ТВОРЧЕСКОЕ ВНИМАНИЕ.
Занавес, изображавший четвертую стену уютной гостиной, оказалсяраздвинутым, а стулья, обычно прислоненные к нему, убранными. Наша милаякомната, лишившись одной стены, стаяла на виду у всех, соединенная сзрительным залом. Она превратилась в обычную декорацию и потеряла уютность. По стенам декорации в разных местах висели электрические провода слампочками, точно для иллюминации. Нас рассадили в ряд. у самой рампы. Наступило торжественное молчание. - У кого это каблук отвалился? - вдруг спросил унас Аркадий Николаевич. Ученики принялись рассматривать свою и чужую обувь и отдались этомуделу со всем вниманием. Торцоз задал новый вопрос: - Что произошло сейчас в зрительном зале? Мы не знали, что ответить. - Как, вы не заметили моего секретаря, самого суетливого и шумногочеловека? Он приходил ко мне с бумагами для подписи. Оказывается, мы его не видели. - Вот чудо-то! - воскликнул Торцов. - Как же это могло случиться? Даеще при открытом занавесе! Не вы ли уверяли, что зрительный зал непобедимопритягивает вас к себе? - Я был занят каблуком,- оправдывался я. - Как!! -еще больше удивился Торцов. - Ничтожный, маленький каблукоказался сильнее огромной, черной дыры портала! Значит, не так уж трудноотвлечься от нее. Секрет-то, оказывается, совсем простой: для того, чтобыотвлечься от зрительного зала. надо увлекаться тем, что на сцене. "А ведь в самом деле, - подумал я, - стоило мне на минутузаинтересоваться тем, что по эту сторону рампы, и я. помимо воли, пересталдумать о том, что находятся по ту сторону". Тут мне вспомнились рассыпанные на сцене гвозди и разговоры рабочего поповоду их. Это было на одной из репетиций нашего показного спектакля. Тогдая так увлекся гвоздями и разговором о них с рабочим, что забыл о зияющейчерной дыре. - Теперь, надеюсь, вы поняли, - резюмировал Торцов, - что артисту нуженобъект внимания, но только не в зрительном зале, а на сцене, и чемувлекательнее такой объект, тем сильнее его власть над вниманием артиста. Нет ни одной минуты в жизни человека, чтобы внимание его не былопривлечено каким- либо объектам. При этом, чем объект увлекательнее, тем сильнее его власть надвниманием артиста. Чтобы отвлечь его от зрительного зала, надо искусноподсунуть интересный объект здесь, на сцене. Знаете, как мать отвлекаетвнимание ребенка игрушкой. Вот и артисту нужно уметь подсовывать себе такиеотвлекающие от зрительного зала игрушки. - Однако, - думал я, - зачем же насильно подсовывать, себе объекты,которых и без того много на сцене?" Еели я - субъект, то все, что вне меня, - объекты. А вне меня целыймир... Сколько всяких объектов! Зачем же их создавать? Но на это Торцов возразил, что так бывает в жизни. Там, действительно,объекты возникают и привлекают наше внимание сами собой, естественно. Там мыотлично знаем, на кого и как надо смотреть в каждую минуту нашегосуществования. Но в театре не то, - в театре есть зрительный зал, с черной дыройпортала, которая мешает артисту жить нормально. Я сам, по словам Торцова, лучше всех должен это знать после спектакля"Отелло". А между тем у нас, по нашу сторону рампы, на сцене есть множествообъектов куда интереснее черной дыры портала. Только надо уметь хорошенькоприглядеться к тому, что находится на подмостках; надо с помощьюсистематических упражнении научиться удерживать внимание на сцене. Надоразвивать особую гехнику, помогающую вцепляться в объект таким образом, чтобзатем уже сам объект, находящийся на сцене отвлекал нас от того, что вне ее.Короче говоря, по словам Торцова, нам предстоит учиться смотреть и видеть насцене. Вместо лекции о том, какие объекты бывают в жизни, а следовательно, ина подмстках, Торцов сказал, что он образно продемонстрирует нам их на самойсцене. - Пусть световые точки и блики, которые вы сейчас увидите, иллюстрируютразные виды объектов, знакомых нам в жизни, а следовательно, необходимых и втеатре. В зрительном зале и на сцене наступила полная темнота Через несколькосекунд перед самым нашим носом, и на столе, вокруг которого мы сидели,вспыхнула небольшая электрическая лампочка, запрятанная в коробку. Средиобщего мрака световая точка оказалась единственной яркой, заметнойприманкой. Она одна привлекла к себе наше внимание - Эта светящаяся во тьме лампочка, - объяснял Торцов, - иллюстрируетнам близкий объект-точку. Мы пользуемся им в те моменты, когда нам нужнособрать внимание, не давать ему рассеиваться и уноситься далеко. Когда дали свет. Торцов обратился к ученикам: - Концентрация внимания на световой точке в темноте дастся вамсравнительно легко. Теперь попробуем повторить упражнения, но только не втемноте. а на свету. Торцов велел одному из учеников рассмотреть хорошенько спинку кресла,мне - бутафорскую подделку эмали на столе, третьему дал безделушку,четвертому - карандаш, пятому - веревку, шестому - спичку и так далее. Шустов стал распутывать неревку, но я остановил его, говоря, чтоупражнение дано нам не на действие, а лишь на внимание, поэтому мы можемтолько рассматривать предметы, размышлять по поводу них. Но Паша несоглашался и настаниал на своем. Чтобы разрешить спор, пришлось обратиться кТорцову. Он сказал: - Внимание к объекту вызывает естественную потребность что-то сделать сним. Действие же еще более сосредоточивает внимание на объекте. Такимобразом, внимание, сливаясь с действием и взаимно переплетаясь, создасткрепкую связь с объемом. Когда я стал вновь смотреть, на доску стола с поддельной эмалью, мнезахотелось обводить контур рисунка каким-то острием, попавшимся мне в руки. Эта работа действительно заставляла меня еще внимательнее рассматриватьи вникать в рисунок. В это время Паша сосредоточенно распутывал узлы веревкии делал это с увлечением, другие ученики отдались тоже или какому-нибудьдействию, или внимательному наблюдению объекта. Наконец Торцов признал: - Близкий объект-точка дается вам не только в темноте, но и на свету.Это хорошо! Затем он демонстрировал нам сначала в полной темноте, а потом и насвету средний и дальний объект-точку. Как и в первом примере, с близкимобъектом-точкой, чтобы удерживать внимание на объекте возможно болеепродолжительное время, мы должны были обосновывать наше смотрение вымысламисвоего воображения. Новые упражнения в итогее удались нам легко. Дали полный свет. - Теперь осмотрите внимательно окружающий вас мир вещей, выберите срединих один какой-ннбудь средний или дальний объект-точку и сосредоточьте нанем все внимание, - предложил нам Аркадий Николаевич. Вокруг было так много предметов близких, средних, дальних, что в первуюминуту глаза разбежались. Вместо одною объекта-точки мне в глаза лезли десятки предметов, которыеесли бы я хотел каламбурить, то назвал бы не объектом-точкой, аобъектом-многоточием. Наконец я остановился на какой-то статуэтке, там,далеко, на камине, но долго удержать ее в центре моего внимания не смог, таккак все кругом отвлекало, и скоро статуэтка затерялась среди сотен другиепредметов. Эге! - воскликнул Торцов. - По-видимому, прежде чем создавать средний идальний объекты-точки на сцене, придется просто научиться смотреть и видетьна сцене' - Чему же тут учиться? - спросил кто-то. - А как же? Это очень трудно сделать на людях. при черной дыре портала.Вот, например: одна из моих племянниц очень любит и покушать, и пошалить, ипобегать, и поболтать. До сих пор она обедала у себя - в детской. Теперь жеее посадили за общий стол, и она разучилась и есть, и болтать, и шалить,"Почему же ты не ешь, не разговариваешь?" - спрашиваю ее. - "А вы зачем глядите?" - отвечает ребенок. Как же не приучать ее вновьесть, болтать и шалить-на людях? То же и с вами. В жизни вы умеете и ходить, и сидеть, и говорить, исмотреть, а в театре вы теряете эти способности и говорите себе, чувствуяблизость толпы: "А зачем они глядят?!" Приходится и вас всему учить сначала- на подмостках и на людях. Запомните же: все, и даже самые простые, элементарные действия, которыемы прекрасно знаем в жизни, вывихиваются, когда человек выходит наподмостки, перед освещенной рампой и перед тысячной толпой. Вот почему насцене необходимо заново учиться ходить, двигаться, сидеть, лежать. Об этом яуже говорил вам на первых уроках. Сегодня же, в связи с вопросом о внимании,добавлю к сказанному, что вам необходимо еще учиться на сцене смотреть ивидеть, слушать и слышать......................19......г. - Наметьте себе какой-нибудь предмет! - сказал Торцов, когда ученикирасселись на сцене при открытом занавесе. Выберите себе объектом хиотя бывот это висящее на стене полотенце с ярким, глазастым рисунком. Все стали старательно смотреть на полотенце. - Нет! - остановил нас Торцов, - Это не смотрение, а пяляние глаз наобъект. Мы пересали напрягаться, но это не убедило Аркадия Николаевича, что мывидим то, на что были направлены наши глаза. - Внимательнее! - командовал Торцов. Все потянулись вперед. - И все-таки мало внимания и много механического смотрения. Мы нахмурили брови и старались казаться внимательными. - Быть и представляться вннмательным - не одно и то же. Проверьте себясами: что подделка и что подлинное смотрение. После долгих прилаживаний мы уселись спокойно, стараясь не напрягатьсяи глядели на полотенце. Вдруг Аркадий Николаевич расхохотался и обратился ко мне: - Если бы можно было сейчас снять с вас фотографию, вы бы не поверили,что человек способен от старания дойти до такого абсурда, до какого выдовели себя сейчас. Ведь ваши глаза, в буквальном смысле, выскочили изорбит. Разве для того, чтоб смотреть, нужно так сильно напрягаться? Меньше,меньше! Гораздо меньше! Совсем освободить напряжениеДевяносто пять процентов- долой! Еще... еще... Зачем же так тянуться к объекту, так сильнонаклоняться к нему? Откиньтесь назад. Мало, мало! Еще, еще! Гораздо больше!- приставал ко мне Аркадии Николаевич. Чем упорнее он твердил свое "еще, еще", тем меньше становилосьнапряжение, которое мешало мне "смотреть и видеть". Излишек напряженияогромен, неимоверен, О его размерах не имеешь представления, когда, весьскрюченный, стоишь перед дырой портала. Торцов прав, говоря о девяноста пятипроцентах излишнего напряжения при актерском смотрении на сцене. - Как просто и как мало нужно, чтобы смотреть и видеть, - воскликнул яв полном восторге.- Это чрезвычайно легко по сравнению с тем, что я до сихпор делал! Как же я сам не догадался о том, что вот так - с выпученнымиглазами и напряженным телом - ничего не видишь, а так - без всякогонапряжения и старания - можно рассмотреть все до мелочей. Но это-то итрудно: ровно ничего не делать на сцене. - Ну, да! - подхватил Аркадий Николаевич. - Потому что все думается вэти минуты: за что же зрители платят деньги, если я ничего не стараюсь импредставить? Надо же заслужить свое актерское жалованье, надо же забалятьзрителя! Какое приятно состояние сидеть на сцене не напряженно, спокойносмотреть и видеть. Иметь на это право перед раскрытой пастью портала. Когдачувствуешь это право пребывания на подмостках, тогда ничего не страшно. Янаслаждался сегодня на сцене простым, естественным, человеческим смотрениеми вспомнил такое же простое сидение Аркадия Николаевича на первом уроке. Вжизни это состояние мне хорошо известно. и там оно меня не радует. Я слишкомпривык к нему. Но на сцене я узнал его сегодня впервые и искренне благодарюза это Торцова. - Молодец! - крикнул он мне.- Вот это называется смотреть и видеть. Акак часто мы на подмостках смотрим и ничего не видим. Что может быть ужаснеепустого актерского глазаОн убедительно свидетельствует о том, что душаисполнителя роли дремлет или что его внимание где-то там, за пределамитеатра и изображаемой жизни па сцене, что актер живет чем-то другим, что неотносится к роли. Усиленно болтающий язык и автоматически двигающиеся руки и ноги незаменят осмысленного, дающего жизнь всему глаза. Недаром глаза называют"зеркалом души". Глаз актера, который смотрит и видит, привлекает на себя вниманиезрителей и тем самым направляет их на верный объект, на который им следуетсмотреть. Наоборот, пустой глаз актера уводит внимание зрителей от сцены. После этого объяснения Аркадий Николаевич сказал: - Я показал вам лампочки, олицетворяющие близкий, средний и дальнийобъекты-точки, необходимые каждому зрячему существу, а следовательно, икаждому сценическому созданию, и самому исполнителю. Показанное до сих пор лампочки изображали объекты на сцене такими,какими их должен видеть сам артист. Так должно быть в театре, но так редкобывает. Теперь я покажу вам, как не должно никогда быть на сцене, но как, ксожалению, там почти всегда бывает у подавляющего большинства актеров. Япокажу вам те объекты, которыми почти всегда занято внимание актеров, когдаони стоят на подмостках. После этого вступления вдруг забегали световые зайчики. Ониразбросались по всей сцене, по всему зрительному залу, иллюстрируярассеявшееся внимание актера. Потом зайчики исчезли и взамен их на одном из кресел партера загореласьсильная, стосвечная лампа. - Что это? - спросил чей-то голос. - Строгий критик, - ответил Торцов.- Ему отдается очень много вниманияво время публичного выступления актера. Опять забегали, опять исчезли зайчики, и наконец зажглась новая большаялампа. - Это режиссер. Не успела погаснуть эта лампа, как на сцене едва заметно, тусклозамигала совсем маленькая и слабая лампочка. - Это бедный партнер. Ему мало уделяется внимания, - заметил с ирониейТорцов. Тусклая лампочка скоро погасла, и нас ослепил прожектор с самойавансцены. - Это суфлер. Затем снова забегали повсюду зайчики; они зажигались и гасли. При этомя вспомнил свое состояние на показном спектакле "Отелло". - Понимаете ли вы теперь, как важно артисту уметь смотреть и видеть насамой сцене,- сказал Аркадии Николаевич в конце урока. - Вот этому трудномуискусству вам и предстоит учиться!.....................19......г. К общему разочарованию, вместо Аркадия Николаевича явился на урок одинИван Платонович и объявил, что по поручению Торцова, он будет заниматься снами. Таким образом, сегодня был первый урок Рахманова. Каков он как преподаватель? Конечно, Иван Платонович совсем другой, чем Аркадий Николаевич. Ноникто из нас не ждал, что он окажется именно таким, каким мы его узналисегодня. В жизни, при обожаемом им Торцове, Рахманов тих, скромен имолчалив, но без него - энергичен, решителен и строг. - Собрать все внимание! Не распускаться! - командовал он властным,уверенным тоном.- Вот в чем будет заключаться упражнение: я назначаю каждомуиз вас объект для смотрения. Вы замечаете его форму, линии, цвета, детали,особенности. Все это надо успеть сделать, пока я считаю до тридцати.Тридцать!!-говорю я. После этого я даю темноту, чтобы вы не видели объекта,и заставляю вас говорить о нем. В темноте вы мне описываете все, чтозапомнила ваша зрительная память. Я проверяю и сравниваю с самим объектомто, что вы рассказали. Для этого снова дан свет. Внимание! Я начинаю;Малолеткова - зеркало. - Голубчики! -заторопилась она, указывая на зеркало, - Вот это? - Не надо лишних вопросов. В комнате одно зеркало, другого нет. Нетдругого! Артист должен быть догадлив. Пущин - картина. Говорков - люстра. Вельяминова - альбом. - Плюшевый? - переспросила она медовым голосом. - Я показал. Два раза не повторяю. Артист должен хватать на лету.Названов - ковер. - Их много. Какой? - При недоразумениях - решайте сами, Ошибайтесь, но не сомневайтесь, непереспрашивайте. Артист нужна находчивость. Находчивость, говорю! Вьюнцов - ваза. Умновых - окно. Дымкова - подушка. Веселовский - рояль.Раз, два, три, четыре. пять...- Иван Платонович просчитал не торопясь дстридцати и скомандовал: - Темнота! Когда наступила темнота, он вызвал меня и приказал рассказывать. что явидел. - Вы мне назначили ковер. - стал я подробно объяснять ему. - Я не сразувыбрал который и потому пропустил время. - Короче и по существу, - командовал Иван Платонович-- По существу! - Ковер персидский. Общий фон красно-коричневый. Широкий бордюробрамляет края, - описывал я пока Рахманов не крикнул: - Свет! Неправильно запомнили, дружок мой! Не донесли, просыпались.Темнота! Пущин! - Не уразумел сюжета картины. По слепоте и дальности расстояния. Увиделлишь краску желтую на фоне красном. - Свет! - командовал Иван Платонович. - Ни желтого. ни красного тоновна картине нет. - Истинно просыпался, не донес, - басил Пущин. - Говорков! - вызвал Рахмапов. - Золотая люстра, понимаете ли, рыночная. Со стекляшками. - Свет! - командовал Иван Платонович. - Люстра музейная, подлинная,Александровский ампир. Просыпались! - Темнота! Названов, опишите снова ковер. - Я не знал, что нужно еще, простите. Я не думал, - извинялся я,застигнутый врасплох. - В другой раз думайте. Исправляйте ошибки и не сидите ни секунды сложаруки, без дела. Знайте все: я буду переспрашивать по два и по четыре раза,пока не добьюсь точного описания впечатлений. Пущин! - Просыпался. Дважды просыпался. В конце концов Рахманов добился того, что мы изучили указанные нампредметы до мельчайших деталей и описали их. Для этого пришлось вызыватьменя пять раз. Описанная нервная работа в полном темпе длилась с полчаса. Отнее сильно устали глаза и напряглось внимание. С такой предельнойинтенсивностью долго продолжать занятия нельзя. Рахманов знает это и потомуразбивает свой урок на две части - по получасу каждая. Мы временно прекратили упражнения и пошли на урок танцев. После негобыл снова класс Рахманова, в котором проделывали то же, что и в первыеполчаса, но только счеч сократился до двадцати. Иван Платонович обещает довести упражнения до трех-пяти секунд. - Вот как отточим внимание! - заявил он. Сейчас, когда я записываю вдневник сегодняшний урок Ивана Платоновича, во мне рождается сомнение: нужноли и стоит ли подробно, стенографически записывать то, что происходит науроках Ивана Платоновича? Или, может быть, лучше записывать эти упражнения вотдельной тетради? Пусть эти записи создадут указатель практическихупражнений, своего рода задачник, или "тренинг и муштру", как называет своиуроки сам Иван Платонович. Такие записки пригодятся мне при ежедневныхупражнениях, а со временем, может быть, и при режиссировании ипреподавании... Решено. Отныне у меня будут две тетради; в одной из них (в этой) я будупродолжать вести свой дневник и записывать самую теорию искусства, которуюпреподает нам Торцов, в другой буду описывать практические упражнения,производимые нами с Рахмановым. Это будет задачник по "системе" по классу"тренинга и муштры"......................19......г. Торцов продолжал сегодня световую иллюстрацию объектов внимания насцене. Он говорил: - До сих пор мы имели дело с объектами в виде точек. Сейчас же я покажувам так называемый круг внимания. Он представляет не одну точку, а целыйучасток малого размера и заключает много самостоятельных объектов. Глазперескакивает с одного на другой, но не переходит границ, очерченных кругомвнимания. После вступления Торцова наступила темнота, а через секунду зажгласьбольшая лампа, стоявшая на столе, возле которого я сидел. Абажур отбрасывалкруглый блик света вниз, на мою голову и руки. Он весело освещал серединустола, уставленного безделушками. Остальная громада сцены и зрительного залатонула в жутком мраке. Тем уютнее я чувствовал себя в световом блике лампы,который как будто всасывал все мое внимание а свой светлый, ограниченныйтьмою круг. - Вот этот блик на столе, - сказал нам Торцов. - иллюстрирует малыйкруг внимания. Вы сами или, вернее, ваши головы и руки, попавшие в полосусвета, находятся в его центре. Такой круг подобен малой диафрагмефотографического аппарата, детализирующей мельчайшие части объекта. Торцов был прав; действительно, все безделушки, стоявшие на столе вузком кругу спета, сами собой притягивали к себе внимание. Стоит очутиться в световом кругу при полной темноте, и тотчаспочувствуешь себя изолированным от всех. Там, в световом кругу, как у себядома, никого не боишься и ничего не стыдишься. Там забываешь о том, что изтемноты со всех сторон наблюдает за твоей жизнью много посторонних глаз. Вмалом световом кругу я чувствую себя более дома, чем даже в своейсобственной квартире. Там любопытная хозяйка подсматривает в замочнуюскважину, тогда как в малом кругу черные стены мрака, окаймляющие его,кажутся непроницаемыми. В таком узком световом кругу, как при собранномвнимании, легко не только рассматривать предметы во всех их тончайшихподробностях, но и жить самыми интимными чувствами, помыслами и выполнятьсложные действия; можно решать трудные задачи, разбираться в тонкостяхсобственных чувств и мыслей; можно общаться с другим лицом, чувствовать его,поверять свои интимнейшие думы, восстанавливать в памяти прошлое, мечтать обудущем. Торцов понял мое состояние. Он подошел к самой рампе и сказал мне соживлением: - Заметьте скорее: то состояние, которое вы испытываете сейчас,называется на нашем языке "публичное одиночество". Оно публично, так как мывсе с вами, Оно одиночество, так как вы отделены от нас малым кругомвнимания. На спектакле, на глазах тысячной толпы, вы всегда можетезамкнуться в одиночество, как улитка в раковину. Теперь я покажу вам средний круг внимания. Наступила темнота. Затем осветилось довольно большое пространство с группой мебели: состолом, стульями и углом рояля, с камином, с большим креслом перед ним. Яочутился в центре этого круга. Было невозможно сразу охватить глазами все пространство. Пришлосьрассматривать его по частям. Каждая вещь внутри круга являлась отдельным,самостоятельным объектом-точкой. Беда только в том, что при увеличившейсясветовой площади образовались полутона. Эти полутона попадали за пределыкруга, благодаря чему его стенки сделались менее плотными. Кроме того, моеодиночество стало слишком просторным. Если малый круг можно сравнить схолостой квартирой, то средний уподобился бы квартире семейной. Как в пустомхолодном особняке из десяти комнат неуютно жить одному-бобылем, так и мнехотелось вернуть свой милый малый круг внимания. Но я так чувствовал и рассуждал лишь до тех пор, пока находился один.Когда же ко мне в освещенный круг вошли Шустов, Пущин, Малолеткова, Вьонцови другие, мы едва в нем поместились. Образовалась группа, разместившаяся накреслах, стульях и диване. Большая площадь дает простор для широкого действия. В большомпространстве удобнее говорить об общих, а не и личных, интимных вопросах.Благодаря этому в среднем кругу легко создалась живая, молодая и горячаянародная сцена. Ее не повторишь по заказу. Подобно малому, и среднийсветовой круг, показанный сегодня Торцовым, заставил меня ощутитьсамочувствие артиста в момент расширения площади внимания. Кстати, интересная подробность: за все время сегодняшнего урока мне ниразу не пришел в голову мой ненавистный враг на сцене - черная дыра портала.Это удивительно! - Вот вам и большой круг\ - сказал Торцов, когда вся гостинаяосветилась ярким светом. Другие комнаты пока оставались темными, но вниманиеуже заблудилось в большом пространстве. - А вот вам и самый большой круг!. - воскликнул Аркадий Николаевич,когда все остальные комнаты вдруг осветились полным светом. Я растворился в большом пространстве. - Размеры самого большого круга зависят от дальнозоркости смотрящего,Здесь, в комнате, я расширил площадь внимания насколько было возможно. Ноесли бы мы были сейчас не в театре, а в степи или в море, то размер кругавнимания определялся бы отдаленной линией горизонта. На сцене эту линиюдальней перспективы художник пишет на заднике. Теперь, - объявил Аркадий Николаевич после некоторой паузы, - я повторюте же упражнения, но только не в темноте, а на свету. Создайте мне сейчас, при полной рампе и софитах, сначала малый кругвнимания н публичное одиночество в нем, а потом средний и большой круги. Чтоб помочь ученикам, Торцов показал технические приемы для удержаниявнимания, расползающегося при полном свете. Для этого надо ограничивать намечаемую площадь, или круг длязрительного внимания, линиями самих предметов, находящихся в комнате. Вот,например, круглый стол, уставленный разными вещами. Площадь его доскиявляется очерченным малым кругом внимания на свету, А вот на полу довольнобольшой ковер со стоящей на нем мебелью - это средний круг на свету. Другой, еще больший ковер ясно очерчивает большой круг на свету. Там, где пол открыт, Торцов отсчитывает нужное ему количествонарисованных на половике квадратиков паркета. Правда, ими труднеезафиксировать линию намеченного круга и удержать внимание в его пределах -тем не менее и квадратики помогают. - А вот вам и вся квартира - это симый большой круг внимания на свету. По мере расширения площади, к моему отчаянию, черная дыра портала сновавлезла на сцену и овладела моим вниманием. Благодаря этому все проделанныераньше упражнения, обнадежившие было меня, потеряли цену. Я снова чувствовалсебя беспомощным. Видя мое состояние, Аркадий Николаевич сказал: - Я скажу вам еще об одном техническом приеме, помогающем управлятьвниманием. Вот в чем он заключается: во иремя расширения круга на свегуплощадь вашего внимания увеличивается. Однако это может продолжаться лишь дотого момента, пока вы способны удерживать мысленно очерченную линию круга.Лишь только намеченные границы начнут колебаться и таять, надо скореесуживать круг до пределов, доступных зрительному вниманию. Но как раз в этот момент нередко происходит катастрофа; вниманиевыскальзывает из вашей власти и растворяется в пространстве. Приходитсяснова собирать и направлять его. Для этого скорее обращайтесь к помощиобъекта-точки, хотя бы, например, вот к этой лампочке в коробке на столе,которая сейчас опять вспыхнула. Нужды нет, что она теперь не так ярка, какказалась раньше, в темноте, тем не менее это не мешает ей и сейчаспривлекать к себе внимание. Теперь, после того как вы его на минуту укрепили, создавайте сначаламалый круг на свету с лампой в его центре. Потом наметьте средний кругвнимания на свету и в нем несколько малых. Мы проделали все заказанное нам. Когда же площадь внимания расшириласьдо предела, я опять растворился в огромном пространстве сцены. На круглм столе при полном освещении вновь вспыхнула лампа в коробке. - Смотрите скорей на этот объект-точку! - крикнул нам Торцов. Я впился глазами в горевшую среди полного освещения лампу и почти незамечал, как вокруг все погрузилось в мрак и как из большого кругаобразовался средний. Затем средний круг сузился до малого. Еще лучше! Он - мой любимый, и яим владею свободно. После этого аркадий Николаевич проделал в темноте уже знакомые нампережоды от малого круга к большому кругу и обратно - от большого к малому,и снова от малого к большому и обратно. Такие переходы были повторены раз десять и в конце концов сделались намдо некоторой степени привычными. Но вот, после десятого повторения, при самом большом круге, когда всясцена ярко осветилась, Торцов крикнул: - Ищите средний круг на свету, и пусть ваш взор свободно гуляет внутриего. Стойте! Распустили внимание! Скорее хватайтесь опять за спасительнуюлампу! Она для этого горит на свету. Вот так! Отлично! Теперь давайте малый круг на свету. Это не трудно при горящей в егоцентре лампе. Потом мы вернулись, в обратном порядке, к большому кругу на свету,цепляясь в опасные минуты за спасительную лампу объект-точку. Эти переходына свету были так же проделаны много раз. - Если заблудитесь в большом кругу, - приговаривал все время Торцов, -скорее цепляйтесь за объект-точку. Удержавшись на ней, создайте себе малыйкруг, а потом и средний. - Торцов старается выработать в нас бессознаткльный, механический навыкперехода от малогокруга к большому и обратно, не распуская при этомвнимания. Я еще не выработал этой привычки, но все-таки понял, что прием ухода впубличное одиночество при расширяющемся круге может превратиться на сцене вестественную потребность. - Вы вполне оцените этот прием только тогда, когда очутитесь нагромадной площадке концертной эстрады. На ней артист чувствует себябеспомощным, точон в пустыне. Там вы поймете, что для своего спасениянеобходимо владеть в совершенстве средними и малыми кругами внимания. В страшные мннути паники н растерянности вы должны помнить, что чемшире н пустыннее большой круг, тем уже и плотнее должны быть внутри негосредние и малые круги внимания, и тем замкнутее публичное одиночество. После некоторой паузы Торцов перешел к световой демонстрации новойгруппы малых и средних кругов внимания, мы находились в их центре, теперь жемы очутились в темноте, вне светового блика. Все лампы потухли, а потом, вдруг, зажглась висячая лампа в соседнейстоловой. Там круглый блик света падал на белую скаткрть обеденного стола. - Вот вам малый круг внимания, вне вас лежащий. Потом этот круг увеличился до размеров среднего круга, вне наслежащего. Он освещал всю площадь соседней комнаты, потом охватил все другиепомещения, кроме той темной комныты, в которой мы сами находились. Вот вам и большой круг внимания, вне вас лежащий. Из темноты гостинной было удобно ныблюдать за тем, что делалось вокругнас, вплоть до самых отдаленных точек, доступных нашему зрению. Я могвыбирать для своего наблюдения и отдельные объекты-точки, и малые, исредние, и большие круги внимания, вне нас лежащие. Такие же упражнения с кругами всех размеров, вне нас лежащих, былипроизведены при полном свете. На этот раз и гостинная, и все другие комнатыбыли освещены. Мы должны были мысленно намечать, суживать и расширять кругивнимания, вне вас лежащие, как мы это делали раньше, когда сами находились вцентре своего круга.....................19......г. В начале сегодняшнего урока я в порыве восторга воскликнул: Если бы можно было никогда не расставаться с малым кругом на сцене! - И не расставайтесь! Ваша воля,- ответил Торцов. - Да, но не могу; же я всюду носить с собой лампу с абажуром и ходить сней, как под зонтиком. - Этого я вам, конечно, не посовечтю. Но вы можете носить с собойповсюду малый круг внимания не только на сцене, но и в самой жизни. - Как же так? - А вот сейчас увидите. Идите на подмостки и живите там, как у себядома: стойте, ходите, пересаживайтесь. Я пошел. Наступила полная темнота, во время которой вдруг откуда-топоявился круглый блик света и начал двигаться вместе со мной. Я прошелся по комнате, а круг за мной. Тут произошло непостижимое: я присел к роялю и заиграл мелодию из"Демона" - единственную, которую умею играть. Этот необыкновенный факт для его должной оценки требует комментария.Дело в том, что я никакой музыкант н играю дома потихоньку, когда бываюсовссм-совсем один. Беда, если кто-нибудь услышит мое треньканье н войдет вовремя игры ко мне в комнату. Тогда я захлопываю крышку, краснею, словам,веду себя как гимназнст, пойманный в курении. Но сегодня я выступал публичнов качестве пианиста, но не испытывал никакого стеснения, играл без застенкии не без удовольствия. Это невероятно! Это чудо! Чем это объяснить?Бытьможет, круг внимания защищает нас плотнее на подмостках, чем в жизни, иартист чувствует его там сильнее, чем в действительности? Или у кругавнимания есть еще какие-то свойства, неизвестные мне? Из всех тайнтворчества, в которые нас посвятили за короткое время пребывания в школе,иалый передвижной круг внимания представляется мне наиболее существеннойпрактически важной ценностью. Передвижной круг внимания и публичноеодиночество - вот отныне мой оплот против всяких скверн на сцене. Чтобы лучше объяснить значение их, Торцов рассказал нам индусскуюсказку. Вот ее содержание: Магараджа выбирал себе министра. Он возьмет того, кто пройдет по стеневокруг города с большим сосудом, доверху наполненным молоком, и не прольетни капли. Многие ходили, а по пути их окликали, их пугали, их отвлекали, иони проливали. "Это не министры", - говорил магараджа Но вот пошел один. Ни крики, ни пугания, ни хитрости не отвлекали егоглаз от переполненного сосуда. "Стреляйте!" - крикнул повелитель. Стреляли, но это не помогло. "Это министр" - сказал магараджа. "Ты слышал крики?" - спросил он его. "Нет?" "Ты видел, как тебя пугали?" "Нет. Я смотрел на молоко". "Ты слышал выстрелы?" "Нет, повелитель! Я смотрел на молоко". - Вот что называется быть в кругу! Вот что такое настоящее внимание ипритом не в темноте, а на свету! - заключил рассказ Торцов. - Попробуцте-каи вы проделайте ваш опыт при полном свете рампы. К сожалению, оказалось, что мы не можем расчитывать на пост министрапри магарадже! На свету мне не удалось создать там публичное одиночество. Тут на помощь пришел со своей новой выдумкой Иван Платонович. Он раздалнам тростниковые обручи, наподобие тех, сквозь которые в цирке прыгаютнаездницы. Одни из обручей были больше, другие поменьше. Если надеть на себятакой обруч, держать его руками так, чтобы самому быть в его центре,очутишься в кругу, причем осязаемые линии обруча помогают удерживать линиюконтура круга в ясно зафиксированных границах. Расхаживая по комнате с такимобручем, видишь и осязаешь передвижной круг внимания, который нужно было быносить с собой мысленно. Кое-кому, например, Пущину, выдумка Рахманова помогла. Толстяк сказал: - Ощущаю себя Диогеном... в бочке. Узковато при моей брюшнойокружности, но ради одиночества и искусства претерпеваю. Что касается меня, то я по-своему приспособился к трудной задаче,предъявляемой передвижным кругом. Свое открытие я сделал сегодня на улице. Странное явление: среди многочисленных прохожих, проезжающих трамваев иавтомобилей мне было легче, чем на сцене, мысленно очертить себя линиеймалого круга внимания и ходить с ним по улице. Я это легко проделал на Арбате, в самом людном месте, сказав себе: "Вот линия круга, которую я себе определяю: по собственные локти, покрай торчащего из- под мышек портфеля, не дальше выбрасываемых вперед ступней собственныхног. Вот черта, за пределы которой не доглжно распространяться внимание". Кудивлению, мне удалось удержать его в указанных границах. Однако такоезанятие в людном месте оказалось не совсем удобным и грозило дурнымипоследствиями: я наступил кому-то на ногу, чуть было не опрокинул лоток сосладостями, не поклонился знакомому. Это заставило меня расширить границыочерченного круга до пределов среднего круга, распространяющегося довольнодалеко за пределы моего тела. Он оказался безопаснее, но труднее для внимания, так как сквозь болееширокий круг, точно через проходной двор, поминутно шмыгали люди, шедшиенавстречу или обгонявшие меня. Без круга в большом пространстве я бы и невзглянул на них, но в узки границах, отведенных для наблюдения, малоинтересные мне незнакомцы становились против воли более, чем бы мнехотелось, заметными. Они притягивали к себе мое внимание. Ведь в небольшомкругу лупы или микроскопа все мелочи лезут в глаза. То же случилось в моемпередвижном кругу. Обостренное внимание охватывало решительно все, чтопопадало в область зрения. Я пробовал делать в расширении и сужении круга внимания, но этот опытпришлось прекратить, так как я чуть было не пересчитал все ступенькилестницы, спускающейся в подвальный этаж. Прийдя на Арбатскую площадь, я взял самый большой круг, которыйспособен был охватить взор, и сразу все линии в нем слились и смазались. Тутя услышал отчаянные гудки, ругань шофера и увидел рыло автомобиля, чуть былоне переехавшего меня. "Если заблудишься в большом кругу - скорее сжимайся в малый", -вспомнились мне слова Торцова. Так я и сделал. "Странно, - рассуждал я сам с собой, - почему же на огромной Арбатскойплощади и на людной улице одиночество создается легче, чем на сцене. Непотому ли, что там никому нет дела до меня, тогда как на сцене все должнысмотреть на актера. Это неизбежное условие театра. Он для того и существует,чтобы в нем смотрели на сцену и на публичное одиночество действующего лица". Вечером того же дня случай дал мне еще более назидательный урок. Вотчто произошло: я был на лекции профессора Х., ооздал к началу и торопливопошел в переполненный народом зал как раз в то время, когда лектор тихимголосом устанавливал тезисы и основные положения своей лекции. - Тсс... тише! Дайте слушать! - кричали мне со всех сторон. Почувствовав себя центром общего внимания, я так растерялся, чтопотерял всякую сосредоточенность, как это было тогда, на показном спектакле"Отелло". Но тотчас же я машинально сузил круг внимания до пределовпередвижного малого круга, и внутри его все объекты-точки стали настолькочеткие, что можно было искать номер своего кресла. Это так меня успокоило,что я стал тут же, публично, не торопясь, проделывать упражнения в сужении ирасширении