу. Она пробуждает во Мне жалость больше, чем какая-либо другая душа… просто потому, что она несовершенна. Ты думаешь, что он счастлив в своем положении? И как же ты сможешь быть учителем душ в будущем, если с одним из своих спутников ты не практикуешь применение бесконечного милосердия, которое искупает грешников?»
Иуда Алфеев опустил свою голову с первых же слов. Но под конец он опускается на колени и говорит: «Прости меня: я грешник. И упрекай меня, когда я ошибаюсь, потому что обличение – это любовь, и только глупец не оценит милости, когда мудрый человек поправляет его».
«Ты можешь видеть, что Я делаю это ради твоего же собственного блага. И прощение соединено с Моим упреком, потому что Я понимаю причину твоей суровости, и потому что смирение исправляемой души разоружает того, кто исправляет. Встань, Иуда, и не греши больше», - и Он ставит его рядом с Собой и Иоанном.
Остальные апостолы обмениваются комментариями друг с другом, сперва шепотом, а затем их голоса зазвучали громче из-за их обыкновения говорить вслух. Таким образом, я могу слышать их и делать сравнения между двумя Иудами.
«Если бы Иуда Искариот получил такой упрек, то мне интересно, как бы он отреагировал! Твой брат хороший», - говорит Фома Иакову.
«Но… хорошо… мы не можем сказать, что то, что он сказал, было неверным. Он сказал одну вещь, которая истинна в отношении Иуды Искариота. Ты веришь в историю о друге, который живет в Иудее? Я не верю», - откровенно говорит Матфей.
«Это, должно быть… та же история с виноградником, как это случилось на рынке в Иерихоне», - говорит Петр, касаясь сцены, которую он не может забыть. Все смеются.
«Конечно, нужен Учитель, чтобы жалеть его так часто…» - замечает Филипп.
«Так часто? Всегда, ты должен был сказать», - отвечает Иаков Зеведеев.
«Если бы это был я, я бы не был таким терпеливым», - говорит Нафанаил.
«И я бы не был. Вчерашняя сцена была отвратительной», - соглашается Матфей.
«Этот человек не может быть полностью в здравом уме», - говорит Зелот примирительно.
«Но он умеет заботиться о своих доходах. Он даже слишком умен. 4. Я бы поспорил на мою лодку, на сети, даже на мой дом, будучи уверен, что ничего не потеряю, что он пошел повидаться с каким-нибудь фарисеем, чтобы умолять о защите…» - говорит Петр.
«Это верно. Ишмаэль! В Мегиддо живет Ишмаэль! Как это мы нисколько не подумали об этом?! Мы должны сказать Учителю!» - восклицает Фома, сильно ударив себя в лоб своей рукой.
«Это бесполезно. Учитель еще раз простил бы его и упрекнул нас», - говорит Зелот.
«Ну… давайте попытаемся. Иаков, иди: Он любит тебя и ты Его родственник…»
«Насколько это касается Его, то Он ко всем нам относится одинаково. Вот, Он не видит в нас родственников или друзей, Он видит в нас только апостолов и Он беспристрастен. Но я пойду, просто чтобы вы были довольны», - говорит Иаков Алфеев. И он ускоряет свои шаги, чтобы обогнать своих товарищей и настичь Иисуса.
«Вы думаете, что он пошел повидаться с фарисеем. С тем или с другим… это не имеет значения… Но я думаю, что он сделал это для того, чтобы не идти в Кесарию. Он не хотел идти туда…» - говорит Андрей.
«С некоторых пор он, кажется, питает отвращение к знатным римлянкам», - замечает Фома.
«И все же… пока вы ходили в Ен-геди, а я пошел с ним к Лазарю, он был так рад говорить с Клавдией…» - говорит Зелот.
«Да… но… я думаю, что он совершил какую-то ошибку именно тогда. И я думаю, что Иоанна знает об этом и именно потому она послала за Иисусом и… и я делал много предположений с тех пор как Иуда впал в ярость в Бетзуре…» - ворчит Петр сквозь зубы.
«Что ты имеешь в виду?...» - с любопытством спрашивает Матфей.
«Ну… не знаю… Мысли… Посмотрим…»
«О! Давайте не будем думать о дурных вещах! Учитель этого не одобряет. И у нас нет никаких доказательств, что он сделал что-нибудь дурное», - умоляюще говорит Андрей.
«Вы не собираетесь ли говорить мне, что он поступает правильно, огорчая Учителя, обращаясь с Ним без должного уважения, вызывая неприязнь…»
«Будь хорошим, Симон! Я могу заверить тебя, что он немного сумасшедший…» - говорит Зелот.
«Хорошо. Возможно, он сумасшедший. Но он грешит против доброты нашего Господа. Если он плюнет мне в лицо, если надает мне по ушам, я бы примирился с этим и предложил бы это Бога ради его искупления. Я взял себе в голову делать любое жертвоприношение ради этого, и я прикусил свой язык и вонзаю ногти себе в ладонь, когда он строит из себя глупца, чтобы контролировать себя. Но я не могу простить его, когда он плохо ведет себя с нашим Учителем. Грех, который он совершает против Него, все равно как совершенный против меня, и я не могу простить его. Потом… если бы это было время от времени! Но он всегда в нем! Я не успеваю покончить с гневом, который кипит во мне из-за одной из его ссор, как он устраивает новую сцену! Один раз, дважды, трижды… Существует предел!» Петр почти выкрикивает свои слова и порывисто жестикулирует.
5. Иисус, Который примерно в десяти метрах впереди них, оборачивается, белой тенью в ночи, и говорит:
«Нет предела для любви и прощения. Нет. Ни у Бога, ни у истинных детей Божьих. Пока длится жизнь – нет предела. Единственное препятствие для нисхождения прощения и любви – это сопротивление нераскаявшегося грешника. Но если он раскаивается, он всегда должен быть прощен, даже если он грешит не один, два или три раза в день, а гораздо чаще. Вы также грешите и хотите быть прощенными Богом и идете к Нему и говорите: “Я согрешил! Прости меня”. И прощение приятно для вас, и Богу тоже приятно прощать. А вы не боги. Следовательно, оскорбление, нанесенное вам людьми, как себе подобному, менее тяжко, чем нанесенное Богу, Который не подобен никому. Вы так не думаете? И все же Бог прощает. Поступайте сами подобным образом. Будьте осторожны! Следите, чтобы ваша нетерпимость не стала губительной для вас, став причиной нетерпимости Бога к вам. Я всегда говорил вам, но Я повторю это еще раз. Будьте милостивы, чтобы быть помилованными. Никто не столь безгрешен, чтобы быть неумолимым по отношению к грешнику. Взгляните на свои собственные ноши, прежде чем рассматривать их тяжесть в сердцах других людей. Удалите ваши ноши из ваших душ, а затем обратитесь к ношам других людей, чтобы явить им не суровость, которая осуждает, но любовь, которая учит и помогает освободиться от зла. Для того, чтобы быть способными сказать, и чтобы вас при этом не могли принудить к молчанию грешники: “Ты согрешил против Бога и против ближнего твоего”, необходимо не согрешать или, по крайней мере, совершить возмещение за грех. Для того, чтобы быть способными сказать тем, кто печальны, потому что согрешили: “Имейте веру, что Бог прощает тех, кто кается”, как слуги Бога, Который прощает покаявшиеся души, вы должны явить так много милости в прощении. Тогда вы будете способны сказать: “Видишь, кающийся грешник? Я простил твои грехи семь раз по семь раз, потому что я слуга Того, Кто прощает бесчисленное число раз тех, кто кается в своих грехах так много раз. Рассуди поэтому, как прощает Совершенный, если я умею прощать просто потому, что я служу Ему. Имей веру!” Вы должны быть способны говорить так, и говорить так своими делами, а не просто словами. Вы должны говорить это прощая. Так если ваш брат согрешил, увещевайте его по-доброму, и если он покается, простите. И если к концу дня он согрешит семь раз и скажет вам семь раз: “Я каюсь”, простите его семь раз. Вы поняли? Обещаете ли вы Мне, что будете так поступать? Пока он отсутствует, обещаете ли вы Мне быть терпимыми к нему и помогать Мне исцелять его, совершая для этого жертвоприношение контроля над собой, когда он делает что-нибудь неправильное? Вы не хотите помочь Мне спасти его? Он ваш брат в духе, так как произошел от одного единственного Отца; по расе, так как он произошел от одного и того же народа; по миссии, так как он апостол, такой же как вы. Поэтому вы должны любить его трояко. Если в вашей семье есть брат, который огорчает вашего отца и уязвим для порицания, разве вы не попытались бы поправить его, чтобы ваш отец больше не страдал и чтобы никто не говорил плохого о вашей семье? Так? И разве ваша семья не более великая и святая, так как Отцом в ней является Бог, а Я – Первенцем? Почему же, тогда, вы не желаете утешить Отца и Меня и помочь Нам совершенствовать бедного брата, который, поверьте Мне, не счастлив оттого, что он такой?...»
Иисус настоятельно умоляет в интересах апостола, который так полон недостатков… И Он заключает: «Я Великий Нищий и Я прошу вас о самой ценной милостыне: Я прошу вас дать Мне души. Я хожу повсюду в поисках их, но вы должны помогать Мне… Удовлетворите голод Моего Сердца, которое ищет любви и находит ее только в слишком немногих людях. Потому что те, кто не стремятся к совершенству подобны многим хлебам, которых лишен Мой духовный голод. Дайте души вашему Учителю, Который страдает оттого, что нелюбим и непонят…»
5. Апостолы тронуты. Они хотели бы сказать о столь многом, но каждое слово кажется таким убогим… Они столпились вокруг Учителя, каждый желая приласкать Его, чтобы дать Ему почувствовать, что они любят Его.
Наконец заговорил кроткий Андрей: «Да, Господь. Терпением, молчанием и жертвоприношением, могущественными средствами обращения, мы дадим Тебе души. Также эту…если Бог поможет нам…»
«Да, Господь. И Ты поможешь нам Своей молитвой».
«Да, друзья. А тем временем давайте помолимся вместе за вашего товарища, который ушел. “Отче наш, Сущий на Небесах…”»
Совершенный голос Иисуса повторяет слова “Отче Наш”, произнося их отчетливо и медленно. Остальные хором в приглушенном тоне. И, молясь, они уходят в ночь.