Воспоминания (продолжение)




Письмо

https://ficbook.net/readfic/2540831

Автор: Ryseno4ek (https://ficbook.net/authors/948081)
Фэндом: Мотыльки
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, Мистика

Размер: Миди, 31 страница
Кол-во частей: 10
Статус: закончен

Описание:
Спустя несколько месяцев после похорон Паши, Аля решается написать письмо их еще неродившемуся ребенку.

Публикация на других ресурсах:
Только с разрешения автора

Примечания автора:
Все персонажи, события и даты вымышлены, любые совпадения с реальностью случайны

Москва, сентябрь 1986 год

В Москву пришла промозглая осень с затяжными дождями, тяжелые свинцовые тучи накрыли город и сыпали бесконечные струйки влаги. Люди прятались под серые зонты, куда-то торопились, спешили. Спешили жить, спешили все успеть, спешили любить…
У окна стоит молодая женщина, она, пожалуй, единственный человек в этом огромном городе, который уже никуда не торопится. Стоит в свободном сером платьице с белым воротничком, укутавшись в легкое шерстяное одеяло, на голове повязан темный платок. Она молча наблюдает за тем, как скатываются капли по стеклу, оставляя за собой влажные дорожки, за тем, как они сливаются в общий поток и уже стихийно льются с подоконника. «Как слезы», - то ли подумала, то ли произнесла вслух, - «все как тогда…» Она осторожно стала поглаживать живот, словно убаюкивая еще неродившегося малыша.
В ее комнате нет ничего лишнего: небольшой диван, на котором всегда лежала подушка и аккуратно сложенное шерстяное одеяло, письменный стол с лампой и стулом, старый тяжелый шкаф и крохотная тумба. Комната была светлой и чистой, но что-то в ней было не так: в ней не было фотографий, никогда не звучала музыка, нет телевизора, и даже радио не нарушало звуков тишины… Тишины, от которой иногда звенело в ушах, казалось, что время здесь замерло.
В комнату заглянула женщина средних лет:
- Аль, пойдем ужинать! – девушка даже не повернулась к собеседнице. Женщина вошла в комнату и осторожно тронула Алевтину за плечо. Та вздрогнула и резко повернулась.
- Прости, я тебя напугала? – обеспокоенно спросила женщина.
- Нет, Софья Михайловна, что вы! Я просто не слышала, как вы вошли.
- Пойдем ужинать, все уже готово.
- Спасибо, я не голодна.
- Аля! Ну, ты опять?! Что случилось? Опять к нему ходила?
У девушки в глазах застыли слезы, она стала нервно теребить краешек одеяла и еле слышно произнесла:
- Я не смогла сегодня… я хотела, но не смогла, я хотела с ним разделить эту радость, я хотела ему рассказать…
- Что случилось? Где болит? – Софья Михайловна обеспокоенно смотрела на свою подопечную.
- В метро стало плохо, просто голова закружилась, тошнило, наверное, от духоты…
Об истинных причинах она решила промолчать, ей не хотелось лишний раз обременять проблемами человека, которому она и так многим обязана: в тот момент, когда она осталась одна, это был единственный из всех людей, поддержавший ее, когда она чуть было не сошла с ума от потерь…
- Тебе поберечь себя надо! Надо гулять больше, дышать свежим воздухом, кушать, в конце концов! Так, вставай и марш на кухню! – скомандовала Софья Михайловна.
Аля улыбнулась этому командному тону, ей казалось, что если б мама ее была жива, она бы именно так с ней и разговаривала. Девушка сложила одеяло и медленно поплелась на кухню.
Ужин прошел спокойно, Софья Михайловна всячески пыталась отвлечь Алю от грустных мыслей, рассказывала истории из студенческих времен, курьезы из жизни. Девушка улыбалась, изредка смеялась от души до тех пор, пока малыш не заворочался и не напомнил маме о своем существовании. Алевтина охнула от неожиданности, замерла, прислушиваясь к едва ощутимой возне внутри себя. Улыбнулась и осторожно погладила свой живот. Софья Михайловна при виде этой милой картины сама расплылась в улыбке.
- Как дочку назовешь? – с улыбкой спросила она.
- Даша, - ни на секунду не сомневаясь, отозвалась будущая мама.
- Широкова Дарья… - задумчиво произнесла врач, - звучит!
- Нет, она будет носить фамилию Паши, она будет Державина Дарья Павловна, наша дочь должна знать, кто ее родители,- она заметно сникла, но старалась не подавать виду.
На кухне повисла напряженная тишина, прервать которую первой решила Аля: она искренне поблагодарила за вкусный ужин и удалилась в комнату.
«Наша малышка должна знать, кто ее родители, - думала Алевтина, - она должна знать, что мы её любим, она должна знать, как появилась на свет. И что мы ее не бросали, как бросила бабушка ее отца. Она должна знать, что она желанный и любимый ребенок».
С этими мыслями девушка села за письменный стол и включила лампу. Достав тетрадь и ручку и устроившись поудобнее, она на минуту задумалась, в голове было много всего: воспоминаний, эмоций, забытых мечтаний и рухнувших надежд, они переплетались, терялись, находились и снова прятались. Она хотела многое сказать своей малышке, но не знала, с чего начать. Вновь посмотрела в серое окно, дождь и не собирался успокаиваться. «Все как тогда…» - вновь вспомнила она и принялась писать.


«…Здравствуй, наше маленькое счастье! Наша родная доченька!
Прежде всего, мне хочется сказать, что мы с папой тебя очень любим, и всегда будем оберегать тебя. Ты – наше сокровище, наше все! Мы знаем, что ты у нас самая красивая, мне очень хочется, чтобы у тебя были папины глаза, такие же добрые, заботливые. Чтобы ты, как и он, ничего не боялась и поступала так, как велит тебе твое сердце…
»
Будто почувствовав, что обращаются к ней, маленькая Дашенька заворочалась у мамы под сердцем. Аля улыбнулась и приложила руку к пульсирующей части живота, ребенок затих.
-Спи, моя хорошая, спи! Набирайся сил, Дашутка!
«…В этом письме я хочу рассказать тебе кто мы, чтобы ты знала и помнила нас. Ты родишься в семье настоящих героев и отважных людей. Твой прадедушка Илларион Михайлович – ветеран Отечественной войны. Он часто рассказывал мне, как не раз ходил на «передовую», как был ранен в бою и как в госпитале встретил твою прабабушку-красавицу Зинаиду Константиновну, как она выхаживала его, и как вместе они искренне плакали, когда на фронт пришли новости о долгожданной Великой Победе. 9 мая – святой праздник для нашей семьи. Дедушка всегда надевал свой торжественный костюм с орденами и ходил на парад, где ему обязательно наливали боевые «сто грамм» и угощали праздничным обедом. Никогда не забуду, как мы ждали того момента, когда дедуля придет домой, тогда уже наступал наш с Марьянкой черед пировать. Он всегда выкладывал из карманов кучу угощений и с умилением смотрел, как мы их уплетаем за обе щеки… »
На глаза навернулись слезы, воспоминания давались с трудом. Аля встала и медленно подошла к окну. В голове крутились моменты их последней встречи с дедом: вот она несется домой из школы, вот деловито спрашивает у него «Дедуль! У тебя бабки есть?», вот они сидят за ужином, она, как всегда, препирается с Марьяной, вот он провожает их в путь… а вот и его могила, заваленная венками, с портретом, перетянутым в углу черной ленточкой, и его строгий, но любящий взгляд с фотографии…
Даша снова завертелась. «Прости, малышка! Мама больше не будет плакать…» - глубоко вздохнула Аля, приложив ладошки к животу. Она стала раскачиваться из стороны в стороны, тихо напевая песню Сольвейг, как когда-то это делала ее мама, старалась отогнать дурные мысли: она должна думать о малышке. Почувствовав, что Даша уснула, Аля вновь села за письменный стол, и шумно вздохнув, принялась писать дальше.
«… Зинаиды Константиновны не стало в 1966 году, ушла она тихо во сне, просто не проснулась… Мы забрали дедушку к себе, тогда у него обнаружили болезнь сердца. С тех пор он надевал торжественный костюм два раза в год: на парад Победы и к бабушке на кладбище.
После бабушки не стало моей мамы, я была совсем маленькой и даже не помню ее. Единственное, что я могу тебе сказать, что твоя бабушка Анна Илларионовна была музыкально одаренной, и каждый раз, когда она пела песню Сольвейг, я плакала всегда.
Так мы остались жить с папой и дедушкой. Папа тоже рано остался без родителей: отец его погиб на войне, мама воспитывала его и сестру одна. Папка рассказывал, как после Победы к ним село вернулся военный офицер-летчик, муж соседки тети Аси. Каждый вечер он собирал вокруг себя местных мальчишек и рассказывал о своих подвигах. С тех пор мой отец Николай Петрович Широков решил стать летчиком. У папы был твердый характер, поэтому окончив школу, он поступил в летное военное училище. Папка никогда не рассказывал о своей работе, всегда отмахивался одной сухой фразой «все нормально» и тут же переводил тему разговора. Он прошел Афганистан, но погиб в мирное время. Я всегда с нетерпением ждала его возвращения домой, и в этот раз он должен был приехать в отпуск к 9 мая. Но 27 апреля случилось самое ужасное: папка погиб, погиб, как выяснилось теперь, спасая всех нас. Я не знаю всех подробностей, нам не сообщили. Единственное, что стало мне известно, что его вертолет зацепился за трубу и упал в самое пекло взорвавшегося реактора. Там он и остался лежать навсегда…
»
На нее вновь нахлынули воспоминания, но она уже не плакала, как и тогда. Наверное, кто-то бы посчитал ее черствой и бездушной, но каждый раз вспоминая об отце, ей казалось, что он просто в очередной длительной командировке, настанет день, и он обязательно войдет в дверь, лучезарно улыбнется, раскинет руки и будет ждать, когда его маленькая бунтарка с разбегу кинется в его объятия и крепко поцелует его. Она просто не могла поверить в то, что отца больше нет. Она не видела его тела, она не видела разбившийся вертолет, да что там говорить, она не видела его могилы. Ей некуда было принести цветы. Головой она понимала, что отец погиб, но сердце категорически отказывалось в это верить, оно ждало, оно жило воспоминаниями и угасшей надеждой.
«…У тебя еще была тетя Марьяна, моя родная сестра. Если бы не авария, наверное, она стала бы отличным эндокринологом: дотошная, придирчивая к мелочам, она всегда старалась быть идеальной. Ее любили пациенты, но дома мы с ней всегда собачились, она всегда грозилась пожаловаться на меня папе, но никогда этого не делала, за что я втайне была ей благодарна. Еще на первом курсе мед.института она познакомилась со своим женихом Игорем. К нему мы и поехали тогда… Машина без конца ломалась по дороге, а уже на подъездах к Припяти мы увидели этот страшный взрыв на станции, после него Марьяне и стало плохо… Утром она поехала в больницу к своему жениху, больше я ее живой не видела. Соседка сказала, что ей стало нехорошо, когда она поехала помогать пострадавшим в Москву. В больнице мне толком ничего не объяснили: где она, почему уехала, сказали только что «повода для беспокойства особого нет»… О ее последних днях мне поведала ее лечащий врач Софья Михайловна, Марьяна до последнего переживала о том, что мы не знаем о ней ничего, переживала о дедушке, обо мне. В бреду часто звала своего жениха, но он так и не пришел… Марьяны не стало 8 мая, я так и не успела ее увидеть… »
Устало откинувшись на спинку стула, Аля мельком взглянула на часы, стрелки показывали «час двадцать четыре». «Все как тогда», - вздохнула она и медленно перевела взгляд в окно. Дождь прекратился, оставив о себе напоминание в виде огромных луж на асфальте. Город спал, погрузившись в ночную тишину. Девушка неспешно встала, аккуратно сложила тетрадь с ручкой на столе и двинулась в сторону шкафа. Сняв с себя платье, Аля невольно взглянула на свое отражение в зеркале: она практически не изменилась, разве что талия исчезла, а животик округлился и теперь выдавался чуть вперед, ну, и грудь стала больше. Вот только теперь синяки от неосторожных движений стали проходить дольше, и беспощадно лезли волосы. «Пройдет», - утешала себя Аля. Надев ночную рубашку и развернувшись к зеркалу боком, еще раз взглянула на себя: «Паше понравилось бы». С этими мыслями девушка закрыла шкаф и пошла к дивану. Сегодня был слишком тяжелый день, ей нужно было отдохнуть и набраться сил. Улегшись поудобнее, она мысленно пообещала себе, что завтра обязательно пойдет к нему и все ему расскажет. Спустя несколько минут девушка уснула.

К Нему

Утро выдалось хмурым. Дождя не было, но складывалось впечатление, что он вот-вот начнется. Серые тучи обложили небо, закрывая собой солнце, которое местами все-таки пронзало свинец облаков своими лучами. Людей на улице было мало, все разбрелись по делам. В квартире было тихо, что говорило о том, что хозяйка уже на своем «боевом» посту спасает больных. Аля нехотя вылезла из-под одеяла, отопления еще не было, поэтому дома было прохладно. Потянувшись и потерев глаза, она взглянула в окно – дождя нет, а это значит, что сегодня она вновь встретится с ним. Решив не медлить, Аля пошла умываться. Проходя мимо кухни, увидела записку на столе: «Позавтракай! Хорошего дня!». При мыслях о еде к горлу подкатил неприятный комок, девушка поспешила в ванную. Умывшись прохладной водой, почувствовала, что тошнота отпускает. К еде она так и не прикоснулась, спешно одевшись, выскочила из дома.
Уже через час Аля была на месте. Она в нерешительности остановилась у ворот, оглянувшись, увидела знакомую маленькую скрюченную старушку, которая всегда стояла у входа и продавала цветы.
- Здравствуйте!
- Здравствуй! Идешь?– спросила старушка.
- Да, к сестре пришла, – быстро проговорила Аля.
- Сегодня только астры… - указала на пестрые букеты, - тебе как всегда четыре штуки?
- Да, если можно, белых, – тут же полезла в потертый кошелек.
Пока Аля искала деньги, старушка успела собрать цветы и уже собиралась отдать их, как ее глаза остановились на округлом животе.
- Дочк! Ты меня послушай, что я тебе скажу... Нехорошо это, на сносях по кладбищу шастать, говорят, ребеночек потом больной родится… не по-христиански это.
Девушка молча отсчитала нужную сумму и протянула продавцу, сделав вид, что не слышала последней фразы. Она уже было взяла цветы и направилась к воротам кладбища, как услышала вслед причитания бабушки:
- Да что ж такое творится-то?! Да куда ж муж-то твой смотрит? - беззлобно сокрушалась старушка.
«Здесь он…» - то ли прошептала, то ли подумала Аля и побрела по тропинке, уже издалека ее глаза нашли нужное место.
Снизу вверх на девушку смотрела массивная плита, высеченными буквами на ней гласила надпись: «Державин Павел Иванович 21.07.1967 – 16.05.1986». «Даже фотографии нет», – в который раз вздохнула Аля.
- Здравствуй, Паша! - произнесла вслух, - а я к тебе с хорошими новостями. Только давай я сначала приберусь тут у тебя.
С этими словами Аля стала менять цветы в банке, выбросила две увядшие розы и поставила две астры. Достала носовой платок и тщательно вытерла плиту от оставшихся дождевых капель.
- Ну, вот! Так лучше! Красиво, правда?! - попыталась улыбнуться, глядя на два белоснежных цветка. - Прям как мы с тобой в тот день.
Девушка опустила взгляд, прикусив губу, она осторожно приложила ладонь к холодному мрамору и стала потихоньку гладить его.
- Ты прости, что не смогла вчера к тебе прийти, у меня после больницы кровь носом пошла… Ты только не переживай, Паш, это не страшно! – долгая пауза, - Паш, а у нас дочка будет! Представляешь, мне ее даже показали на каком-то противно пищащем аппарате. Софья Михайловна постаралась.. Наша девочка, ты знаешь, она такая маленькая, всего лишь с мою ладонь… но она уже очень шустрая, знаешь, как она лягается, каждый день по несколько раз вертится… Представляешь?! Мне бы очень хотелось, чтобы ты тоже это ощутил!.. А я ей рассказываю о тебе каждый день. Пусть знает, какой папа у нее… Нам очень не хватает тебя… А мне сегодня приснилось наше первое утро. Помнишь, когда мы с тобой бежали из города и уже на рассвете уснули в поле… Ты еще тогда меня так крепко обнял и поцеловал. Ты думал, я сплю, а я не спала… Мне было так тепло и хорошо рядом с тобой… А еще мне врачи в больнице вчера сказали, что у нашей дочки и ручки, и ножки – все на месте. Ты знаешь, что это значит? Это значит, что ты был прав, и я не зря тогда сбежала от аборта… Паш, а как ты думаешь, на кого она будет похожа? Я хочу, чтоб у нее были твои глаза, такие же голубые и красивые… А еще я решила написать ей письмо, на всякий случай… Она, по крайней мере, будет знать, что мы ее любим… Я стараюсь держаться, как и обещала тебе. А еще не плакать, плачут только дураки и слабые люди… Паш, а я дочку решила Дашей назвать, ты не против? Нет? Ее будут звать Державина Дарья Павловна, она будет носить твою фамилию, ты же мой муж…
Аля судорожно сжала угол плиты до белых костяшек, ее затрясло. Казалось, что девушка плачет, но слез не было, только беззвучно сотрясалось ее тело. Она не могла смириться с этой потерей, слишком ярким и недолгим было их счастье. Зарождающуюся истерику прервали активные движения младенца в утробе, которые пытались достучаться до материнского разума.
- Тихо-тихо-тихо, всё, тихо! - стала успокаивать Аля то ли себя, то ли младенца, - всё! Я уже не плачу. Я у вас глупая. Распустила тут слезы…
Аля замолчала, она еще долго стояла возле могилы Павла, ее взгляд блуждал по немому камню, изредка останавливаясь на высеченных буквах.
- Я люблю тебя, Паша! - с тяжелым выдохом произнесла она, хлюпая носом.
Природа будто чувствовала состояние Али и старалась всячески поддержать ее. Погода стала проясняться, и сквозь плотные тучи брызнул луч солнечного света. Не такого жаркого, как летом, но и еще не безжизненно холодного, как зимой. Луч приятно согрел плечи девушки, в голове была одна мысль: «Он здесь, Он рядом».
Подняв с земли оставшиеся два цветка и высохшие розы, Аля попрощалась с Пашей и направилась вглубь. Дойдя до небольшого холмика, увенчанного крестом и фотографией лучезарно улыбающейся блондинки, девушка остановилась. Также поздоровалась с сестрой, навела порядок, поменяла цветы, и, попрощавшись, ушла. Почему-то даже после смерти Марьяны у нее не находились слова, даже теперь, зная, что сестра не сможет ее отругать, Аля боялась говорить о своем положении. Сама не зная, почему. Они никогда не были хорошими сестрами: бесконечные препирательства, нравоучения, ссоры и разные характеры. Алька никогда не рассказывала сестре о своих тайнах и переживаниях, а та и не спрашивала. Марьяна относилась к ней больше как к дочери, а не как к сестре, считала ее маленькой и глупой, но своенравной и капризной. А в последнее время отношения и вовсе не ладились: Аля стала часто пропадать вечерами напролет с друзьями, что очень раздражало Марьяну; Марьяна практически каждую неделю ездила к своему жениху в Припять, но всегда «для отвода глаз» брала с собой младшую сестру под предлогом «навестить тетю», от чего, в свою очередь, уже бесилась Аля. Главным миротворцем в семье выступал дедушка, который всегда мог утихомирить буйный нрав Алевтины и успокоить старшую внучку.
Теперь уже никуда не торопясь, Аля побрела до станции метро. На душе стало легче, она сказала ему, теперь он знает, что у них будет Дашенька. «Все правильно», - думала она. В голову невольно лезли воспоминания о том ужасном дне, когда Аля чуть было насильно не лишилась их малышки.

Киев, конец июня 1986 год

После похорон Паши Аля все-таки решила вернуться в Киев. Пройдя на порог родного дома, она остановилась в нерешительности, обвела глазами квартиру и стала прислушиваться. Вдруг все это сон: вот сейчас пройдет мгновение, и тяжелой поступью дед выйдет из комнаты с газетой в руках, в дверь позвонит вернувшаяся после тяжелого трудового дня Марьянка, а телефон разразится противной трелью, и на том конце провода послышится бодрый голос папы. Но ничего этого не случилось: в ушах по-прежнему звенела тишина, а в солнечном луче играли редкие пылинки. Все еще не веря в происходящее, Аля стала звать дедушку, но ее голос эхом отскакивал от стен пустого помещения. Здесь не было ни души. К горлу стал подступать комок: она одна, совершенно одна. Дни сменяли друг друга, но на пороге квартиры так никто и не появился, телефон молчал. Аля ждала теперь только одного: подтвердятся ли её опасения. Уже который день её мучила непонятная слабость, приступы тошноты становились обычным делом. Девушка списывала все на нервы и переутомление, слишком много навалилось на нее сразу. Но все чаще и чаще в голову приходили мысли о беременности. Несколько недель спустя Аля окончательно убедилась в своих подозрениях: она ждет ребенка. Поначалу ее сковал страх: страх одной растить ребенка без Него, страх непонимания «а что дальше?», «а как?» и еще миллион вопросов, ответов на которые, увы, найти было непросто. Но осознав, что под сердцем она носит частичку их с Пашей любви, их продолжение, Аля бережно положила ладонь на еще плоский живот и расплакалась. Расплакалась от внезапно нахлынувшей радости, от безумной любви к этому крошечному человечку, который был еще размером чуть больше булавочной головки, но уже вызвал целую бурю эмоций у своей мамы.
Набравшись смелости, Аля все-таки набрала номер телефона Софьи Михайловны:
- Я вас слушаю, - послышался строгий голос на том конце провода.
- Здравствуйте, Софья Михайловна! – произнесла с улыбкой.
- Аля, ты?
- Да, звоню, как и обещала.
- Как дела у тебя? Ты прошла обследование? – в голосе послышались нотки беспокойства.
- Я Вам по этому поводу и звоню, - Аля замолчала в нерешительности, - Софья Михайловна, я, кажется, беременна…
Повисло молчание, врач растерялась, она, конечно, видела, что Алевтина перед отъездом была чем-то взволнована, но допустить такое она даже в мыслях не могла.
- Аль, ты уверена?
- Да. Скорее да, чем нет.
- Аля, послушай, приезжай в Москву, я проведу обследование, в твоем случае это опасно. Аля, слышишь меня?
- Да, я слушаю вас. Софья Михайловна, поймите меня правильно, спасибо вам за все, но в Москву я пока не поеду. Вы мне лучше скажите, что мне делать?
- Ох, Аля, Аля… - вздохнула женщина, - теперь тебе нужно обязательно встать на учет и все-таки пройти обследование. Аля, это не шутки! Беременность может быть опасной для твоего организма…
- Спасибо, я поняла все, - мирно согласилась девушка.
- Аль, если все-таки надумаешь – я тебя жду всегда, - поняла, что настаивать бесполезно.
- Хорошо, спасибо еще раз, Софья Михайловна. Я позвоню.
- Буду ждать! До встречи!
- До свидания!
Уже после того, как Аля повесила трубку, до нее стал отчетливо доходить смысл слов врача, но отступать было поздно. Этот ребенок стал единственным смыслом ее жизни, отказаться от него значило окончательно обречь себя на бесцельное существование, отказаться от него значило отказаться от их любви, а этого она себе позволить не могла.
Не прошло и недели после телефонного разговора, как в дверь раздался неожиданный звонок, сердце Али екнуло, внутри зародилось плохое предчувствие. На пороге стояли люди в форме, с этого момента начался ад: девушку бесконечно таскали по больнице, брали какие-то анализы, спрашивали о поездке в Припять той роковой ночью, постоянно что-то выясняли и допрашивали, но отказывались толком объяснить что-либо. А когда стало ясно, что Алевтина действительно в положении, вместо дежурных поздравлений врача прозвучало страшное слово «аборт». В тот же день ее направили в женскую консультацию, где она встретила еще с десяток таких же несчастных женщин, на лицах их было отчаяние и непонимание. От них-то она и узнала причину своего пребывания здесь. В душе была пустота, потухший взгляд Али судорожно бродил по обшарпанным стенам, пытаясь хоть за что-нибудь уцепиться, словно за соломинку. «Неужели нет ни единого шанса? Неужели нашей малышке не суждено жить?! Господи, за что?!» - звенели мысли в голове. Откинувшись к стене, девушка прикрыла глаза и покорно ждала своей очереди: «Ради чего теперь жить?!»
- Кто там следующий? – врач мыла руки после очередного осмотра.
- Широкова Алевтина, семнадцать лет, первая беременность, около девяти недель, - отчеканила медсестра, с презрением взглянув на юную мамашу.
- Ровно девять, - отозвалась Аля, бесцельно переводя взгляд то на одну женщину, то на другую.
- Это уже не имеет никакого значения, - строго отрезала врач.
- Это по поводу нее звонили с московской больницы, - язвительно подливала масла в огонь медсестра, - в консультацию Широкова не обращалась.
«Софья Михайловна… вот откуда ноги растут… ну, зачем? Зачем?»
- Да, да, я помню, помню, - врач уже листала больничную карту.
- Когда вы, ну, собираетесь это сделать? – чуть запнувшись, спросила Аля.
- Завтра, – прозвучало как приговор.
- А если я не хочу? – в голосе прозвучали нотки угасающей надежды.
- В вашем случае этот вопрос не обсуждается, - раздраженно ответила гинеколог.
Аля обратила внимание на медсестру, та с удивлением смотрела на врача. На ее лице застыло такое выражение лица, будто бы на ее глазах палач исполнил приговор, не дав последнего слова подсудимому. Она явно была не согласна с вердиктом своей коллеги, но не смела ей перечить.
- Пройдемте со мной. Прошу вас, - врач указала на кресло.
После осмотра женщин отправили в палату дожидаться своего часа. Аля чувствовала себя окончательно убитой, подавленной, растерзанной. И даже физическая боль при осмотре никак не могла заглушить душевную, она зияла открытой раной. Потерять все, и сейчас отнимут последнее, что у неё осталось. Из глаз медленно катились слезы, она тонкими пальчиками перебирала грубую ткань больничного халата в районе живота: «Господи, был бы хоть один шанс, один!» Аля лежала на своей койке, улавливая обрывки ужасного разговора соседок по палате: «…недоразвитые дети… сын родился слепой… ножки сросшиеся… говорят, только аборт, всё! Нет другого выхода…» Аля отвернулась к окну, на улице моросил дождь, щедро обливая мутные стекла. Небо рыдало вместе со всеми несчастными женщинами, которых нескончаемым потоком везли сюда. Одни корчились от боли в коридорах, другие в палатах ждали своей участи.
«… ей тогда велели кесарево делать сразу до срока, так что с ней? А она вот не послушалась куда-то в Крым сбежала или еще куда, там девочку и родила… здоровая, говорят, девка получилась…», - Аля не поверила своим ушам, «шанс есть!»
«… А у одних дитя на себя всю эту болезнь тянет, а другие матери на свой организм это берут. Матери потом не выживают, конечно, но зато ребенок здоровый остается…» - прозвучало как гимн ее последней надежде. Аля решила во что бы то ни стало сохранить ребенка. «Будь, что будет», - подумала она, - «так, надо уйти отсюда, сейчас просто надо отсюда уйти».
Ёе затрясло, Аля стала судорожно строить в голове план своего побега, она ни за что не даст убить своего малыша. Выйдя в коридор, она наткнулась на придирчивый взгляд пожилой санитарки:
- Ну, и куда же ты собралась? – смотрит в самое нутро.
- В туалет, - не моргнув глазом, быстро нашлась Алевтина.
- Ну, иди.
Мысли путались в ее голове: «Так! Туалет, ведра, швабра, окно… Блин, не поддается!» – услышав голоса за дверью, собрала остатки сил и рванула ручку, окно послушно распахнулось. - «Высоко, второй этаж, да и дождь еще… пожарная лестница!» Увидев лестницу, девушка мысленно обрадовалась - вот оно спасение. Ни секунды не медля, Аля осторожно, чтобы не поскользнуться, стала вылезать за окно, пытаясь уцепиться за мокрую лестницу. Спустившись до последней перекладины, повисла, резко спрыгнула вниз и побежала прочь от этого места. Впервые за все это время она испытала огромное счастье: она чуть было не потеряла последнюю соломинку, на которой висел весь смысл ее существования теперь.

Воспоминания

Отстояв длинную очередь за продуктами и благополучно вернувшись домой, Аля устало присела на диван. Ноги гудели, спина жутко болела, голова кружилась. «Надо совсем чуть-чуть отдохнуть», - крутилось в голове. С этой мыслью девушка осторожно прилегла на подушку, и, поджав под себя ноги, прикрыла глаза. Несмотря на малоприятное состояние, её все же охватило чувство внутреннего спокойствия и удовлетворения. Аля задремала.

… Солнце залило своим лимонно-жёлтым светом узкие улочки, не оставляя ни малейшего шанса на прохладу. Раскалённый воздух застыл над асфальтом, изредка разгоняемый робкими порывами такого же горячего ветра. В городе стояло жаркое лето. Аля выходит из подъезда собственного дома. Яркое солнце слепит с непривычки, и девушка инстинктивно щурится, пытаясь разглядеть кого-то неподалёку. Он идет ей навстречу. Паша. Такой родной, красивый, в той же военной форме, в руках несет небольшой букет полевых цветов. Он улыбается ей искренне и нежно. Как же она скучала по этой улыбке. Не говоря ни слова, он подаёт ей руку, Аля осторожно спускается со ступеньки и слегка переваливающейся походкой идёт ближе к нему. Наконец-то Паша заключает её в крепкие, но бережные объятия и осторожно целует в лоб. Вот то место, где бы она хотела остаться навсегда, в его надёжных руках, блаженно прикрыв глаза и вслушиваясь в учащённый стук его сердца. Аля облегченно выдыхает. «Он здесь, он рядом», - проносится в её голове. Она чувствует, как он сильнее прижимает её к себе, уткнувшись в макушку, он медленно вдыхает запах её волос, но что-то мешает: маленький комочек радости, оказавшись зажатым между родителями, начинает активно протестовать. Аля улыбнулась. Повинуясь порыву, взяла руку Павла и осторожно опустила её к себе на живот. Паша озадачено и одновременно зачаровано смотрит на свою ладонь, под которой уже бьётся крошечное сердечко. Полный надежды и восхищения взгляд в глаза, будто молча спрашивает её: «Можно?» «Конечно, можно!» - улыбаются искорки её зелёных глаз. Паша опускается на колени перед ней, ни на минуту не отрывая взгляда от округлившейся фигуры девушки, кладёт голову ей на живот и прислушивается. Малышка уверенно толкается в утробе матери, но как только папа начинает гладить живот, она тут же благоговейно затихает и успокаивается. Аля задумчиво улыбается этой картине и осторожно пальчиками перебирает его волосы, словно боясь спугнуть момент. Через несколько минут Паша поднимается и вновь смотрит ей в глаза.
- «Мне пора!»
- «Как?! Уже?! Разве ты не останешься с нами?» - её глаза наполняются слезами
- «Мне надо идти, меня там ждут», - обеспокоенно смотрит на неё.
Паша берет её руку, поспешно вкладывает в неё маленький букет и крепко прижимается губами к её маленькой ладошке. Затем обнимает Алю и покрывает её соленое от слез лицо мелкими поцелуями: «Не плачь… Не плачь, моя хорошая… Мы с тобой обязательно встретимся! Ну, всё... ну…» Берет её лицо в руки, бережно стирает пальцами остатки слез и нежно целует в губы.
- Береги Дашеньку, пожалуйста! Обещаешь?
- Обещаю… - с тяжелым выдохом произнесла Аля.
- Все! Я побежал… - отстраняет её от себя и спешно удаляется.
- Я с тобой, - кинулась к нему.
- Нет, тебе пока нельзя со мной! Дашу береги!..

Аля резко вскочила на диване, не сразу сообразив, что это был сон. Сердце учащенно колотилось, подушка была влажная, лицо опухло. «Господи, это был всего лишь сон», - с сожалением подумала она, устало откинувшись на спинку дивана. Глазами отыскала часы на стене, стрелки показывали четыре часа дня. «Скоро Софья Михайловна придёт, надо хоть что-нибудь приготовить, а то совсем как немощная стала». При мысли о еде желудок напомнил неприятным урчанием, что про завтрак и обед Аля благополучно забыла. Девушка лениво потянулась, и нехотя поплелась на кухню. Одной есть совсем не хотелось, но организм настойчиво требовал еды. Словно уловив мамино нежелание её накормить, тут же дала о себе знать крошечная Даша, будто напоминая Але о том, что та уже не одна. Девушка улыбнулась еле ощутимому шевелению и уже бодрее подошла к холодильнику. Выудив оттуда хлеб и колбасу, сделала нехитрый бутерброд и поставила чайник на плиту.
За окном вновь стали собираться тучи, на город снова набежала скучная серость. Аля не спеша подошла к подоконнику и прислонилась к стене. Её взгляд стал медленно бродить по комнате. Странно, она жила здесь уже почти два месяца, но ещё ни разу так и не разглядела всё внутреннее убранство этого дома. Все комнаты в этой квартире были небольшими, но аккуратными. На стенах старенькие, но чистые обои, давно видавшие ремонт. Не было нагромождения мебели, наоборот, квартира напоминала музей минимализма, и каждый угол кричал о том, что хозяйка чаще ночует на работе, нежели дома. Но всё вокруг было таким чужим, отстраненным, и всё вокруг говорило о том, что это лишь временное пристанище. Впрочем, даже родной дом теперь для Али казался чужим, как будто из другой жизни. Да и вся жизнь теперь разделилась на «до» и «после».
Взгляд остановился на тарелке с бутербродом. В голове стали всплывать картинки их с Пашей обеда в «ограбленной» квартире:
«… Давай бутерброд! Давай? Сыр будешь? На! Давай-давай! Надо сил набираться…»
«Заботливый, все накормить меня хотел, а я его ребенком назвала… Паша… как же тебя не хватает рядом», - думала девушка, откинув голову и тяжело вздыхая. Из мыслей её вырвал свист чайника на плите. Через час был готов нехитрый ужин. Есть не стала, решив подождать хозяйку квартиры.
По окнам снова забарабанил частый дождь, на улице становилось темно. С каждым днем вечер опускался на город все раньше и раньше. А когда было пасмурно, то день и вовсе ничем не отличался от сумрачного времени суток. Аля вошла в свою комнату. Свет включать не стала, только щелкнула настольной лампой, тепло которой приятно озарило помещение. Девушка накинула на плечи синее шерстяное одеяло, вновь уселась за стол и погрузилась в воспоминания.

«…С твоим папой Павлом мы познакомились совершенно случайно, хотя сейчас я уверена, что это не было случайностью, наверное, так и должно было быть. Своими глазами я видела тот страшный взрыв. Вряд ли тогда я могла предположить, что именно эта катастрофа подарит мне скорое счастье и также быстро отнимет у меня всё. Паша служил в вертолетной части, он-то и принёс мне письмо от папы. Что было написано в том письме, я уже и не помню толком. Я помню лишь омут серо-голубых глаз, в которых читалась растерянность…»
Ручка застыла в воздухе над белой гладью листа. Аля отвела взгляд в сторону и мысленно вернулась в тот счастливый день.
Алька проснулась поздно, после бессонной ночи жутко болела голова. К тому же девушка до сих пор в душе злилась на старшую сестру: в эту субботу ребята собирались на квартирник, а она вынуждена сидеть в этом захолустье и ждать, пока Марьянка со свидания прибежит. Пройдя по дому, Аля поняла, что находится в доме одна. Делать было нечего, повалявшись на кровати ещё несколько минут, решила для начала привести себя в порядок и позавтракать. Она уже собиралась сесть за стол, когда во дворе послышались шаги, а за ними - отчетливый стук в дверь.
«Приплыла», - подумала Аля, уже рисуя в голове картину мечтательно улыбающееся лицо блондинки, - «теперь ещё неделю довольная ходить будет».
Но к большому удивлению Алевтины, на пороге стоял молодой парень в военной форме, высокий, плечистый. Он что-то невнятное пробубнил себе под нос, достал маленький сверток и отдал его ей. Она стояла на пороге в лёгком летнем платьице, смотрела на него своими большими зелёными глазами и отчего-то улыбалась. Не сразу поняв причину визита военного в их дом, она почему-то не испытывала чувства страха, наоборот, её одолело по-детски наивное любопытство. Ей буквально льстило то, как бравый солдат, который по определению не должен ничего бояться и быть смелым, сейчас стоит перед ней и нервно мнёт свой головной убор в руках. Между тем, девушка всё же взяла сверток, и, развернув его, стала читать.
- Это от моего папы, - ещё раз лучезарно улыбнулась, и словно кошка проскользнула мимо солдата и плюхнулась на стоящую неподалеку скамейку, грациозно сложив ноги на пеньке.
- Товарищ майор ещё просил передать, чтоб... чтоб дождались, - произнес, запинаясь.
Аля прикрыла пол-лица листом бумаги, пытаясь скрыть улыбку, но её предательски выдавали глаза, в которых плясали озорные искры: этот молодой человек явно заинтересовал её, и девушка судорожно соображала, как задержать его.
- Всё! – солдат резко идет к выходу.
- Стой! – командует ему.- Куда ты пошел? Я тебя отпускала?!
Аля решила воспользоваться армейским тоном, но тут же смягчила его. Подбежав к нему, резко развернулась на одной ноге, преграждая ему дорогу.
- Ты сегодня обедал? – с заботой и надеждой смотрит в глаза.
- Нет, не успел ещё… - парень был ошарашен.
- Ну, вот и хорошо! А то моя сестра в больницу ускакала, а я одна есть не могу. Так что пойдем!
Алька шутливо стала толкать упирающегос



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-08-07 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: