Рай, Ад и та странная штука, что посередине.
Дьяволицы.
- Жарко. – ворчал Борис, дьявол-секретарь низшего ранга, который заполнял отчет по новоприбывшим в ад грешникам.
Голова Бориса гудела, а рога страшно чесались, как покрытая коркой ранка на колене. В странах южной Африки началась крупномасштабная война за территории, поэтому у дьяволов-секретарей дел сейчас невпроворот. Личное дело каждому заведи и по котлам распредели. Например, тем, кто умер всей семьей нужно предоставлять специальные семейные котлы.
ТУК-ТУК!
- Войдите. – лениво протянул Борис, играясь когтями с брелком в виде человека, утыканного виллами.
Адскую тишину нарушил щелчок замка.
В офис вошел худой парень. Одет он был просто: мятая футболка, шорты с дыркой, и темно-синие резиновые тапки.
Обжигающий сухой воздух с улицы раскачивал его жирные черные волосы и вынуждал щурить карие глаза.
Молодой человек вальяжно подошел к столу. Борис бросил на юношу косой взгляд и достал из под стола Пизанскую башню из личных дел.
- ФИО – недовольно и безразлично прорычал Борис своим глубоким, как сам ад, басом, предвкушая будущую бумажную волокиту.
- Александр Р…….. Ш…….. – не голосистым голосом сказал парень.
- Ладно… Хорошо…. Так, и где ты тут у нас? – рикошетило по стенам офиса, пока Борис перебирал стопку бумаг – Вот! – голоском певчей птички пролепетал он, когда нашел необходимую папку.
Борис довольно проводил пальцем по обложке из человеческой кожи, пока Саша скучающе покачивался с ноги на ногу. Потом дьявол-секретарь открыл ее и стал уныло поглощать своими зелеными глазами графы скучной характеристики.
- Очередной суицидник? – буркнул Борис, нахмурив брови и зажав свою могучую переносицу большим и указательным пальцами.
Саша ничего не сказал. Он лишь кивнул с грацией и пластикой тряпичной куклы.
- Понятно. Так, какая у нас тут причина? Хмм.... Неразделенная любовь.
Борис молча перевел свой осуждающий взгляд на Сашу, который слегка приподнял голову, оголив на шее стильный след от веревки.
- Много вас развелось в последнее время. Встань напротив меня.
Саша спокойной Чаплинской походкой подошел к столу и выпрямился. Борис поглядывал то на него, то на содержимое папки.
-Странно… Ко мне, обычно, водят насильников и педофилов, а ты, судя по характеристике, парень неплохой. Особых грехов за тобой не замечено. Хм… Видимо, Люся из администрации снова напутала. – сказал Борис, тяжело выдохнув, и достал из под стола телефон, у которого вместо трубки был череп то ли волка, то ли быка, а вместо провода - ровная струя ворсистого и зеленого огня.
Закатав рукава потной белой рубашки, Борис набрал номер и приложил череп к своему красному остроугольному уху. Пока из аппарата шли гудки, он закинул в свою угловатую зубастую пасть, на удивление, небольшую сигаретку, поднес указательный палец к ее кончику, забитому табаком, и изрыгнул из под не стриженного давно ногтя пламя, словно американец во Вьетнаме напалм. Из сигареты пошел прозрачный серый дым.
- Алло?
- Здарова, Семеныч.
- Боря, ты что ли?
- Ну, да.
- Зачем звонишь?
- Да у меня тут Люся все напутала: твоего товарища ко мне направила. Я его к тебе пришлю?
- Нет, Борь! У меня тут сейчас завал. Недавно общага взорвалась и так, блин, сложилось, что все обитатели по моей части, поэтому сам с ним как-нибудь разберись!
- Но Семен…. – порывался Борис вернуть в нить разговора своего коллегу, как услышал пищание – Чтоб тебя ангелы драли, скотина!
Борис смачно шлепнул черепом по столу и откинулся на спинку своего кресла. Прямые ряды костей грешников на нем приятно впивались в позвоночник и выравнивали громоздкую спину, которую офисная жизнь погнула, как плоскогубцы медную проволоку.
Саша продолжал стоять, ничего не делая.
- Александр. – тяжело выдохнув, начал Борис – Смотрите, так как мне неохота разбираться сейчас с ситуацией, то я вам представлю уникальную возможность: самому выбрать способ агонии.
После этого Борис взял бумагу и ручку, начирикал что-то и протянул Саше. Тот, презрительно приподняв уголки губ, взял бумажку. На ней в меру кривым почерком, который формируется, когда в ручную пишешь только свою подпись, были в виде списка представлены все виды и формы нескончаемой агонии.
“Кипение в маленьком котле. ”
“Кипение в большом котле. ”
“Протыкание вилами. ”
И так далее...
Саша изучал строчку за строчкой, пока в какой-то момент не протянул ее обратно.
- Не важно. – сказал он.
- Интересно… – с изумлением проктолога новичка прошипел Борис – Прям совсем не важно?
- Да. Хуже того, что со мной случилось там, … – сказал Саша, показывая пальцем на старый потолок офиса –... не будет.
- Понятно..
- Поиграемся с пацанчиком. Когда еще такая возможность представиться? – мысли, из-за которых Борис расплылся в еле заметной дьявольской улыбке.
- Хорошо! Тогда сделаем так: я буду мучить тебя, пока не пойму, что тебе выбрать. – с уже достаточно заметной улыбкой просвистел довольный дьявол-секретарь, подойдя к шкафу.
- Пожалуйста. – лениво выдохнул Саша, положив руки в карман.
Напевая “Highway to Hell” себе под нос, Борис шарил по полкам в поисках вил, которые он стыбзил во время практики в институте. Борис учился в Институте Инфернальных Искусств (ИИИ) на факультете Техники мучения грешников. В свое время он поступил туда, чтобы пойти работать чертом, потому что это единственная нескучная работа в чистилище. Но жизнь извернулась иначе и выскользнула из рук Бориса, как юркая змея, намазанная подсолнечным маслом.
Саша зажмурился, когда ему в глаза прилетел неоново-синий отблеск от вил, настолько яркий, что на секунду послышался тот приятный металлический скрежет из моментов, когда в старых фильмах и мультфильмах мускулистые мужики достают из здоровых ножен мечи.
- Ха-ха-ха! – засмеялся Борис, по театральному выставив свободную руку с растопыренными пальцами вперед, и пронзил Сашу насквозь.
Два торчащих острия с каплями крови и свисающими кишками напоминали вилку после макарон с кетчупом. На полу образовалась миленькая алая лужица. А Борис улыбался так, как улыбаются люди в рекламе зубной пасты.
Комната ненадолго наполнилась жизнью и краской, которая взбодрила Бориса после более пятнадцати тысяч лет в офисе.
- Ну, вкусил порцию страданий! – с неистовым наслаждением произнес Борис.
Саша отрицательно помотал головой со словами: “Ну так, чешется немного. ”
- А? – недоуменно крякнул Борис – Почему? Я же проколол тебя насквозь! Ты истекаешь кровью! Твоя кишка на вилах висит! Как тебе не больно?!
- Боль я, может быть, и чувствую, но мне на нее пофиг, потому что бояться боли уже нет смысла. Девушка моей мечты меня отвергла, я в аду – что мне теперь до какой-то там физической боли.
- Посмотрим, как ты сейчас запоешь! Ты обычный грешник, поэтому должен поддаться физиологии, согласно которой ты обязан валяться на полу и корчиться от боли! – прокричал Борис и нанес Саше еще около дюжины колющих ударов в разные места.
В итоге юноше валялся на полу без ноги, руки, правого глаза, кишков, одной почки, левого легкого, правого уха и места, о котором в приличных местах не принято упоминать. Но его оставшаяся нижняя губа и левый глаз продолжали выражать душевную тоску, пока Борис переводил дыхание.
- Ничего. – отвечал Саша на немой вопрос Бориса.
- Как можно приравнять к физической расправе расставание с какой-то бабой?
- Расставание? Ха! Если бы…
- Френдзона?
Саша, который уже восстановился и стоял на ногах, сдержанно покачал головой, мол “Да, оно самое! ”.
Борис выкинул вилы на старый красный диван.
- Хорошо. Возьмем тогда ранг повыше. – сказал он, потирая предвосхищенно руки.
На Сашу устремился указательный палец Бориса. Тот стал накаляться, как прикуриватель в автомобиле, пока не превратился в “HAL-9000”. Если бы Кубрик был жив, то сильно бы удивился тому, что “HAL-9000” научился выпускать из своего кроваво-красного чрева струю пламени.
Дойдя до Саши, огонь сначала обволок его с ног до головы своим красно-желтым одеялом, потом начал перебирать клетки его тела, кирпичик за кирпичиком, как наглые покупатели в строительном магазине, пока его кожа не растаяла.
У скелета не осталась лица, но на оставшемся белом костяном рельефе тоски было больше, чем в словах Достоевского.
- Ангел с тобой! – злобно фыркнул Борис, подошел к своему столу и аккуратно присел на его край.
Рядом с ним сел и Саша, чья кожа начала постепенно восстанавливаться.
- Прости. – фамильярно выбросил он через плечо – Я понимаю, что это твоя работа, но ты и меня пойми: я пять лет ее добивался, научился готовить, играть на музыкальных инструментах, отточил мастерство комедии, стал читать умные книжки, а она мне сказала: “Ты мне нравишься, но как друг. ”.
- Все равно, мне это непостижимо.
Борис обиженно отвернулся.
- Из-за душевной боли ты перестаешь чувствовать боль физическую. – подытожил Саша, сказав так, будто перед ним стоят люди с молотком, долотом и листом гранита, готовые высечь сказанное им – Но самое страшное было не в этом. Как-то мы разговаривали с ней по этому поводу. Это было через две недели после того, как я ей признался. Она мне говорила про то, как у нее все прекрасно, какие у нее хорошие отношения с парнем. Собственно, причина, по которой она мне отказала. Потом она рассказала про то, как тусила с друзьями. Я, ничего не подозревая, слушал ее истории, пока ко мне в ухо ненароком не залетела фраза “Лучший друг”, которая относилась не ко мне. Но это еще не все! – с саркастичной улыбкой продолжил он – Она повернулась ко мне и сказала: “Не ты. Ты друг, но не лучший. ”. То есть она посчитала нужным уточнить, что я ей абсолютно никто. При этом, когда нужно поныть насчет самооценки, она пишет мне. Мне несложно утешить человека, но также мне и гадко от того, что утешаю ее я, а поцелуи достаются другому. – Саша бросил взгляд на Бориса, который внимательно слушал его – Напрягало… Пусть теперь устрадается угрызениями совести! И мне даже не стыдно за свои мысли, я ведь уже в аду!
- Девушка. Друг. Любовь. Признался. – Борис повторял эти слова, словно в бреду. Зрачки его сузились, лоб покрылся потом, а руки задрожали.
Воспоминание.
Яркая вспышка.
Борису всего 30 000 лет. Второй курс института. Скалы над кипящей кровью, где любят на скамейках собираться влюбленные адские парочки. Борис в черных, как его душа, брюках, кристально белой рубашке, бабочке, которая преспокойно пребывала на цветке его грозного кадыка, и дедушкином пиджаке. Чугунная розочка из старого переплавленного котла. Ее весомое “Нет. ”. Ее разбивающие вдребезги “Ничтожество. ”. Ее длинные ноги, хвост-кисточка и каблуки, которыми она цокала, отдаляясь от сидящего на коленях Бориса.
Тогда мозг самостоятельно вырыл яму, куда закинул воспоминания об этом и закопал их нейронами, как песком. Там они набухали от злобы и обиды, пока их сегодня не прорвало.
Борис глубоко вдохнул и зарыдал мощным и гудящим фальцетом.
- Рай должен быть для мужиков, а ад для баб. – сказал Борис, рыдая. Потом, поставив точку, стукнул своим каменным кулаком по столу.
Саша удовлетворительно кивнул на его резкое предложение распределять по половому признаку.
- Так-то тебя нужно отправить в котел, но займемся этим позже. Я там знаю один бар неподалеку, пойдем бабам кости перетрем?
- Да, давай! – решительно пропел он.
Борис резво вытер слезы с рожи.
Последним звуком в офисе стал щелчок щеколды.
Беспомощное могущество.
- Да где же? Где? - думал Лев, пробираясь сквозь вьюгу, разъедающую кожу. Огромная сумка за его спиной предательски тянула назад.
Два месяца назад его деревня стала голодать. Постоянный дожди уничтожили весь урожай. В связи с этим собрание старейшин решило отправить одного человека в поиски некоторого "Его", который, по их словам, всемогущ настолько, что способен щелчком пальца прекратить дожди.
Этим человеком стал Лев, юноше, пышущий энергией и здоровьем.
Лев уже устал. Измотался. Молодость и сила стойко выдерживали все невзгоды, но это было ненадолго.
- Так, здесь две горы. Тут - ущелье. И где же тогда хижина? - возмущался Лева, нервозно покручивая в руках древнюю карту.
Пройдя сквозь ущелье, он увидел вдалеке черный дым.
- Во!
Утопая в снегу и усталости, он добрался до небольшой хижины.
Оазис!
Зелёная трава окружала маленькую лачужку, точечно росли высокие пальмы.
Диаметр Левиных глаз резко увеличился. Пар выходил из открытого нараспашку рта.
- Воу!
Озираясь, он подошел к двери. Дверь раскрылась, смачно заскрипев. Леву тут же накрыло водопадом пыли.
Внутри более чем скромно. Да настолько скромно, что это уже даже как-то слишком нескромно!
Квадратное помещение, напоминавшее то ли старый склад, то ли сарай.
Очень странный контраст с видом снаружи.
В центре был… огонь?
Да, огонь. Небольшой сгусточек тепла и энергии, который преспокойно левитировал в воздухе.
За размытым из-за огня воздухом можно было заметить длинную кровать.
На кровати спал молодой человек. Двадцати - двадцати пяти лет. Длинный и щуплый. В драной футболке и поношенных брюках. На ногах красовались своей старостью и раванностью кроссовки.
Лева осторожно сбросил с плеч сумку и положил ее на пол. Не успело дно сумки коснуться пола, как доски жалобно застонали.
Тело на кровати грузно зашевелилось и приподняло голову.
- Кто там?
- Здравствуйте. Я Лева из деревни, что за той горой. Я пришел вас просить о помощи. - сказал Лева так, как его учили старейшины, и присел на колени, сложив ладони и опустив лоб на пол.
- Чего? Какая помощь? Пошел прочь отсюда! У меня сейчас зимняя спячка. Приходи, когда закончиться зима.
- Но в горах же вечная зима?
- Значит, никогда больше не приходи. - сказало тело, перевернулось на другой бок и сладко захрапело.
Лева опешил, но сумел из себя выдавить:
- А вы разве не тот “всемогущий”?
- Ну, да. И что?
- Докажите!
- Ничего доказывать не буду.
- Хорошо. Тогда я пойду трубить всему миру о том, что никакого “всемогущего” не существует!
Тело недовольно фыркнуло, щелкнуло пальцами и со словами: “Посмотри туда”, показало пальцем в дверной проем.
Лева обернулся и ахнул - половина огромной горы просто исчезла, оставив ровную поверхность.
Затем тело снова щелкнуло и половина вернулась обратно, но встала криво.
- Криво поставил.
- Да? Ну и черт с ним.
- Теперь я тебе верю.
Лева десять минут молча стоял, перемещая вес тела со стоп на носки и обратно. Потом, как бы невзначай, сказал:
- Ну, можешь все таки окажешь услугу нашей деревне. Тебе это стоит одного щелчка!
- Мне лень.
- А гору сносить и возвращать обратно тебе было не лень?
- Не лень.
- Тогда помоги бедным людям!
- Нет.
- Но почему?
- Мне лень.
Лева стал возмущенно ходить взад вперед. Он тихо сквернословил и активно жестикулировал.
- Чего ты там об пол трешься? - сказал “всемогущий”, приоткрыв один глаз.
- Чего трусь? Чего трусь? - передразнивал Лева - Какая тебе разница! Трусь и буду тереться! Прямо вот так! - Лева начал активно топать и шаркать ногами. Доски стонали хором.
- Тебя убить что ли? Для убийства мне хватит и мысли.
- Убей, если не лень.
- Блин…
- Что? Лень?
- Лень.
Лева шокированный сел на пол.
- Как можно, будучи всемогущим, быть настолько ленивым!
- Как видишь, можно.
Они молчали.
- И, вообще, с какой стати я должен вам помогать?
- Тебе это ничего не стоит, а нам это ой как нужно.
- Мне также ничего не стоит решить все проблемы мира, раз и навсегда, но я этого не делаю.
- Почему? Неужто лень?
- Лень.
- Да как так! Как так…
- И еще по одной причине, более весомой.
- Какой?
- Не хочу лишать вас жизни.
- Как ты лишишь нас жизни? Ты просто сильно облегчишь ее!
- Смотри, человечество миллионы лет развивалось развивалось потому, что природа всегда ей ставила препятствия. И человечество, преодолевая их, становилось лучше. И, если я лишу вас препятствий, то вы перестанете развиваться, обленитесь, станете толстеть, поглупеете. Таким образом, я избавившись от одного пласта проблем, создам другие.
- Но ты же всемогущий! Ты можешь очень прочно заложить людям в головы, что нужно развиваться.
- Могу, но тогда ваш мир станет моим. А я не хочу его отнимать у вас.
- Лень управлять?
- Лень управлять.
Лева задумался и будто прозрел. Сбитый с ног этой мыслью он присел на пол. Его губы беспорядочно терлись и шлепались друг об друга в попытках возразить. Но возразить он ничего не мог…
Потом “всемогущий” добавил:
- Вот видишь, безграничные возможности есть, а толку от них никакого, потому что безграничность человеческих возможностей заключается в их ограниченности.
Лева понимающе кивнул, не торопясь, собрал свои вещи и со словами: “Я пойду.” вышел за порог.
По дороге назад он думал, как объяснит собранию старейшин, почему нужно собрать всех мужиков в деревне, дать им инструменты и сказать, чтобы они начали строить огромный навес над всей деревней.
Шампанское.
- Принес. - шепотом сказал шестиклассник Валера, вертя перед своим другом, Игорем, бутылку шампанского.
- Ого! А твои родители не заметят пропажи?
- Нет. По этому поводу я все придумал. Открываем, пьем по пол стаканчика, закрываем и возвращаем на место. Я примерно прикинул, будет не заметно, что из бутылки кто-то выпил.
Ребята какое-то время молча смотрели на шампанское. Наслаждались ее изумрудными стеклянными стенками. Для них она выглядела золотым граалем со священным напитком внутри.
- Все, пора открывать! - сказал Игорь, испепеляемый любопытством. Он достал из рюкзака штопор и направил его конец на пробку.
- Подожди.
- Что? Надо быстрее открывать и пить!
- Следы.
- Следы?
- Если мы откроем бутылку штопором, на пробке останутся следы.
Игорь с досадой посмотрел на бутылку.
- Ну, ладно, так откроем. - сказал он после небольшой паузы.
- Все не так просто.
- Что?
- Помнишь, я говорил, что мой дядя лишился глаза?
- Ну, да.
- Так вот. - сказал Валера и показал ладонью на бутылку, которая лежала на холодном каменном полу заброшенной многоэтажки.
Игорь округлил глаза.
- И что тогда делать будем?
- Не знаю. Надо подумать.
- Может, зубами?
- А вдруг пробка выскользнет из зубов и залетит прямо в горло?
- Ну, да. Не подумал. Тогда, может, по дну ее.
Игорь показал Валере доходчивый этюд руками. Левую руку он сжал в кулак, а правой бил по ней.
- А вдруг рикошет?
- Тоже верно.
Ребята ещё минут десять ходили вокруг бутылки и тыкали в нее палкой. Чуда не случилась - пробка предательски торчала из бутылки.
Тогда Валера достал тетрадь по математике и карандаш, перевернул тетрадь обратной стороной и, осматриваясь вокруг, стал пыхтеть над механизмом для открытия бутылки.
А Игорь ушел на помойку в надежде, что найдет там пробку схожего размера.
Так прошло ещё минут двадцать.
Валера ничего не придумал. Игорь ничего не нашел.
Ребята сели у стены и снова молча посмотрели на бутылку.
- Господи, Валер, я ее сейчас открою! Я так не могу больше!
- Стой, Игорь! Если родители заметят, мне не поздоровиться!
- Да я аккуратно сделаю!
- Нет, Игорь! Не трогай бутылку.
Игорь не послушал его и побрел к бутылке. Но только он замахнул штопор, как его за руку схватил Валера.
- Не смей!
- Валер, я ждал эту бутылку две недели! Я хочу узнать, какое шампанское на вкус!
- Я все понимаю, но меня родители прибьют, если вдруг узнают.
Валера оттолкнул Игоря от бутылки.
Игорь злобно посмотрел на Валеру.
Валера не менее злобно посмотрел на Игоря.
Началась драка.
Ребята катались по полу, рвали волосы, били по лицу и пинались.
Но их веселье прервал импозантный мужчина.
Он был в дырявых кроссовках, рваных джинсах, пыльном пиджаке и в поношенной черной шапке.
От него разило кошатиной и дешевым спиртом.
Он, шатаясь, встал напротив бутылки. Изящно нагнувшись, взял ее, локовыляю до столба, разбил об этот столб горлышко бутылки и одним ловким движением осушил оставшийся в руках огрызок. Финальным штрихом стал размашистый бросок бутылки в неизвестном направлении.
Валера и Игорь, разинув рты, смотрели на все это.
Сделав дело, мужчина развернулся и ушел в закат.
В заброшке запахло шампанским, кошатиной и дешевым спиртом. Вокруг валялись зеленые осколки.
- Может газировки? - спросил Игорь.
- А?
- Говорю, может, газировки?
- А! Да! Газировки...
Ребята встали, отряхнул школьную форму и, последуя примеру импозантного мужчины, ушли в закат.
Накануне.
- Ещё! Ещё! Ещё! - кричал Богдан Петрович, вертя пустым граненым стаканом.
- Все, хватит! Не встанешь завтра. - кричала в ответ Лена, внучка Богдана Петровича.
Богдан Петрович был очень вредным стариком. Он пугал своим немного загнутым длинным носом, несуразно маленькими и острыми ушами и глубоко посаженными черными глазами.
Редкие седые волосы его металлическими иголками торчали из головы.
Его худое тело зловеще вжалось внутрь и выпрямилось.
- Лена, черт тебя дери, завтра уже нельзя, а праздник надо обязательно отметить!
- Алкаш. - шепотом начала Лена и достала бутылку водки - Пойми, столько пить нельзя! Никаких денег с тобой не хватит…
- Внучка, не забывай, чьи это деньги!
Лена молча ушла. "Будь, что будет." - думала она.
Прошел час.
- Эх, дооха. Ыль да уман! - скрипуче запел Богдан Петрович. Каждую гласную он растягивал, как эспандер, несмотря на отсутствие в его речи оных
“Началось…” - подумала Лена.
- Ена! - отрезал своим острым и шипастым голосом Богдан Петрович
- Иду.
- Ена! Ена!
- Тихо ты, вечер уже. Я же сказала, что иду. Что тебе?
Богдан Петрович был скрючен, как шланг. Его руки будто прилипли к столу. Ноги, как у гимнастки, разъехались в разные стороны. Того и гляди, он весь развалиться, словно китайский игрушечный солдатик.
Он молча стукнул стаканом по столу, да так, что слегка рассеял душный сигаретный дым. Потом он набрал в рот слюни и плюнул в угол.
Лена поморщилась.
- Не налью. Даже не проси.
- А хде огда сихаеты?
- Вот на столе лежат твои сигареты.
- Хде?
- Да вот они. - сказала Лена, показывая на пачку с изображением черных лёгких.
-Я тея спашиваю, хде мои сихареты?! - крикнул Богдан Петрович, бездумно шевеля остекленевшими глазами.
- Не видишь, вот они лежат! - крикнула Лена, за что получила по лицу увесистой и плотной ладонью Богдана Петровича.
- Не оли на меня, тварь!
Лена тихо заплакала, прикрывая обеими руками красное пятно на щеке.
- Одку! - сказал Богдан Петрович.
Лена не в силах прийти в себя молчала.
- Ыеня не поняла шо ли? - крикнул он, привстав с табуретки - Не поняла?!
Не став ждать, он неуклюже замахнул руку и ударил Лену по лицу снова. Из-за этого Лена упала и и покраснела, как переспелый помидор.
Лена, ревя, зашла в свою комнату и закрыла дверь.
Из-за двери звучало что-то среднее между стоном, рыком и матом.
Лена мягко села на кровать и тихо, но мощно, зарыдала.
“Почему, мама? За что ты меня оставила с этим монстром? Он лишь пьет и избивает меня. А я просто хочу выучиться, найти работу, выйти замуж и стать хорошей мамой. За что мне эти муки?” - думала она, тоскливо обнимая влажную от слез подушку.
Так она и просидела до трех часов ночи, пока Богдан Петрович, устав, не уснул.
***
- Вставай! Опоздаешь.
- А! Встаю… - ворчал Богдан Петрович.
Пока Богдан Петрович лениво, неуклюже и криво слезал с кровати, Лена достала из шкафа пиджак, рубашку и брюки.
- Вот здесь будет висеть костюм. На столе еда и таблетки. - терпя давящую боль от синяков, сказала Лена.
Богдан Петрович побрел на кухню. Там он поел, выпил таблетку, а после оделся в комнате. Лена в это время спала у себя в комнате с влажными и красными глазами.
Богдан Петрович в синем грузном пиджаке спустился вниз и вышел из подъезда. Там его встретил его старый друг, Николай Александрович.
- С днем победы. - сказал Николай Александрович.
- С днем победы. - криво улыбаясь, ответил Богдан Петрович.
Пожав друг-другу руки, старые друзья отправились в сторону ДК.
Многочисленные медали Богдана Петровича ярко и игриво отражали лучи солнца. Детвора звонко смеялась и искренне улыбалась, даря Богдану Петровичу букеты цветов. Их родители уважительно кивали ему и подсовывали назойливо деньги.
- Спасибо за победу! - кричали ему вслед случайные прохожие.
Стена.
Я очнулся.
Под ногами трава, вверху синее, как море на детских рисунках, небо. Одинокие белые облака яичницей на сковородке плыли по небу. Желток за ними светил ярко.
Когда я встал, то увидел вдалеке удивительное создание - девушку.
Она сидела на земле и своими тонкими губами дула на белый одуванчик и своими веселыми голубыми глазами смотрела на белые пушинки, разлетающиеся в разные стороны. Ее белое платье отражало солнечные лучи, придавая ей ангельские очертания. Длинные густые волосы цвета полупрозрачной тени маняще покачивались.
Я понял, что влюбился.
Мне захотелось подойти к ней. Простой подойти. Ничего не говорить, ничего не делать. Лишь приблизиться и наслаждаться ей.
Первые несколько шагов были очень неуверенными. Трава цеплялась за ноги, земля была вязкой, как кисель в детсадовских столовых, а воздух драл кожу.
Спустя десять шагов походка стала решительней. Я почувствовал легкость.
Позже я уже бежал. Бежал быстро, как гепард, втаптывая траву в землю.
Каждый удар сердца придавал мне ускорение, и дистанция между мной и ей сокращалась быстрее, чем огонь успевает превратить спичку в серый пепел.
БУМ!
Врезался я во что-то прочное, холодное и прозрачное. Стекло. Мои губы сползали с его гладкой поверхности, оставляя слюнявый след.
Мне понадобилась секунд двадцать, чтобы полностью слезть со стекла.
Мечта воплоти сдержанно хихикала, пока я стыдливо стирал слюни и сопли со стекла.
Но на долгий стыд у меня не было времени. Нужно было думать, как оказаться по ту сторону.
Я бил своими слабыми руками по преграде, но для нее это было равноценно моему дыханию. Но, заряженный прекрасным чувством, я продолжал колотить стену руками и ногами. Разгонял и бил плечом, но вместо стены страдали лишь мои кости.
Так прошел день или два. Чтобы не умереть от жажды и голода, я пил росу и ел траву. Я ослаб, а эта тварь лишь насмешливо нависала надо мной.
Единственное, что утешало меня, - это ее абсолютная прозрачность, дающее мне возможность наблюдать за ней. За тем, как она радостно бегает по траве, собирая подолом платья утреннюю росу, как она плетет пальчиками венок из ромашки и одуванчиков, как смотрит на меня, как смеется, когда я корчу ей забавные рожицы.
Я долго думал, что делать.
Стену не пробить.
Не перепрыгнуть.
Можно попробовать обойти.
Да! Эта стена не может быть бесконечной. Нужно просто найти ее конец.
Я собрался в путь. Хотя собирать мне было особо нечего. Только себя и свой настрой.
Я прижался к стеклу, чтобы взглянуть на нее последний раз. Она улыбалась мне. Я почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Соленые, крупные.
Когда руки уже вспотели от долгого соприкосновения со стеклом, я помахал ими и пошел вдоль стены, покусывая во рту застрявшую в зубах траву. Ее горький сок приятно обволакивал язык, стекая прямо в пересохшее горло.
Месяц.
Два.
Три.
Я не знаю, сколько уже находил. Я заталкивал очередную щепотку травы себе в горло, запивая осточертевшой росой.
А чертова стена не кончалась!
Год.
Два.
Три.
А может и больше. Счет времени был давно потерян. Стена даже не собирается подходить к концу. Ее миллион прозрачных глаз прожигают каждую клетку моего тела, моего существа. Тело исхудало. Душа истерзана.
Что?
Не верю своим глазам!
Я знаю это белое платье. И эти глаза. И эти проклятые одуванчики в ее бархатных руках.
Вернулся в точку отсчета.
Столько времени впустую! Столько сил потрачено напрасно!
Кровь внутри меня кипела. Голова пульсировала. Ноги дрожали не в силах противостоять тяжести разочарования.
Колени воткнулись в землю, словно копья. Руки пали. А затылок будто двухтонной каменной плитой придавили.
Когда я сумел поднять голову, то увидел, как она улыбалась и приветливо махала рукой.
А она подросла. Повзрослела. Взгляд мудрее. Тело более зрелое. Так она еще прекраснее.
Нельзя сдаваться!
Выход должен быть!
Стену не сломать, не обойти…
Я поднял голову.
Да!
Можно попробовать перелететь ее!
Но как? Я пробовал перепрыгнуть ее, она слишком высокая.
Катапульта? Уже вариант. Но я могу не пережить падения с такой высоты.
Крюк? Получше, но если стена слишком большая, то я не смогу его докинуть.
Лестница? Да! То, что нужно! В нескольких километрах отсюда есть лес, где можно найти хорошие крепкие ветки и смолу, которую можно использовать, как клей.
Снова в путь.
Через сорок минут я был на месте. Я устал и прилег подремать.
На следующую утро я начал работать. Ветки хрустели, а смола искрилась на солнце.
Первые десять метров готовы.
Я приложил это чудо деревянного зодчества к стене и полез. Каждые пару ступеней я останавливался и прикладывал ладонь к стене в надежде на то, что рука пройдет дальше.
Нет. Десять метров оказалось мало.
Двадцать. Тоже.
Сто. Не хватает.
Да насколько же ты высокая, дрянь такая?
Я уже полгода добавляю к этой лестнице ступеней, а она не кончается.
Хорошо.
Сделаю сразу километр. Она не может быть настолько высокой!
Работа закипела. Несколько лет я добавлял ступеньку за ступенькой. Руки уже давно покрылись занозами, став похожими на спину ежа. Желудок перестал переваривать траву и ягоды. Кора деревьев уже десять раз сгнила в зубах.
Все! Она готова.
Но этого было мало. Чтобы приложить ее к стене, понадобилось соорудить что-то типа лебедки. На это ушло еще несколько месяцев.
И вот сейчас я встаю на первую ступень этого Левиафана и отправляюсь в этот долгий пеший полет.
Час.
Два.
Три.
Подо мной примерно шестьсот метров. Измотан, обессилен, тянет в сон. Легкий ветерок небрежно потряхивал мое обросшее лицо и сальные волосы.
Дышать становилось тяжело.
А эта тварь не кончалась! Она не может быть такой большой. Я в это не верю! Отказываюсь в это верить! Я, скорее, сдохну, чем сдамся…
Я тебя, скотина такая, перелезу, выкопаю, обойду и сломаю! Ты просто стена, кусок непонятного материала, без души и эмоций. А я человек, может быть глупый, может быть слабый и беспомощный, но из плоти и крови! И с сердцем. Сердцем, которое бьется.
Десять минут.
Двадцать.
Полчаса.
В какой-то момент я начал чувствовать, что пальцы размыкаются, а ноги соскальзывают. Дышать стало совсем невыносимо.
Лечу?
Да, лечу.
Лечу, как мешок с камнями.
Не думал, что разочарование настолько сильно тянет вниз.
Сколько там падать? Минуту? Две? Пять?
Уже не важно. Стена мне не покорилась. Ее дразнящая прозрачность мозолила мне глаза, показывая, что бы меня за ней ждало. Тот прекрасный край. Та прекрасная девушку с одуванчиками в руках. Скоро я сам стану одуванчиком, когда мое бездыханное тело смешается с землей.
А хотя что это там надо мной?
Моя лестница?
Да, она! Вот оно, спасение!
Я из последних сил потянул руки, чтобы ухватить ее.
Кончики пальцев уже коснулись, но в ладонь ложится она не хотела. Кабеничала. А в спину мне уже дышала земля, поэтому у меня не было времени.
Ну, родненькая, дай мне схватить тебя! Дай обнять!
Во-во! Вот так!
Давай…
Да! Ты у меня в руках!
В меня, конечно, впилась заноза, но я так был ей рад в этот момент. Я тут же просунул свое тело в проем между двумя ступеньками, чтобы оказаться наверху.
Лестница была почти горизонтальна, поэтому я встал на ноги и побежал вперед, чтобы оказаться как можно ближе к ее началу. Только так у меня есть шанс выжить.
Внизу знакомое зеленое полотно.
Времени мало, а до середины еще не дошел…
Я ускорил шаг.
Нет, не успею.
Внизу есть деревья.
- Была не была! - проголосил я и прыгнул в проем вниз, надеясь, что деревья смягчат падение.
Я падал. Воздух, рассекаемый мной, приятно обволакивал тело и теребил бороду.
Очень скоро показались деревья, и я, затаив дыхание, сгруппировал тело.
Густая лесная чаща поглотила мое мелкое и ничтожное существо. Ветки разрезали руки и ноги. Иногда доставалось даже торчащему лбу.
Я не смог долго держать себя в позе эмбриона и спустя метр падения разомкнулся. Лицо стало радостно принимать горячие приветствия от деревьев. А тело вертелось в воздухе, как шашлык в руках пьяного человека.
Позже пошли лианы и толстые ветки.
Мне повезло, ведь я сумел не задеть их своим щуплым телом. А вот в заросли лиан я погрузился более, чем полностью.
Я закрыл шею руками, чтобы навсегда не остаться висеть в лесу, но мне снова улыбнулась удача, и лианы смягчили падение. И вот только тогда я перестал падать.
Невысоко. Можно спрыгнуть.
Глаза мои закрылись, а дыхание стало выравниваться.
Я жив...
Я, блин, жив!
Импровизированный гамак стал краснеть. Эх… Хотел поспать, но надо спускаться, ведь тело не слабо потрепало. Только я это заметил, как почувствовал адскую жгучую боль
Меньше, чем через минуту, я уже стоял на земле и намазывал тело раствором, которое я нашел во время своего неудачного кругосветного путешествия. Оно обеззараживает и обладает восстановительными свойства