На улице был вечер. Выйдя на крыльцо, барабашки покликали дворового. Тот появился не сразу, а, появившись, заговорил спустя еще несколько минут.
- Чего хотели, барабашечки-букашечки?
- Держи подарок, - протянул барабаш.
- Мала… склянка… - оценил дворовой.
- Дареному коню в зубы не смотрят!
- Вот, ежели б ты мне подарил коня!.. – дворовуша разразился перекатистым смехом. – Ладно-сь. Скажи-ка лучше, что это за тип поселился в амбаре? На вид – вроде подполяник.
- Так и есть, - ответил барабаш. – Он утром все норовил прогнать бабайку из подпола…
- Вот негодяй! – рассердился дворовой.
- Но бродяжка смело дал отпор нахалу! – тут же вставил малыш.
- Пойду и выгоню из амбара подполяника! – решил дворовой.
- Ты обожди судить! – остановил барабаш. – Оставь… он хоть и вредный, но погляди – нынче ж зима, стужа, а скоро Новый Год… куда его ты гнать собрался? Достаточно того, что его из дома родного выселили…
- Кто выселил? – поразился дворовой.
А барабашка поймал себя на мысли, что впервые видит удивление на его лице.
- Бродяжка сказал, что только лишь колдуны могут нас чувствовать, а порою – видеть, следовательно, только колдуну под силу было выгнать подполяника, - произвел логическую цепочку барабаш.
- Угу, - почесал затылок дворовой. – Что же вы раньше мне не сказали? Мне надо обереги делать! Эй, коргоруши!
- Да замотался я, - в сердцах ответил барабаш. – Ты только представь – кикимора захотела управление домом прибрать к своим рукам, и, ради этого кошке давала валерьянку, чтоб та рассказывала ей обо всем!
- Надо же… с виду порядочная женщина… а все равно кикимора!
- Я валерьянку отобрал, нечего домашних кошек развращать…
- Все правильно, - поддержал дворовой. – К тому же, домовой – хранитель дома. Таков уклад!
- Позвольте узнать, - промолвил скромно маленький барабашка, подражая бродяжке, который после случая с подполяником на целый день стал его кумиром.
- Ну-ну, - подбодрил дворовой, а на лице высветилась улыбка.
- Что это у вас, шишка?
- Ага, - кивнул дворовой. – Болит, зараза!
- А где ж ты так умудрился? – тут и барабаш приметил вскочившую на лбу дворового шишку.
- Где-где! Мароссы бегали тут все, трещали, о землю ударяя пятками. Один, шальной какой-то, вбежал во двор. А это опасно же – вдруг пяткою ударит о крыльцо, и всё тогда – прощай крыльцо, треснет от удара! Я этому мароссу машу руками – мол, поворачивай, моя здесь земля! А он затормозить не успел… ну, сшиблись лбами…
- Насмешил, дворовуша, - улыбнулся барабаш.
- Ладно-сь, ступайте, дел много. Это надо же – не сказали мне о колдуне! А ежели б сейчас я не узнал и кружева обережные не стал творить – что было бы! Набежало б нечисти видимо-невидимо! Спокойной вам ночи, букашечки!
- Легкой работы, дворовой!
Вернувшись в родную комнату и забравшись в уху к человеку, барабашка надеялся выспаться, как следует. День выдался насыщенным, следовало бы отдохнуть.
Мечтам и желаниям сбыться было не суждено. Стоны, плач и крики разбудили в предрассветный час его и барабаша. Согнав остатки сна, они пришли на кухню, откуда исходил весь шум. В руках у домовуши рыдал, смеялся и кричал, блажил, одним словом, другой, старый и седой, почти, что облысевший, домовой.
- Это домовой? – спросил барабашка.
- Да, - ответил домовуша, прижимая к себе старичка-домовичка. – Но правильнее будет его называть «перебаечник». Разница между нами невелика: я обычный домовой, а он – домовой-сказитель. Если человек ночью на кухне услышит голос, ведущий некую повесть, а никого не увидит, то сразу ясно – это домовой, перебаечник, за печкой сидит и сказки бает.
- А почему он плачет? – барабашка сочувствующе смотрел на старичка-домовичка.
- Не знаю, - сказал домовуша, - идите спать, барабашки, а я перебаечника пока к себе отведу, попытаюсь успокоить и все выяснить.
Так они и поступили.
Проснувшись уже вечером, барабаш и барабашка вылезли из ушей и пошли проведать бабайку с бродяжкой. Разумеется, пошли они не с пустыми руками, а со скошенными волосами, которыми набили свои кожаные сумочки. Бабайка испек хлебушка и печенья, напоил чаем, а потом они все вместе выбрались из подпола прямо на кухню, постучались к домовуше. Дверь открыла, как обычно, тетушка кикимора, но при этом она едва ли не сожгла более чем выразительным взглядом барабаша, памятуя о вчерашнем происшествии.
Вся компания присоединилась к домовуше и перебаечнику, которые сидели за столом. Кикимора, по-своему обыкновению, пряла пряжу. Перебаечник был тих и спокоен, не плакал, не кричал – молча пил чай. На нем была белая русская рубаха и штаны, на ногах – лапти. Длинные седые волосы, ухожены и расчесаны, спускались ниже плеч.
- Как у вас тут дела? – задал вопрос барабаш.
Перебаечник воззрился на него пустыми, ничего не выражающими глазами, издал тихий смешок и невразумительно проблеял:
- Он придет!
- Придет? – невозмутимо переспросил барабаш.
- Обязательно! – громким шепотом подтвердил перебаечник. – И шерстнатого принесет, и спиногрыза!
- Неужто!
- Родом клянусь! – выкрикнул перебаечник.
- Полно! – возвысил голос домовой. – Барабаш! Зачем ты его раззадориваешь! Он же не в себе!
- Да? – барабаш оценивающе осмотрел перебаечника. – А так и не скажешь, вполне здоров, если глаза не обманывают…
- Головой своей подумай – какой шерстнатый, какой спиногрыз?! – разозлился домовой. – В бреду только можно такое сболтнуть!
- Тише-тише, - пробубнила кикимора со своего места.
- Прости, - повинился барабаш. – Я думал, он шутит.
Домовуша, еще зло сопя, ответил:
- Мне перебаечника успокоить не так давно удалось, вызнать у него, что да как. А тут ты пришел и передразниваешь, распаляешь его!
- Ну, полно тебе! Я же покаялся.
- Лучше поведай, что ты узнал! – перевел разговор в иное русло бабайка. – Что случилось с твоим сородичем? Из-за чего он сумасбродничает?
Домовой пригнулся к столу и, глядя исподлобья, шепотом, будто боясь, что кто-то чужой может услышать его слова, проговорил:
- Перебаечник не откуда-нибудь прибыл к нам этим утром, а…
- А из соседнего дома! – перебил бродяжка-барабашка. – Его новый хозяин дома выдворил.
- Тебе откуда ведомо?! – глаза у домовуши полезли на лоб от удивления.
Тут и рассказали домовому о том, как пришлый подполяник едва не выселил бабайку и пожаловался на нового человека, чувствующего иных обитателей дома и умеющего оказывать на них влияние.
- Ну, вот и сделали вывод – в соседнем доме поселился колдун, - завершил бродяжка.
- Почему же мне первым делом не сообщили об этом? Дали вы маху, ребята! – присвистнул домовой.
- Не свисти – денег не будет! – сразу же осекла кикимора.
- Хорошо бы – и без них грязи в избе предостаточно! – отмахнулся домовой и вдруг засуетился. – Чего же мы сидим! Надо обереги обновить, а то за день поизносились, небось!
- Мы тоже пойдем, - сказал бабайка. – Днем-то мы не отдыхали!
И они вместе с бродяжкой удалились.
- Помочь чем, домовуша? – предложил барабаш.
- Идите к человеку, позовите кота с собой, смотрите, чтоб никакая зараза ночью к нему не прицепилась, - распорядился хранитель дома.
- Будет сделано! – заверил барабашка.
Луна серебрила землю, смеялась, о чем-то перешептываясь со звездами. Малыш грезил о небесных просторах. С самого рождения чарующая небесная твердь влекла барабашку, заставляла думать о белых пушистых облаках и черных грозовых тучах, золотом ярком солнышке и серебристой холодной луне. В чем-то завидовал барабашка убежавшему от человека молоку, протянувшемуся бескрайней дорогой по ночному небу. В чем-то завидовал громовичку, который бороздил небеса на облаке и мог бить в барабаны. Ах, как приятно порой поиграть на барабанах!
Барабаш задремал на щетине, кот Рюрик спал возле кровати, свернувшись клубочком. Пускай отдыхают, решил барабашка, сидя на подоконнике. Вдруг он услышал неразборчивые вскрики во дворе. Встрепенувшись, малыш выглянул через щелку между шторами в окно и впервые почувствовал, как шерстка зашевелилась на его тельце.
Черный дворовой кот, в которого иногда превращались коргоруши, ходил вдоль забора, будто очерчивая лапками обережную линию, и разговаривал с седым косматым дедом, который, подтягиваясь на руках, пытался перелезть через забор. Вместо глаз у деда на лице зияли черные провалы. Лязгали желтые зубы. Белые, точно снег, лохмы нещадно трепал суровый зимний ветер. Никак не удавалось деду перелезть, но он не сдавался – и скребли о промерзшие доски посиневшие ногти.
Как ни странно, но барабашка узнал в облике деда того самого «четвертого», который недавно приходил в гости, сосед дескать! Вот, значит, каков на самом деле колдун!
- Что тебе, старче, дома не сидится! – приговаривал дворовой кот, суть коргоруши, прохаживаясь влево-вправо. – Хотя б до утра обождал, ты же соседушка новый наш, но не по-соседски ломишься как-то! Спрыгни на землю, старче!
- Зачем ты линию чертишь, зверушка? – заскрежетал зубами колдун. – Коргоруши, узнал я вас, какое бы обличие вы не приняли!
- Глазастый ты, старче! – словно усмехнувшись, промурчал дворовой кот. – А ведь глазок-то у тебя и нету! Пустота одна токмо.
- Проклятый кот! – злился колдун в тщетных попытках перелезть через забор. – Ужо доберусь до тебя!
- Нет, - казалось, дворовой кот засмеялся, и от этого барабашке сделалось еще жутче. – Это ты пр о клятый, старче! Ты же колдун, тебе черт и брат, и сват! Что ж ты так тяжело дышишь? Никак руки устали висеть на заборе? А ты соскочи на землю-матушку!
- Это вам она матушка! – рыкнул колдун, и даже в комнате барабашка учуял могильный запах. – Не держит меня земля! Солнце слепит очи! Тяжко мне воздух вдыхать!
- Да ты б в баньку сходил, а то разит от тебя мертвечиной за версту! – снова засмеялись коргоруши, не хуже других зная, что баня для нечисти равнозначна смерти.
- Шутишь все, измываешься! – с новыми силами заскреб по забору ногтями старик. – Только учти – коли так меня не пропустишь, я завтра в дом все равно войду! И хозяева, коих рьяно ты защищаешь, сами и калитку мне отопрут, и в дом пригласят! А я уж им гостинцев-то принесу! Ох, принесу!
- Что же есть у тебя, старче? Чем хвастаешь?
- А ты после узнаешь, кошка дранная! – прокричал колдун, падая на землю.
Наконец-то руки у него ослабли, и он рухнул, будто мешок. Даже в комнате было слышно барабашке, как чавкала промерзшая земля, пытаясь засосать колдуна и отправить в подземный, навий, мир, где ему самое место. В навьем мире обитают неприкаянные души мертвецов, при жизни отвернувшиеся от божьего уклада природы и ненавидящие свет солнца – суть бога, который всем иным живым существам несет радость и возможность жить на земле. Порой вырываются навьи духи ночами из подземного мира и вред могут принести человеку, но глазу людскому они не видимы.
- Грубо, старче! – промяукал напоследок дворовой кот. – Все одно тебе будет тут от ворот поворот.
- Хе-хе! Кто же повернет меня? Домовой, что ли? Тьфу! Не соперник он мне!
- А люди, по-твоему, настолько глупы?
- Скот двуногий – твои люди! – зло прозвучал из-за забора голос колдуна, сопровождающийся чавканьем земли. – Они же изверились! Навешали лики кумиров на стены, на шеи, рабами божьими нареклись – толку-то от сего?! Толку – ноль! Без веры живут, что щи без капусты! Ха-ха!
- Да на что тебе люди?
- Дух надобен, сами люди мне ни к чему!
- Зачем? В толк никак не возьму…
- Чтоб земля не отторгала! Не держит земля меня, не носит на груди своей, как иных…. А дух у нынешних людей тяжелый, пропитанный жаждой денег и власти, на вес – так словно гиря пудовая. Коли духом людским завладею, то поживу еще лет десять, будет он меня удерживать, авось, землица меня не проглотит!
- Что-то не пойму я твоих речей! Ежели дух тяжелый, то почему же он утонуть тебе не поможет, а наоборот – удержит?
- Потому что был бы дух не обременен материальным да насущным, то вообще бы в облака улетел! Отринули бы люди все – летали бы вольные, как птицы. Но дух у людей нынче приземленный, тяжелый, то бишь. А что значит приземленный, коргоруши?
- То, что к земле тянет?
- Вот именно! Теперь уяснили?
- Уяснили.
Не говоря больше ничего, побрел колдун к своему дому, ругая землю, которая даже зимой пытается засосать его, будто трясина, и отправить к навьям в подземный мир.
Мурашки бежали по барабашкиному телу, била частая дрожь. Никак не мог успокоиться малыш и тем более уснуть.
- Ты чего постанываешь? – спросил проснувшийся барабаш.
Запинаясь и постоянно оглядываясь, словно колдун вот-вот появится откуда-нибудь из-за спины, поведал барабашка старшему товарищу обо всем, что довелось ему видеть несколько минут назад.
Барабаш прижал малыша к себе, стал нашептывать успокаивающие слова, поглаживая по голове. Долго еще поскуливал малыш, хлюпая носом и что-то бормоча, точно сегодняшним утром перебаечник, но ближе к утру, все же, уснул. Лучи солнышка приласкали его, отогнали злые чары и успокоили душу, воочию позревшую злую силу.
Пробудился барабашка на подоконнике, где и уснул утром. Человек куда-то ушел по своим делам. Ну и пусть – все равно вернется! Главное барабаш рядом. С ним ничего не страшно. Полка книжонка продолжала непривычно пустовать и, глядя на одинокую шахматную фигурку черного коня, пылящуюся среди книг, становилось пусто и безрадостно. На подоконнике было тепло – снизу греет батарея, а все щели в окне люди заклеили, чтобы не проникала стужа, навеянная трескунами-мароссами.
Барабаш достал из сумочки хлеба, печенья и бутылочку, которую ему подарил бабайка. В бутылочке было молоко. Оно имело ни на что непохожий вкус. Было густым и жирным, питательным. Зимой у бабайки всегда было молоко – так, во всяком случае, говорил малышу барабаш. Когда снег устилает все землю, ровно праздничный белый ковер, куда деваться божьим коровкам? Не замерзать же, в самом деле? Бабайка, когда жил в погребе собирал их у себя, выделял им особое место, кормил, в тепле сберегал, а они ему за это молоко давали.
- А они такие же разумные, как и мы? – удивился барабашка.
- Нет, - засмеялся барабаш. – Они равноценны коровам, которых люди доят.
- Как же сейчас спасаются божьи коровки от трескунов и холодов? Ведь бабайка переехал давно в подпол, а в погребе живет дворовой.
- Бабайка изучил весь подпол, нашел закуток, куда люди точно не доберутся, и теперь там спасает божьих коровок.
- А букашкам не скучно в мрачном помещении?
- Ничуть! Зимой они все в полузабытье находятся, им самое главное – не замерзнуть.
- Молодец бабайка!
- Угу. Ешь, малыш, набирайся сил.
- А что мы делать будем?
- Надо во двор сходить, проведать дворового…
От этих слов барабашка едва не подавился, закашлялся, замотал отрицательно головой:
- Нет! Нет-нет! Не пойду я во двор – там, напротив нас, дом злого деда стоит! Не пойду!
- Тише-тише! – успокоил барабаш, поглаживая малыша по голове. – Я один схожу, а ты здесь посидишь, я занятие тебе найду…
- Не хочу один! – заупрямился барабашки, содрогаясь всем телом при вспоминании о минувшей ночи.
- Что же делать? – задумался барабаш. – Может, с Зеркалицей поиграешь, покуда я к дворовому ходить буду? А с кем еще тебя оставить? Кошке и кикиморе я нынче не шибко доверяю, тебе они, конечно, не навредят, в этом я уверен, но отношения у нас натянутые… ну, из-за той склянки с валерьянкой. Дуются они все еще на меня. Рюрик – шалопай, не велика надежа. Домовуша, небось, над оберегами трудится – не след отрывать его от занятия. В подпол спускаться… – не охота крюк делать…
- Ладно, - натянуто улыбнулся барабашка. – Пойду к Зеркалице, давно я у нее не был.
- Ты не беспокойся. Я мигом – лишь посмотрю как дела у дворового и обратно.
- Да что с ним случиться могло?
- Ты сам говорил – коргоруши колдуна не пропустили, а дворового нигде поблизости не было.
- Не было… - молвил барабашка и понял причину тревоги собрата. – Вдруг с ним что произошло?
- Вот это мне и надобно разузнать!
Потом барабаш позвал Рюрика, который неподалеку беззаботно охотился на солнечных зайчиков, попросил отвезти малыша в соседнюю комнату к Зеркалице и приглядеть, если что.
Зеркалица, улыбчивая и веселая, возникла неожиданно и подмигнула барабашке.
- Привет, - будничным голосом отозвался малыш.
- Что случилось? – зазвенел голос девицы. – Праздник на носу, а ты не весел!
Барабашка, перебарывая страх, поведал о колдуне, поселившемся по соседству, о подполянике и перебаечнике. Тут и Зеркалица опечалилась, приугрюмилась, а само зеркало, словно помутнело, посерело, утратило свою ясность.
- Ой-ой-ой, - простонала Зеркалица. – Как же быть? Что же делать? Нельзя подпускать колдуна ко мне!
- Разбить зеркало может? – спросил барабашка.
- Хуже – может порчу на меня навести! Не будем о плохом. Ты заметил…?
- Что?
Зеркалица, посмотрев по сторонам, прошептала:
- Та заметил, барабашка, что я перестала отражать тебя?
- Ой! И вправду! – воскликнул малыш. – А почему?
- Потому что ты подрос, все дело в этом! Я раскрою тебе одну тайну…
Барабашка вплотную пододвинулся к зеркалу:
- Слушаю!
- Мир делится на множество уровней. На каждом уровне обитают свои создания. Уровни мироустройства отличаются между собой, и их обитатели отличаются. Мир людей, Земля, как сами они его называют, – это один уровень. Он плоский, как блин, поэтому в древности мудрецы утверждали, что земля – плоская! Люди глупеют от поколения к поколению, отдаляясь от природы, от бога, и нынешние ученые смеются над своими предками и их виденьем мира, утверждая, что Земля эллипсоидная.
- Так и есть, - сказал барабашка.
- Это планета Земля эллипсоидная, - согласно кивнула Зеркалица. – Но мы-то с тобой говорим об уровнях мироздания, мироустройства!
- Ага!
- Помимо мира людей – множество иных уровней, целой жизни не хватит, чтобы все перечислить и изведать. Но основных – всего три.
- Какие?
- Правь – там обитают высшие сущности – по сути своей боги. Явь – мир людей, ныне же – плоский уровень. Все что в Яви творится – зарождается в Прави и от нее исходит.
- А какой третий основной уровень?
- Навь! – шепотом сообщила Зеркалица, и глаза ее забегали по сторонам. – Туда отправляются души ушедших из Яви. Если душа светлая и открыта богу, солнечному свету, то ничего дурного с ней случиться не может. Там она отдыхает, набирается сил, очищается от явной скверны и идет к Свету, дабы получить от него свой рок. Рок определяет то, чем в дальнейшем будет душа заниматься: то ли вновь отправится в Явь, то ли в Прави останется, то бишь перейдет на новый уровень.
- А если у человека душа злая? – спросил барабашка, думая при этом о колдуне, которого земля хотела поглотить.
- Если у человека темная душа, - Зеркалица говорила тихо и быстро, чтобы не навлечь напасти, - то будет она в Нави пребывать, пока не прозреет и не повернется к богу, которому жизнью обязана. Слышала я, что многие злые души, обратившиеся в духов, обречены целую Вечность провести в Нави, ибо насквозь тьмой пропитались.
- Вечность? – подивился барабашка.
- Вечность! Покуда в Прави бог не прекратит двигать Время.
- А если прекратят двигать Время, что тогда будет?
- Тогда иссохнет русло реки Времени и завершится то, что не имело начала – сама Жизнь.
- Ох! – барабашка вновь почувствовал противное прикосновение страха. – Когда же река Времени иссохнет?
- Когда кончится Вечность.
- Не понимаю я чего-то… - устало и растерянно проговорил малыш.
- Сложно это все уразуметь, - согласилась Зеркалица. – Я и сама до конца не понимаю.
- Но начали-то мы разговор не об этом! – напомнил барабашка. – Почему я больше не отражаюсь?
- Не отражаешься ты только в человеческих зеркалах, точно так же, как и домовой, и кикимора, и дворовой и все остальные.
- Почему?
- Потому что мы все существуем на одном уровне. Холодное мертвое стекло зеркала видят люди на своем уровне, а на нашем уровне вы видите меня, Зеркалицу!
- А раньше ты меня отражала!
- Ты был маленьким, но теперь-то вырос и окончательно утвердился на своем уровне.
- Каков же наш уровень? Явь?
- Полуявь.
- Между сном и бодрствованием? – изумился барабашка.
- Нет. У слова «полуявь» есть иное значение – порубежный уровень, разграничитель между уровнем людей, Явью, и уровнями духов и высших сущностей, Навью и Правью.
- Ага. Значит, все мы в полуяви, - начал соображать малыш. – Вот из-за чего люди нас не замечают. Только колдуны…
- Колдуны, ведуны, знахари, - стала перечислять Зеркалица. – Люди, принявшие одурманивающие вещества, тоже могут нас увидеть, но они невменяемы под действием дурмана, и потому им не верят, если они о нашем мире начинают рассказывать.
- Как все завернуто-перевернуто! – выдохнул барабашка. – Трудно разом такое в голове уместить.
- Да, не просто, - рассмеялась Зеркалица, словно колокольца на ветру зазвенели.
Тут послышался голос барабаша, вернувшегося со двора.
- Ой, сколько же я тебе наговорила тут! – забеспокоилась Зеркалица. – Но тебе можно доверять, правда, ведь, кроха?
- Да! – сразу же дал ответ барабашка.
Зеркалица улыбнулась ему и подмигнула:
- Пойду я, притомилась от россказней.
- До свидания! – помахал рукой малыш.
- До свидания! – растворяясь в зеркале, ответила девица.
В комнату вошел барабаш, еще поеживаясь от морозного дыхания ветра.
- Малыш! Как ты тут без меня, не скучал?
- Нет, - весело сказал барабашка. – С Зеркалицей не заскучаешь!
- О! Вижу общение с ней пошло тебе на пользу! Ты уже и развеселился!
Барабашка соскочил на пол, и они вместе с барабашем отправились в родную комнату, где, лежа на кровати, человек смотрел телевизор. Взобравшись на подушку, они присели рядом с ухом.
- Все в порядке с дворовушей? – поинтересовался барабашка.
- Да, он в норме. Зря только я его разбудил, - улыбнулся барабаш.
- Почему же вчера он не помогал коргорушам отпугивать колдуна?
- Дворовой в это время заговорами запечатывал калитку от всякой злой силы. Вроде как хорошо, крепко, запечатал.
- А-а, тогда я спокоен, - беззаботно отозвался малыш.
«Обед готов!» - крикнула человеку родительница с кухни. Барабашки уселись на плече своего человека, решив, что хватит ему без них обходиться. Во время приема пищи люди постоянно разговаривали и поэтому не замечали, что барабашки берут их еду.
Конечно, ввиду своих размеров, много ни барабаш, ни барабашка взять не могли – всего лишь малюсенькие кусочки. А брали человеческую пищу не потому, что были голодны, а потому, что просто захотелось изведать новых вкусов. Ни большому, ни маленькому барабашке людские кушанья не понравилась.
- Тьфу! – скривился барабаш. – Химия сплошная!
- Наша еда вкуснее, - поддержал барабашка.
Домовой с кикиморой в это время за газовой плитой, в своем жилище, обедали. Кошки ели из мисок на полу странный корм, который им давали хозяева из пестрых пакетиков, попробовать такое у барабашек даже желания не возникало.
Все было хорошо и спокойно. Но не долго.
Завершив трапезу, люди стали убирать со стола грязную посуду. И в это время барабашка увидел в окно, что к калитке подошел седой колдун. Но отворить ее он не смог – видно, подействовали заговоры дворового.
- Чего он не входит? – прозвучал голос родительницы человека, у которого жили барабашки.
- Не знаю, - ответил ей родитель. – Может, калитка заперта?
- Я утром вроде бы отпирала, - ответила родительница.
- Пойду-посмотрю, - сказал родитель.
- Зови его в дом! – крикнула вслед родительница. – Как раз, чаем напоим!
- О, нет! – простонал барабашка. – Как же так?
Барабаш был молчалив, сосредоточен и суров.
Воздух сразу сделался тяжелым, затхлым, как только старик зашел на кухню. Ему налили чаю, усадили за стол. Колдун в своей манере поджал ноги, а в голове барабашки тут же прозвучал замогильный голос, сопровождаемый лязгом зубов: «Земля меня не держит!». Ни печать дворового на калитке, ни обережные кружева домового над входной дверью не являлись для колдуна помехой – ведь он с разрешения хозяина вошел во двор, человек сам отпер ему калитку и пригласил войти, а потом и в дом проводил. На хозяев и обычных людей чары хранителей не действовали. В таких случаях нечисть проникнуть могла только, если хозяин дома сам разрешит злому духу зайти. Именно это сейчас и случилось.
Стоило лишь колдуну усесться за стол, как кошки сразу же убежали с кухни.
- Пошли скорее к домовуше! – сказал барабаш.
Они спрыгнули на пол, но не успели добежать до газовой плиты, как услышали доброжелательный голос колдуна.
- Не знаю, останусь ли в деревни на праздники, решил сразу вам подарочек принести, - обращался он к родителям человека, у которого жили барабашки.
- Ой, ну что вы! – засуетилась смущенная родительница. – Не стоило!
- Стоило-стоило! – с улыбкой возразил колдун. – Мы соседи, все-таки! Надо связи налаживать. Примите, пожалуйста, а не то обижусь.
- Да нам-то в ответ и подарить нечего!
- Ничего страшного! – улыбнулся колдун. – Успеется еще!
Подарком оказалась фарфоровая статуэтка ангела, держащего в руках арфу.
- Очень красиво! Спасибо! – растрогалась родительница человека, у которого жили барабашки.
Тут из-за плиты, что-то жуя, вышел розовощекий домовой. Он уже пообедал и хотел посмотреть, что в доме творится. Тут он и наткнулся на барабашек.
- Вы ко мне? – промолвил домовой спокойным умиротворенным голосом.
- К тебе.
- Что-то не так? Или пообедать захотели? Там, у кикиморы, ежели чего пироги еще остались. Вкусные такие, поджаристые, с капустой, с картошкой…
- Обожди! – резко оборвал барабаш. – Посмотри, кто у наших людей в гостях!
- Батюшки святы! – домовой сорвал голубую панаму с головы и принялся нервно мять в руках. – Ах, тать! Как же он прошел заслоны?
- А его родитель нашего человека провел! – с едкой иронией отвечал барабаш, раздосадованный не меньше домового, усилия которого по созданию оберегов пошли прахом.
- Горе мне с незрячими, - покачал головой домовуша, возвращая панаму на голову. – Ну-ка, попробую сейчас поворожить!
Он встал, широко расставив ноги, поправил панаму, которая съезжала на глаза, и начал делать руками пассы. Ничего вроде бы не происходило, а потом воздух едва уловимо заискрился. Но тут колдун, уличивший момент, когда люди ушли на минуту с кухни, чтобы убрать подарок, почуял ворожбу домового. Повернул голову в ту сторону, где стояли домовуша с барабашками, усмехнулся, обнажив желтые зубы, и отрицательно покачал головой. На долю секунды показалось барабашке, что вместо глаз у колдуна появились зияющие черные провалы, как минувшей ночью. На полуявных обитателей дома из этих самых провалов посмотрел непроницаемый черный мрак. И будто мертвечиной запахло.
Обессиленный домовуша, тяжело дыша, рухнул на пол:
- Словно семь верст без продыху бежал!
- Никак, родимый? – помогая подняться, спросил барабаш.
- Никак, - сокрушенно молвил домовуша. – Чует меня проклятый, не дает чародейство творить!
- Как же быть? – шмыгнул носом барабашка.
- Мы только ждать можем, когда уйдет колдун, чтоб его пакости попытаться предугадать и предотвратить, - ответил домовой и сел, прислонившись спиной к плите.
Его примеру последовали барабашки.
Еще немного посидев, сосед засобирался. Поднявшись, он тряхнул седыми лохмами и, как показалось барабашке, что-то черное упало на пол и быстро заползло под стол.
- Видели? – воскликнул малыш.
- Угу, - мрачно отозвался домовуша. – Только он уйдет, я весь дом переверну вверх дном.
Прощаясь, колдун пожал руку человеку, у которого жили барабашки, а потом его родителю и, наконец, покинул жилище.
Все облегченно вздохнули. Невесть откуда кошки вновь появились на кухне и не избежали грозного окрика домового:
- Эй, вы, кошечки-мурочки! Не стыдно ли вам пищу просить, когда чуть что, как дворняги, хвосты поджимаете и прочь бежите?
- Не ругайся, домовуша, - промурчала кошка мадам Эльза. – Если ты против него слаб, то каково же нам?
- А, ладно! – отмахнулся домовой. – Проверьте-ка, кого нам сосед под стол запустил.
Кот и кошка все осмотрели, и не только под столом.
- Никого… - мяукнул Рюрик.
- Никого? – переспросил домовуша.
- Никого! – подтвердила мадам Эльза.
- Странно, - потер бороду домовой. – Вы проверяете гостиную, кошечки-мурочки. Вы идете к своему человеку, барабашки. Я же кикиморе накажу за кухней присматривать, потому что точно что-то черное здесь прошмыгнуло, а потом каждый угол осмотрю.
К вечеру домовой совсем выбился из сил. Он-то полагал, что способен даже крошечную бусинку, пропавшую три года назад, без труда отыскать в родном доме. А вышло, что даже принесенную колдуном нечисть, которую отчетливо видел сегодня днем, выявить не удалось. Как же так? Может, и не было ничего? У страха глаза велики, а страх перед колдуном испытывали все, не исключая самого домового. Вот и привиделось, наверное, невесть что.