Свобода - ловушка для прессы
Сегодня можно писать всем и обо всем. Казалось бы, долгожданная свобода, демократия и отсутствие цензуры должны только способствовать правдивому изложению фактов. Но, к сожалению, на практике получается иначе. Оренбургский журналист Дмитрий Урбанович рассказал о том, чем опасна для современного журналиста свобода творчества.
Дмитрий, расскажите почему вы выбрали профессию журналиста? И каков был ваш первый опыт?
Я всегда хотел работать со словом. С одной стороны после окончания педагогического институте я знал, что вряд ли буду работать в школе, с другой стороны, где еще так можно работать со словом, как не в журналистике? Мой склад характера гуманитарный, поэтому остался один путь – в журналистику.
Первая моя заметка на 100 строчек была опубликована в газете «Комсомольское племя» в 1974 году о детской юношеской боксерской школе. После её выхода редактор указал мне на то, что в ней всего один факт: «Оренбургская школа стала школой олимпийского резерва – все остальное можно было не писать. Новизны в этой заметке было всего на одну строчку
Я слышала, что в газете «Новое поколение» (ранее - «Комсомольское племя») существовала хорошая школа журналистики. Расскажите о ней.
- Хорошая. Причем на протяжении многих лет. Я и сам в нее ходил. Больше того, моя первая заметка так и была подписана – «студент Оренбургского педагогического института, слушатель школы «Репортер».
Собственно, что такое был «Репортер»: те, кто собирались попробовать, какова есть журналистика на вкус, приходили в редакцию «КП», распределялись соответственно предпочтениям по отделам – комсомольской жизни, рабочей молодежи, сельскому, культуры - получали от завотделами задания и писали как могли, а мэтры правили потом. Главное, все это было на регулярной основе. Мой первый шеф – Алексей Михалин, зав отделом спорта тогда в областной «молодежке». Вообще тот состав семидесятых – «золотой»: был еще Сергей Карханин, Виктор Филиппов, Татьяна Ракутина, Владимир Одноралов, Петр Герасименко. Со школьниками и студентами возились добросовестно, не отмахивались. Что, впрочем, естественно – они отдавали свои долги, своим учителям. Так и мы потом делали.
Я объясню, что такое школа в моем понимании. Потом еще в середине 80-х в «Поколении» подобрался особый коллектив, где сотрудники, как пазлы, подходили друг к другу. У нас было лишь пару случаев, когда люди уходили. Но в целом на редкость газете очень повезло с редакцией. Там внутри была своя школа. Мы читали то, что мы пишем, разбирали материалы друг друга на «летучках» и отношения сохраняли дружеские, хотя это бывает крайне редко. Атмосфера в редакции была, как в пушкинском лицее, где был особый отбор и была атмосфера свободы – чего не хватало во многих изданиях. Мы могли собираться после работы отделами и могли разрабатывать новые идеи будущих материалов. Это происходило шумно, но очень увлекательно. Многие сильные журналисты из нашей молодежной редакции попали в другие издания: Вячеслав Моисеев, Сергей Бурдыгин, Петр Новохатский, Люда Васильченко, Женя Лапшина, Олег Рукавицын… Они были молоды, смелы и даже нахальны в выборе и разработке тем.
Последняя порция «Репортера» выплеснулась в начале 90-х. Валерий Рукобратский, Денис Рябцев, Юлия Буфина, Максим Зайцев. Кто сейчас в Москве, кто и тут не пропал.
Быть смелым и говорить правду было проще тогда или сегодня?
- Не думаю, что журналисту нужная какая-то особая смелость. А правду вообще говорить легко и приятно, как у Булгакова сказано. Я, например, не припомню случая, когда бы пришлось в газете заведомо врать. Да и не заведомо тоже. Другое дело, что ты считаешь правдой…
Но если ваше определение немного расширить – то на «смелого» журналиста должен прийтись и «смелый» редактор. Иначе смелость первого никакого продолжения не получит. Мне в какой-то степени повезло: во-первых, у меня как раз и были только такие редакторы. Во-вторых - отличная прививка «смелости» была получена довольно рано: с горбачевской перестройкой. Нам просто по штату было положено бежать впереди партийного «Южного Урала» - и уж тут мы побежали! А с 1988 по 1992 годы, я считаю, вообще было самое замечательное время для отечественной журналистики. Для правды ограничений не было никаких. После этого оставалась малость: просто следовать «привитому» чувству смелости, раз уж вы так настаиваете на этом слове.
Понятно, что при жесткой цензуре трудно писать обо всем, что хочешь. Но стала ли журналистика лучше от того, что цензура отменена?
- Журналистика – это прежде всего то, что делают журналисты. Писать о том, что хочешь (я говорю о себе, понятно) в принципе я мог всегда. Тут весь вопрос в том, ЧТО ты хочешь.
А насчет отмены цензуры… Отменена цензура официальная – ЛИТО, государственные цензоры. Да. Но остается цензура собственно издания – только называется она ПОЗИЦИЕЙ издания, да, в общем, и является таковой. А позиция издания – это позиция ИЗДАТЕЛЯ, учредителя и соучредителя. А кто у нас в абсолютной массе своей учредители? И беда, что они-то свою позицию берут сверху. А наверху сейчас позиция известно какая – единственно верная.
В путинской России абсолютное большинство изданий, к большому сожалению, превратились в двумерные. Писать в принципе можно что угодно, только где такое СМИ, которое это напечатает? Но есть газеты, которые приподнимают голову над поверхностью. Поэтому наше дело в любом случае остается – писать с максимально поднятой головой. Как, собственно, оно и всегда было.
Сегодня телеэфир, например, вместе с новостями обо всём наполнен не очень приятными вещами: от нецензурной брани, до сюжетов на грани порнографии, причем с 8 утра до 8 утра. Всех уже давно тошнит, а нас уверяют, что это демократия и свобода печати. Нужна ли нам свобода в таком виде?
- Те, кто нас в этом, как вы говорите, уверяет, либо лгут, либо совершенно не разбираются в предмете – третьего не существует. Нецензурщина, чернуха, желтуха к демократии и свободе печати не имеют отношения вообще, поскольку прекрасно могут существовать и при авторитарных режимах, и при диктатурах.
А вот иметь возможность назвать принародно вора вором, влиятельного политикана – наглым лгуном, коррупционера коррупционером, иметь возможность применения закона к чиновнику любого уровня начиная с президента, самому быть защищенным писанным законом, добиваться исполнения законодательства, не говоря уже о Конституции, иметь честный суд и честные выборы – вот это демократия и вытекающая из нее свобода печати.
Сейчас это возможно? Нет, невозможно, увы. Поэтому не слушайте идиотских уверений.
В связи с этим, прокомментируйте пожалуйста Федеральный закон №436 «О защите детей от информации, причиняющей вред их развитию..», пресловутые 12+, 16+ в информационном поле.
- Не вижу смысла комментировать глупые законы. Детей надо защищать не от информации, а от лжи, лицемерия, насилия, бездушия в реальной жизни. А одной рукой все это на них обрушивать, а другой писать напротив «Тома и Джерри» «16+» - это ханженство, от которого, кстати, тоже надо защищать детей.