Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 5 глава

– Не совсем понимаю, к чему вы ведете.

– Веду я к тому, что женщинам нужен совсем не пенис. Женщинам нужна рука и немного тепла. Я счи­таю, что это очень символично.

– И что, по-вашему, это символизирует?

– Понятия не имею. Но что-то определенно сим­волизирует. Знаете, что меня всегда интересовало? Кто рисует все эти схемы на упаковках двупалых вибрато­ров? Вряд ли старый французский живописец в бере­те и с мольбертом... К тому же схемы исполнены не масляными красками, и не акварельными, и даже не углем; в лучшем случае их рисовали твердо-мягким ка­рандашом. Производитель явно на них сэкономил. А вам известно, что суставы на пальцах у ласкателя тоже могут вращаться? Покупательницы оставляют много хвалебных отзывов у меня на сайте, а ведь я в какой-то степени ответственна за качество товара. Потребите­лям явно нравится эта функция.

– Не зря?

– Что не зря?

– Не зря нравится?

– Не знаю. Мои клиентки считают, что не зря.

– А вы на себе не пробовали?

– Нет.

– Почему?

– Не знаю, – отвечаю я, как будто защищаясь. – Один раз я достала его из упаковки, чтобы проверить... ну... проверить, нет ли там каких-нибудь дефектов или повреждений, а заодно...

– И?

– Ну и немного увлеклась.

– Увлеклась?

– Стала нажимать им кнопки на клавиатуре ком­пьютера.

Доктор бросает на меня очень странный взгляд. Обычно он не позволяет себе проявлять какие бы то ни было эмоции, однако на этот раз ему не удалось сдер­жать чувств.

– Санни...

Доктор произносит мое имя с таким выражением, словно он пришел к какому-то важному заключению. Я взволнованно выпрямляю спину. Вот уже восемь ме­сяцев, как я жду, когда доктор наконец объяснит, в чем моя проблема. Неужели сейчас я узнаю, что со мной не так?

– Санни, вам не кажется, что вы придаете сексу слишком большое значение?

Опять двадцать пять.

– Вы чувствуете себя недостаточно опытной в вопросах секса и поэтому ставите его во главу всех углов. Вместо того чтобы относиться к нему, как к одному из инстинктов, свойственных человеку, вы помещаете сексуальные отношения – а точнее их недостаток – в центр своей жизни. Поймите, секс заслуживает не большего внимания, чем разговоры, смех или еда.

– Еда?

– Да, Санни, но не только. Еще разговоры, смех и другие естественные человеческие инстинкты.

–Да, но еду вы упомянули в самую последнюю оче­редь и сделали на ней акцент.

– Никакого акцента я не делал, Санни.

– Вы имели в виду, что я заменила одну навязчи­вую идею на другую? Имейте в виду, я не отказывалась от пищи.

– Я знаю, что не отказывались.

– Сегодня утром я уже успела выпить кофе и съесть йогурт с низкокалорийным черничным блинчиком. Я не голодаю, понятно вам? Я ходила в «Старбакс» всего за полчаса до того, как прийти сюда.

– «Старбакс»? Значит, теперь вы туда все-таки ходите? Когда это заведение только открылось, вам оно не нравилось. Вы говорили, что по своей атмосфере оно совсем не подходит для Кью.

– Ну да, говорила... А потом взяла и передумала. Вообще-то я здорово подсела на их низкокалорийные черничные блинчики – вкусные и совсем нежирные.

– И что вы об этом думаете?

– О чем? О блинчиках? Думаю, что они не очень сытные, для завтрака в самый раз.

– Нет, как вы относитесь к тому, что вам пришлось поступиться своими принципами ради диеты?

– Слушайте, доктор, я не испытываю никакой враждебности ни к своей диете, ни к еде вообще. Я знаю, что вы считаете диету чем-то не совсем здоро­вым с эмоциональной точки зрения. Это неправда. Я просто сосредоточена на цели, которую хочу достичь. Мне надо было сбросить очень большой вес. Вам этого никогда не понять.

– Почему?

– Потому что вы не были толстым.

Я говорю с вызовом, как будто намеренно прово­цируя доктора возразить, потому что на такой случай у меня в рукаве припасена куча жирных аргументов. Ему ни за что меня не переспорить.

Мне до сих пор странно произносить слово «тол­стый» вслух – не шепотом и не смущаясь. Оно все еще кажется мне обидным.

– Все люди в определенный период своей жизни пытаются сбросить несколько фунтов, – говорит док­тор.

Его слова звучат для меня, как выстрел стартового пистолета над самым ухом.

– Несколько фунтов не делают человека толстым! Они не доведут вас до такого состояния, что вы не мо­жете пойти на пляж из страха быть осмеянным! Из-за нескольких фунтов вы не станете всеми презираемым и нелюбимым!

– Санни, с чего же вы взяли, что полного челове­ка никто не любит? Откуда у вас такое убеждение? Многие люди, страдающие лишним весом, влюбля­ются, и им отвечают взаимностью. Человек – это не только его вес. Существует масса других, не менее важных вещей.

– Может, в старые добрые времена так и было, но сегодня все по-другому. В наши дни никто не лю­бит толстых. Ничего не поделаешь. Я испытала это на собственной шкуре и знаю, о чем говорю. На ули­це совершенно незнакомые люди называли меня жирной коровой. Просто так называли, абсолютно ни за что. Они видели меня первый раз в жизни и хоте­ли оскорбить, потому что я толстая. Тоже мне, вес не имеет значения! Люди, которых я никогда прежде не встречала, презирали меня из-за моего веса! А вы го­ворите, существует масса других, не менее важных вещей!

– Разве вы решили похудеть из-за поведения не­знакомых людей на улице? Разве дело не в ваших соб­ственных комплексах?

– Я просто открыла глаза. Я была несчастна и от­казывалась признаться в этом даже самой себе. По- моему, ничего нездорового тут нет.

– Есть, если смысл жизни заключается в том, чтобы потерять лишний фунт веса. Когда вы собираетесь ос­тановиться? А что, если, достигнув желаемого веса, вы все равно будете чувствовать себя никем не любимой? Вы снова начнете голодать? Вот что меня беспокоит, Санни. Ваша проблема заключается не только в весе.

–Ладно, давайте лучше поговорим об эмоциональ­ных последствиях вчерашнего происшествия.

– О чем угодно, лишь бы не о диете?

Доктор улыбается. Должна признать, что он успел неплохо меня изучить.

Эдриан устроился в компанию «Будь здоров» на семь месяцев позднее, чем я. Наша компания торгова­ла витаминами, минеральными добавками и гомеопа­тическими обезболивающими. Эдриан получил место офис-менеджера, основную часть рабочего времени проводил у стойки администратора и выслушивал жа­лобы сотрудников на неработающий копировальный аппарат. Наши кабинеты были отделаны довольно без­вкусно, в стиле обычных гостиных. Кругом стояли вазы с пыльными сухими цветами и желтые полинялые ди­ваны, явно видавшие лучшие времена. На стенах вме­сто семейных портретов и фотографий бабушек с вну­ками висели плакаты с рекламой наших препаратов. На полу лежал старый ковер, совсем затоптанный возле стойки администратора, а на стеклянном кофейном столике были разбросаны ежедневные газеты и фар­мацевтические журналы, которые никто никогда не читал.

Я распределяла места для парковки и отдавала са­мые лучшие своим любимчикам. В отделе распростра­нения работала Джин – очаровательная дама пример­но того же возраста, что и моя мама. Джин часто гово­рила совершенно восхитительные и забавные глупости. В канун 2000 года она спросила, не повредит ли компью­терный сбой ее электрическим бигуди.

Моя непосредственная начальница управляла отде­лом кадров. Родом из Канады, она выглядела крайне серьезной и умела смеяться только над чужими несча­стьями. Ее помощница Мариэлла была нахальной брю­неткой, носила очки, как у настоящей секретарши, ко­роткие юбки и обтягивающие футболки. Она каждый день заставляла меня сидеть вместо нее на телефоне. Во время ходьбы Мариэлла умудрялась крутить одно­временно и грудью, и задом. Все мужчины в нашей ком­пании сходились во мнении, что она глупая, пустая и пошлая девица, но вместе с тем мечтали с ней пере­спать. Я до сих пор не в состоянии понять, как такое возможно. Мне непонятно, как мужчина может хотеть секса с женщиной, которая ему не нравится. Как мож­но спать с человеком, не уважая его? Самое главное, чтобы женщина имела длинные ноги и большую грудь, а остальное не имеет значения. Мужчины не обраща­ют внимания даже на лицо, конечно, если у девушки нет косоглазия и все зубы на месте. Наверное, дело в том, что меня интересовали исключительно потенци­альные мужья, а высоких красавцев с белокурыми во­лосами и голубыми глазами, которых одобрил бы сам Адольф Гитлер, привлекала лишь возможность трах­нуться по-быстрому и с огоньком. У таких парней было достаточно времени, чтобы найти себе жену. Или та сама успевала найти его. В любом случае мужчине хо­телось только развлечься и ничего больше. Я не могла позволить себе подобной роскоши. Я искала человека, который не испугался бы размеров моего несчастного живота и моей несчастной задницы и принял бы меня такой, какая я есть. На всю оставшуюся жизнь. В два­дцать четыре года я уже считала, что время уходит слиш­ком быстро. «Молодая и толстая женщина все-таки го­раздо привлекательнее, чем старая и толстая, – напо­минала я себе. – Скорее найди хоть кого-нибудь!»

На свое первое собеседование Эдриан пришел в среду, припозднившись на восемь минут из-за опоздав­шего поезда. Я до сих пор помню, как он вбежал в при­емную, нервно поправляя пиджак. Второе собеседова­ние ему назначили на пятницу, и я подумала, что это добрый знак. В пятницу он явился на двадцать минут раньше и просидел это время в приемной, прихлебы­вая крепкий чай, заваренный для него курьером Сай­моном по моей просьбе. В тот день я так и не заговори­ла с Эдрианом, потому что была слишком занята. Ма­риэлла появилась на рабочем месте с высоко поднятой грудью и тщательно уложенными волосами. Она при­ветствовала Эдриана, крутанув задом, и улыбнулась ему широченной, как у Джулии Роберте, улыбкой. Эд­риан не обратил на ее ужимки никакого внимания. Именно в тот момент я в него и влюбилась.

Пять недель спустя Эдриан приступил к работе в отделе информационных технологий. Его предше­ственника уволили после того, как однажды ночью он пьяным вернулся на рабочее место, чтобы вызвать так­си и поехать домой, а вместо этого зашел со служебно­го компьютера на порносайт и уснул прямо за столом. Проснулся он спустя шесть часов и пять сотен фунтов стерлингов.

Эдриану было двадцать шесть лет, и ему совсем не нравилось работать в области информационных техно­логий. По его словам, он делал это исключительно для того, чтобы оплачивать счета. Наш девятнадцатилетний курьер Саймон, который носил джинсы так низко на бедрах, что я регулярно имела возможность рассматривать его нижнее белье, сразу заметил, что я теряюсь, когда Эдриан находится поблизости. Я начинала отча­янно суетиться, притворялась, что занята чтением кон­трактов на строительство, или отчитывала Саймона за какой-нибудь несущественный проступок. Я делала все, что угодно, лишь бы не смотреть Эдриану в глаза. По­тому что, глядя ему в глаза, я начинала смеяться. Пере­полнявшая меня любовь рвалась наружу и заставляла меня хохотать чуть ли не в голос.

У Эдриана были густые темно-каштановые волосы, падавшие на лоб и уши, и такой цвет лица, что он мог без опаски загорать на Средиземном море в самый раз­гар лета. Нос у него был крупный, с редкими веснуш­ками на переносице. В первую неделю Эдриан ходил на работу в деловых костюмах и светлых рубашках – голубоватых или серых. Затем понял, что у нас можно одеваться не так официально, и переключился на темно-синие джинсы – не такие мешковатые, как у Сай­мона, но и не такие узкие с высокой талией, как у со­лидных мужчин. Джинсы сидели на нем отменно. В дополнение к ним Эдриан носил потертый кожаный ремень и трикотажные рубашки бутылочно-зеленого, темно-синего, бордового и серого цветов с маленьки­ми логотипами на груди. Из обуви он предпочитал до­рогие спортивные туфли, а в своей сумке всегда носил плейер и свежий номер бульварной газеты «Сан». Он болел за «Ливерпуль», хотя никогда в жизни не бывал на их играх. Все это я узнала, разговаривая с Эдрианом не более тридцати секунд за один раз. Максимум, что я могла выдержать, это одна минута. Затем мне при­ходилось убегать куда-нибудь подальше, чтобы высме­яться в одиночестве, – не хохотать же ему в лицо. В его присутствии у меня тряслись руки, и я нервно ку­сала верхнюю губу. Девушки у Эдриана не было.

 

В рабочее время он скитался по кабинетам, отыс­кивая потерянные файлы и настраивая зависшие компьютеры, а когда выдавалась свободная минутка-другая, приходил в приемную, чтобы немного поболтать с Сай­моном или полистать журналы. Он стал класть себе в чай сахар и набрал несколько килограммов, а потом сбросил их, начав бегать по утрам перед работой. При­мерно через год после того, как Эдриан устроился в нашу компанию, я случайно подслушала его разговор с Саймоном. Они обсуждали, кто из сотрудников с кем спит, кто кого ненавидит, и Эдриан признался, что не­которым из сослуживцев он специально ремонтирует компьютеры чересчур долго. Я находилась в отделе почты, возле маркировальной машины, когда услыша­ла, как Эдриан назвал меня очаровательной девушкой. Я чуть не упала в обморок.

Кое-как взяв себя в руки, я подумала, что он вполне мог оказаться из тех мужчин, которые не любят тол­стых женщин и тайком насмехаются над ними. Конеч­но, это ведь очень просто – смеяться над толстяками. Однако Эдриан назвал меня очаровательной! И не до­бавил: «Хотя я бы с ней ни за что на свете» или «Но задница у нее все-таки не дай боже».

После того случая я стала шутить в присутствии Эдриана и время от времени заваривала ему чай.

В самый ужасный день в моей жизни Эдриан при­знался, что влюблен. Естественно, не в меня. Нравив­шаяся ему девушка проходила практику в должности преподавателя физкультуры, а познакомились они в одном из местных баров. Я сразу же ее возненавидела. Я ни разу не встречала ее, но была уверена – она очень стройная. Каждый день я представляла себе, как она выглядит, меняя мысленно цвет волос и одежду сопер­ницы; только объем ее талии всегда оставался одним и тем же. Я ревновала смертельно, патологически. Я была уверена, что она вообще не придает еде особого значе­ния. Конечно, она могла съесть два бисквита и оставить почти полную упаковку на следующий раз или взять пару чайных ложечек мороженого и, заявив, что в нее больше не лезет, убрать остатки в холодильник. Она могла купить пакетик чипсов и отложить его в сторо­ну, съев всего три ломтика. Откладывала еду, даже не задумываясь о ней. Она просто наедалась.

Я не наедалась никогда. Если бы вы сунули руку в мой пакет с чипсами, я вцепилась бы зубами в ваш па­лец.

Элеонора Рузвельт сказала как-то, что никто не может унизить человека без его согласия. На самом деле я ненавидела не подружку Эдриана, которая была стройной. Я ненавидела не Эдриана, который не хотел со мной встречаться. Я ненавидела саму себя. Я нена­видела себя за то, что была толстой. Когда же мне ста­новилось особенно плохо, я успокаивала себя тем, что ела.

Со стороны я выглядела кругленькой, жизнерадост­ной и довольной жизнью. Я часто смеялась. Люди восхи­щались тем, что я принимаю себя такой, какая я есть, не стесняясь своего веса. «Ах, Санни, – говорили они. – Какая же ты молодец!» Они любили меня за мою жизне­радостность. По крайней мере платонически. Я расха­живала по офису – толстая, веселая и неунывающая, а затем приходила домой и оставалась в одиночестве. Мои стройные ровесницы, которым было не наплевать на внешность, встречались с парнями, выходили замуж, рожали детей, а Санни Уэстон все оставалась одна и только выслушивала их комплименты – мол, как за­мечательно, что она не стесняется своей полноты. Сол­нечная девушка, говорили про меня...

Прошло два года, и однажды Эдриан сообщил, что порвал с подругой, которая к тому времени успела стать дипломированным учителем физкультуры. Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Эдриан сказал, что они не подходят друг другу. Он сказал, что не любит ее, а затем положил руку мне на плечо и предложил вместе бегать по утрам. Я рассмеялась и ответи­ла, что не бегаю ни по утрам, ни по вечерам, а он по­хлопал меня по плечу и потянулся к зазвонившему те­лефону.

Самым черным днем в моей жизни стал понедель­ник. Спустя год после расставания с учительницей у Эдриана все еще не было девушки. В тот день я прико­выляла на работу в ботинках на высоких каблуках. Мне приходилось убеждать себя в том, что они удобные. Я купила их в специализированном магазине для полных. У ботинок были широкие каблуки, чтобы легче удер­живать равновесие, а объемные голенища позволяли без особого труда застегнуть молнию. Когда три меся­ца назад я смогла наконец-то купить себе туфли в обыч­ном магазине, это была настоящая победа. Теперь мои ноги нормального размера. Ботинки сидят на них иде­ально, однако, глядя вниз, я все еще вижу жир, которо­го там быть не должно. Ноги стали гораздо тоньше, но для меня изменения почти незаметны. Сейчас я ношу джинсы двенадцатого размера. Хотя до идеального де­сятого мне пока далеко, размышляя логически, мои ноги все-таки стали тоньше. Почему же мои глаза от­казываются видеть улучшение?

Итак, в тот понедельник я прибежала на работу в ботинках для толстых, паре длинных серых брюк и чер­ной рубашке. Мои волосы были идеально уложены, а макияж безупречен. Я вошла в отдел почты, чтобы по­болтать с Питером, нашим новым посыльным. К тому времени Саймон уже полгода как уволился из компа­нии и поступил на службу в полицию. Питер был та­ким же милым и таким же молоденьким. Правда, сплет­нями он интересовался гораздо сильнее.

–Доброе утро, Питер, – сказала я ему своим обыч­ным жизнерадостным тоном.

– У меня есть новость, – возвестил он в ответ с застенчивой улыбкой на лице.

Я посмотрела на него, прищурившись.

– Хорошая или плохая?

– Потрясающая.

Взглянув на его лицо внимательнее, я поняла, что паренек не врет.

– Ну так выкладывай! – воскликнула я, в радост­ном предвкушении хлопнув в ладоши.

– В пятницу вечером Эдриан ушел домой вместе с Мариэллой.

Весь мой мир в один момент рухнул. Улыбка оста­лась на лице, как приклеенная, однако в горле появил­ся такой комок, что слова кое-как проходили наружу. Было такое чувство, что мне на грудь рухнул борец-тя­желовес, выдавив из легких весь воздух.

– Боже мой! – воскликнула я. – Не знала, что они встречаются.

На слове «они» мой голос предательски дрогнул, но Питер ничего не заметил.

– А они и не встречаются, – сказал он. – Просто переспали.

– Ну еще бы!

Я улыбнулась Питеру, вернулась к своему рабоче­му месту и проверила, нет ли новых сообщений в элек­тронном почтовом ящике. Не разревелась я только це­ной невероятных усилий. Питер ничего не заметил. Джин, к сожалению, заметила.

Чуть позднее она подошла к моему столу. Я в тот момент приканчивала вторую порцию сырных мака­рон, безуспешно стараясь успокоиться.

– Ты уже слышала? – спросила она.

– Насчет Эдриана и Мариэллы? – откликнулась я, не поднимая головы.

– Не переживай, Санни. Ты обязательно найдешь себе прекрасного парня.

– Извини?

– Я уверена, что у Эдриана и Мариэллы все равно не выйдет ничего путного.

– Джин, меня Эдриан совершенно не волнует.

– Ладно. Я просто подумала, что он тебе нравится.

– С чего ты взяла? – спросила я, по-прежнему не поднимая головы.

– Санни, ты очаровательная девушка, очень сим­патичная, с прекрасными волосами, всегда со вкусом одета. Почему ты не пригласишь его куда-нибудь вы­пить?

– Ты с ума сошла?

Я подняла, наконец, голову. Конечно, Джин не мог­ла не заметить слез в моих глазах.

– Ты знаешь, что Эдриан способен предложить девушке и не такое.

– Знаю, Джин. Только Эдриан меня не интересует.

У меня по щеке стекла слеза.

Джин выглядела так, словно разбито не мое серд­це, а ее собственное.

– Ну ладно, – сказала она с улыбкой. – Мне пора идти.

Естественно, я не могла пригласить Эдриана вы­пить! Я прекрасно знала, каким был бы ответ. Я выпа­лила бы свое предложение, затем последовала бы не­ловкая пауза, а затем Эдриан обратился бы ко мне очень мягким тоном, чтобы не дай Бог не обидеть оча­ровательную девушку. Внутренний голос кричал мне, что женщина обязана иногда делать первый шаг, по­скольку мужчины не такие уж сообразительные – они не замечают твоей симпатии, пока не выразишь ее со­всем откровенно. Так откровенно, как это делает Ма­риэлла. Однако первый внутренний голос сменился вторым. Голос разума сказал мне, что, если мужчина хочет сходить куда-нибудь с девушкой, он приглашает ее сам. Особенно если это полная девушка, которая не привлекает толпы воздыхателей. Я каждый день была рядом, готовая к тому, чтобы меня взяли с полки. Я ни­кого не отпугивала своей неприступностью. Если бы

Эдриан хотел, он давно пригласил бы меня куда-нибудь. Я просто не могла сделать ему такое предложение и получить отказ. Это было бы слишком! В тот день я поняла, что мне придется уйти из компании «Будь здо­ров».

Мне понадобилось еще полгода, чтобы набраться храбрости и подать заявление об уходе. К тому време­ни Эдриан успел переспать с Мариэллой еще два раза. Она была бы не прочь продолжить отношения, но Эд­риан не проявлял никакого энтузиазма. В общем, у них действительно не вышло ничего путного, хотя спать друг с другом они продолжали. Естественно, решиться лечь с кем-то в постель во второй или третий раз гораз­до проще, чем в первый.

Я устроила прощальный банкет прямо в офисе. На банкете присутствовали восемьдесят пять человек и спиртное на четыреста фунтов стерлингов. Закуски пришлось устроить в виде шведского стола, и я не мог­ла отойти от него ни на минуту. Вы не представляете, как мне было тяжело. Подумайте только – передо мной стояли тарелки с сосисками на шпажках, маленькие пирожные с заварным кремом и орехами, сырные сан­двичи, мини-пиццы... Шведские столы противопоказа­ны тем, кто сидит на диете, точно так же, как алкоголи­кам противопоказано спиртное.

Эдриан остался на моем банкете до самого конца. Днем я мучила себя мыслями о том, что он, наверное, вообще не придет или посидит полчасика, а затем уй­дет куда-нибудь продолжать веселье с друзьями или, хуже того, незаметно ускользнет с вечеринки вместе с Мариэллой. Ничего подобного. Часы показывали уже половину двенадцатого ночи, а Эдриан, широко улы­баясь и попыхивая сигаретой, открывал одну из послед­них бутылок красного вина и болтал с ребятами из сво­его отдела. Налив пару бокалов, он протянул один из них мне. Я стояла со слезами на глазах и махала рукой Джин. Ее муж Джереми ждал ее внизу, в автомобиле, и здорово сердился из-за того, что она была пьяна и опоз­дала на целый час.

– Держи, милая, – сказал мне Эдриан, протянув бокал. – Выпей еще.

Я взяла бокал, но пить не стала, а поставила его пе­ред собой на стол и заявила, что на сегодня с меня хва­тит. К тому времени у меня уже кружилась голова.

– Да брось! Это же твоя прощальная вечеринка! Ты не имеешь права мне отказывать! Куда пойдем пос­ле банкета?

Эдриан исполнил несколько танцевальных па и чуть не выплеснул из бокала все вино.

– Не знаю, Эдриан, куда собираешься ты, а лично я пойду домой.

– Ну уж нет! Мы должны пойти в какой-нибудь клуб, потанцевать. Надо проводить тебя как следует!

Эдриан стряхнул пепел на ковер. Я собралась было отчитать его и уже открыла рот, но вспомнила, что боль­ше не обязана следить за чистотой ковров.

– Я не хожу по клубам.

– Почему?

– Я слишком старая.

– Да брось, Санни! Какая ты старая? О чем ты во­обще говоришь? Тебе всего двадцать семь! Ты младше меня, а я совсем не старый. Пошли, повеселимся, по­танцуем, подцепим себе пару тинейджеров.

– Нет, Эдриан, спасибо. Это не для меня.

– Да ладно тебе, Санни! Пойдем!

Он тянул меня за руку, хотел, чтобы я потанцевала вместе с ним. В жизни Эдриана все было легко и про­сто. Уверенный, что меня нетрудно переубедить, он улыбался и задорно приплясывал.

– Я не могу. Я неподходяще одета.

– Ты отлично выглядишь!

Эдриан подмигнул мне.

– Жарко будет. Я вспотею.

– Ну и прекрасно! Очень хорошо!

Он снова подмигнул, на сей раз сопроводив свои слова многозначительным смешком.

– Я в два раза толще тех, кто обычно ходит в такие заведения.

Я сказала это отчасти из-за того, что была пьяна, отчасти из-за того, что Эдриан загнал меня в угол, а отчасти из-за того, что это чистая правда.

Эдриан на секунду смутился, а затем воскликнул:

– А ну хватит! Какая вообще разница?! Поехали, Санни! Потанцуем, повеселимся!

– Нет, идите без меня. Я домой.

– Ну ладно. Как хочешь. А где Питер?

Эдриан улыбался, не подавая виду, что ему непри­вычно и поэтому неприятно слышать отказ. Конечно, близкие друзья, стараясь приободрить меня, непремен­но сказали бы, что Эдриан со мной заигрывал. Я знала, что это не так. В подобных обстоятельствах быть доб­рым означало быть жестоким. Эдриану даже не прихо­дило в голову, что мы не могли вместе пойти домой. Я никогда не позволила бы этому случиться. Я никогда не смогла бы раздеться перед ним, не чувствуя себя отча­янно уязвимой. На секс ушло бы всего несколько минут (если бы у Эдриана что-нибудь получилось после такого количества спиртного), а извиняться пришлось бы це­лый час. Я просила бы прощения за отвисший живот, за огромную задницу, за необъятные бедра. За все сразу!

Кроме того, я никогда не представляла себе, что мы с Эдрианом можем заниматься сексом или, проще го­воря, трахаться. Мы могли заниматься только любовью, потому что нравились друг другу. Во мне не было тех животных инстинктов, которые позволяли другим по­лучать удовольствие от грубого страстного секса. Я хо­тела, чтобы меня любили. Я хотела, чтобы со мной за­нимались не сексом, а любовью – нежно, глядя не на тело, а в глаза, и только в глаза. Я хотела эмоциональ­ного удовольствия, а не физического. Тело не должно иметь никакого значения. Оно должно служить инст­рументом, а самое главное происходит в голове. Я хо­тела, чтобы он смотрел мне в глаза и чувственное удо­вольствие захлестнуло бы нас обоих, изверглось, как вулкан, и мы пережили бы самый удивительный, самый волшебный, непередаваемый словами оргазм. Наши чувства не имели бы никакого отношения к тому, как мы выглядим.

Однако Эдриан занимается сексом с закрытыми глазами. Теперь я это знаю, потому что сплю с ним.

Занявшись любовью с Эдрианом в первый раз, я просто стремилась доказать, что хороша в постели. Он поцеловал меня, а мне не хотелось его разочаровывать. Не хотелось, чтобы он пожалел о своем поцелуе. В ито­ге у нас вышел какой-то извращенный сексуальный спектакль – с трепетом, вздохами и нелепыми акро­батическими номерами. Я отчаянно старалась пока­заться страстной, изобретательной и слегка разврат­ной, одновременно пытаясь не допустить, чтобы Эдри­ан прикасался к тем частям моего тела, которые еще не достигли совершенства. Мой живот по-прежнему выпирал вперед, как у обрюзгшего тяжеловеса, а кожа никак не хотела подтягиваться, собираясь свободны­ми складками. Живот был запретной зоной, и я не до­пускала туда Эдриана. Я сгибалась, поворачивалась, оп­рокидывала Эдриана на спину всякий раз, когда он тя­нулся рукой или, хуже того, губами к моему животу. В конце концов, ему все-таки удалось поцеловать меня в живот, не выказав, однако, никакого отвращения. Я царапала ногтями его спину, и покусывала, и стонала, лишь бы не обмануть ожидания. Теперь я стала доста­точно хороша собой, чтобы с ним спать.

Наш первый секс был чистой случайностью. Конеч­но, я изобразила пару оргазмов, чтобы поднять Эдриану самооценку, однако моя собственная падала все ниже и ниже. Время от времени какой-то внутренний голос спрашивал: «Что же ты делаешь, Санни?» Я за­глушала его и снова притворялась, что все идет отлич­но. Не могу сказать, что наши отношения полностью меня удовлетворяли, однако, в сущности, я чувствова­ла себя счастливой. Он целовал меня если и не с любо­вью, то с искренней страстью, которой всего год назад не было и в помине. Сама не знаю, как так случилось, но я стала для Эдриана желанной. В ту первую ночь, которую мы провели вместе, мне показалось, что этого вполне достаточно.

Когда мы с Эдрианом занимались сексом во второй раз, я постаралась уделить больше времени себе и сво­им ощущениям. Я уже не рвалась отдавать все свои силы Эдриану, а сосредоточилась на том, чтобы самой получить удовольствие. К сожалению, у меня ничего не вышло. Секс с Эдрианом оказался довольно неинтерес­ным занятием. Я назвала бы его приятным, хотя не знаю, не обидно ли такое определение для мужского самолюбия. Какой мужчина захочет, чтобы его назва­ли приятным партнером? Сказать по справедливости, Эдриану от природы достался чудесный пенис – длин­ный, гладкий на ощупь, чистый и довольно толстый. Он производил впечатление чуть ли не стерильного, и по­этому на него было очень приятно смотреть. По всей видимости, Эдриан просто не умел им пользоваться.

В ту ночь, изображая второй оргазм, я мысленно винила саму себя в том, что не могу как следует рас­слабиться и получить настоящее удовольствие. Навер­ное, проблема в том, что я представляла себе Эдриана каким-то полубогом, который способен победить все мои страхи одним-единственным взмахом волшебной палочки. Естественно, в реальности не бывает такого безумного секса, какой я представляла в своих мечтах. Кроме того, Эдриан во время секса слишком торопился и проникал не так глубоко, как мне хотелось бы. Я пыталась заставить его двигаться медленнее и резче, однако ничего не получалось. Он привык к такому рит­му и придерживался его как заведенный. Или регги, или ничего. Думаю, медленно и резко – как раз тот стиль, который мне нужен. К сожалению, наверняка я этого не знаю. У меня еще никогда не было настоящего оргаз­ма в постели с мужчиной. Если при мысли об этом мне становится чересчур грустно, я успокаиваю себя тем, что все-таки испытывала оргазм, пусть и без помощи партнера. Если в реальной жизни во мне наконец-то вспыхнет настоящая сексуальная искра, я смогу ее рас­познать.