ОТРАЖАТЕЛЬНО-ОЦЕНОЧНАЯ ФУНКЦИЯ ЭМОЦИЯ 21 глава

Небольшой пример может пояснить как само понятие пережива­ния, так и его отношение к эмпатии.

Один участник психотерапевтической группы довольно негативно высказался в адрес своего отца. Ведущий говорит: «Создается впечатление, что ты сердит на своего отца». Тот отвечает: «Нет, я не думаю»,—«Может быть, ты не удовлетворен им?»— «Ну, может быть» (с сомнением).—«Может быть, ты разочаро­вался в нем?». Следует быстрый ответ: «Да, я разочаровался тем, что он слабый человек. Я думаю, я давно разочаровался в нем, еще в детстве».

С чем этот человек сверялся, устанавливая правильность разных предлагавшихся слов? Гендлин считает, и я согласен с ним, что это было некое наличное психофизиологическое состояние. Обычно оно субъективно достаточно определенно, и человек может хорошо пользоваться им для сравнения с подбираемыми обозначениями. В нашем случае «сердит» не подходит, «неудовлетворен» — оказы­вается ближе, и слово «разочарован» — вполне точно. Будучи найдено, оно, как это часто бывает, побуждает.к дальнейшему течению переживаний.

На основе изложенного позвольте мне попробовать описать эмпатию более удовлетворительным для меня сейчас образом. Я больше не говорю «состояние эмпатии», потому что думаю, что это скорее процесс, чем состояние. Попытаюсь описать его суть.

Эмпатический способ общения с другой личностью имеет несколь­ко граней. Он подразумевает вхождение в личный мир другого и пре­бывание в нем «как дома». Он включает постоянную чувствитель­ность к меняющимся переживаниям другого — к страху, или гневу, или растроганности, или стеснению, одним словом, ко всему, что испытывает он или она. Это означает временную жизнь другой жизнью, деликатное пребывание в ней без оценивания и осуждения. Это означает улавливание того, что другой сам едва осознает. Но при этом отсутствуют попытки вскрыть совершенно неосознавае­мые чувства, поскольку они могут оказаться травмирующими. Это включает сообщение ваших впечатлений о внутреннем мире другого, когда вы смотрите свежим и спокойным взглядом на те его элементы, которые волнуют или пугают вашего собеседника. Это подразумевает частое обращение к другому для проверки своих впечатлений и внимательное прислушивание к получаемым ответам. Вы доверенное лицо для другого. Указывая на возможные смыслы переживаний другого, вы помт.чете ему переживать более

чолно и конструктивно. Быть с другим таким способом означает ia некоторое время оставить в стороне свои точки зрения и ценности, п-обы войти в мир другого без предвзятости. В некотором смысле это означает, что вы оставляете в стороне свое «я». Это могут? осуществить только люди, чувствующие себя достаточно безопасно в определенном смысле: они знают, что не потеряют себя в порой странном или причудливом мире другого и что смогут успешно вернутьс^ в свой мир, когда захотят.

Может быть это описание делает понятным, что быть эмпатичным трудно. Это означает быть ответственным, активным, сильным, и в то же время — тонким и чутким.

ЛИТЕРАТУРА

Gendlin Е. Т Experiensing and the creation of meaning. N. Y, 1962. Rogers C. R. A theory of therapy, personality "and interpersonal relationships as

developed in the clientcentered framework In: Koch S (ed) Psychology

A study of a science, (...) V 3. N. Y., 1959.

Юнг (Jung) Карл Густав (26 июля 1875 — 6 июня 1961) — швейцарский психолог и психиатр, основатель одного из направлений в психоанализе — «ана­литической психологии». Ближайший сотрудника. Фрейда (1906—1913), пер­вый председатель Международного психоаналитического общества (1911— 1914). Профессор психологии Цюрих­ского (1933—1941) и Базельского уни­верситетов.

Работая под руководством 3. Фрейда, К. Юнг внес существенный вклад в становление и развитие психоанализа, его методов и приемов (например, тех­ники свободных ассоциаций). Однако расхождения по основным теоретиче­ским вопросам (в частности, отрицание сексуальной этиологии психических рас­стройств) привели его к разрыву с 3. Фрейдом. На основании анализа сим­волики сновидений К. Юнг предполо­жил, что в психическом развитии чело­века помимо индивидуального бессозна­тельного существенная роль принадле­жит «коллективному бессознательно­му». Его содержание составляют «архи­типы» — своего рода формальные схе­мы, прообразы развития, отражающие в символической форме (в мифах, снах, художественном творчестве) общечело­веческий опыт. В освоении содержа-ний.коллективного бессознательного со­стоит, по К- Юнгу, процесс становле­ния личности человека Юнговское учение о коллективном бес­сознательном представляет собой при­чудливое сочетание рафинированных мифопоэтических и символологических построений с крайне натуралистически­ми и даже механистическими представ­лениями, глубоких постижений с уста­новкой на принципиальную двусмыслен­ность основных понятий и несистематич­ность изложения.

Сочинения: The collected works, v. 1—20. London, 1953—1964; Gesam-melte Werke, Bd., 1—18. Z., 1958—1968. Analytical Psychology; Its Theory and Practice. N. Y., 1968. В рус. пер.: Психоз и его содержание. Спб., 1909; Психо­логические типы. М., 192.4, Избранные труды по аналитической психологии. Т. 1—4. Цюрих, 1929—1939. Литература: Аверинцев С. С. Аналитическая психология К. Г. Юн­га и закономерности творческой фан­тазии. — В кн.: О современной буржуазной эстетике. М., 1972; M.—L. Franz (ed.). Man and his Symbols. N. Y., 1964.

К. Г. Юнг

[ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ']

В моей практической врачебной работе с нервнобольными я уже давно заметил, что помимо многих индивидуальных различий челове­ческой психики существует также типическое различие и прежде всего два резко различных типа, названные мной типом интроверсии и типом экстраверсии.

Каждый человек обладает обоими механизмами, экстраверсией и интроверсией, и только относительный перевес того или другого опре-

' Юнг К Г. Психологические типы. М., 1924, с. 5—21, 34—41, 55—62, 69—74.

деляет тип. Нужно поэтому наложить сильную ретушь, чтобы при­дать, картине необходимую рельефность, что уже ведет к более или мене>е невинному подлогу. (...)

Интровертированную точку зрения можно было бы обозна­чить к^к такую, которая при всех обстоятельствах старается лич­ность ^ субъективное психологическое явление поставить выше объекта\и объективного явления или по крайней мере утвердить их по отношению к объекту. (...) Экстравертированная точка зре­ния, наоборот, ставит субъект ниже объекта, причем объекту при­надлежит ^.преобладающая ценность. Субъект пользуется всегда второстепенным значением, субъективное явление кажется иногда только мешающим и ненужным придатком к объективно проис­ходящему. (.',.)

Мой опыт доказал мне, что индивидуумов можно различать самым общим образов не только по универсальному различию экстравер­сии и интроверсии, но и по отдельным основным психическим функ­циям. А именно в такой же мере, как внешние обстоятельства и внутреннее предрасположение вызывают господство экстраверсии или интроверсии, они благоприятствуют также господству в индиви­дууме определенной основной функции. Основными функциями, т. е. функциями, которые существенно отличаются от других функций, являются, по моему опыту, мышление, эмоции, ощущение и интуиция. Если привычно господствует одна из этих функций, то появляется соответствующий тип. Поэтому я различаю мыслительный, эмо-" циональный, сенсорный и интуитивный типы. Каждый из этих типов, кроме того, может быть интровертированным или экстравертирован-ным, смотря по своему поведению по отношению к объекту, так как это было описано выше. (...)

ЭКСТРАВЕРТИРОВДННЫЙ ТИП

Общая установка сознания. Как известно, каждый ориентируется на данные, которые ему доставляет внешний мир; но мы видим, что это может происходить более или менее решающим образом. Один, вследствие того что на улице холодно, считает необходимым надеть пальто, другой находит это излишним для целей своего закалива­ния; один восхищается новым тенором потому, что все им восхища­ются, другой не восхищается им не потому, что он ему. не нравится, а потому, что он держится мнения, что то, чем все восхищаются, дале­ко еще не достойно удивления; один подчиняется данным отношени­ям, потому что, как показывает опыт, ничто другое невозможно, дру­гой же убежден, что если уже тысячу раз случилось так, то в тысяча первый раз может произойти иначе и по-новому,.и т. д. Первый ориентируется на данные внешние факты, второй остается при мнении, которое становится между ним и объективно данным. Когда ориентировка на объект и на объективно данные перевешивает до гого, что наиболее частые и главнейшие решения и поступки обуслов­лены не субъективными взглядами, а объективными отношениями, то

говорят об экстравертированной установке. Если это бывает/ по­стоянно, то говорят об экстравертированном типе. Когда/кто-нибудь так мыслит, чувствует и поступает, одним словом, так живет, как это непосредственно соответствует объективном от­ношениям и их требованиям в хорошем и плохом смысле, то он экстравертированный. Он живет так, что объект, как детермини­рующая величина, явным образом играет в его сознании/большую роль, чем его субъективное мнение. Конечно, он имеет субъективные взгляды, но их детерминирующая сила меньше, чем снАа внешних объективных условий. (...) /

Своей нормальности экстравертированный тип обязан, с одной стороны, тем обстоятельствам, что он относительно бе4 трений при­меняется к данным отношениям и естественно не имеет других претен­зий, кроме выполнения объективно данных возможностей, напри­мер, избрать профессию, которая в данном месте и в данное время представляет многообещающие возможности, или делать или произ­водить то, в чем в данный момент нуждается окружающая среда и чего она ждет от него, или воздерживаться от всяких нововведе­ний, если только они уже сами собой не напрашиваются, или как-нибудь иначе превзойти ожидания окружающего. Но, с другой сторо­ны, его нормальность основана еще на том важном обстоятельстве, что экстравертированный считается с реальностью своих субъектив­ных потребностей и нужд. Его слабый пункт заключается именно в том, что тенденция его типа в такой мере направлена во вне, что из всех субъективных фактов даже наиболее связанный с чувствами, а именно телесное здоровье, как слишком мало объективный, как слишком мало «внешний», недостаточно принимается в соображение, так что необходимое для физического благосостояния удовлетворе­ние элементарных потребностей более не имеет места. Вследствие этого страдает тело, не говоря уже о душе. Экстравертированный обычно мало замечает это последнее обстоятельство, но оно тем за­метнее для близких, окружающих его домашних. Потеря равно­весия становится для него чувствительной лишь тогда, когда появля­ются ненормальные телесные ощущения. (...)

Слишком экстравертированная установка может в такой степени не считаться с субъектом, что последний может быть весь принесен в жертву так называемым объективным требованиям, например, постоянному увеличению предприятия только потому, что имеются заказы и что необходимо выполнить представляющиеся возмож­ности. (...)

Установка бессознательного. (...) Я мыслю себе отношение бес­сознательного к сознательному как компенсаторное. (...)

Установка бессознательного для действительного дополнения со­знательной экстравертированной установки имеет свойство интровер-тирующего характера. Она концентрирует энергию на субъективном моменте, т. е. на всех потребностях и побуждениях, которые подав­лены или вытеснены слишком экстравертированной сознательной установкой. Легко понять,... что ориентировка на объект и на объек­тивно данное насилует множество субъективных побуждений, мне-

ний, желаний и необходимостей и лишает их той энергии, которая естественно должна принадлежать им. (...) Эти тенденции (мысли, желания, аффекты, потребности, чувствования и т. д.) принимают, соответственно степени их вытеснения, регрессивный характер, т. е., чем менее они осознаны, тем более они становятся инфантиль­ными и архаическими. Сознательная установка... оставляет им лишь ту энергию, которую она не может отнять. (...) Таким образом, у каждой подавленной тенденции в конце концов остается значи­тельная доля энергии, которая соответствует силе инстинкта; эта тенденция сохраняет свою действительность, хотя бы она стала бессознательной благодаря лишению энергии. Чем полнее созна­тельная экстравертированная установка, тем инфантильнее и архаич­нее бессознательная установка. Грубый, сильно превосходящий дет­ский и граничащий со злодейским эгоизм иногда характеризует бессознательную установку. (...)

Тот факт, что установка бессознательного компенсирует уста­новку сознания, обыкновенно выражается в психическом равнове­сии. Нормальная экстравертированная установка еще не означает, конечно, что индивидуум всегда и повсюду поступает по экстравер­тированной схеме. При всех обстоятельствах у того же индивидуума могут наблюдаться психические процессы, в которых является вопрос о механизме интроверсии. Экстравертированным мы называем только тот habitus, в котором механизм экстраверсии перевешивает. В этом случае наиболее дифференцированная функция постоянно подверга­ется экстравертированию, в то время как менее дифференцированные функции находятся в интровертированном употреблении, т. е. более полноценная функция наиболее осознана и подлежит контролю сознания и сознательного намерения, в то время как менее дифферен­цированные функции также и менее осознаны, resp. частью бессозна­тельны и в гораздо меньшей степени подчинены сознательной во­ле. (...) Классическим примером этого является экстравертирован­ный эмоциональный тип, который пользуется прекрасными отноше­ниями с окружающими его, но которому иногда случается высказы­вать суждения беспримерной бестактности. Эти суждения происходят из его малодифференцированного и малосознательного мышления, которое лишь частично находится под его контролем и к тому же недостаточно обусловлено объектом и поэтому может действовать, совершенно ни с чем не считаясь. (...)

Эмоции. Эмоции в экстравертированной установке ориенти­руются на объективно данное, т. е. объект является необходимым определителем рода чувствования. Они находятся в согласии с объективными ценностями. Кому знакомы эмоции только как субъек­тивные состояния, тот не поймет непосредственно сущности экстра-вертированного чувствования, так как экстравертированное чувство­вание, насколько могло, освободилось от субъективного фактора и тем всецело подчинилось влиянию объекта. Даже там, где оно кажет­ся независимым от качества конкретного объекта, оно все-таки на­ходится во власти традиционной или какой-либо иной имеющей об­щее значение оценки. Я могу чувствовать, что меня влечет к преди-

кату «красивый» или «хороший» не потому, что я из субъективного эмоционального переживания нахожу объект «красивым» или «хо­рошим», но потому, что подходит назвать его «красивым» или «хоро­шим»; и именно подходит постольку, поскольку противоположное суждение в той или иной мере нарушает общее положение эмоций. При таком применяющемся эмоциональном суждении дело идет вовсе не о симуляции или о лжи, но об акте приспособления. Так, напри­мер, картину можно назвать красивой, потому что вообще предпола­гается, что, вися в салоне, подписанная известным художником картина красива, или потому, что предикат «безобразный» может огорчить семью счастливого обладателя, или потому, что среди посе­тителей имеется намерение создать приятную эмоциональную атмо­сферу, для чего необходимо, чтобы все казалось приятным. Такие эмоции направлены согласно объективным определителям. Они, как таковые, подлинны и выражают всю наличную эмоциональную функцию. Точно так же, как экстравертированное мышление осво­бождается, насколько возможно, от субъективных влияний, экстра­вертированное чувствование должно пройти известный процесс диф­ференциации, пока оно не избавится от всякой субъективной при­меси. Полученные через эмоциональный акт оценки соответствуют или непосредственно объективной ценности, или по крайней мере некоторым традиционным и повсюду распространенным мерилам ценности. Именно этому роду чувствований нужно приписать то, что столько людей посещают театры, или концерты, или церковь с правильно отмеренными позитивными эмоциями. Ему также обязаны своим существованием моды и, что гораздо более ценно, положи­тельная и широко распространенная помощь социальным, филантро­пическим и прочим культурным предприятиям. В этих вещах экстра­вертированное чувствование проявляет себя как творческий фактор. Без этих эмоций немыслимо, например, хорошее и гармоническое общество. В этом отношении экстравертированное чувствование на­столько же благодетельная и разумно действующая сила, как и экстравертированное мышление. Это благотворное влияние, однако, утрачивается всякий раз, как объект приобретает чрезмерное влия­ние. Именно в таком случае слишком сильно экстравертированное чувствование уводит личность в объект, т. е. объект ассимилирует личность, вследствие чего теряется личный характер эмоции, который составляет ее наиболее привлекательную черту. Именно благодаря 'этому чувствование становится холодным, объективным и незаслу­живающим доверия. В нем обнаруживаются скрытые намерения, во всяком случае оно вызывает такие подозрения у беспристрастного наблюдателя. Оно более не производит приятного и освежающего впечатления, которое всегда сопровождает подлинные эмоции, но чувствуется поза или комедиантство, когда эгоцентрические намере­ния еще, может быть, совершенно бессознательны. Такое преувели­ченно экстравертированное чувствование хотя и оправдывает эсте­тические переживания, но перестает говорить сердцу, а говорит толь­ко чувству или, что еще хуже, рассудку. Оно может эстети­чески оправдать положение, но ограничивается этим и за пределы

этого не выходит. Оно стало бесплодным. Если этот процесс идет вперед, то развивается замечательно противоречивая диссоциация чувствования: оно подчиняет себе каждый объект, эмоционально его оценивая, и завязываются многочисленные отношения, которые внутренне противоречат друг другу. Так как это не было бы возмож­но, если бы имелся хоть сколько-нибудь выраженный субъект, то последние остатки действительно личной точки зрения подавляются. Субъект в такой степени поглощается отдельными эмоциональными процессами, что наблюдатель получает впечатление, как будто имеет­ся только процесс чувствования, а субъекта чувствования нет. Чувст­вование в этом состоянии совершенно теряет свою первоначальную человеческую теплоту, оно производит впечатление позы, легко­мыслия, ненадежности и в худших случаях впечатление истери­ческого.

Экстравертированный эмоциональный тип. Так как эмоциональ­ное переживание бесспорно есть более явное свойство женской психо­логии, чем мышление, то самые выраженные эмоциональные типы находятся среди женского пола. Когда экстравертированное чувство­вание обладает первенством, то мы говорим об экстравертирован-ном эмоциональном типе. Примеры, которые при упоминании этого типа встают передо мной, касаются почти исключительно женщин. Женщина этого рода живет под руководством своих эмоций. Ее эмо­ции, вследствие ее воспитания, развились в приспособленную и подвергнутую контролю сознания функцию. В случаях, которые не являются крайними, эмоции имеют личный характер, хотя субъектив­ное уже в значительной степени подавлено. Личность кажется поэто­му приспособленной к объективным отношениям. Эмоции соответ­ствуют объективным положениям и общепринятым ценностям. Это сказывается особенно ясно в так называемом выборе объекта любви: любят «подходящего» человека, а не кого-нибудь другого;

он подходит не потому, что он вполне соответствует субъективной скрытой сущности женщины — об этом она по большей части ничего не знает — но потому, что он по своему званию, возрасту, состоянию, величине и почтенности своей семьи соответствует всем разумным требованиям. Такую формулировку как ироническую и унижающую можно было бы, конечно, отвергнуть, если бы я не был вполне уверен, что чувство любви у такой женщины вполне соответствует ее выбору. Это не умственное хитросплетение, а истина. Такие разумные браки существуют без числа, и они далеко не самые худшие. Такие жены хорошие подруги своим мужьям и хорошие матери, поскольку их мужья или дети обладают обычной для страны психической консти­туцией. «Правильно» чувствовать можно только тогда, когда ничто другое не мешает эмоциям. Ничто, однако, так сильно не мешает чувствованию, как мышление. Отсюда совершенно понятно, что мыш­ление у этого типа подавляется насколько возможно. Это не должно значить, что такая женщина вообще не думает, напротив, она думает, може'1 быть, очень много и очень умно, но ее мышление никогда не бывает sui generis, но всегда является эпиметической прибавкой к ее эмоциям. То, что она не может чувствовать, она также не может

сознательно думать. «Ведь я не могу думать того, чего я не чувст­вую», — сказали мне однажды раздраженным тоном в подобном случае. Поскольку позволяют эмоции, она может очень хорошо ду. мать, но каждое самое логическое заключение, которое могло бы помешать чувствованию, a limine отвергается. О нем просто не ду­мают. И, таким образом, ценят и любят все, что считается хоро­шим, согласно объективной оценке, все прочее, как кажется, просто существует само по себе, вне ее. Но эта картина меняется, когда значение объекта достигает еще более высокой степени. Как я уже объяснил выше, тогда происходит такая ассимиляция субъекта в объекте, что субъект чувствования более или менее исчезает. Чувст­вование теряет личный характер, оно становится чувствованием в себе и получается впечатление, будто личность полностью растворя ется во всякой эмоции. Но так как в жизни постоянно сменяются ситуации, которые дают место различным или друг другу противо­речащим эмоциональным тонам, то личность растворяется в таком же количестве различных эмоций. Один раз становятся одним, а другой раз чем-то совершенно другим — по-видимости; потому что в дейст­вительности подобное многообразие личности невозможно. Основа личности остается все-таки идентичной самой себе и становится по­этому в явную оппозицию к меняющимся эмоциональным состояниям. Вследствие этого наблюдатель более не воспринимает выставлен­ную напоказ эмоцию как личное выражение чувствующего, но ско­рее как изменение личности, т. е. каприз. Смотря по степени диссоциа­ции между личностью и временным эмоциональным состоянием, более или менее проявляются признаки несовместимости с самим собою, т. е. первоначально компенсирующая установка бессозна­тельного становится в явную оппозицию. Это сказывается прежде всего в преувеличенном выражении эмоций, например, в громких и навязчивых эмоциональных предикатах, которые, однако, нисколько не заслуживают доверия. Они звучат пусто и не убеждают. Они, на­против, заставляют уже допустить возможность, что этим слишком сильно компенсируется какое-то противодействие и что поэтому такое эмоциональное суждение могло бы означать и нечто совсем иное. А немного позже оно означает и другое. Ситуация должна только не­много измениться для того, чтобы тотчас вызвать противоположную оценку того же самого объекта. Результатом такого опыта является то, что наблюдатель не может принять всерьез ни одно ни другое суждение. Он начинает сохранять за собою свое собственное суждение. Но так как для этого типа особенно важно установить интенсивное эмоциональное общение с окружающим, то нужны двойные усилия, чтобы преодолеть сдержанность окружающих. Это ухудшает положение в направлении circulus vitiosus. Чем сильнее ставится ударение на эмоциональном отношении к объекту, тем сильнее выступает на поверхность бессознательная оппозиция..

Мы уже видели, что экстравертированный эмоциональный тип в большинстве случаев подавляет свое мышление, так как мышлению наиболее свойственно мешать эмоциям. На этом основании и мышле­ние, когда оно стремится к сколько-нибудь чистым результатам,

.почти всегда исключает чувствование, потому что ничто так не способно по'мешать мышлению и извратить его, как эмоциональная оценка. Поэтому мышление экстравертированного эмоционального типа, поскольку оно является самостоятельной функцией, подавлено. Как я уже упоминал, оно подавлено не вполне, но лишь в той сте­пени, в какой его неумолимая логика вынуждает к заключениям, не! подходящим для эмоций. Но оно допускается как слуга эмоций, или, лучше сказать, их раб. Его позвоночный столб сломан, оно не может происходить самостоятельно, совершаться согласно своим собствен­ным законам. Но так как все-таки существуют логика и неумолимо правильные заключения, то они где-то и происходят, но только вне сознания, а именно в бессознательном. Поэтому бессознатель­ным содержанием этого типа является прежде всего своеобразное мышление. Это мышление инфантильно, архаично и негативно. Пока сознательное чувствование проявляет личный характер или, другими словами, пока личность не поглощается отдельными эмо­циональными состояниями, бессознательное мышление действует компенсирующе. Но когда личность диссоциируется и растворяется в отдельных друг другу противоречащих эмоциональных-состояниях, то идентичность личности теряется, субъект становится бессозна­тельным. Так как субъект входит в бессознательное, он ассоциируется с бессознательным мышлением и иногда придает этим бессозна­тельному мышлению сознательность. Чем сильнее сознательное эмоциональное отношение и чем более поэтому оно обезличивает чувствование, тем сильнее также бессознательная оппозиция. Это выражается в том, что как раз вокруг наиболее ценимого объекта со­бираются бессознательные мысли, которые безжалостной критикой лишают этот объект его ценности. Мышление в стиле «ничто иное как» здесь как раз на месте, потому что оно разрушает превосходство прикованных к объекту эмоций. Бессознательное мышление высту­пает на поверхность в форме причуд, часто навязчивого свойства, общий характер которых всегда негативный и обесценивающий. Поэтому у женщин этого типа бывают моменты, когда худиие мысли прикрепляются как раз к тому объекту, который чувс.-вование ценит выше всего. Негативное мышление пользуется всякими инфан­тильными предрассудками или сравнениями, которые способна по­ставить под сомнение эмоциональную оценку, и привлекает все примитивные инстинкты, чтобы быть в состоянии объяснить эмо­ции как «ничто иное как». Скорее в качестве стороннего замечания я здесь упомяну о том, что таким же образом привлекается коллек­тивное бессознательное, совокупность первоначальных картин, из обработки которых является возможность возрождения установки на другом основании.

Главной формой невроза этого типа является истерия с ее характерным инфантильно-сексуальным бессознательным миром представлений, (.л.)

ИНТРОВЕРТИРОВАННЫИ ТИП

Общая установка сознания.... Интровертированный тип отлича­ется от экстравертированного тем, что он преимущественно ориенти­руется не на объект и объективно данное как экстравертирован-ный тип, но на субъективные факторы. (...)

Интровертированное сознание, хотя видит внешние условия, но решающими избирает субъективные определители. (...) Я считаю, что тот взгляд, согласно которому... можно было бы назвать эту установ­ку... эгоцентрической, субъективистической или эгоистической, в своем принципе вводит в заблуждение и лишает это понятие цен­ности. Он соответствует предубеждению в пользу экстравертирован-ной установки против сущности интровертированного. Никогда не следует забывать — экстравертированный образ мышления забывает это слишком легко, — что всякое восприятие и познание обуслов­лено не только объективно, но и субъективно. (...) Субъективный фактор есть нечто так же непреклонно данное, как протяженность моря и радиус земли. В этом отношении субъективному фактору принадлежит вся важность мироопределяющей величины, которую никогда и нигде нельзя сбросить со счета. Он является другим миро­вым законом, и кто на нем основывается, основывается с такой же достоверностью, с такой же твердостью и действительностью, как тот, кто ссылается на объект. Но как объект и объективно данное никогда не остается одним и тем же, так как он подвержен тлению и случайности, так и субъективный фактор подлежит измен­чивости и индивидуальной случайности. И поэтому его ценность толь­ко относительна. Чрезмерное развитие интровертированной точки зрения в сознании ведет не'к лучшему и более верному применению субъективного фактора, но к искусственному субъективированию сознания, которому нельзя не сделать упрека в том, что оно «только субъективно». (...)

Установка бессознательного. Преимущественное положение субъ­ективного фактора в сознании означает неполноценность объектив­ного фактора. Объект не имеет того значения, которое ему в действи­тельности надлежит иметь. Как в экстравертированной установке он играет слишком большую роль, так в интровертированной установке он имеет слишком мало значения. (...) Но если сознатель­ная личность стремится придать себе значение субъекта, то естествен­ным образом, как компенсация, происходит бессознательное укреп­ление влияния объекта. Это изменение проявляется в том, что на иногда просто судорожное усилие обеспечить превосходство созна­тельной личности объект и объективно данное оказывают чрезвычай­но сильное влияние, которое тем более непреодолимо, что оно овладе­вает индивидуумом бессознательно и благодаря этому навязываются сознанию без всякого противодействия. (...) Чем больше созна­тельная личность старается обеспечить себе всяческую свободу, не­зависимость, свободу от обязанностей и превосходство, тем более попадает она в рабство объективно данного. Свобода духа привязы­вается на цепь постыдной финансовой зависимостью, независи-