«Объясни подробнее».
Он протянул руку к столу и вынул три смертоносных метательных ножа. «Да, ладно, Сок», – сказал я, – «Я и с первого раза все прекрасно понял».
«Встань», – приказал он. Когда я встал, он небрежно, из под руки, метнул нож прямо мне в грудь.
Я отскочил и свалился на диван, а нож беззвучно упал на ковер. Я был шокирован, мое сердце усиленно билось.
«Хорошо», – сказал он. «Немного излишней реакции, но хорошо. Теперь подымайся и лови следующий нож».
Как раз в этот момент начал свистеть чайник. «Так», – сказал я, потирая вспотевшие ладони, – «перерыв на чашку чая».
«Чай не остынет», – сказал он. «Внимательно следи за мной». Сок подбросил сверкающее лезвие в воздух. Я смотрел, как оно вращалось и опускалось. Сок вычислил скорость движения и вращения лезвия и движением руки вниз крепко поймал нож за рукоятку между большим и указательным пальцами, будто пинцетом.
«Теперь твоя очередь. Обрати внимание на то, как я схватил лезвие. Оно бы не порезало меня, даже если бы я ухватился за лезвие. Он запустил следующий нож в меня. Немного расслабившись, я отступил в сторону и предпринял слабую попытку поймать нож.
«Если уронишь следующий нож, я стану бросать от плеча», – пообещал он.
В этот раз мои глаза приклеились к рукоятке; она приблизилась, и я протянул руку. «Ух-ты, я поймал его!»
«Ну, разве спорт не прекрасен?» – сказал он. Некоторое время мы только и занимались бросанием и хватанием ножей. Потом он сделал паузу.
«А сейчас, я расскажу тебе о сатори, одной из концепций Дзен. Сатори – это состояние существования воина; оно наступает в тот момент, когда ум освобождается от мыслей, преобразуясь в чистую осознанность; тело – активно, чувствительно и расслаблено; эмоции открыты и свободны: сатори – это то, что ты испытывал в момент, когда нож летел к тебе».
|
|
«Знаешь, Сок, меня посещало это ощущение много раз, особенно, во время соревнований. Часто я так сосредотачиваюсь, что не слышу даже аплодисментов».
«Да, это и есть переживание сатори. А сейчас, если ты ухватишь смысл следующих слов, ты поймешь смысл правильного использования спорта… или рисования, или музыки, или любого другого активного и творческого выхода к сатори. Тебе кажется, что ты влюблен в гимнастику, но она, едва ли, обертка для дара внутри, имя которому – сатори. Секрет правильного использования гимнастики заключается в полном фокусировании внимания и ощущений на своих действиях; тогда ты сможешь достигнуть сатори. Гимнастика вовлекает тебя в момент истины, когда на кону стоит твоя жизнь, словно у сражающегося самурая. Она требует полнейшего внимания: сатори или умри!»
«Как во время выполнения двойного сальто».
«Да. Вот почему гимнастика это искусство воина, способ тренировать ум и эмоции, а равно и тело; дверь к сатори. Последним шагом для воина является расширение чистой осознанности на повседневную жизнь. Тогда сатори станет твоей реальностью, твоим ключом к Вратам; только тогда мы станем равными».
Я вздохнул. «Кажется, это произойдет нескоро, Сократ».
«Когда ты бежал за Джой вверх по тропе», – широко улыбнулся он, – «ты не смотрел в тоске на вершину горы, ты смотрел прямо перед собой и делал шаг за шагом. Вот так это и происходит».
«Домашние правила, правильно?» Он улыбнулся в ответ.
|
|
Я зевнул и потянулся. Сократ посоветовал: «Тебе бы лучше выспаться. У тебя начинается особая программа обучения завтра в семь утра. Встречаемся рядом с Беркли Хай Скул».
Когда мой будильник зазвонил в 6:15, мне пришлось буквально отрывать себя от постели, засунуть голову под струю холодной воды, сделать несколько дыхательных упражнений у открытого окна, а потом покричать в подушку, чтобы проснуться. Я пришел в себя, когда выбежал на улицу. Я двигался мелкой трусцой к месту, где меня поджидал Сократ. Вскоре я обнаружил, что он запланировал для меня целый комплекс подготовки. Все началось с получаса в этой невыносимой позе с согнутыми коленями, которую он показывал мне тогда на заправке. Потом мы стали отрабатывать некоторые принципы рукопашного боя.
«Истинные школы боевых искусств учат гармонии или непротивлению – например, ветки деревьев точно также гнутся под напором ветра. Такое отношение куда более важно, чем физическая техника».
Используя принципы Айкидо, Сократ был способен швырять меня без каких-либо видимых усилий, вне зависимости от моих стараний толкнуть его, схватить его, ударить его или даже сбить с ног.
«Никогда не нужно противостоять никому и ничему. Когда тебя толкают, тяни; когда тебя тянут толкай. Найди естественное направление движения и следуй ему; тогда ты соединишься с естественной силой». Его действия были подтверждением его слов.
Вскоре пришло время возвращаться. «Увидимся завтра, в то же время, на том же месте. Сегодня вечером оставайся дома и выполняй свои упражнения. Помни, твое дыхание должно быть настолько неторопливым, чтобы перышко у твоего носа не шевельнулось». Он умчался прочь, будто на роликовых коньках, а я побежал к своему дому, необычайно расслабленный: у меня было такое ощущение, словно ветер подгоняет меня сзади.
|
|
В тот день, на тренировке, я старался, как мог, чтобы применить то, что узнал, «давая движениям происходить» вместо того, чтобы пытаться выполнить их. Мои вращения на перекладине, казалось, происходили сами собой; я качался, скакал и делал круговые вращения на параллельных брусьях; мои круги, ножницы и другие упражнения на гимнастическом коне происходили так, будто я был привязан к потолку невидимыми нитями, которые делали меня невесомым. Наконец-то, ко мне возвращались мои ноги. Ноги гимнаста!
Сок и я встречались каждый утро на рассвете. Я двигался широкой трусцой, а Сок бегал вокруг меня, подпрыгивая, как газель. С каждым днем, я становился более расслабленным, а мои рефлексы становились подобны молнии.
Однажды, посередине нашей разминочной пробежки, он внезапно остановился, сильно побледнев.
«Я лучше присяду…», – произнес он.
«Сократ…, я могу что-нибудь сделать?»
«Да», – казалось, ему трудно было говорить, – «Продолжай пробежку, Дэн. Я тихонько посижу здесь». Я сделал, как он просил, но не спускал глаз с его неподвижной фигуры. Он сидел с закрытыми глазами, прямо и благородно, однако, словно постарел немного.
По его просьбе, я не пришел в тот вечер на заправку, однако, позвонил ему, чтобы узнать как у него дела, и с облегчением вздохнул, когда он ответил.
«Как дела, Тренер?»
«Порядок», – ответил он, – «но, на следующие пару недель я нанял тренера-ассистента».
«Ладно, Сок. Береги себя».
Утром следующего дня я повстречался с тренером-ассистентом и, буквально, запрыгал от радости. Это была сама Джой (Радость). Я нежно обнял ее, шепча ей на ушко; она, играючи, но также нежно, швырнула меня, кубарем, на траву. На этом мои оскорбления не закончились. Она отбивала мои бейсбольные подачи на пятьдесят ярдов выше моей головы или подавала сама так, что я не мог отбить ни единой подачи. Чем бы мы ни занимались, в какую бы игру не играли, она играла безукоризненно, заставляя меня, чемпиона мира, краснеть от стыда… и гнева.
Я удвоил количество занятий по упражнениям, которым обучил меня Сократ. Я тренировался с небывалой для меня сосредоточенностью. Я просыпался каждый день в 4 утра, до рассвета практиковался в тай-ши и совершал пробежки в горы до встречи с Джой каждый день. Я помалкивал о своих дополнительных тренировках.
Я носил с собой ее образ на занятия в Университете и спортзале. Я хотел видеть ее, обнимать ее; но сначала мне нужно было догнать ее. В это время я мог лишь рассчитывать на то, чтобы обыграть ее в ее же собственные игры.
Несколько недель спустя, мы снова бежали вместе с возвратившимся в строй Сократом. Мои ноги стали поразительно сильными и пружинистыми.
«Сократ», – сказал я, то вырываясь вперед, то отставая, играя с ним в салки, – «Ты всегда помалкивал о своих повседневных привычках. Я понятия не имею, какой ты, когда мы порознь. Что скажешь?»
Скалясь от улыбки, он ускорился футов на десять вперед, а потом умчался дальше по дорожке. Я припустился за ним, пока не приблизился к нему достаточно близко.
«Ты мне дашь ответ?»
«Не-а», – сказал он. Тема была закрыта.
Когда мы, наконец, закончили утренние упражнения по растяжке и медитации, Сократ подошел ко мне, положил руку мне на плечо и сказал: «Дэн, ты оказался хорошим и способным учеником. С этого момента, ты будешь составлять учебное расписание самостоятельно; выполняй упражнения по мере необходимости. В награду, я кое-что приготовил для тебя. Я стану твоим тренером в гимнастике».
Я засмеялся. Не смог сдержаться. «Ты станешь тренировать меня… гимнастике? Я полагаю, в этот раз, ты хватил лишнего, Сок». Я разогнался по беговой дорожке, сделал колесо, обратную стойку на руках и высокое сальто с двойным вращением.
Сократ приблизился ко мне и сказал: «Знаешь, я не умею так».
«Попался, который кусался!», – крикнул я, – «Наконец-то, нашлось то, чего ты не можешь сделать, а я могу».
«Хотя я заметил», – добавил он, – «что тебе нужно больше распрямлять руки во время вращения… а, и еще, твоя голова была слишком запрокинута назад при отрыве».
«Сок, ах, ты старый обманщик…ты прав», – сказал я, осознавая, что моя голова, и в самом деле, была слишком запрокинута назад, а руки надо было распрямить лучше.
«Когда мы немножко отшлифуем твою технику, мы поработаем с твоим отношением», – подытожил он свою уловку, – «Встретимся в спортзале».
«Но, Сократ, у меня уже есть тренер – Хал и, к тому же, я не знаю, как среагируют ребята на твое присутствие в зале».
«О, я уверен, ты придумаешь, что сказать им». «Еще бы», – подумал я.
Днем, во время общего сбора команды перед тренировкой, я сообщил тренеру и ребятам, что ко мне из Чикаго, на пару недель, приехал мой эксцентричный дедушка, который раньше состоял членом Гимнастического Клуба Тернера, и который хотел поприсутствовать на моих тренировках. «Он – классный дед, настоящий живчик; воображает себя заправским тренером. Если никто не возражает, то, я полагаю, он совсем не помешает тренировке и здорово развлечет желающих – у него не всегда все бывают дома, если вы понимаете, что я имею в виду.
Большинство было настроено благосклонно. «Да, кстати, ему нравится, когда его называют, Мэрилин». Мне с трудом удавалось сохранять серьезное выражение лица.
«Мэрилин?» – хором отозвались все.
«Да уж, это немного странно, но вы все поймете, когда увидите его».
«Может быть встреча с „Мэрилин“ лицом к лицу поможет нам понять тебя, Милмен. Говорят, это передается по наследству». Они засмеялись и начали разминку.
В этот раз Сократ вступал на мою территорию, и я покажу ему, на что я способен. Понравится ли ему новое прозвище, которое я придумал для него.
Сегодня, я приготовил еще один сюрприз для команды. В спортзале мне приходилось сдерживать себя, команда не имела ни малейшего понятия о том, насколько я поправился. Я прибыл на тренировку заблаговременно и зашел в кабинет тренера. Он возился с какими-то бумажками за своим столом, когда я заговорил.
«Хал», – сказал я, – «я хочу участвовать в отборочных соревнованиях».
Уставившись на меня поверх очков, он сочувственно произнес: «Ты же знаешь, что еще не совсем выздоровел. Я говорил с нашим врачом, и он сказал, что тебе потребуется еще, как минимум, три месяца».
«Хал», – я оттянул его в сторону и зашептал, – «Я могу сегодня, сейчас! Я дополнительно занимался вне зала. Дай мне шанс!»
Он колебался. «Ну, хорошо. По одному упражнению за раз, а там поглядим».
Мы все разминались, от упражнения к упражнению, от снаряда к снаряду по всему залу, раскачиваясь, кружась, кувыркаясь, становясь в стойки. Я начал выполнять движения, которые не выполнял уже больше года. Я берег основные сюрпризы на потом. Затем начался первый этап отбора – вольное упражнение на ковре. Замерев, все смотрели на меня, готового начать упражнение, и думали, выдержит ли моя нога такую нагрузку.
Все прошло как по маслу; двойной обратный переворот, мягкий выход в стойку на руках, легкий и четкий темп выполнения художественных элементов и ходов, придуманных мною, еще один головокружительный воздушный проход. Я приземлился легко, в абсолютном равновесии. Я начал воспринимать свист и аплодисменты. Сид и Джош смотрели друг на друга в шоке. «Откуда взялся этот парень?» «Эй, мы должны взять его в команду».
Следующее упражнение. Джош пошел на кольца первым, потом Сид, Чак и Гарри. Наконец, пришла и моя очередь. Я поправил ручные захваты, напульсники и прыгнул вверх на кольца. Джош погасил естественные раскачивания и отступил назад. Мои мускулы играли, предвкушая движение. Сделав вздох, я подтянулся в обратный вис, потом перешел в крестообразный вис. Я слышал приглушенные вздохи возбуждения, когда я медленно опустился, а потом опять поднялся. Не торопясь, выполнил стойку на прямых руках, выпрямив ноги. «Разрази меня гром», – сказал Хал, и это были самая ненормативная лексика в его исполнении.
Из стойки, я без труда выполнил два полных оборота вперед и зафиксировал их без тремора напряжения. Сделав двойное сальто, я приземлился, совершив только маленький шажок в сторону. Неплохо. И так далее. После выполнения последнего упражнения меня снова встретил шквал криков приветствия и гиканья. Я заметил Сократа. Он тихо сидел в углу и улыбался. Наверное, он видел все с самого начала. Я махнул ему рукой, подзывая.
«Ребята, хочу познакомить вас с моим дедом», – сказал я, – «Это Сид, Том, Херб, Гарри, Джоэл, Джош. Ребята, это…».
«Рады познакомиться, Мэрилин», – хором сказали они.
На малейшее мгновение Сократ растерялся, а потом сказал: «Привет, ребята! Мне хотелось узнать, с какой компашкой водится мой Дэн». Все улыбнулись, наверное, он им понравился.
«Надеюсь вам не кажется странным мое прозвище Мэрилин», – как бы невзначай говорил он, – «Мое настоящее имя – Мэрилл, но прозвище как следует приклеилось ко мне. А Дэн вам не рассказывал, как его называли дома?» – хитро улыбнулся он.
«Нет», – с нетерпением сказали все, – «Как?»
«Ну, я, право, не знаю. Не хочу смущать его. Он всегда может сам вам сказать, если захочет». Сократ, старая лиса, посмотрел на меня и сказал почти торжественно: «Тебе не следует стыдиться этого, Дэн».
Когда все, по очереди, прощались со мной, то говорили: «Пока, Сюзетт», Пока, Джозефин», «Увидимся, Джеральдина».
«Вот, черт, гляди, что ты натворил, Мэрилин!» Я бросился в душевую.
Весь остаток недели, Сократ не спускал с меня глаз. Редко, он обращал внимание на другого гимнаста, чтобы дать ему неоценимый совет, который всегда срабатывал. Я был поражен его познаниями. Бесконечно терпеливый с другими, он не давал спуску мне. Один раз, когда я умопомрачительно великолепно выполнил упражнение на гимнастическом коне и счастливо пошел, снимая на ходу эластичный бинт. Сок подозвал меня и сказал: «Ты удовлетворительно смотрелся на коне, но как отвратительно ты снимал бинт. Запомни, в любой-момент – сатори». После перекладины, он сказал: «Дэн, тебе нужно больше медитировать собственные действия».
«Что значит „медитировать действия“?»
«Медитировать действия – это не то же самое, что выполнять его. Для действия необходим тот, кто выполняет действие – самоосознающий субъект. Но во время медитации действия ты отпускаешь все мысли, даже мысли о „Я“. „Тебя“ уже нет, не существует того, кто может подумать об этом. Забыв себя, ты становишься единым целым с тем, что ты делаешь. Твое действие становится свободным, спонтанным, без амбиций, подавления и страха».
Так продолжалось без конца. Он следил за каждым выражением моего лица, за любым словом, которое я произносил. Он давал мне указание постоянно уделять внимание своей ментальной и эмоциональной форме.
Некоторые люди прослышали о том, что я вернул былую форму. Стала заглядывать Сьюзи. Она привела с собой двух своих подружек – Мишель и Линду. Линда сразу привлекла мое внимание. Она была стройной, рыжеволосой женщиной с милым личиком за очками из роговой оправы. На ней было простенькое платьице, под которым угадывались восхитительные формы. Я надеялся снова увидеть ее.
На следующий день, после очень неудачной тренировки, когда, казалось, ничего не получалось должным образом, Сократ отозвал меня в сторону на скамейку. «Дэн», – сказал он, – «Ты достиг высокого уровня мастерства. Ты – опытный гимнаст».
«Что ж, спасибо, Сократ».
«Это был не комплимент». Он повернулся ко мне лицом к лицу. «Опытный гимнаст тренирует физическое тело для того, чтобы побеждать на соревнованиях. Когда-то, ты станешь мастером гимнастики. Мастер посвящает свою тренировку жизни; поэтому, он обязательно делает акцент на своем уме и эмоциях».
«Я понимаю, Сок. Ты говорил мне тысячу раз…»
«Я знаю, что ты понимаешь. То, о чем я говорю сейчас, ты еще не осознал; ты не живешь этим. Ты упорствуешь, гордясь парочкой новых физкультурных трюков, а потом впадаешь в депрессию, когда однажды физическая тренировка прошла не так гладко. Однако с окончательным пониманием придет устремление к умственной и эмоциональной форме – практике воина, вот тогда физические подъемы и падения перестанут иметь значение. Послушай, что будет, если ты однажды подвернешь лодыжку?»
«Я буду работать над чем-нибудь другим, другой группой мышц».
«То же самое и с твоими тремя центрами. Если в одной области сейчас трудно, то всегда есть возможность тренировать другие центры. В некоторые из твоих самых слабых дней в физическом плане, ты можешь узнать многое о своем уме». Он добавил: «Я не буду больше приходить в зал. Я сказал тебе уже достаточно. Я хочу, чтобы ты чувствовал, что я нахожусь внутри тебя, следя и исправляя любую ошибку, даже малейшую».
Следующие несколько недель были весьма напряженными. Я вставал в шесть утра, растягивался, потом медитировал перед занятиями в Университете. Я посещал большую часть занятий и выполнял домашние задания быстро и легко. Перед тренировкой я просто садился и в течение получаса вообще ничего не делал.
В этот период я начал встречаться с подругой Сьюзи Линдой. Она очень привлекала меня, но у меня не оставалось, ни времени, ни энергии на что-то большее, кроме разговоров по несколько минут до, или после тренировки. В то время между своими занятиями, я много думал о ней… и о Джой. Потом снова о ней.
Уверенность команды во мне и мои способности росли с каждой новой победой. Теперь всем было ясно, что я не просто восстановился. Хотя гимнастика уже не была центром моей жизни, она оставалась важной частью, и я прикладывал все усилия для совершенствования в ней.
Линда и я побывали на нескольких свиданиях, и все складывалось просто чудесно. Однажды, она пришла ко мне домой поделиться личной проблемой и, в итоге, осталась на ночь, ночь близости, но в пределах ограничений наложенных моей подготовкой. Я так быстро привязывался к ней, что это пугало меня. Она не входила в мои планы. Несмотря на это, мои симпатии к ней росли. У меня было такое чувство, что я «предаю» Джой, в то же время, я понятия не имел, когда эта загадочная женщина снова появится в моей жизни, если появится. Джой была идеалом моей внутренней и внешней жизни. Линда была во плоти, нежная, любящая… и все прочее.
С каждым днем наш тренер становился более взволнованным, более придирчивым и нервным. Приближался Общенациональный Университетский Чемпионат 1968 года, в Таксоне, штат Аризона. Если мы выиграем этот чемпионат, мы сделаем это впервые за всю историю Калифорнийского Университета. Хал смог бы достичь цели своих двадцатилетних усилий на должности тренера.
Достаточно скоро, мы оказались на одной спортивной площадке с командой из Университета Южного Иллинойса. По результатам двух прошедших дней соревнований команды Калифорнии и Южного Иллинойса, в отчаянной борьбе, что называется, наступали друг другу на пятки. Накануне финала по последним трем видам Иллинойс имел три очка преимущества.
Это была критическая точка. Если бы мы были реалистами, то, со спокойным сердцем, могли удовольствоваться почетным вторым местом. Иначе, мы должны были совершить невозможное.
Что касается лично меня, то я был готов к невозможному – этого требовал мой дух. Я обратился к тренеру и членам команды: «Говорю вам, мы одержим победу. В этот раз нас ничего не остановит. Давайте сделаем это!»
Мои слова были обычными, однако, то, что я испытывал в этот момент – какой-то электрический ток – назовем его абсолютной решимостью, помог сгенерировать силы в каждом спортсмене.
Как океанский прилив, мы стали, с каждым выступлением, неумолимо двигаться к цели. Зрители, до этого времени почти впавшие в летаргию, стали нервно ерзать на своих сиденьях, подаваясь вперед от передававшегося им накала страстей. Происходило нечто особенное; каждый мог почувствовать это.
Очевидно, Иллинойс тоже ощутил нашу силу, потому что они начали дрожать в стойке на руках и оступаться на приземлениях. Тем не менее, к последнему виду соревнований, они сохранили разрыв в целое очко, а перекладина всегда считалась их коронным снарядом.
В итоге, у Калифорнии осталось два последних выхода на помост – выход Сида и мой. Зрители притихли. Сид подошел к перекладине, подпрыгнул и так выполнил свою серию упражнений, что это заставило нас затаить дыхание. Он закончил упражнение самым высоким соскоком с вращением, доселе не виданным в этом зале. Толпа была вне себя. Последний выход от нашей команды был за мной – решающий выход. Точка в конце. Последний из выступавших от команды Южного Иллинойса сделал все великолепно. Они были почти вне досягаемости; но это «почти» было всем, что было нужно мне. Мне нужна была оценка в 9.8 баллов просто, чтобы сравнять счет, а мне еще никогда и близко не давали столько баллов за перекладину.
Вот оно, мое решающее испытание. На меня нахлынула волна воспоминаний: та ночь боли, когда моя нога была раздроблена; моя клятва выздороветь; настоятельные советы докторов забыть о гимнастике; Сократа и мою продолжительную подготовку; ту бесконечную пробежку в горы вместе с Джой. И я почувствовал прилив силы, волну ярости против всех тех, кто говорил, что мне уже никогда не выступать снова. Мой всплеск эмоций превратился в ледяное спокойствие. Тогда, в то мгновение, мне показалось, что моя судьба и будущее пришли в равновесие. Мой ум прояснился. Мое тело буквально переполняла энергия. Сделай или умри.
Собрав весь свой дух и решимость, которым я научился за прошедшие месяцы, я приблизился к перекладине. Все замерли. Мгновение тишины, момент истины.
Не торопясь, я помелил руки, поправил предохранительные захваты на руках и проверил напульсники на запястьях. Сделав шаг вперед, я отдал салют приветствия судьям. В моих глазах главный судья мог прочитать только одно: «Сейчас ты увидишь лучшее выступление на перекладине за всю свою жизнь».
Я прыгнул и стал поднимать ноги. Из стойки на руках я начал круговое вращение. Звук от моих рук, вращающихся вокруг перекладины, отпускающих и хватающих ее снова и снова, испытывая на прочность, и совершая всевозможные ходы, были единственными звуком в целом зале.
Только движение, ничего более. Ни океанов, ни миров, ни звезд. Только перекладина и один «безумный» гимнаст…, вскоре, и они растворились в единстве движения.
Сделав элемент, который до этого я ни разу не выполнял на соревнованиях, я продолжал движение за пределы собственных ограничений. Мое вращение убыстрялось, готовясь к развязке – соскоку с двойным пируэтом.
Лихо крутясь, я готовился отпустить руки и улететь в пространство, паря и порхая в руках судьбы, которую избрал для себя. Я выполнил несколько быстрых движений ногами, крутнулся раз, другой, и, по ходу вращения, оторвался, выполнив вращение, вытянул тело для приземления. Момент истины настал.
Я совершил безукоризненную посадку, которая эхом разнеслась по всей спортивной арене. Тишина… потом началось нечто невообразимое. Оценка 9,85 баллов – мы чемпионы!
Мой тренер появился из ниоткуда и, схватив меня за руку, стал бешено трясти ее, не отпуская, почти в исступленном восторге. Меня окружили товарищи по команде. Они прыгали, кричали и обнимали меня; у некоторых на глазах были слезы. Тогда я услыхал нарастающий гром аплодисментов.
Нам едва удавалось сдерживать нашу радость во время церемонии награждения. Мы праздновали победу всю ночь напролет.
Затем все закончилось. Долгожданная цель была достигнута. Только тогда, я, по настоящему, осознал, что мое отношение к аплодисментам, результатам и победам изменилось. В корне изменилось. Мои поиски побед, наконец, завершились.
Это было ранней весной 1968 года. Моя учеба в колледже подходила к концу, и я понятия не имел, что ждет меня в дальнейшем.
Я ощущал пустоту, когда прощался со своей командой в Аризоне, садился на самолет обратно в Беркли, к Сократу… и Линде. Лишившись мечты, я праздно глядел на облака внизу. Все эти годы я жил иллюзией – счастье достигается через победу, а сейчас эта иллюзия обратилась в пепел. Все мои достижения не сделали меня более счастливым и более цельным.
Наконец, я увидел просвет. До меня дошло, что я никогда не учился радоваться жизни, только лишь достигать. Всю свою жизнь, я занимался поисками счастья, но никогда не мог найти и удержать его.
Самолет начал снижение. Я откинул голову на подголовник кресла. У меня в глазах помутилось от слез. Я зашел в тупик и не знал, куда идти дальше.