Сущность же дела заключается в том, что "мир в себе" действительно существует и то, что мы принимаем за действительное положение вещей, полагая, то что мы осознаем в качестве окружающей нас действительности и есть она сама - является на самом деле глубочайшим (по выражению Канта) "заблуждением разума". Мысль эта, как я уже отметил, не нова. Однако это обстоятельство, т.е. то, что данная проблема имеет давние исследовательские традиции и сложившиеся на их основании взгляды на познание мало что меняет в нашем понимании окружающего мира и сознания, их взаимоотношения в существовании. Ведь оттого, что мир непознаваем- а именно такой вывод следует из теорий, критикующих достоверность воспринимаемого человеком образа мира - этот вывод, повторяю, сам по себе не является тем знанием, которое может служить основанием для дальнейшего, действительного исследования бытия. Человек вполне может быть согласен с Беркли и полагать вместе с ним, что чувства, дающие ему информацию об окружающем мире, самому этому миру не принадлежат и тем не менее он будет строить свои взаимоотношения с этим миром, основываясь именно на своих чувствах, поскольку ничего другого ему не дано. Критическое отношение к самим этим чувственным данным как бы далеко оно не заходило ничего не меняет в этом отношении.
Можно также быть вполне согласным с Кантом, подвергшим критике разум, претендующий на познание того, что познать ему не дано. Согласиться с тем, что рассудок может познать только то, что является предметом транцендентального опыта, а все остальное должно быть отброшено как недоступное для понимания. Можно со всем этим согласиться, но вместе с тем нельзя заставить себя не думать над тем, что не попадает под какую-нибудь категорию или логическое суждение. Что толку от теорий вполне убедительно показывающих, что образ мира, воспринимаемый нами ложен, если они ничего не дают сознанию для того, чтобы оно могло увидеть каким-то образом мир истинный.
|
Сознание представляет, что мир изначально устроен гармонично, т.е. таким образом, что все в нем находится в причинно-следственных связях и задача сознания обнаруживать их постепенно расширяя и формируя гармоничную картину мира посредством соединения этих отдельных цепочек причинных связей в одну логическую цепь знаний.
Таким образом познание происходит по такому принципу: "Есть окружающий мир, скрывающий от нас тайну своего "устройства" и есть мы, пытающиеся разгадать эту тайну, используя "данное нам природой" сознание как орудие познания. Но ложность такого соотношения в познании сознания и окружающего мира вскрывается простым, естественным вопросом: откуда сознанию известно изначально, что в природе есть законы, т. е. повторяющиеся связи причин и следствий, которые оно, сознание должно открыть? Почему мы полагаем, что установив причину какого-либо явления, мы узнаём одновременно с этим и устройство мира?
Первым ясно сформулировал (согласно Канту) этот вопрос Давид Юм: Юм исходил главным образом из одного, но важного понятия метафизики, именно понятия о связи причины и действия... Он неопровержимо доказал, что для разума совершенно невозможно мыслить априори и из понятий такую связь, ибо эта связь заключает в себе необходимость, а между тем невозможно понять, каким образом из того, что нечто есть необходимо, должно быть также нечто другое" и там же: "Вопрос был не в том, правильно ли понятие причинности, пригодно ли оно и необходимо ли для изучения природы: в этом Юм никогда не сомневался; но мыслится ли это понятие разумом априори и имеет ли оно таким образом независимую от всякого опыта внутреннюю истинность, а чрез это и не ограниченное одними предметами опыта применение, касательно этого Юм требовал объяснений. Речь шла о происхождении понятия, а не о его употреблении; если бы было объяснено его происхождение, то отсюда бы вышли сами собою условия его употребления и объем его приложимости" (И. Кант "Пролегомены..."). Это замечание Юма прервало его, Канта, по его же словам "догматическую дрему" в которой он пребывал и подвигло его на грандиозный труд по исследованию соотношения познающего разума и природы, результатом которого стала его работа "Критика чистого разума".
|
Исходным постулатом этой работы стала гениальная догадка Канта о природе познания. Он четко и недвусмысленно заявил, что законы природы не принадлежат ей самой, а превносятся в нее сознанием. Эти законы представляют собой ничто иное как способность разума, или точнее сказать его познающей части - рассудка соединять в суждениях чувственные данные (воззрения), которые (суждения), соединившись с соответствующей категорией получают статус всеобщности, т.е. знания, истинности. Капитальный труд, посвященный описанию перевода эмпирических наглядный представлений в знания (чем по сути и является в основной своей части "Критика чистого разума") достоин всяческого восхищения и уважения. Однако ценность этого труда, как источника достоверных сведений о сущности познания, изрядно подорвана тем обстоятельством, что Кант так и не смог указать способ происхождения в сознании (рассудке) суждений и категорий (и поэтому вместе с Юмом полагал, что причинность есть нечто, что "пригодно и необходимо для изучения природы"). Он просто и честно сказал, что не знает почему именно такие категории и именно в таком количестве находятся в рассудке. Он назвал их логическими, т.е. изначально существующими. (Позже Гегель использует эту мысль Канта и разовьет ее в своей "Логике"). Таким образом, вся система познания Канта (система транцендентального идеализма) повисает в воздухе. Попытка Гегеля подвести под эту систему познания основание путем объяснения происхождения логических суждений и понятий ничего в этом отношении не изменила. Истоки сознания в природе, а в не абстракции.
|
(К слову сказать, Кант так и не выполнил публично данного в некотором роде обещания Юму объяснить сущность категории причинности. Нельзя же считать объяснением простое включение ее в состав двенадцати других таких же логических категорий).
Итак есть (по терминологии Канта) чувственные наглядные представления, являющиеся основанием для познания, которые сами по себе есть продукт природы и образуются в организме (мозге) под воздействием на него "мира в себе". Затем эти воззрения упорядочиваются в пространстве и времени, образуя так называемые "явления", которыми и оперирует рассудок в своей работе по построению "объективной" картины мира. Сам же по себе мир, т.е. мир, находящийся вне сознания, рассудка с его категориями познанию не подлежит, поскольку вне сознания нет и познания.
Таким образом, у нас есть способ познания, основанный на агностицизме, как не парадоксально это звучит. Есть система познания (рассудок, опыты, научные теории, приборы, исследования и т.п.), которая ограничена с двух сторон двумя темными, неизведанными областями: С одной стороны "мир в себе" - с другой - исходные условия его познания (категории, суждения). Со времен Канта в этом отношении, как можно видеть, ничего не изменилось. Быть оптимистом и полагать, что такая система познания дает адекватное представление об окружающем мире можно лишь при условии, что мы закроем глаза на наличие этих неисследованных областей, ограничивающих наше познание и не будем о них думать. Именно так и поступает наука, в противном случае она была бы парализована в своих исследованиях отсутствием научного (в Гегелевском смысле этого слова, т.е. истинного) основания познания. Ученые работают не задумываясь над условием происхождения своих знаний и соответственно не подвергают сомнению их адекватность исследуемому предмету. Они просто полагают, что то, что воспринимает их сознание и есть мир сам по себе и вследствие этого законы, которые они в нем обнаруживают несомненно ему и принадлежат.
4
Но то наука. А что же философия? Ведь именно ее задачей является установление соответствия научных данных о мире ему самому. Именно она обязана (по моему мнению) указать на основания, которые делают полученные наукой данные о мире и обществе знанием о нем или объяснить, почему это невозможно сделать и в таком случае признать, что наука показывает нам сам мир каков он есть по себе. Но нет, со времен Канта и Гегеля философия более не возвращалась серьезно к проблеме познания и она находится сейчас на том же уровне исследования, на котором ее оставили эти мыслители. Но оттого, что делается вид, что проблемы познания (в том виде, в каком я ее выше сформулировал) не существует, она не исчезает. Мало того, она обостряется и отсутствие продвижения в этой области бытия сознания сказывается все отчетливей и недалеко то время, когда наука не имея от философии никакой помощи может зайти в тупик, а вместе с ней там окажется и вся современная цивилизация.
Философствование, основывающиеся на убеждении, что осознаваемый мир и есть действительный мир, не имеет оснований ни для самого такого философствования, ни для доказательства его истинности. "Мир в себе" и основания познания -две стороны одной медали по имени "осознание познания". Не разглядев их, мы не увидим и саму медаль.
Если философ утверждает, что "мира в себе нет", то он обязан указать на основания, которые рассеяли бы всякое сомнение относительно истинности получаемых сознанием знаний. Причем эти основания не должны подменяться сентенцией типа: "я в этом убежден". Но таких оснований пока нет.
Кантовские логические суждения рассудка (единственные реально предъявленные пока в истории философии основания познания) есть по своей сути ничто иное как априорное знание о том, что окружающий мир в своей сущности гармоничен, поскольку именно они выстраивают любые воззрения в причинно-следственную связь. Таким образом, Кант ставит в основание познания (логические суждения) то, что познать еще предстоит (мир в гармонии). Отсюда следует, что "мир в себе" есть неизбежное следствие отсутствия знания об основаниях познания или, что тоже самое, отсутствия знания о сущности сознания. Имея такие исходные данные в деле осмысления познания, Кант неизбежно сводит всю эту проблему к поиску и описанию самого "процесса познания", который состоит в том, что общее исходное знание о мире как причинно-следственном в своей сущности разделяются на частные знания его устройства (законы природы и законы мышления).
Следствием такого подхода к познанию стало то, что Кант не может дать убедительное разрешение им же сформулированных антиномий чистого разума, поскольку разрешение их лежит за пределами понимаемой Кантом сущности сознания и возможно только как следствие определений истинных оснований познания, т.к. эти антиномии отражают сущность самого сознания как познающей субстанции.
6
Однако, как я уже говорил, в самом начале этой статьи, сами по себе утверждения о существовании непознаваемого мира "в себе", как бы убедительны они не были мало что дают сознанию. Знание о том, что осознаваемый мир есть мир неистинный и при этом существующий без всякой надежды на познание его действительной сущности, является знанием пустым, только раздражающим ученых и смущающих философов, изначально ставя под сомнение результаты всех научных и философских откровений (если таковые имеются). Действительно, знание, способное обогатить человеческий разум в его познании бытия, не может основываться на голом отрицании, каковым в данном случае является отсутствие оснований познания без анализа причины такового их небытия. Оно, это знание не может иметь также в своем основании веру, как это имеет место в случае с гностицизмом.
Иными словами, необходимо знание, которое могло бы стать основанием не только в познании окружающего мира, но и в познании самого этого познания. Агностицизм не дает такого знания. Он только указывает на его необходимость и в таком своем виде становится (словами поэта) "сухой теорией", не дающей пищу познанию. Гностицизм же есть естественное состояние сознания (о чем ниже), но его "зеленое древо" достигнув в своем цветении определенной высоты и ширины, рискует однажды упасть не имея под собой основания о необходимости которого предупреждает агностицизм. Таким образом, новое знание должно соединить в себе критический агностицизм и живой, познающий гностицизм и стать единственным действительным знанием о сущности окружающего мира и познающего его сознания.
7
Но как возможно такое знание? И вот здесь мы приближаемся к существу проблемы. Но прежде, чем вплотную заняться ей, мы должны ответить на вопрос: что является причиной того, что усилия многих мыслителей, ставивших своей целью разрешение проблемы познания не привели к сколько-нибудь единообразному пониманию познания. Через несколько веков существования этой проблемы в истории философии мы имеем только две неоспоримых точки зрения на познание: гностицизм и агностицизм, которые и были с самого начала тем исходным противоречием, что давало толчок к исследованию познания.
Обозревая мысленно труды, посвященные разрешению этой проблемы, можно увидеть нечто общее, что их объединяет, несмотря на всю их оригинальность. Это общее - есть неизменно повторяющееся разделение единого сознания на некую познающую субстанцию и на сам механизм, аппарат познания с помощью которого эта субстанция познает. Причем упор делается именно на исследовании процесса познания, результатом которого становятся знания об окружающем мире. Сама же познающая субстанция просто обозначается как несомненно и изначально существующая под каким-либо названием: "Я", самосознание, апперцепция, познающий дух и т.п.
Причиной же того, что такая точка зрения на исходные составляющие сознания является общей для всех философов (даже разделенных веками в своем пребывании в этом мире) есть то обстоятельство, что указанная исходная посылка не есть осмысленное, осознанное убеждение, а есть состояние самого сознания, проявление его сущности или, если говорить еще точнее и есть оно само.
Процесс познания не разделяется на познающую субстанцию, познающий аппарат и окружающий мир, но сознание в своей основе существует в форме восприятия окружающего мира в причинно-следственной связи. По этой причине оно разделяет все им воспринимаемое и себя в том числе на субъект действия и само действие, на причину и следствие. "Я мыслю" - это и есть форма существования сознания. Именно эта особенность восприятия окружающей действительности и выделяет сознание из природы. Именно ее наличие является первичным отличительным признаком человека от животного.
Чувства, которые несут информацию мозгу принадлежат природе и в этом качестве адекватны ей. Но построенные в причинно-следственную и временную последовательность они образуют сознание и уже в этом качестве не соответствуют природе, не отражают действительную ее сущность.
А поскольку причинно-следственный и временной мир мы называем "гармоничным", то соответственно, настоящее, естественное состояние окружающего мира есть хаос.
8
В чем конечная цель познания? Очевидно в получении действительной всеобъемлющей картины мира. Но истинная картина мира совсем не та, которую пишет сознание вот уже много веков. Истинный мир это тот мир, который находится вне сознания, сам по себе. И только знание именно такого мира, хотя бы вначале только в некоторых его проявлениях и будет настоящим, истинным знанием бытия.
Но как возможно познать то, что находится вне сознания? Как можно осмыслить неосмысляемое? Ведь где нет сознания, там нет ничего. Мир существующий есть только тот мир, который воспринимается сознанием и никакого другого мира мы не знаем!
Человек не может воспринимать мир как воспринимает его животное, если он, конечно, находится в здравом уме и памяти. Животное реагирует своими чувствами только на элементы природы, которые ему необходимы для его существования и продолжения рода. Все связи в природе определяются его инстинктами, которые и есть сама природа. Весь остальной мир для него - хаос. Сознание же разрушает этот естественный хаос и переводит мир в причинно-следственное и временное состояние - гармонию и в этом качестве реализует себя в бытии, в такой форме связи чувств и существует.
Да, мир вне сознания не познаваем сам по себе, но остается сознание, исследовав которое можно определить некоторые черты "мира в себе". Образно это можно описать следующей картиной: Если представить "мир в себе" темной непроницаемой областью, а сознание такой же областью, но только светлой, то извилистая причудливая линия, лежащая на границе этих областей будет линией, очерчивающей мир, каким его воспринимает сознание. Однако форма выступов и изгибов этой линии не зависит от состояния мира в себе. Вся его конфигурация определяется (как справедливо на это указывал Кант) самим сознанием. Сознание воспринимает мир им же, сознанием созданный как истинный по той причине, что не знает как образуется эта линия, не знает себя и узнать не пытается., а просто воспринимает принадлежность получаемых им знаний о природе как нечто само собой разумеющееся. Поэтому, если все же проникнуть в сущность самого сознания и через это понять как образуются "знания", то знания, обратные этим знаниям (обратная сторона линии), будут знаниями о "мире в себе."
Попросту говоря, знания о мире в себе будут образовываться как результат разрушения созданной сознанием гармонии на основании знания принципов его создания. Таким образом, основные усилия в познании сущего должны быть приложены не к познанию окружающего мира, а исследованию сознания.
И первый шаг в этом направлении мы уже сделали. Понимание сознания как цельного восприятия окружающей действительности во времени и причинности полностью меняет подход к его изучению. Прекратив разделение сознания на субъект познания, познающий механизм и объект познания, мы освободились от необходимости поисков и описания как познающей субстанции так и "процесса познания", и теперь все усилия могут быть направлены на исследование самого сознания как феномена бытия. Кроме того, такое понимание сознания само уже определяет и направление по которому следует двигаться на пути его осмысления. Мне представляется что для понимания сущности сознания следует уяснить: как в живой природе могло возникнуть такое явление как восприятие мира в причинно-следственной и временной связи, которое и стало тем кем мы являемся, т.е. сознанием.
Сущность всякой вещи, всякого явления в его происхождении. Именно такой подход к пониманию природы истины может на мой взгляд привести исследование сущности сознания к положительному результату. Поэтому исследование сознания должно происходить через исследование его происхождения в бытии, т.е. через генеалогию. Неудачи философии на пути постижения сознания и познания были следствием как раз противоположного генеалогии подхода. Все философы, пытаясь проникнуть в суть сознания рефлексировали над своим собственным сознанием, которое "услужливо" всякий раз показывало им собственную природу, представляясь соединением действия и результата, причиной и следствием и уводила всякий же раз исследователя на тупиковый путь поиска несуществующего "процесса" познания. Философ, познавая таким образом сознание, находится внутри его самого и мыслит о сознании в навязанной ему его же сознанием форме разделения и соединения всего сущего в себя в том числе во временной и причинной связи.
Конечно, сознание не может мыслить иначе чем так, как оно мыслит и в чем выражает свою сущность. Но как раз понимание всего здесь сказанного о сознании выводит познание на новый уровень. Теперь философия получает возможность выйти из замкнутого круга собственного индивидуального сознания и разделить в познании собственное сознание и сознание познаваемого, поскольку эти сознания будут весьма отличаться друг от друга. Я бы назвал такой способ философствования философией сверхсознания.
Сознание не может понять сущность природы как живой так и неживой по той причине, что не может определить ее происхождения в бытии. Но смысл любой вещи, вышедшей из рук человека, всегда доступен, поскольку она (вещь) имеет начало в своем происхождении.
Сознание в своем отношении к познанию находится как бы между этими двумя крайностями: природой и созданной человеком вещи. Оно не рукотворно и поэтому не несет в себе смысл ее создателя, и в то же время имеет начало в своем происхождении. Никто не станет отрицать того факта, что было время, когда на земле не существовало жизни вообще и следовательно не существовало и сознания. Индивидуальное сознание не имеет для себя начала, поскольку существует только в форме осознания себя уже существующим. Поэтому философ, исследующий собственное сознание с намерением понять его сущность, заранее обречен на неудачу. Но абстрактное сознание, выведенное из сознания индивида посредством понимания формы его существования в бытии, вполне пригодно для исследования.
Безнадежная для познания неразделенность исследуемого сознания с исследующим, заменяется удобным для научного познания отношением субъекта и объекта, посредством разделения сознания философа и абстрактного, исследуемого сознания во времени. Таким образом сознание получает возможность исследовать себя используя свою же временную и причинно-следственную сущность. То что служило философам препятствием для познания сознания (природа сознания) теперь, после уяснения взаимоотношения сознания и познаваемого им мира оказывается инструментом познания. Находясь на пути следования сознанием своей природы познать само сознание и познание не представляется возможным. Но сверхсознание, поднявшись над сознанием посредством понимания этой самой природы, имеет неплохие шансы достичь важнейшей для человека цели - познания его собственной сущности.
10
Я говорю, что сознание философа и исследуемое сознание будут разделены во времени, имея в виду то обстоятельство, что изучение сознания придется начать с тех отдаленных времен, когда оно только начало формироваться; а первые проявления наличия на Земле мыслящего существа относятся к периоду отстоящему от нас сотни тысяч лет вглубь веков.
Разумеется нам вряд ли когда-нибудь станет известен действительный процесс появления сознания. Поэтому то, что я изложу ниже будет только гипотезой, которая тем не менее должна быть впоследствии подтверждена согласующимися с ней новыми взглядами на окружающий мир и само сознание.
В этой краткой статье я постараюсь рассмотреть только причинно-следственную форму сознания. (Полное описание временной формы существования сознания проделано в моей работе "Временной аспект генезиса сознания"). К тому же этого мне вполне достаточно будет для того, чтобы передать особенности взаимоотношения сознания и познаваемого им мира как объекта познания для сверхсознания (что, собственно и является целью этой статьи).
Одна такая особенность заключается в том, что условия, приведшие к зарождению сознания в те давние времена, были совершенно иными, нежели условия, в которых формируется современное сознание (под "современностью" я здесь подразумеваю всю так называемую "писаную" историю человечества, т.е. примерно 5-6 тыс.лет). Поэтому и направленность сознания как в существовании так и в понимании своего назначения была естественно иной.
Сознание возникло из живой природы (которая в свою очередь вышла из неживой). Я исхожу в своих построениях именно из этого, очевидного для меня факта. Всяческие теории о транцендетальном происхождении разума есть лишь проявление бессилия сознания в самопознании. Но природе принадлежал (и принадлежит) лишь сам материал, оказавшийся веществом, содержащими в себе необходимые качества для появления сознания. Этим материалом стал мозг некоего стадного животного, внешне напоминавшего большую обезьяну. Однако само по себе наличие такого вещества еще не является достаточным условием для возникновения сознания. Здесь нет простой связи: есть подобный мозг - значит будет и сознание. Сознание не материальная субстанция и не стала за тысячи лет своего существования частью природы, какой является мозг и поэтому не передается по наследству. Сознание чуждо природе. Оно, если можно так выразиться " не запланировано ею". Оно возникло случайно в результате стечения определенных обстоятельств. Каких же?
11
Во-первых, как я уже сказал, нужен был мозг определенного вида животного. Это животное, как мне представляется, отличалось от других животных тем, что могло сохранять в своем мозге образы прошедших событий довольно длительное время.
Трудно сейчас сказать, каким образом эта особенность могла быть использована для обеспечения выживания животного им обладающего. Поэтому любители транцендентных теорий вправе предположить, что упомянутая способность, ставшая основным условием возникновения сознания, была изначально привита неким высшим существом ничего не подозревавшему животному данного вида для того, чтобы оно стало человеком.
Искать всему причину - есть форма существования сознания и поэтому оно всегда охотно прибегает к верованиям, когда не может найти ее (причину) какому-либо явлению (в данном случае, самому себе). Поэтому зная об этой особенности сознания, я совершенно не склонен предполагать наличие какого-нибудь замысла как в самой природе, так и вне ее, идя на поводу у сознания. Я просто говорю, что некое животное обладало определенными способностями, отсутствующими у других, каковую оно использовало (как и все живое) для нужд своего существования, но каким образом мне неизвестно и известно вряд ли когда-нибудь будет, поскольку этого животного уже давно нет в природе.
Во-вторых, это животное должно было помимо особенного мозга обладать и особенным устройством голосового аппарата, вследствие чего оно могло издавать довольно сложные звукосочетания. А так как это животное вело стадный образ жизни (кстати, еще одно необходимое условие для возникновения сознания), то определить для чего нужна такая особенность животному стаду (в отличие от первой не представляет никаких затруднений.
Перечисленные особенности, которыми обладало наше животное и которые впоследствии стали естественной природной составляющей человека имели субъективный характер и наличие их было недостаточным для появления сознания. Нужна была (опять же по моей гипотезе) внешняя, объективная причина, которая усилила развитие указанных особенностей организма и направила это развитие в определенном направлении.
Такой внешней причиной могло стать изменение в природной нише, которую занимало интересующее нас животное. Человеческий организм, который остался совершенно таким же, каким был до возникновения сознания, есть организм, принадлежащий животному травоядному, поэтому природные изменения могли выражаться в уменьшении количества растительной пищи, служившей основным источником существования животного. В свою очередь, это уменьшение определенного вида растений могло быть вызвано неким климатическим изменением, случившимся на Земле в тот отдаленный период истории нашей планеты.
Какие это были растения и когда все это происходило для нас не суть важно. Это проблема скорее палеонтологии. Для нашей же философии, философии сверхсознания важно воссоздать события приведшие к появлению сознания для того, чтобы по ним, этим событиям определить первичные составляющие сознания.
Одним из таких событий, как мне представляется, стал вынужденный частичный переход предчеловека (назовем его так для разнообразия) на животную, мясную пищу. Именно частичный и постепенный, поскольку организм травоядного животного, в отличие от организма хищника не может вырабатывать необходимые для жизнедеятельности любого организма витамины, расщеплять жиры и еще многое из того, что может делать организм, существующий за счет поглощения белковой пищи.
Сначала это были, видимо, насекомые, яйца птиц (которые приятно разнообразят меню многих травоядных). Затем мелкие грызуны и, наконец, более крупные и скорее всего (в первое время) павшие животные.
12
Здесь я вынужден прервать свое изложение с тем, чтобы сделать некоторые пояснения.
Дело в том, что процесс зарождения самосознания, который происходил в форме экзистенциального времени я подробно разобрал в упомянутой уже работе "Временной аспект генезиса сознания". Там же я показал как врожденная способность сохранять в мозге образы и впечатления прошедших событий в сочетании с изменением природных условий существования предчеловека к возникновению сознания (самосознания). Поэтому я опускаю этот раздел и сразу перехожу (как и намеревался) к изложению причинно-следственной составляющей сознания. Из временной составляющей сознания нам понадобится следующий его аспект, который заключается в следующем: Экзистенциальное время как форма существования сознания появилось одновременно с причинно-следственной составляющей и поэтому зарождение причинности, лежащей в основе мышления происходило при наличии такого важного атрибута экзистенциального времени - самосознания как "последовательность".
Животная пища действовала на травоядное животное совершенно особенным образом. Обреченное природой на практически беспрерывное поглощение низкокалорийной пищи, оно, отведав мяса вдруг сохраняет ощущение сытости довольно длительное время.
______________________
Когда мы говорим:"животное ест, чтобы жить", мы уже должны понимать, что следуем в таком суждении природе сознания, разлагая единый феномен "жизнь" на субъект действия и объект. По сути же само поглощение живого другим живым и есть проявление жизни как таковой (не буду далее углубляться в сущность понятия "жизнь"). Поэтому постоянное изменение в одной части жизни не могло не сказаться на состоянии другой ее части, чем в данном случае является наше животное.
Высшая и единственная цель любого живого существа - состояние сытости. Именно способ достижения этой цели и определяет весь образ его жизни в природе и его место среди других животных. Сытое животное есть конечная, идеальная реализация его в бытии как части живого. Достигнув состояния сытости, это своего рода "животной нирваны", животное замедляет свою жизнедеятельность, впадает в дрему. Травоядному животному, каким был наш предок (и каковым он и остался по своей сути) для достижения такого состояния требовалось, как я уже говорил, практически беспрерывное поглощение растительности и даже кратковременное прекращение этого процесса сразу же выводило его из достигнутого необходимого состояния и принуждало его снова с нова передвигаться по земле в поисках пищи. Поэтому неудивительно, что получив внезапно возможность быстрого и на длительный срок насыщения, оно оказалось бы не прочь поесть животной пищи снова. Если корова, пасущаяся на лугу, наткнется на гнездо птицы, то она непременно съест яйца или даже птенцов. Но образ этого гнезда исчезал из мозга коровы раньше, чем приходило ощущение сытости (если таковое было) и никак не отражался на поведении коровы. Не то с предчеловеком. Вид пищи, которая дала ему длительное состояние бездеятельного блаженства и покоя, надолго оставался в его и без того "впечатлительном" мозге. Однако этот образ все же тем не менее исчезал и наш предок снова и снова поглощал оскудевшую естественную пищу, пока мучимый недоеданием не вынужден был поедать попавшееся ему каким-то образом мясо.
Так могло продолжаться до бесконечности и ни во что бы не вылилось, если б способность сохранять образы, в сочетании с животной пищей в условиях повторяющейся ситуации, не породила экзистенциальное время как форму самосознания и с ним последовательность, возникшую как необходимый атрибут самосознания.
Эта последовательность явлений и стала тем основанием, из которого возникла первая мысль. Многократное, в течение длительного времени потребление скоромного, в конце концов соединило в мозге человека (можно уже называть его так) образ нерастительной пищи с состояние желаемой сытости. Но и этого соединения было все же не достаточно для того, чтобы человек "понял", что именно они, останки животных, которые он никогда до этого не воспринимал как пищу, как то, что он "обязан" был есть и является причиной быстрого и длительного достижения необходимого ему состояния. Не хватало совсем немногого.
И этим немногим должна была стать (и стала) простая операция, которую я называю "временной редукцией", представляющую собой простейшую мысль, элемент мышления.
Еще Ф. Ницше отметил в "Воле к власти" эту особенность сознания, критикуя рациональное мышление. Он обращал внимание на тот факт, что сознание переставляет местами во времени причину и следствие, получая тем самым искаженное, "сознательное" представление о действительности. Ницше приводит следующий пример: Если поднести незаметно к руке человека свечу, то сначала он ощутит боль, отдернет руку, а затем, обернувшись, увидит свечу. Однако сознание сразу же переставляет во времени свечу и ощущение боли, т.е. сначала по времени свеча, а затем боль. Сознание выстраивает явления в своем порядке свойственном его природе. Сформировавшееся сознание сразу же определяет, что источник боли - свеча, потому что оно уже знает о способности огня причинять боль. Ему (человеку), об этом когда-то сказали и он затем убедился в этом на собственном опыте. Ребенок же (как и щенок, котенок и т.п.) просто отдернет руку. Установить, что причиной боли является огонь, он не сможет. Если же подобную операцию проделать многократно, то в конце концов он будет избегать приближения к огню потому что свяжет в одном действии, явлении огонь и боль (так же как и любое животное). Лишь получив информацию от мамы, что свеча при соприкосновении с кожей обжигает и причиняет боль, т.е. расставив во времени сначала свечу, а затем боль, ребенок получит простейший урок мышления. Он узнает, что свеча есть причина, а боль следствие. И впоследствии, при необходимости, для получения определенного следствия (например, боли) ему будет известно и необходимое для этого действие (свеча). Это и есть основа сознания, основа мышления. Животное на это не способно.
Ребенок рождается и растет в сознаниеобразующей среде - так я называю сообщество сознаний, необходимое для получения всякого нового сознания. (Подробно об этом в моей статье "К вопросу о происхождении понятий"). В этой среде присутствуют уже все полученные за время существования на Земле разума причинно-следственные связи. Ребенок начинает получать сведения о них прямо с рождения. Именно поэтому он вырастает человеком, т.е. существом обладающим сознанием, а не животным. От усвоения простых связей ребенок постепенно переходит к более сложным и вот уже сам может более или менее правильно (в зависимости от природных задатков и качества сознаниеобразующей среды) размышлять, т.е. находить причину интересующим его явлениям. Все, у кого есть дети, помнят как в определенном возрасте на них (родителей) обрушивался поток бесконечных "почему?". Это происходит в самый интенсивный и в самый производительный период формирования сознания. Ребенок усваивает мир только как причинно-следственный и для него не существует неизвестных причин известных явлений.
13
Но сознаниеобразующая среда есть результат длительного периода развития сознания. Наш же предок должен был проделать операцию временной редукции сам, а это было для него, наверное, непросто.