Затем кое-что все же случается! Но не то, чего мы с нетерпением ожидали каждый день, а совсем иное, для нас совершенно необычное и неожиданное.
До истечения года в Турции было созвано народное собрание с целью собрать средства на усиление турецкого флота. С трудом в обнищавшей стране благодаря добровольным пожертвованиям турецкого народа и воодушевлению во имя патриотической потребности было собрано столько средств, что стало возможным заказать в Англии два корабля, один линкор и один легкий крейсер. Как раз в это время оба готовых и уже оплаченных корабля должны были совершить переход из Англии в Турцию. Весь турецкий народ, ожидал этого крупного события, так как оба современных корабля должны были встать на якорь у Золотого Рога. Но отплытие обоих кораблей в турецкие воды, уже в течение нескольких недель стоявших наготове к отходу, под различными предлогами откладывалось, и в конце концов с началом войны они были реквизированы английским правительством и вошли в состав английского флота. О передаче обоих кораблей Турции Англия теперь не хотела ничего знать.
Негодованию в Турции не было границ. Как раз в эти дни, когда «Гебен» и «Бреслау» оказались в турецких водах, турецкий народ пребывал в праведном гневе на нарушившую договор Англию.
Случайность это или судьба, что обманутый и озлобленный народ теперь в одно мгновение подыскал замену постыдно присвоенным кораблям, когда два современных немецких военных корабля неожиданно появились в Дарданеллах? И то, что чужестранцы пришлись этому народу очень кстати и своевременно? «Гебен» и «Бреслау», повиновались собственному закону и преследовали собственные интересы — войну против русского флота в Черном море и проход через турецкие проливы являлся лишь необходимым средством к этой цели. Поход «Гебена» и «Бреслау» неожиданно приобрел другой, новый и значительный смысл, которого прежде никто не мог ожидать.
Впервые странное стечение обстоятельств явственно свело нашу судьбу с другой, чужой судьбой, связало наши потребности с ее интересами, превратило нашу нужду и тяжелое положение в счастливый случай для другой стороны. И из этого соединения необходимости и случая удивительно возникает для «Гебена» и «Бреслау», для Турции да и для всего мира что-то новое и неожиданное, что собирается придать мировой войне новое лицо. Два корабля, ускользнувшие от могущественного врага, на пути против другого врага, не только попали в воды турецкого народа, но одновременно пересекли и круг его интересов. Случайность? Необходимость? Рок? Кто в состоянии обосновать волю судьбы? Наш адмирал находится больше на суше, чем на борту. Переговоры между Высокой Портой и Германией о покупке «Гебена» и «Бреслау» идут полным ходом. Они заканчиваются тем, что оба так неожиданно попавшие в турецкие воды современные немецкие крейсера переходят в турецкое владение.
18 августа нам сообщается, что «Гебен» и «Бреслау» куплены Турцией. Экипажи выстроились. Под звуки немецкого гимна на мачте опускается немецкий военный флаг, под турецкий национальный гимн поднимается «полумесяц». С этого момента «Гебен» называется «Явуз Султан Селим». «Бреслау» получает имя «Мидилли». Все же для нас оба корабля, как и прежде, остаются «Гебеном» и «Бреслау».
На следующее утро на борт доставляются фески и раздаются командам. Некоторым товарищам очень идет новый головной убор, их нельзя отличить от турок, другие же выглядят в этом головном уборе несколько смешно. Но скоро мы к этому привыкаем — мы еще ко многому должны будем привыкнуть, фески — самое незначительное.
Наше воскресенье тянется также бесцельно, речь идет о турецком воскресенье, которое приходится на нашу пятницу. Так и впоследствии мы будем работать в собственное воскресенье, в то время как пятница будет считаться выходным днем. Это означает, что скоро мы получим на корабль турецкий экипаж для обучения. Как только новый экипаж достаточно обучится, мы должны будем вернуться в Германию и найти применение на родных фронтах против врага.
События и решения развивались в последние дни стремительно. Как быстро и удивительно изменилось все сразу! Перемены еще не укладываются у нас в голове. Еще неделю назад борьба против русского флота — крейсерская война на свой страх и риск на Черном море была вдохновлявшим нас лозунгом, а теперь все стало иначе. Наше намерение неожиданно завершилось. Скоро мы поедем домой. Немногим временем позже все уже снова выглядело совсем иначе, опять произошли значительные перемены. То, что привнесло прибытие «Гебена» и «Бреслау», что авантюрное появление обоих кораблей ускорило и, вероятно, даже впервые сделало возможным переворот и подвижку сил внутри мировой политики, — все это должно было нам вскоре достаточно проясниться.
Тем временем началась как тяжелая, так и утомительная и требующая много терпения работа.
Адмирал Сушон был назначен главнокомандующим турецким флотом. Он сразу же приступил к реорганизации этого флота, который до сих пор был «доверен» английской военно-морской миссии. С «Гебена» и «Бреслау» часть офицеров и матросов откомандировали на турецкие корабли инструкторами. К тому же турки приходили к нам, чтобы учиться на современных кораблях. Люди с «Гебена» и «Бреслау» стали инструкторами на турецких кораблях, на береговых укреплениях, на сигнальных постах и радиостанциях.
Турецкие экипажи должны много учиться, это трудная и непривычная школа, которую они сейчас проходят. Образование через английскую военно-морскую миссию было очень неважное — англичане сами лучше знают почему.
С неутомимым старанием осуществляется перестройка, проводятся боевые учения и маневры. Дело продвигается медленно, турки открывают рот от удивления, когда им приходится учить все новое и непривычное. К тому же вся реорганизация в целом задерживается и останавливается чем-то совсем неожиданным и непредвиденным.
Английская морская миссия, которая до этого участвовала в реформе турецкого военного флота, вместо того, чтобы приложить усилия для его улучшения, наоборот, употребляла свою деятельность на создание значительного саботажа на флоте. Вместо того, чтобы оказывать помощь, она преднамеренно старалась вывести из строя доверенные ей корабли. Турецкий флот, в бездействии стоящий у Золотого Рога, находился в невероятно запущенном состоянии.
На кораблях нельзя было использовать практически ни одного орудия. Затворы сильно заржавели, и их сначала надо было выбивать кувалдами. Английские инструктора почему-то запретили турецким матросам смазывать части затворов и предохранять их от ржавчины. Боеприпасы, все без исключения, были оснащены учебными взрывателями. Боевые взрыватели после долгих поисков мы нашли однажды в каком-то сарае на верфи. Таким же образом обстояло дело с миноносцами. У всех торпед отсутствовали боевые взрыватели. Но не только это — также и механизмы управления торпедами коварно, внешне незаметно, были изменены англичанами. Это могло иметь самые печальные последствия.
Именно теперь, когда под немецким руководством проводились первые боевые учения и турецкие миноносцы начали стрелять торпедами произошло следующее: хотя торпеда была заряжена в аппарат правильно, обслуживающий персонал заметил, что она идет не по прямой траектории, а на скорости примерно в 40 км/ч неожиданно сворачивает в сторону. Море, немного рябящее от свежего бриза, не позволило проследить след торпеды дальше, экипаж потерял ее из вида. Неожиданно с другого борта кто-то заметил на воде след торпеды, которая описала круг и теперь двигалась на собственный корабль. В последний момент удалось развернуть миноносец и таким образом избежать его уничтожения собственной торпедой. У нас просто не было слов при виде такого коварства.
Само собой разумеется, что после этого открытия все торпеды были подвергнуты тщательной проверке, что было очень утомительной работой. Тут оказалось, что система управления торпед была установлена таким образом, что они должны были идти по дуге и могли поразить собственные корабли. Почти ежедневно встречались новые неприятные неожиданности такого рода.
Практически так же обстояло дело с батареями на побережье и береговыми укреплениями. В основном речь шла об орудиях устаревших систем, которые обладали недостаточной дальностью стрельбы и были неудачно расположены. Почти везде использовался черный дымный порох.
Мы неутомимо работали над починкой механизмов и орудий, устраняли неисправности и ремонтировали повреждения — флот медленно приобретал утраченные боевые качества. Береговые укрепления становились пригодными к использованию. Во время маневров и учебных стрельб скоро появились первые успехи — радость в связи с каждым хорошо выполненным заданием была велика.
Турки таращили глаза от удивления, когда мы разъясняли им то и это и показывали, как постыдно они были преданы их прежними наставниками. Только теперь им становилось ясно, что преследовало английское руководство, держа турецкий флот в низшей степени боеспособности и превращая его в полностью безопасный для врага инструмент.
По мере того, как таким образом падал авторитет англичан, росло восхищение и уважение турок к своим немецким товарищам. Ремонт укреплений на побережье и батарей в районе обоих проливов был трудной работой. Протяженность пролива Босфор, проходящего между высоких, обрывистых скал-берегов и связывающего Черное море с Мраморным, 28 км, тогда как длина Дарданелл — 71 км. По прямой линии расстояние от входа в Дарданеллы из Эгейского моря до впадения Босфора в Черное море — почти 280 км.
Оборонительные районы обоих проливов, таким образом, очень обширны, вследствие чего реорганизация и усиление этих позиций очень затруднительна. Немногие имеющиеся и с большим трудом отремонтированные орудия необходимо было тщательно установить на свои места и постепенно заменить непригодные артиллерийские установки. В этой неутомимой работе совершенствовались береговые укрепления, и подручными средствами орудия устанавливались на позиции. Мало-помалу под немецким руководством заброшенные и непригодные корабли приводились в исправное и боеспособное состояние. Турецкий флот, хоть и маленький, снова стал существовать.
«Гебен» и «Бреслау» составляют венец боевой мощи. Кроме этих новейших кораблей тут присутствуют: два старых линкора, «Торгут Рейс» и «Барбаросса», затем «Мессудие», совершенно устаревший, якобы отремонтированный линкор, непригодный, однако, для боевого использования и поэтому выведенный из состава флота. Также имеются лишь два лёгких крейсера: «Гамидие» и «Меджидие». Наконец есть ещё два совсем маленьких, очень старых крейсера и несколько миноносцев, из которых более или менее сохранились и пригодны для действий в составе флота только 8. Четыре из них поставлены из Германии, другие построены во Франции. И это весь турецкий флот! Для нас интересно и показательно так же, как для англичан постыдно, то, что произошло с «Мессудие». Турция хотела снова сделать пригодным к бою этот устаревший корабль и поэтому послала его в Англию для модернизации артиллерии. Хотя на английской верфи «Мессудие» получил современную 15-см артиллерию, все же вместо требуемых тяжелых башенных орудий были установлены...деревянные макеты! Собственно тяжелые орудия, основное оружие линейного корабля, должны были прибыть позже! Турция до сих пор их ждет.
Один случай с «Мессудие» красноречиво подтверждает особое отношение Англии к «образованию» турецкого флота. Очевиднее и безжалостнее предательства для Турции не могло быть. Мы все же пытаемся, насколько это возможно, приспособить «Мессудие» для наших целей и используем этот корабль, чтобы применить его боеспособную артиллерию для обороны от атак миноносцев и подводных лодок в Дарданеллах. У пролива Чанак, в просторных водах под азиатским берегом, он ставится на якорь как плавучая батарея.
Искра возгорается
В усердной, неустанной работе проходит неделя за неделей. На берег мы не сходим.
Но нам и так не скучно. Особенно всем всегда интересно, когда приходят новые сообщения с Родины. Щемящее чувство охватывает нас тогда, когда мы слышим об успехах, горячих поединках и сражениях, в то время как мы обречены на спокойную стоянку здесь, хотя и работая, но все же не участвуя в войне, и не можем пойти на врага, на российский флот на Черном море. Мы принадлежим теперь Турции. На корме вместо немецкого флага развевается «полумесяц» — и Турция провозгласила свой нейтралитет в большой битве народов. С каким удовольствием мы бы начали здесь войну против России, попытались бы, насколько это в наших силах, помочь нашим братьям — а теперь все сложилось иначе. Словно горечь лежит на душе.
Но тут, пока мы еще сетовали на судьбу, которая обрекла нас на бездеятельность, все же происходили, хотя медленно и постепенно, крутые повороты в положении дел на мировой арене, осуществлялись огромные передвижки, готовились события такого значения, что этим охватывалось и менялось соотношение сил в мировой войне. И удивленно мы замечаем, что наша авантюрная судьба, наше появление у столицы ислама, неожиданный переход в турецкую собственность — все это стоит в непосредственной связи с происходящим. Наш поход должен стать всемирно-исторической миссией. Так захотело провидение, которое избрало для этого «Гебен» и «Бреслау», подобно тому, как оно спасло нас от превосходящего врага.
Будто искра того изнуряющего огня, который жил в нас и который мы переносим с собой, теперь перекинулась на этот народ, принявший нас и привязавший к себе. Словно эта искра, медленно накаляющаяся, охватила этот народ и затем единое пылающее пламя, все более захватывая вокруг себя, видимо, снова разожгла мировой пожар. Весь Ближний Восток, исламский мир, охвачен неистовым пламенем, носителем которого являемся мы.
Турция, удручённая неудачным исходом балканских войн, подавленная, лишенная прав, разорённая и изнуренная, безоружная, предоставленная жестокому нападению алчного, жаждущего власти врага, чувствует, что пришел ее час. Через все препятствия и сомнения, сопротивления и размышления это сознание неудержимо и непоколебимо движется вперед и беспокойно подталкивает к решению. Колесо судьбы, однажды пришедшее в движение, набирает ход и знает, как избежать каждой остановки. Мы только ясно видим результаты, лишь предполагая основания. Последняя, глубочайшая причина кроется в неисследованной сфере таинственного и судьбоносного.
Тяжелый, полный волнений период — это август и сентябрь 1914 года. Мы являемся свидетелями пробуждения и подьёма находящегося прежде в забытьи народа, видим в молчаливом волнении тайную и открытую борьбу мира за этот народ, видим бой дипломатии стран Центральной Европы и Антанты за Турцию.
Шаг за шагом, ступень за ступенью, с одной стороны страстно желаемая, с другой — проклинаемая, Турция принимает свое решение. В своем собственном народе борьба обоих блоков отражается в виде двух течений, враждующих и борющихся за власть. Никакой другой народ, в великой народной борьбе взявшийся за оружие, не был так потрясен и взволнован до самых глубин, как турецкий. Ни у одного другого народа острое неопределенное состояние не вызревало так мучительно долго и затянуто.
5 августа в интересах собственной безопасности Турция закрыла проливы для военных кораблей после того, как двумя днями раньше она заявила о нейтралитете и объявила мобилизацию. Мобилизация затянулась и очень плохо продвигается вперёд. Всего не хватает. На этом основании растет неопределенность, гнев — вмешивается работа иностранной дипломатии. Тянут в обе стороны, в результате ничего не меняется. Силы равны. Но то, что внешне кажется спокойствием и неподвижностью, все же является до последнего сдерживаемой напряженностью — каждый новый прибавляющийся силовой момент должен принести решение.
И оно появляется! «Гебен» и «Бреслау» приносят его! Прорвав окружение вражеских сил, рассчитывая только на себя, они появились перед Дарданеллами, добиваясь разрешения на проход в Черное море для борьбы против России. Но все это разом отступило перед силой того другого, всемирно-значимого поступка, который в то же время своим переходом совершили оба корабля, перед судьбоносным решением Турции, перед преобразованием мировой войны. «Гебен» и «Бреслау», так захотела судьба, определили решение.
Неизбежно и последовательно происходит далее это развитие. Обманом лишенная Англией обоих заказанных кораблей, Турция вместе с тем в качестве замены приобретает немецкие крейсера, необычайным образом оказавшиеся в турецких водах. Люди с «Гебена» и «Бреслау» берут на себя обучение, организацию, ремонт и укрепление турецкого флота. Результаты управления прежних наставников, английской военно-морской миссии, выходят наружу и открывают Турции глаза. Возмущение и злоба растут. Английское пребывание в Константинополе становится все более затруднительным. Обычно такая гордая островная империя, владычица морей, больше не может, несмотря на все мыслимые усилия, остановить однажды запущенное движение. С одной стороны, льстя и соблазняя переговорами, Антанта все же не может скрыть свою злобу по поводу покупки «Гебена» и «Бреслау». Она знает, что тут идет речь намного шире, чем об одном лишь приобретении. Здесь наступает переворот, перелом Турции, изменение ее взглядов, ясно продемонстрированное.
Под тяжестью фактов в стране все больше проявляется расположение к немцам. Правда, послы Англии, Франции и России разворачивают при Высокой Порте активную деятельность. Всё снова и снова предпринимаются посреднические усилия с целью отговорить Турцию от вступления в войну, от борьбы на стороне стран Центральной Европы. Любой ценой необходимо им не допустить того, чтобы на Ближнем Востоке вспыхнул огонь войны, чтобы исламский мир взялся за оружие. Слишком поздно — искра уже возгорелась!
До сих пор, пребывая в роли подавленной, разбитой и побежденной, Турция видит, как разом меняется положение.
Осознавая благоприятность положения, она сбрасывает давящее иго капитуляции, те односторонние обязательства, которые предоставляют иностранцам далеко идущие привилегии и которые жестоким и бесстыдным образом многосторонне используются странами Антанты как средство давления для достижения всё новых уступок. Устранение экстерриториальных преимуществ было тяжелым ударом для стран Антанты. Несколько дней спустя, 15 сентября, английская морская миссия уходит в отставку и покидает Константинополь. Разоблачение их «педагогической деятельности» им, вероятно, слишком неприятно.
Шаг за шагом Высокая Порта проводит свои меры. 29 сентября окончательно закрываются проливы. Прямая связь западных держав с Россией пресечена, единственный безопасный путь, по которому еще было возможно бесперебойное снабжение России, перекрыт. Это должно теперь стать для империи, отрезанной от всякой поддержки, смертельной раной, а для ее союзников — непосильным бременем. Политические и стратегические последствия были огромны. Судоходное сообщение между западными державами и югом России стало невозможным, и теперь на колеблющиеся в своей политике балканские государства Румынию и Болгарию уже не могло быть оказано никакого прямого давления.
Но Антанта, в то время как турецкие моряки делали крупные успехи и лихорадочно работали над ремонтом кораблей и обучением флота, усилением обороны проливной зоны, всё ещё пытается спасти то, что возможно. Ради этой цели молча сносятся явные оскорбления и нелюбезности. Только бы Турция, Ближний Восток остались спокойными, Антанта слишком хорошо знает, о чем идет речь.
Недовольство Антанты направлено прежде всего против покупки «Гебена» и «Бреслау», против пребывания немецких моряков, которое не обещает ничего хорошего. Просьб, угроз и протестов становится все больше. Русский черноморский флот появляется у Босфора и проводит демонстративные маневры против покупки «Гебена» и «Бреслау». Англия требует раз за разом, чтобы Турция убрала немецкий экипаж с турецких кораблей. Все представления бесполезны. Англия сыграла свою роль. Турция самоуверенно отвечает, что пребывание и деятельность немцев является ее внутренним делом и Англии не касается.
Ввиду этого твердого, недвусмысленного поведения Высокой Порты Антанта теряет тщательно хранимое до сих пор самообладание. 26 октября Англия и Россия объявляют Турции, что они не могут рассматривать передачу «Гебена» и «Бреслау» как правомерную покупку. По обоим кораблям, как только они покинут Дарданеллы или Босфор, все равно, под немецким или турецким флагом, сразу же будет открыт огонь. На Турцию это не производит впечатления — в качестве ответа она усиливает минные заграждения обоих проливов.
Предгрозовая атмосфера накалена до предела. Больше и больше накапливается напряжённость — каждый момент может принести разрядку.
Пока мы здесь проводим полные волнений дни, и в моей судьбе происходит решающий поворот. Уже часто радиостанция «Гебена» перехватывала радиопереговоры русских кораблей на Черном море. Так была принята какая-то радиограмма, но никто не может расшифровать язык. Тогда-то перед строем экипажа и был задан вопрос: «Кто знает русский язык?» Я поднимаю руку вместе с одним австрийским немцем.
Перед нами положили русскую радиограмму — мы оба должны были перевести её. Как немцу, приехавшему из России, этот язык мне был, конечно, известен. Я быстро готов с переводом — моему же товарищу определенно требуется больше времени для этого.
При таком положении дел мне вдруг приходит в голову, что я могу быть полезен, если я буду находиться в радиорубке, самом святом помещении корабля, и прослушивать и записывать радиопереговоры. Русский не составляет для меня никакой сложности. К тому же когда-то раньше у меня была возможность изучить азбуку Морзе и на практике заниматься её причудливыми значками.
Почему бы мне не попытаться и не использовать мои знания?
Недолго думая, я изложил командиру мое стремление, и уже в полдень этого же дня я должен был явиться к нашему адмиралу, который, по-видимому, оказался очень рад быстрому решению вопроса с переводом и отпустил меня со словами: «Скорое обучение на радиста было бы очень желательно». Радость действительно велика — для меня на борту начинается теперь совершенно новая, интересная и ответственная деятельность. Мне не терпится стать на новом посту как можно более полезным.
На следующий день я причислен к радиоперсоналу — начинается обучение новой деятельности, унтер-офицер напоминает мне уже частично позабытую азбуку Морзе. Это означает, заниматься и еще раз заниматься. Каждый день для меня проводятся занятия по радиотехнике. Между тем я третий или четвертый человек в радиорубке, куда я раньше не мог даже бросить беглый взгляд. Я пытаюсь записать то, что слышно в эфире — далекие, таинственные голоса. Через некоторое время я уже освоился с музыкой из точек и тире. Я еще не знаю технического обслуживания аппаратов приема и передачи, но и это со временем основательно изучено. Вскоре я освоился с особенностями русской радиосвязи и точно знаю волну русского передатчика.
27 октября турецкий миноносец во время патрулирования обнаруживает перед Босфором русский минный заградитель, который как раз собирался заминировать выход в Черное море. Когда минный заградитель замечает миноносец, он сразу же поспешно исчезает. Это уж слишком для Турции! Демонстрация русского флота, а теперь наглость минного заградителя, который не стесняется ставить мины в территориальных водах нейтрального государства, достаточно доказывают, что можно ожидать от России. Турция все же не хочет пережить нападение врасплох со стороны Черноморского флота. Время ожидания прошло — теперь оно так далеко!.
Ад Севастополя
«Поднять пары во всех котлах! Приготовиться к выходу в Черное море!»
Так звучит приказ, который мы получаем 28 октября. Действительно ли это должно привести к войне против России? Время ожидания, терпеливого выжидания действительно должно остаться позади? Уже свыше двух недель, как «Гебен» и «Бреслау» встали на якорь в Дарданеллах. Вместо ожидаемой борьбы в Черном море прошли недели напряженной и трудной работы — и это все снова означало: ожидание. Нам это уже немного надоело. Теперь напряжение велико. Мы догадываемся, что начинается что-то совершенно новое. Корабли готовы к выходу в море. После полудня последует приказ выйти в море.
Из спокойных вод Босфора поднимаются якоря, запускаются механизмы. Тихая ритмичная вибрация охватывает весь корабль — затем «Гебен» медленно скользит по голубому, солнечному Босфору. Тихо идем мы вверх по струящемуся проливу — навстречу Черному морю. Живописно простирается в мягком свете вечернего солнца родное море Константинополя. По скалистым, отвесным берегам тянется красочная панорама города с ее блистательными дворцами и замками. Солнце медленно садится за бесчисленными остроконечными минаретами Стамбула. Там на азиатской стороне лежит Скутари. Затем картина вечного города начинает понемногу исчезать вдали — только беломраморное великолепие замка султана Долма-Бахче простоит еще некоторое время четко в ясном воздухе. В неторопливой последовательности все новых приветливых видов открывается вся красота пролива, отделяющего Европу от Азии.
Ещё украшенные зеленью темных кипарисов и тенистых платанов, по обе стороны пролива поднимаются гряды холмов, со склонов приветствуют бесчисленные виллы и дворцы, спокойно мечтают и словно утопают в темных парках старые замки, поблескивают обветшалые стены романтических руин. Тут же среди садов простираются маленькие деревеньки — открываются укромные бухты — каждый изгиб и поворот открывает всё новые красоты. Далее идём мимо некогда неколебимых замков Румели-Хиссары на европейской и Анатоли-Хиссары на азиатской стороне; теперь это полуразрушенные руины. Своенравно возвышается кладка стен с башнями над холмами. Чуть выше затем великолепный вид: Терапия, летнее место жительства послов.
Практически напротив лежит Бейкос — его больше чувствуешь обонянием. Там находится кожевенный завод, от которого время от времени исходит запах горелого. Постепенно берега расширяются. Теперь справа выныривает батарея, — вот, слева ещё одна, затем ещё больше, — мы проходим мимо фортов Босфора. Полускрытые, они стоят на холмах и жмутся к откосам. С моря они совсем не видны. Затем пролив открывается — мы проходим маяки по обе стороны от выхода и — перед нашим взором простирается нескончаемо вдаль огромная поверхность — Чёрное море. В восхитительных красках золото пылающего вечернего неба отражается в воде.
Мы тут же бросаем первый взгляд на наше новое «поле деятельности». В свете заходящего солнца оно производит потрясающее впечатление в своем грандиозном, молчаливом великолепии. Осторожно мы проходим через собственное минное заграждение. Перед нами идут миноносцы с поставленными тралами. Никогда нельзя знать...может быть русские приготовили нам неприятный сюрприз. Вскоре мы достигли открытого моря, куда выходим под покровом надвигающегося вечера. За нами идет «Бреслау», за ним следует турецкий крейсер «Гамидие». Отборные силы нового турецкого флота в походе.
Что нам предстоит? Куда нас влечёт? Нужно ли теперь продолжить боевые упражнения в Черном море, которые до сих пор проводились только в Мраморном море? Или же теперь шутки в сторону? Мы снова отправляемся на войну? Тщательно все обдумывается. Все напряжены.
Наконец мы обретаем определенность. Турция решилась, — так сообщается, — старательно отплатить русским за их коварную попытку заминировать Босфор. Разработан грандиозный план войны. Несмотря на могущественный вражеский флот, необходимо сразу рассчитывать на неожиданный удар. Исполнение поручается нашему адмиралу, который решается навестить русских в их собственном порту.
«Гебен» должен идти в район Севастополя, «Бреслау» надо обстрелять Новороссийск, в то время как «Гамидие» получает приказ атаковать Феодосию. Два миноносца остаются около «Гебена», двум другим приказано обстрелять Одессу. На следующий день в 7 часов утра необходимо одновременно осуществить нападение. Командующий флотом отдает приказ развить максимальную скорость.
С наступлением темноты эскадра разделяется. Каждый следует своим курсом.
Первая военная ночь в Черном море. Тщательно притуша огни, без малейшего проблеска света, «Гебен» идет в ночи, темная, призрачная тень, которая тяжело и массивно лежит на воде. Наблюдательные посты повсюду внимательно всматриваются в темноту. С постов наблюдения обеих мачт, с мостика, со шканцев и бака зоркие пары глаз сверлят тьму — все находятся в наивысшей готовности. Безмолвно следует корабль. Ничто не выдает многообразную, таинственную жизнь, которая кипит внутри. Только монотонный плеск носовой волны раздается сквозь тишину. Немного впереди мерцают две светящиеся полосы — кильватерные струи миноносцев, идущих впереди.
Нас одолевает беспокойство. Кажется, часы тянутся бесконечно.
Итак, наша цель — Севастополь.
Мы знаем, что это значит. Это означает, что дело принимает серьезный оборот, возможно, крайне серьезный. Севастополь сильнейшая морская крепость России, к тому же одна из сильнейших в мире! Нечто угрожающее, таинственное излучает это имя, словно что-то непобедимое скрывается за ним. Сколько же собственно лет ни один вражеский корабль не показывался перед этими стенами из железа и стали? Раз это все же было — во время Крымской войны объединенные флоты англичан, французов, турков и сардинцев в первый раз стояли там, они пытались превратить эту крепость в развалины. Но Севастополь открыл свою огненную пасть и изверг из семисот орудии смерть и погибель. Семьсот орудий обрушили железный град на нападавших. Усилия всех флотов оказались тщетными. Это было в 1854 г. А теперь появляемся мы — «Гебен» — единственный корабль! Никто больше не отваживался в течение долгих лет на то, что собирались сделать мы.
Отчаянное начинание! Мы идем сквозь ночь в ад Севастополя. Раскроется и поглотит ли нас адская пасть?