L 272. Дело L.
– Как дела, Фаирмен? Трудно, наверное, быть преемником Наоми?
Агентам ФБР, Сугите и Фаирмену, удалось счастливо избежать знаменитых Лос–анджелесских пробок и срезать дорогу до аэропорта через Вайн–стрит. Впервые выходя на задание с новым напарником, Сугита старался как можно быстрее растопить лед и наладить хорошие отношения. Для этого он завел разговор о Мисоре Наоми, которая выходила замуж и потому покинула Бюро неделю назад.
Под «трудно» он, среди прочего, подразумевал, что Фаирмен занял место агента, получившего прозвище «Мисора–Месила». Агента, который заслужил доверие L.
– Трудно, да, – лаконично ответил тот, явно не стремясь поддерживать беседу.
– Поездка, вроде бы, должна быть спокойной... – пробормотал агент себе под нос. Он потер щетину на подбородке и бросил взгляд на дипломат на коленях напарника. – Что министр иностранных дел хочет найти в засекреченных файлах более чем двадцатилетней давности?
– Кто знает? – все так же сухо заметил Фаирмен. – Нам, пешкам, ради нашей же собственной безопасности не стоит задумываться над приказами начальства.
Сугита никак не прокомментировал это высказывание. Он уставился в зеркало заднего вида, словно увидел там что–то очень странное.
– Что такое?
– Ни... ничего, – агент тряхнул головой и вновь сконцентрировался на управлении автомобилем.
– Извини, приятель, я должен выскочить на секунду за сигаретами.
Сугита притормозил перед светофором, и Фаирмен вылез на тротуар, прижимая к себе дипломат.
– Эй, зачем тебе...
Казалось, его напарник не услышал вопроса. Странным было и то, что он не направился в сторону супермаркета, а стоял рядом с дорогой и следил за потоком машин, словно ожидая чего–то.
Телефон во внутреннем кармане Сугиты завибрировал. На экране вместо номера абонента высветилось «Частный вызов». Он нажал на кнопку.
– В бутике сейчас нет посетителей, господин Сугита.
Голос был пропущен через вокодер и искажен до неузнаваемости. Вызов завершился до того, как агент успел спросить, кто звонил.
– Что бы это могло значить? Ошиблись номером? – Сугита пожал плечами и выглянул в окно. В этот момент раздался выстрел.
Стрелял Фаирмен. Грузовой трейлер, пересекающий перекресток, потерял управление, перевернулся на бок и заскользил к машине Сугиты, блокируя ее спереди. Из кабины грузовика вырывались искры и черный дым.
– Черт! За нами следили!
Кусая губы, агент попытался подать назад и свернуть в боковую улочку, но та была забита машинами. Он спешно оглядывался в поисках другого выхода. На долю секунды его взгляд задержался на ухмыляющемся Фаирмене.
– Есть!
Сугита направил автомобиль прямо в пламя, охватившее все еще движущийся трейлер. Он резко вывернул руль, чтобы избежать столкновения, и выскочил на тротуар, сбив по пути пожарный гидрант. Автомобиль на полной скорости врезался в витрину бутика.
– Лучше б там действительно не было посетителей!
На перекрестке трейлер столкнулся с одной из машин и взорвался. Пассажиры, объятые пламенем, пытались открыть дверцы и выбраться наружу.
– Что, черт возьми, ты творишь, Фаирмен?
Сугита, весь опутанный одеждой со стеллажей, выскочил из бутика и увидел, как Фаирмен неторопливо целится в него из пистолета.
– Я собирался представить все так, словно ты сгорел вместе с секретными документами, но теперь...
Бегущий по тротуару человек неожиданно задел Фаирмена плечом, заставив пошатнуться и опустить пистолет. Не дожидаясь выстрела Сугиты, предатель кинулся прочь. Агент бросился за ним, не решаясь стрелять на переполненных народом улицах.
Черт! Стоило Наоми уйти, и тут же начинается заваруха!
Фаирмен свернул за угол и столкнулся с человеком в костюме медведя. Рядом был припаркован грузовик с логотипом «МЕДВЕЖЬИ БЛИНЫ». От удара «медведь» выронил бутылки с газировкой, и они покатились по тротуару. Наступив на одну из них, Фаирмен не сумел удержаться на ногах и упал, ударившись бедром об асфальт, однако быстро вскочил и поднял отлетевший портфель.
– Мистер, не хотите блинов? – поинтересовался человек в костюме медведя у проносившегося мимо Сугиты.
– Не сейчас. Я спешу!
– Они вкусные! – крикнул медведь. – И сладкие!
После падения Фаирмен заметно снизил скорость, прихрамывая на больную ногу. Потеряв равновесие, он врезался в проходящую мимо пожилую женщину, и они вместе оказались на земле.
– Не двигаться! – Сугита наконец поймал своего бывшего напарника на мушку.
Фаирмен приставил пистолет к виску испуганной женщины и улыбнулся. Дипломат лежал на земле неподалеку. Вокруг агентов быстро образовалось пустое пространство, однако пешеходы на дальнем конце улицы не спешили уходить, дожидаясь эффектной развязки.
Человек в костюме медведя незаметно отделился от толпы и включил трансивер, встроенный в его костюм.
– Ватари, у нас непредвиденная ситуация. Измени цель с портфеля на агента Фаирмена.
– Принято, – Ватари, находящийся на крыше одного из домов, прильнул глазом к прицелу винтовки. – Кто это у нас здесь?
Маленькая девочка, только что вышедшая из магазина, бросила несколько конфет Ментос в бутылку Кока–Колы и направила получившийся гейзер прямо на Фаирмена. Не ожидавший нападения со спины, он вздрогнул и на мгновение отвел пистолет от виска женщины. Не мешкая ни секунды, Сугита выстрелил, попав точно в плечо Фаирмена. В тот же миг Ватари сместил прицел и нажал на курок. Портфель разорвало на куски, и конфетти из секретных документов взлетело в воздух.
Сугита ошарашено стоял, пытаясь понять, что же случилось.
– Уважай старших! – крикнула девочка по–японски, развернулась и, явно довольная собой, направилась вниз по улице.
Напарник Фаирмена все еще стоял в оцепенении с кипой обугленных документов в руках, когда вновь завибрировал телефон в кармане. Звонили из Бюро.
– Y286, у нас чрезвычайная ситуация! Заказ, полученный от госсекретаря, был подделкой! Вы можете попасть в засаду!
– Рей, это ты? Спасибо за важную информацию. Она могла бы спасти мою задницу.
Не успел он закончить разговор, как раздался новый звонок. На этот раз это была Наоми.
– Да уж, всегда знал, что супругам в голову приходят одинаковые мысли.
– Ты бредишь? Ладно, не важно, я не могу дозвониться Фаирмену. Есть несколько нюансов, про которые я забыла ему рассказать.
Сугита взглянул на полицейскую машину, в которую сажали Фаирмена, и глубоко вздохнул.
– Наоми, похоже, вам придется рассказать все нюансы мне.
– Почему? Что происходит? – подозрительно осведомилась она. Сугита машинально поднял руку в защитном жесте.
– Я позабочусь обо всем. Ежедневные ссоры с боссом, расследования с L... Поздравляю с началом семейной жизни, Наоми.
†
Девочка, выстрелившая в Фаирмена Кока–Колой, подошла к грузовику с блинами и уставилась на человека в костюме медведя. Ее лицо выражало бескомпромиссную решимость ребенка, собирающегося сказать собеседнику крайне неприятную вещь.
– Ваш блинный магазин выглядит очень странно.
– Займись, пожалуйста, своими делами – с негодованием ответил «медведь» по–японски.
Девочка, казалось, вовсе не была удивлена, услышав родной язык в Лос–Анджелесе.
– О, вы говорите по–японски! Отлично. Дайте мне шоколадный блинчик. С двойной порцией шоколада!
Ошеломленный энергичным напором, человек в костюме медведя начал неуклюже сворачивать блинчик. Наконец, он вручил довольной девочке конвертик, с которого капал шоколад.
– Ух, так много начинки! Знаете, вам стоит почаще тренироваться делать блинчики. Еще увидимся!
Широко улыбаясь, девочка помахала рукой обескураженному «медведю» и направилась прочь. Тот тяжело вздохнул и расстегнул молнию на костюме, стянув его с головы.
– У меня плохо получается общаться с детьми.
– Похоже, даже великий L не привык иметь дело с такой веселой девочкой, – с улыбкой заметил подошедший Ватари. Винтовка на плече пожилого джентльмена, похожего на дворецкого, смотрелась немного нелепо.
– Все прошло замечательно, Ватари.
Портфель, один в один как тот, который перевозил Фаирмен, лежал у ног (точнее – «медвежьих лап») человека, которого звали L.
– Секретные файлы ФБР – ценное приобретение. Я считаю их справедливой наградой, учитывая то, что мы помогли Бюро выманить «крота».
Когда Фаирмен споткнулся и упал, L подменил настоящий портфель на пустышку с небольшим зарядом взрывчатки и обгоревшими листами бумаги. Именно она была уничтожена Ватари в тот момент, когда Сугита выстрелил в Фаирмена. Для L это было обычным методом сбора информации.
– Содержимое оправдало ваши ожидания?
Вопрос Ватари казался преждевременным, поскольку L успел пока только достать толстую кипу листов из портфеля. Однако, начав чтение, детектив лишь на секунду подносил каждую страницу к глазам и тут же откладывал в сторону. В мгновение ока пролистав весь отчет, L решительно кивнул.
– Да. Эти документы содержат информацию о взрыве в лаборатории по исследованию инфекционных заболеваний в 1980 году. Она была уничтожена, чтобы скрыть связи с разработкой биологического оружия.
Подъехавший лимузин притормозил неподалеку от грузовика. Ватари положил винтовку в багажник, достал огромный серебряный поднос с куполообразной крышкой и предложил L знаменитое миндальное печенье от Жан–Поля Эвина[1], сложенное пирамидкой на подносе.
– Мне трудно поверить, что Соединенные Штаты разрабатывают новое вирусное оружие, по крайней мере, так явно, – заметил Ватари, протягивая поднос L.
Детектив взял четыре печенья, зажав по одному между пальцами, а затем быстро засунул их в рот, словно намеревался съесть руку вместе со сладостями.
– Да. С того момента, как в 1969 году президентом стал Никсон, США прекратили разработку биологического оружия, – сообщил он с набитым ртом. – И, теоретически, теперь они работают только на оборону от возможных террористических атак.
Неожиданно решив, что печенья недостаточно сладкие, L полил следующую порцию шоколадом, перед тем как положить в рот.
– Очевидно, что даже ядерное оружие более эффективно для сдерживания потенциальных врагов, чем для атаки на них. Биологическое оружие после 1969 года разрабатывалось в США под таким же предлогом. И бывший Советский Союз тоже продолжил свою секретную программу по созданию биологического вооружения, несмотря на подписание в 1972 году договора с США о запрете таких разработок. Таким образом... – слизывая с пальцев шоколад, L бросил взгляд на парк по ту сторону улицы. – Хм. Интересная девочка.
Девочка успела подружиться с какой–то старушкой и теперь бегала наперегонки с ее собакой, крайне довольной таким положением дел.
– Маки Никайдо, – Ватари улыбнулся.
– Вы знаете ее?
– Я хорошо знаю ее отца. Профессор Никайдо – один из известнейших иммунологов в мире.
– Если я не ошибаюсь, он внесен в почетный список профессоров дома Вамми.
Ватари, также известный как Куилш Вамми, использовал доходы от патентов на его многочисленные изобретения для создания фонда Вамми – организации, занимающейся постройкой детских домов по всему миру.
Среди прочих был построен детский дом для сверходаренных детей, независимо от их национальности, расы или пола. Приют, в котором им предоставляли самое полное и качественное образование, был назван «Домом Вамми».
Его нельзя было назвать обычной школой или университетом. Профессора, исследователи и ведущие специалисты со всего мира были приглашены, чтобы давать индивидуальные занятия детям в соответствии с их способностями и потенциалом.
– Несомненно, она приехала вместе с отцом на конференцию по инфекционным заболеваниям, проходящую сейчас в международном конференц–центре, – пояснил Ватари.
L прикусил ноготь, наблюдая, как девочка резвится с собакой.
– У меня сильное чувство, что мы с ней еще увидимся.
– Обычно вы не ошибаетесь в таких вещах.
– И пожалуйста, включите того агента ФБР в список кандидатов. То, как он уклонился от трейлера, а затем разбил пожарный гидрант для минимизации ущерба от огня, было первоклассно.
– Это Хидеки Сугита. Агент Мисора Наоми покинула Бюро – ответил Ватари. L кивнул и начал вылезать из медвежьего костюма
– Наша работа здесь окончена. Нужно как можно быстрее переходить к новому делу.
– Появилось что–то, заслуживающее вашего внимания?
– Ни полиция, ни Бюро еще не рассматривают эти случаи как преступления, однако до меня начала доходить информация о преступниках, умерших от сердечного приступа. В том числе тех, чье местонахождение знал только я. Если выяснится, что дальнейшее расследование действительно необходимо, наши старые методы могут оказаться неэффективными. Нам необходимо сейчас же приступить к работе.
– Для вас будет безопаснее вернуться в ваш дом в Аризоне. Я немедленно организую вылет вертолета. Что насчет этих документов?
Несмотря на все те трудности, которые им пришлось преодолеть, чтобы заполучить этот секретный отчет, L он уже не интересовал.
– Чем сейчас занимается Near?
– Как обычно, складывает белый паззл в Доме Вамми. Он жаловался, что расследование Мадридских серийных убийств оказалось слишком простым и скучным.
– Тогда отправьте документы ему. Провалившаяся попытка похищения этого отчета каким–то образом связана с тем, кто дергает Фаирмена за ниточки и виновен в уничтожении исследовательской лаборатории. Думаю, именно эта группа людей повлияла на результаты президентских выборов в 1980 году. Поиск ключа к головоломке развлечет Near на какое–то время.
– Разумеется. Теперь мы можем ехать? – Ватари открыл дверцу лимузина и жестом пригласил L садиться. Засунув руки в карманы джинсов и шагая к автомобилю, детектив на мгновение замер, задумчиво уставившись в небо. Чуть–чуть распрямив вечно согнутую спину, он изрек нечто вроде пророчества.
– Если все эти случаи окажутся убийствами... нам может предстоять длительная схватка.
†
– Маки, я слышал шум на улице. Что–то случилось? – спросил Никайдо, войдя в гостиничный номер.
– Нет, ничего особенного – Маки озорно улыбнулась и покачала головой. Профессор нежно провел рукой по ее волосам.
– Маки, боюсь, мне нужно сейчас же лететь в Африку.
– В Африку? Зачем?
– Я получил сообщение от одного моего знакомого иммунолога о вспышке неизвестного вируса в отдаленной части Конго. Две деревни полностью вымерли из–за геморрагической лихорадки, похожей на вирус Эбола. Я знаю, я обещал, что после конференции мы пойдем в Диснейленд... – он расстроено покачал головой. Маки нахмурилась.
– Папа! Люди погибают от вируса. Что ты должен делать?
Грустно улыбаясь решимости дочери, он погладил ее по голове.
– Ты права. Никогда не упускай из виду то, что ты обязан сделать. Я часто говорю это тебе, верно?
– Папа, я еду с тобой! – заявила девочка.
– Маки, там, куда я направляюсь, сейчас очень опасно. Ты возвращаешься в Японию.
– Ты же знаешь, я пообещала маме заботиться о тебе после ее смерти. Это та вещь, которую я должна сделать.
L 23. Судьба.
– Ваш заказ, Рюзаки. Сегодня у нас кoтoтoи–данго[2] из Mукодзима[3]... – Ватари, шутливо изображая официанта, вкатил тележку в комнату и остановился, поняв, что что–то не так. Сладости, которые L обычно поглощал в один присест, нетронутой горкой высились на столе.
– Что–то случилось, Рюзаки?
Тетрадь Смерти, которая должна была надежно храниться под замком, лежала открытой перед L. Детектив пристально смотрел на нее.
– Наша борьба с Кирой еще не закончена. Уже погибло слишком много людей. – L поднял Тетрадь Смерти, держа ее за угол двумя пальцами, и указал на открытую страницу. – И это будет последнее имя, записанное здесь.
Л. Лоулайт мирно умрет от сердечного приступа через двадцать три дня с момента создания этой записи.
Настоящее имя детектива – известное только ему и Ватари – было твердо и четко выведено его собственной рукой.
Верный помощник L собирался что–то сказать, но промолчал и прикрыл глаза, стараясь сдержать нахлынувшие эмоции. Он готов был принять любое решение L, каким бы оно ни было, и поддержит его во всем. Еще в 1987 году, впервые встретив восьмилетнего детектива, Ватари твердо решил поступать именно так. Маленький мальчик тогда не допустил начала Третьей мировой войны, раскрыв поставившее в тупик полицию и спецслужбы дело о серии взрывов в Винчестере.
Ватари было хорошо известно, что действия L основываются только на тщательно проанализированных фактах и объективном просчитывании каждого последующего шага. И если детектив пришёл к выводу, что остался всего один возможный ход, чтобы поставить противнику мат, он совершил его без колебаний, даже ценой собственной жизни. В то же время, L прекрасно понимал, что его деятельность спасла бесконечное количество жизней. (А если это звучит излишне эмоционально, то можно сказать, что бесконечное количество людей были спасены им от преждевременной смерти).
И сейчас выбор своей судьбы полностью находился в руках L. Как Ватари мог возражать? К тому же, запись, сделанная в Тетради Смерти, не могла быть обращена вспять независимо от того, что кто–то скажет или сделает.
Подавив свои чувства, Ватари тихо произнес:
– Значит, вам осталось двадцать три дня.
– Да, двадцать три. После этого, Ватари, вы должны будете защищать мир вместе с другими буквами.
L протянул руку за пирожным, словно гора упала с его плеч, и теперь ничто не мешало насладиться вкусом любимого лакомства.
– Я не знаю, сможет ли кто–то из них занять ваше место... – Ватари покачал головой и вздохнул.
L. В Доме Вамми эта литера символизировала собой не только лишь двенадцатую букву алфавита. Она означала также «Last one» – «последний». Единственный, кто работал один, без преемника. И еще «Lost one» – «потерянный». Ребенок, сброшенный с небес какой–то всемогущей сущностью.
С тех пор как мальчик, которому едва исполнилось восемь лет, стал известен как несравненный и непревзойденный детектив L и получил полное право взаимодействовать с полицией и спецслужбами мира, целью Дома Вамми стало найти и воспитать другого одаренного ребенка, который пошел бы по его стопам.
– Что ж, необходимо провести реструктуризацию в Вамми.
Верный спутник L стоял за вечно согнутой спиной детектива, наблюдал, как тот ест данго, и размышлял о новой эпохе, которая придет после его смерти. Ведь он исчезнет не только из этого мира, но и из жизни самого Ватари.
L 19. Уничтожение.
Огромная стеклянная посудина, наполненная кубиками сахара, стояла на низком столике. L, расположившись на диване в своей обычной позе, брал рукой по одному кубику и бросал их в рот.
Напротив дивана были установлены более пятидесяти экранов. До вчерашнего дня каждый из них показывал новости из разных уголков мира, но теперь в этом уже не было нужды, и их всех выключили, кроме одного.
Сейчас там шла какая–то японская «сенсационная» передача о громких разводах знаменитостей. L повернулся к монитору только тогда, когда трансляцию прервали из–за экстренной пресс–конференции столичного полицейского департамента. После нескольких вступительных слов от начальника полиции, к микрофону подошел Ягами Соичиро.
– Мы рады сообщить, что дело о массовых убийствах преступников закрыто. Стоявший за этим человек, известный под именем Кира, больше никогда не совершит ни одного преступления.
Конференц–зал возбуждённо загудел, со всех сторон раздались вопросы.
– Это значит, что вы арестовали его? Или Кира мертв?
– Можете объяснить, как Кира убивал своих жертв?
– Ответьте на вопрос!
Никак не комментируя эту сенсационную новость, Ягами Соичиро покинул наполненный шумом конференц–зал под шквал вопросов журналистов.
На лице L не отразилось ни единой эмоции.
– Значит Кира... нет. Лайт мертв, – раздался голос позади детектива.
Никто бы не услышал этих слов, даже если бы в комнате находились другие люди. L, не шевелясь, продолжал смотреть на экран.
Причудливый нечеловеческий силуэт возник в дверях, бросая на пол кривую тень. Только шинигами, бог смерти, для которого стены не помеха, мог пройти в этот номер, не потревожив систему безопасности.
– Тетрадь Смерти, принесенная тобой в этот мир...
Перед L лежали две Тетради. Он медленно поднял одну из них и поднес к пламени свечи. Рюук, несмотря на явное недовольство, читаемое в его взгляде, не стал препятствовать.
– Уууу, а я надеялся, что ты найдешь ей более интересное применение. Я же рассказал тебе все правила.
– Интересное применение... ей?
L поднял взгляд и спокойно посмотрел на Рюука. Его лицо отражалось в огромных красных глазах шинигами.
– Я бросил Тетрадь в этот мир, чтобы развеять скуку, а Лайт устроил неплохое шоу. Я надеялся, что ты тоже сможешь нас развлечь.
– Нет ничего забавного в том, чтобы убивать людей. Кроме того, я уже написал в ней одно имя.
L раскрыл Тетрадь и поднял ее, держа между двумя пальцами.
– Это первый и последний раз, когда я использовал ее.
Рюук приблизил свое лицо к самой Тетради, понюхал страницы и уставился на последнюю запись.
– Имя, которое Лайт так отчаянно хотел узнать. Кто бы мог подумать, что ты напишешь его сам? – шинигами растянул свой огромный рот в улыбке и захихикал, выставив напоказ свои жуткие заостренные зубы.
Детектив разглядывал Тетрадь, будто позабыв о нежданном госте. Отсмеявшись, Рюук немного помолчал, а затем неестественно выгнул свое тело и хрустнул шеей.
– Ты действительно не собираешься ее использовать? Это так... скучно.
Он взмахнул крыльями и исчез, пролетев сквозь потолок.
Вновь наступила тишина. L пристально смотрел на Тетрадь, закусив ноготь большого пальца.
L 18-1. Суруга.
– Что это за слабое подобие системы безопасности? – поинтересовался Суруга у нацеленного на него объектива камеры видеонаблюдения. Так и не дождавшись ответа, он наклонил голову и прошел внутрь штаб–квартиры Центра расследования дела Киры.
Сканер отпечатков пальцев, сканер сетчатки глаза, металлодетектор и прочие устройства не включились, когда перед Суругой открылась дверь. Ему даже не пришлось показывать свой значок ФБР.
Следуя за светящимися указателями, поочередно вспыхивающими на стене, он зашел в лифт и спустился на четыре этажа вниз. Впереди, за тяжелыми воротами, находился так называемый оперативный центр, «мозг» штаб–квартиры. Здесь также не было никаких признаков жизни, даже мониторы, во множестве стоящие в центре зала, были выключены.
– Эй, я из ФБР! Есть здесь кто–нибудь? – голос Суруги отдавался гулким эхом в безлюдном помещении. Теперь, когда здесь прекратилось психологическое «перетягивание каната» в борьбе с Кирой, комната казалась совершенно мирной, лишь тихо жужжали компьютеры.
Почесывая подбородок, Суруга неторопливо оглядывался по сторонам.
– Вот черт! – он буквально отпрыгнул от неожиданно возникшего из темноты человека. Тот стоял неподвижно, наклонившись вперед и уставившись на Суругу. Спутанная копна волос, простой белый джемпер с длинными рукавами и выцветшие джинсы. Всё его тело было неестественно изогнуто, очевидно, он не собирался атаковать, как сначала показалось испуганному Суруге. Наиболее характерной и запоминающейся чертой его внешности (среди прочих странностей, казалось, специально собранных вместе) были черные, будто подведённые глаза, ставшие такими от хронической бессонницы.
– Кто вы? – наконец спросил Суруга, стараясь не терять бдительности и сохраняя безопасную дистанцию.
– Зовите меня Рюзаки, – ответил молодой человек, запрыгивая на диван. Усевшись, он поджал под себя ноги и потянулся за несколькими кубиками сахара, оставшимися на дне гигантского аквариума, который, по–видимому, исполнял роль сахарницы.
– Что, серьезно? – Суруге было известно, под именем «Рюзаки» расследованием дела Киры занимался L. Раздражённый таким равнодушием молодого человека к своему прибытию в штаб–квартиру, агент молча изучал согнутую спину детектива.
L никогда никому не раскрывал своего настоящего имени или внешности, это было общеизвестным фактом. Даже Наоми Мисора, работавшая вместе с ним над делом Лос–анджелесского убийцы BB, никогда его не видела. Суруге оставалось только поверить странному молодому человеку на слово, хотя тот, кто сидел сейчас перед ним, был бесконечно далек от его представлений о лучшем детективе в мире.
– Мммм... Прошу прощения, но я спрошу прямо. Вы действительно L?
– Да. И L тоже, – человек, который называл себя «Рюзаки» ответил кратко, как бы уходя от необходимости отвечать на подобные вопросы. Тем не менее, Суругу такой ответ устроил.
Пока никого нет вокруг, первым делом необходимо будет втереться в его доверие. Естественно, не раскрывая своих истинных намерений...
Откашлявшись, Суруга подошёл к детективу, продолжавшему сидеть на диване и с хрустом грызть сахар.
– Хидеки Суруга, – представился он, – я из ФБР. Мы с Реем вместе закончили Академию. Теперь обязанности Наоми перешли ко мне. Меня даже пригласили на их свадьбу, но...
L наконец–то обернулся, словно только сейчас заинтересовавшись его историей. Точнее, обернулась только голова, в то время как остальное тело продолжало жить собственной жизнью и неестественно двигаться, подобно марионетке, запутавшейся в собственных нитях.
– Суруга? Из ФБР? – сквозь спутанную копну волос на агента глядели внимательные и чуть насмешливые глаза детектива.
В соответствии с правилами работы под прикрытием, Суруга сидел с каменным лицом, однако его волосы готовы были встать дыбом от напряжения. В ФБР ему выдали поддельное удостоверение личности, и любое упоминание его настоящего имени в записях L, скорее всего, было изменено с помощью взлома баз данных. В общем, были приняты все необходимые меры предосторожности.
Что, если он может видеть мое настоящее имя...
Борясь с этой пугающей мыслью, Суруга продолжил уже вслух.
– Я пришел сюда, чтобы выразить свою благодарность за победу над Кирой, убившим Рея и Наоми. Прошу вас, дайте мне знать, если я могу быть чем–нибудь вам полезен.
Человек, называющий себя L, не спускал с Суруги внимательных глаз, в то время как его рука продолжала шарить в аквариуме–сахарнице. Осознав, что его поиски напрасны и сахарница пуста, L с пораженным видом соскочил с дивана, заглянул под него, затем на четвереньках полез под стол, с упорством что–то ища. Продвигаясь ползком вдоль связки проводов, выведенных от мониторов, он хаотично шевелил длинными руками и ногами.
Какого черта?
Суруга онемел от причудливых действий молодого человека, а L уже достиг конца комнаты, сбив по пути пару стопок документов, стоящих на полу, и встал на ноги.
Быстро выпрямив изогнутую спину, он начал нажимать на определенные места на стене, видимо действуя согласно какому–то коду. На первый взгляд намертво скрепленные, панели раздвинулись, открывая несколько отсеков. В первом хранились множество одинаковых потертых джинс и белых джемперов, подобных тем, которые были на детективе сейчас, второй содержал в себе целый склад сотовых телефонов, а следующий – огромную коллекцию товаров с символикой Амане Мисы. Содержимое каждого тайника было тщательно организовано и рассортировано.
Последний открывшийся отсек был пуст.
– У нас есть новое дело! – воскликнул детектив.
– Какое? Я могу помочь?
Суруга, почти не осознавая этого, наклонился вперед. С крайне серьезным лицом L прошептал:
– Не могли бы Вы сбегать и принести мне немного сладкого картофельного пирога из Фунавы[4]?
L 18-2. Тоска.
В ту ночь в научно–исследовательской лаборатории Никайдо, расположенной на вершине холма на окраине Токио, остались только двое: директор – сам профессор Никайдо и Кудзё, его помощница.
– Профессор, работа над противоядием уже завершена?
– Да, противоядие готово. Завтра я проинформирую министерство здравоохранения и передам его им. Если этот вирус когда–нибудь попадет в руки террористов, миру настанет конец. Поэтому в качестве меры предосторожности я собираюсь хранить его раздельно с противоядием, в двух разных морозильных камерах. Их невозможно открыть без пароля и моей биометрической идентификации.
– Отличная работа, профессор! – лицо Кудзё было странно сосредоточенным.
– Спасибо, – ответил Никайдо, избегая взгляда своей помощницы. Это была совсем не та реакция, которую мог бы демонстрировать ученый, гордый успешным завершением своей работы.
– Профессор, вас что–то беспокоит?
– Я понимаю, что эта вакцина будет спасать жизни. Тем не менее, в мою лабораторию был контрабандой доставлен вирус четвертого уровня опасности. Я могу представить себе, как недовольны будут жители этого района, не говоря уже об осуждении министерства здравоохранения. Конечно, я готов к последствиям.
Не смотря на то, что лаборатория Никайдо являлась частным научно–исследовательским центром, она была оснащена по последнему слову техники, в том числе оборудованием для исследования вирусов четвертого, самого высокого уровня биологической опасности. Этим могла похвастаться далеко не каждая лаборатория в Японии.
Вирусы четвертого уровня, такие как вирус Эбола и Марбургский вирус, характеризовались чрезвычайно высокой смертностью, однако некоторые лаборатории с передовыми технологиями и оборудованием, имели достаточную степень защиты, чтобы работать с ними.
И все же, не смотря на все системы защиты против бесконтрольного распространения исследуемых вирусов, существовал еще один очень важный фактор – согласие местного населения на высокий риск заражения. Таким образом, не смотря на существование в Японии нескольких лабораторий четвертого уровня биозащиты, ни одна из них не занималась изучением смертоносных вирусов в связи с протестами жителей, для которых подобное соседство являлось очевидной угрозой. Такой опасный вирус как Эбола мог распространиться по окрестностям за пару часов. Научная лаборатория Никайдо также была ограничена в исследовательских работах с уровнем риска выше третьего. Так было изложено в соглашении, подписанном с представителями местного населения, когда лабораторию только начали строить.
– Но, профессор, вы же проводили это исследование не ради славы или личной выгоды, – возразила Кудзё.
– Вы правы. Люди умирают от вируса прямо сейчас. И все же распространение противоядия среди населения зашло в тупик, поскольку на него нет спроса. Сейчас вирус свирепствует только в развивающихся странах. Я так хотел бы это изменить, но... – Никайдо долго всматривался в содержимое двух ампул, которые лежали перед ним на столе, прежде чем продолжить. – Вы, вероятно, не знаете, что ныне существующая стратегия подавления вируса по большей части состоит в том, чтобы лечить его симптомы. Но я создал абсолютно новое и надежное противоядие. Этот вирус, словно бомба замедленного действия, имеет двухнедельный инкубационный период, в течение которого вирусные клетки размножаются внутри переносчика без малейшего его ведома. Он вполне может стать абсолютным оружием!
Жидкость, содержащаяся внутри двух ампул, протестующе задрожала, пустив на стену лаборатории солнечный зайчик, словно отвергая такую ужасную гипотезу.
– Видимо, Кира, наделавший столько шума, был способен убить любого выбранного им человека, – снова заговорил Никайдо. – С другой стороны, обладатель этого вируса и противоядия будет способен сохранить жизнь любого выбранного им человека, убив всех остальных. Таким образом, если содержимое этих ампул попадет в руки террористических организаций, то оно окажется в несколько раз опаснее, чем Кира,
Никайдо тяжело вздохнул и повернулся к столу, на котором стояла рамка с семейной фотографией. Несколько лет назад, в то время, когда было сделано это фото, он чувствовал себя гораздо счастливее.
– Этот вирус не будет являться собственностью одной только Японии. Министерство здравоохранения, скорее всего, решит отправить его в CDC[5]. В конце концов, итогом всей моей работы может стать разработка нового вирусного оружия. Что сказала бы моя жена, будь она жива..? – отвращение к самому себе вызвало безнадежную и вымученную улыбку на лице Никайдо.
– Профессор, ведь США заявили, что биологическое оружие будет применяться лишь в оборонительных целях, – Кудзё всеми силами старалась успокоить его, но взгляд Никайдо оставался таким же печальным.
– Папа, обед готов! – Маки, повязавшая фартук, как заправский повар, появилась в кабинете.
– Маки, ты снова вошла сюда без моего разрешения, не так ли? Мне придется поговорить о твоем поведении с охранником, – строго сказал Никайдо. Хотя его голос звучал крайне неодобрительно, по его улыбке было видно, что он очень рад появлению дочери.
– Хорошо, хорошо, но приходи поскорее, а то ужин остынет. И как долго ты носишь один и тот же халат? Сними его скорей! – Маки уже стягивала халат с отца. Кудзё смотрела на них, пытаясь удержаться от смеха.
– Доктор Кудзё, когда вы смогли бы снова давать мне уроки, как вы думаете?
– Как насчет завтрашнего вечера?
– Отлично! А сейчас я собираюсь покормить животных, – сияя улыбкой, девочка ушла с отцовским халатом в руках.
Вздохнув, Никайдо проводил дочь взглядом.
– С каждым днем она становится все больше и больше похожей на мать, – заключил он, устало потирая переносицу. – Она по–прежнему очень скучает по ней, но должен признать, прекрасно справляется с печалью.
– Действительно, она такая же, как ваша жена. Так молода, а уже держит под каблуком известного во всем мире профессора–иммунолога.
†
Когда Кудзё заглянула в комнату с животными, Маки кормила лабораторных шимпанзе.
– Давай же! Ешь! – с упорством командовала она. Хоть ее голос и был по–детски звонким и веселым, щёки были мокры от слез. Подопытные животные в этих клетках должны были уже завтра участвовать в лабораторных экспериментах. Увидев Кудзё, Маки поспешно вытерла слезы.
– Я знаю, что не должна привязываться к ним, но...
Не зная своей судьбы, шимпанзе в клетке также успели полюбить Маки. Но при виде приближающейся Кудзё, они всегда начинали скалить зубы.
– Мы можем продолжать жить счастливо, не зная многих болезней, поскольку десятки тысяч животных, таких как эта шимпанзе, жертвуют своей жизнью. А большинство людей способны только ненавидеть, убивать и делать все, что им заблагорассудится. Иногда мне кажется, они вовсе забыли, что природа даёт нам жизнь, – уже немного успокоившись, сказала Маки.
– Думаешь, люди этого мира заслуживают того, чтобы жить за счет смерти этих животных? – Кудзё пристально смотрела на девочку.
Обдумывая вопрос, Маки не отрывала взгляд от клеток.
– Я не знаю, – наконец ответила она. – Но если они должны быть принесены в жертву ради нас, я думаю, нам нельзя тратить зря ни единой секунды подаренной нам жизни. А почему вы спрашиваете, доктор Кудзё? – Девочка простодушно взглянула на нее.
Ученая грустно улыбнулась и положила руку на плечо Маки.
– Что ж, если все будут думать так, как ты, этот мир еще может измениться к лучшему.
Ее лицо, которое Маки не могла видеть в темноте, было искажено от тоски.
L 18-3. План.
Пожилой мужчина по фамилии Кагами задумчиво смотрел из окна своего личного офиса на никогда не останавливающуюся шумную СЮТО[6]. За тянущимся в бесконечность потоком машин высилась вереница современных небоскребов, а на заднем плане из–за домов робкими рваными клочками пробивалось заполненное смогом небо.
Доктора Кагами это зрелище вводило в депрессию.
– Действительно ли это человеческий прогресс? Ведь сейчас люди знают о своем мрачном будущем в связи с истощением нефтяных ресурсов, грядущим продовольственным кризисом, повышением уровня мирового океана в результате глобального поте