Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 12 глава

Эдриан снова качает головой, как одна из тех кива­ющих собачек, которых ставят в автомобиле. Такую собачку можно увидеть в машине старика с темными пластмассовыми очками на носу, который чуть ли не всем весом наваливается на руль и тащится перед вами на черепашьей скорости. Разница заключается только в том, что старик в очках рано или поздно свернет на­право или налево и раздражающее качание прекратит­ся. Если же он все-таки не свернет, у вас остается воз­можность врезаться ему в зад. Старик вылетит в лобо­вое стекло, размозжив голову в кровавую кашу, а вы разобьете его заднее окно и оторвете чертовой собаке ее идиотскую башку...

– Выходит, ты больше не хочешь со мной встре­чаться? Выходит, ты врал мне, Эдриан?

– Ну да. Выходит, врал.

В голосе Эдриана звучит горечь. Мне становится так дурно, что хочется кричать.

– Я думала, Джейн тебе не подходит...

– Я сам уже ничего не знаю! Не знаю! Голова кру­гом идет!

Похоже, он хочет, чтобы я его пожалела. Сидит за моим кухонным столом и перебирает виноград, лежащий в вазе для фруктов: берет виноградины в пригоршню и высыпает их сквозь пальцы, берет и снова высыпает. Я не хочу, чтобы Эдриан трогал мой виноград, и поэтому шлепаю его по руке. Он смотрит на меня обиженно – так ребенок, которого ударили первый раз в жизни, чув­ствует боль, но не понимает, за что ему попало.

– Может, это просто повод, чтобы не идти со мной на ужин? – тихо спрашиваю я, сидя за столом напро­тив Эдриана.

Мне не привыкать выслушивать от парней самые разные отговорки, поэтому я готова к чему угодно. На школьном выпускном вечере я кое-как набралась храб­рости пригласить на танец Дэниела. Дэниел ответил, будто ему надо в туалет, а через пару минут я заметила, что он танцует с нашей одноклассницей Мишель. В колледже я подрабатывала в аптеке вместе с Адамом. Он подвозил меня по утрам на своей машине, и мы много хохотали. Когда через два года совместной ра­боты я, краснея и заикаясь, пригласила его сходить куда-нибудь вечером выпить кофе, Адам ответил, что его девушке это не понравится. Спустя неделю он при­гласил на свидание Сару Джейн из фотоотдела, и ни­какая девушка ему не помешала. Или Стюарт–мы оба учились на одном курсе университета и как-то раз вме­сте готовили доклад по трудам Сократа. Стюарт ска­зал, что никогда не завязывает отношений с однокурс­ницами. Позднее я узнала, что в то время только с од­нокурсницами он и спал.

Никто из тех парней не решался просто сказать мне «нет», и все потому, что я была толстой. Они предпочи­тали притворяться, что идут в туалет, или встречаются с другой девушкой, или хотят остаться друзьями. Их об­ман обижал меня гораздо сильнее, чем истинная причи­на отказа. Я бы предпочла, чтобы мне сказали правду. Невольно думалось, что дело не в моей внешности, а во мне самой – в характере, в поведении, в глазах... Ну почему они не могли просто сказать: «Извини, Санни, ты не привлекаешь меня физически»? Почему не ска­зать то, что чувствуешь? Никому не станет от этого хуже.

Эдриан поглядывает исподлобья сквозь свою длин­ную взлохмаченную челку. На нем дорогая серая ру­башка и темные брюки. Постарался выглядеть хорошо.

– Это не отговорка. Я сделал Джейн предложение семь месяцев назад. Мы с ней действительно помолв­лены.

– Тогда зачем ты спал со мной?

Я говорю едва различимым шепотом.

– Затем, что я чувствую себя несчастным, – отве­чает Эдриан. – Я не знаю, что мне делать. Не уверен, что Джейн именно та девушка, которая мне нужна.

– А разве не было бы гораздо честнее по отноше­нию ко мне, к ней и ко всем нам, если бы ты сначала принял решение, кто тебе все-таки нужен, а потом ло­жился ко мне в постель?

– Я знаю! Знаю!

Эдриан взмахивает руками и тяжело роняет их пе­ред собой на кухонный стол, сбив при этом перечницу. Я подхватываю ее, чтобы она не упала на пол, и ставлю на место. Мне точно известно, что те чувства, которые я испытываю сейчас, самые настоящие, а вовсе не во­ображаемые. Я изо всех сил пытаюсь не заплакать, но ничего не выходит.

Эдриан протягивает ко мне руку. В последнее мгновение он решает не прикасаться ко мне и про­сто держит руку на весу, ожидая, что я сама возьму его за пальцы.

– Дай мне руку, – говорит Эдриан.

Я не двигаюсь.

– Санни, – говорит он настойчиво.

– Что? – спрашиваю я раздраженно и поднимаю на него глаза.

– Возьми меня за руку и расскажи, что чувствуешь. Расскажи точно так же, как я рассказал.

– Ты ничего толком не рассказал.

Эдриан берет меня за руку.

– Потому что я растерян, – отвечает он так убеж­денно, словно уж теперь-то на меня точно снизойдет озарение, я все пойму и прощу. Я представляю, как у Эдриана над головой проливается яркий свет и он вос­паряет надо мной, как преставившийся мученик, по­страдавший от собственных чувств.

Эдриан несколько секунд смотрит на меня блестя­щими глазами сквозь свою длинную челку и вдруг под­мигивает. Я размахиваюсь и бью его ладонью по пра­вой щеке. Бью с такой силой, что на коже у Эдриана остаются отпечатки пальцев, а ладонь начинает гореть, как от ожога. Эдриан вскакивает с места, уронив стул, который с грохотом падает на пол. Не знаю, зачем я это сделала. Я несколько раз встряхиваю отбитую руку и чувствую себя очень странно. Не могу сказать, что я ударила Эдриана под влиянием какого-то внезапного импульса, не совладав с собой. Я прекрасно знала, что собираюсь его ударить, и ударила. Мне казалось, что так будет правильно. Заслужил. Я никогда прежде не била мужчин по лицу, и мне было интересно, каково это. Раньше такой возможности не представлялось...

– Какого черта?! – восклицает Эдриан. – Я ведь не сказал, что хочу тебя бросить!

Я издаю короткий смешок и закатываю глаза, да­вая понять, что никаких объяснений он не получит, поскольку и так все очевидно. Пускай считает, что меня разозлило его подмигивание. Или бесцеремонное об­ращение с моими чувствами.

– Ну, извини меня, извини! Я просто хотел, чтобы ты знала о моих проблемах. Теперь, если ты вдруг за­метишь, что я думаю о чем-то постороннем, ты сразу поймешь, в чем дело... И еще... Джейн иногда звонит мне... Тебе придется помолчать, пока я с ней разгова­риваю.

– Ты собираешься ее бросить? – спрашиваю я тихо.

Я вдруг понимаю, как много он для меня значит. По­нимаю, что в моей жизни нет ничего более важного, чем наши отношения. Внезапно я представляю Рожде­ство – представляю, как наряжаю елку, готовлю празд­ничный обед, режу овощи, открываю подарки в доме своих родителей – вместе с Эдрианом или без него. Я представляю, как отмечаю с друзьями свой день рож­дения в тайском ресторане – с Эдрианом или без него. Представляю отпуск в Италии и то, как еду на машине по извилистой прибрежной дороге и останавливаюсь в маленькой гостинице с видом на море, где итальян­ская матрона готовит целые горы макарон, – и все это с Эдрианом или без него. Представляю себя в Озерном краю, в гостевом домике, где стоят кровати под поло­гом: оконные стекла заливают струи дождя, а я натяги­ваю джинсы и спускаюсь вниз, чтобы купить еще бу­тылку красного вина и пару упаковок сыра чеддер на ужин, – с Эдрианом или без него. Я представляю, ка­кое у меня могло быть будущее вместе с Эдрианом, и хочу получить его так отчаянно, что готова ради этого на все. В моей жизни только-только появилось настоя­щее чувство, и я не желаю его терять.

Эдриан поднимает стул, ставит на прежнее место и садится.

– Я не уверен, что смогу бросить Джейн, – гово­рит он.

– Почему, если ты с ней несчастлив?

– Ну, не будь такой наивной, Санни. Я перед ней в долгу.

– Тогда чего ты от меня хочешь? – спрашиваю я вполголоса, глотая слезы и мысленно молясь.

– Да собственно... – Эдриан берет меня за руку. – Давай просто подставим лица солнечному свету, ощутим ветер, дующий нам в спину, и посмотрим, что будет дальше.

Он сжимает мои пальцы и с улыбкой заглядывает в глаза. Я смотрю на него и будто со стороны слышу, как отвечаю: «Ладно» и киваю, как дурацкая игрушечная собачка, которой вот-вот оторвут голову.

 

Я уже сейчас боюсь думать о том дне, когда Эдриан все-таки меня бросит. Что случится с моим несчастным сердцем, если он уйдет? Вдруг он решит, что лучше причинить боль мне и остаться с Джейн, чем причинить боль Джейн и остаться со мной? Вдруг он решит, что моим чувствам не стоит придавать такого значения, как ее чувствам? Может быть, он даже не представит, как я сижу в одиночестве и давлюсь слезами. Эдриан на­верняка не захочет думать о том, что именно он причи­на моих страданий. Тем не менее я все-таки буду си­деть в одиночестве и давиться слезами, потому что, если Эдриан бросит меня, под откос пойдет вся моя жизнь, рухнут все планы. Я уже чувствую, что именно так и случится, но не хочу ничего менять. Пусть все остает­ся, как есть. Я буду с мучительным любопытством ждать, чем закончится эта история. Я должна знать, что, если Эдриан уйдет к Джейн, это не убьет меня.

Я смотрю на часы.

– Уже четверть седьмого. Пора идти.

Я вытираю слезы, встаю и поправляю платье. Эд­риан тоже встает, но так резко, что стул падает на пол.

Эдриан говорит:

– Или...

Медленно обогнув стол, он подходит ко мне и об­нимает за талию.

– Или? – повторяю я, как будто не веря собствен­ным ушам.

Эдриан не понимает намека и начинает приподни­мать подол моего платья, чуть касаясь пальцами бедер и одновременно прижимаясь губами к моей шее, об­жигая ее дыханием. Податливая шелковая материя под­нимается медленно, дюйм за дюймом. Эдриан просо­вывает руку мне между бедер и мягко прижимает спи­ной к стене. Я жду подходящего момента, чтобы остановить его, но Эдриан одной рукой уже снимает с меня трусы, а другой стискивает грудь. На платье от его рук остаются едва заметные морщинки. Я все медлю сказать «нет», а Эдриан нежно целует меня, проводя языком по внутренней стороне губ. Затем вдруг отстраняется и заглядывает мне прямо в глаза. Я понимаю, что сейчас вижу его таким, какой он есть. Сейчас он совершенно искренен – человек не может лгать, на­ходясь от вас так близко.

В следующую секунду Эдриан опускается на коле­ни и, подняв подол платья, раздвигает мне ноги. Я за­пускаю пальцы в его длинные темные волосы на затыл­ке, а Эдриан начинает ласкать меня языком. Он то це­лует меня долго и сильно, то прикасается пальцами, то снова целует. Наконец, я вонзаюсь ему в шею ногтя­ми. Эдриан тут же понимает, что пора переходить к следующей стадии – встает с колен и быстро рассте­гивает брюки левой рукой, правой продолжая гладить меня между бедер. Внезапно я чувствую прикоснове­ние его члена, который гораздо тверже, чем бывал прежде, когда Эдриан спал со мной, одурманенный алкоголем. Невероятно, но на этот раз Эдриан не спе­шит. Он смотрит мне прямо в глаза, наблюдая за реак­цией и лаская внутреннюю часть моих бедер. Наконец, он входит в меня – медленно, мощно, внимательно следя за тем, как я реагирую, стараясь доставить удо­вольствие не столько себе, сколько мне...

Несколько минут спустя мы с Эдрианом бежим по улице, то и дело поглядывая на часы. Мы опаздываем. Мои каблучки громко стучат по мостовой. Удивитель­ное дело! Я сама не могу поверить в то, как мне сейчас хорошо. Не могу поверить в то, как сильно я дрожала в объятиях Эдриана и как громко кричала – именно кричала, а не просто стонала. Еще никогда я не испы­тывала такого всепоглощающего удовольствия и облег­чения. Это был самый удивительный опыт в моей жиз­ни – как первая доза героина для подростка, как кро­вавый угар первого убийства для психопата, – и я понимаю, что в следующий раз точно не смогу устоять перед искушением его повторить. И одновременно, как тот же наркоман или психопат-убийца, я понимаю, что обречена. Я обречена, потому что отдаю свое сердце тому, кто разобьет его на мелкие осколки или, теша больное самолюбие, станет носить в петлице своего пиджака как украшение. И на стене моей мансарды нет фотографии, которую можно было бы облить слезами, смять и разорвать на мелкие клочки. Я уверена, что рано или поздно Эдриан уйдет от меня...

 

ЛЮБОВЬ, СЕКС И УЖИН

 

Дети с дикими воплями бегают вокруг моих ног и хватают Эдриана за джинсы, чтобы не упасть, огибая лестничные перила и прыгая вокруг огромного стеклян­ного изваяния – авторской работы дизайнера Филип­па Старка, если не ошибаюсь. Маленький Уильям, с которым я уже встречалась в то злополучное утро, не обращает на меня никакого внимания. Он занят тем, что дразнит двух девочек в джинсах и футболках ли­монного цвета. Девочки взвизгивают, хихикают и ок­ликают друг друга по имени:

– Габриэла!

– Поппи!

– Габриэла!

– Поппи! Поппи!

У обеих девочек приятные тоненькие голоса и отмен­ная дикция. Они запросто могли бы зачитывать на теле­видении девятичасовые новости. Я представила, как Поппи рассказывает об операции британских спец­служб в Афганистане, затем Габриэла цитирует слова министра финансов о предстоящем утверждении бюд­жета, а после Поппи вдруг спрашивает Габриэлу, прав­да ли, что той недавно исполнилось пять лет и два меся­ца. «Правда, правда», – отвечает Габриэла и уточняет, действительно ли через три недели Поппи исполнится четыре? «Действительно! – отвечает Поппи. – Мне будет четыре года!»

Их упругие локоны, танцуя, подпрыгивают на ху­деньких плечиках. Девочки скачут, дразнят мальчишек воздушными поцелуями и наслаждаются беззаботным, ничем не замутненным детством. Потом они уносятся куда-то в сторону кухни, преследуемые Уильямом, а из- за створки раздвижных дверей выглядывает рыжево­лосая головка. Я узнаю веснушчатую физиономию Ду­гала. Встретившись со мной глазами, он тут же прячет­ся. Я тянусь назад, чтобы взять Эдриана под руку, но его уже нет рядом. Он успел пройти в столовую.

Мои каблуки громко стучат по деревянному полу, объявляя всем, что я на подходе. Я останавливаюсь в дверях столовой, и все присутствующие поднимают глаза. На их лицах написано дружелюбное сочувствие, однако никто почему-то не улыбается. Господи, зачем я переспала с Эдрианом, перед тем как сюда прийти? Похоже, все знают, чем мы с ним занимались. Я вдруг увидела, как Дайдре представляет меня своим соседям, сидящим в ряд на длинном диване и напоминающим комиссию по досрочному освобождению. «Пожалуй­ста, познакомьтесь, – говорит она. – Санни Уэстон, та самая шлюха, которая спасла моего сына».

Эдриан уже успел устроиться на единственном кресле, которое оставалось свободным, и слегка посту­чал по потертому красному подлокотнику, приглашая меня присесть. Я предпочитаю остаться на ногах.

Откуда-то со стороны кухни доносится громкий жужжащий сигнал. Дайдре выскакивает из гостиной, на ходу бросив мне через плечо, что Теренс пошел в соседний магазин купить подходящего белого вина и должен вернуться минут через пять.

В комнате есть еще одно кресло, и в нем сидит Кэг­ни Джеймс. Я торопливо отворачиваюсь, стараясь не показать, как сильно нервничаю. Возле камина стоит мужчина в безупречном костюме. Его лицо кажется знакомым, но я никак не могу вспомнить, где его виде­ла. Я машинально поправляю одежду, одергивая так, чтобы не были заметны жировые складки. Правда, те­перь никаких складок на моем теле нет, и одергивать одежду совсем не обязательно. На мне кроваво-красное шелковое платье длиной по колено, очень простое и прекрасно скроенное, с округлым вырезом и рукава­ми по локоть. Туфли у меня коричневые, а колготки я не надела, потому что сегодня и без того очень жарко.

Присутствующая в комнате семейная пара пред­ставляется: Кристина и Питер Глоуминг, родители Габриэлы и Поппи. У Кристины Глоуминг хрупкое тело­сложение и одновременно заметно выпирающий жи­вотик. Рост не больше пяти футов и двух дюймов. Она спрашивает, не принести ли мне чего-нибудь выпить. Я благодарю ее за предложение, и миссис Глоуминг идет на кухню. Сначала я думала отказаться от спирт­ного, потому что алкоголь удвоит количество калорий, которые придется проглотить за ужином; затем, немно­го подумав, решила, что вряд ли смогу пережить сего­дняшний вечер на трезвую голову.

Надеюсь, Кристина не задержится слишком дол­го. Спиртное – это именно то, что сейчас нужно. Я стою посреди гостиной, на глазах у Эдриана, и Кэгни Джеймса, и Питера Глоуминга – сухощавого мужчи­ны с дряблой кожей, чересчур длинной шеей и в оч­ках с металлической оправой. Незнакомец, который стоит у камина, представляется, как Кристиан Лори. Он объясняет, что пришел сюда вместе с Кэгни. Его лицо не зря показалось мне знакомым. Он владеет магазином «Королева экрана», где я обычно беру на­прокат видеокассеты. Кристиан очень тепло мне улы­бается, а я не понимаю – если он действительно та­кой милый, то как они с Кэгни могли стать друзьями? Тут мне приходит в голову, что Кэгни, по всей види­мости, голубой. Эта мысль почему-то злит. Ну, и что там доктор навыдумывал насчет взаимного сексуаль­ного притяжения?

Я смотрю на Кристиана, который тоже бросает на меня любопытные взгляды. Конечно, он помнит, что еще год назад я была гораздо толще, чем сейчас. Он наверняка расскажет об этом Кэгни Джеймсу при пер­вой же возможности. Мне не хотелось бы, чтобы Кэг­ни знал о моих проблемах с весом. Я оглядываю комна­ту еще раз и убеждаюсь, что все присутствующие отли­чаются стройным телосложением. Единственное, что несколько портит картину, это выпирающий животик Кристины Глоуминг – результат двух выношенных де­тей, возраста и недостатка физических упражнений. Таким образом, в комнате нет ни одного человека с из­быточным весом. Не сомневаюсь, что мистер Джеймс сегодня вечером непременно отпустит какую-нибудь шуточку по поводу толстяков.

Детей усадили ужинать на кухне, за отдельный стол. Дайдре и Кристина по очереди ходят туда, чтобы при­глядывать за малышами. Когда одна из них бесшумно возвращается в гостиную и садится на место, другая тут же мягко поднимается со стула и уходит на кухню. Судя по доносящимся оттуда звукам, дети получают от ужи­на гораздо больше удовольствия, чем взрослые. Я так ни разу и не посмотрела Кэгни Джеймсу в глаза и за весь вечер сказала ему только «здрасьте» – когда при­шла. За стол меня усадили между Питером Глоумингом и Теренсом Тернболлом, хозяином дома. Я повора­чиваю голову то к одному, то к другому и стараюсь по мере сил участвовать в их беседе то о телефонных ли­ниях, то о местных школах, то о телефонных линиях в местных школах. Дайдре – когда она не на кухне с детьми – сидит рядом с Питером. Ее муж Теренс си­дит напротив. Я заметила, что он уже несколько раз подмигнул ей и слегка улыбнулся. Кэгни Джеймс си­дит между Дайдре и Кристиной. Поскольку они по оче­реди убегают на кухню, у Кэгни всего одна собеседни­ца – то Дайдре, то Кристина, – и каждая из них все свое время уделяет только ему. Я вижу, что мистера Джеймса это смущает. Он бы предпочел, чтобы дамы или одновременно сидели за столом разговаривали друг с другом, или обе ушли на кухню и занимались детьми. По правую руку от Кристины сидит Эдриан, однако она разговаривает только с Кэгни, а Эдриан разговаривает только с Кристианом. Последние двое проводят время лучше всех: весело болтают, оживлен­но жестикулируют и время от времени негромко сме­ются. Я даже начинаю немного ревновать.

Дугала я не видела с того самого момента, как он выглядывал из-за двери, и должна признаться, для меня это самое настоящее облегчение.

Наконец Теренс встает из-за стола и тоже отправ­ляется на кухню, а Дайдре убирает пустые тарелки из- под первого блюда. На первое она подавала лосося с морскими водорослями и жареными креветками.

Пару минут спустя Теренс возвращается в гости­ную, ведя Дугала за маленькую, перепачканную в еде ручку. Все разговоры тут же прекращаются.

Дугал идет за отцом, не сопротивляясь, однако гла­за на присутствующих не поднимает.

– Дугал хочет поздороваться с гостями и показать всем, какой он большой и храбрый мальчик, – гово­рит Теренс.

Ребенок не поднимает голову, продолжая смотреть не на нас, а на свои светлые ботиночки. Кристиан су­дорожно втягивает носом воздух. Я поворачиваюсь к Кэгни и вижу, что он смотрит в тарелку, напуганный не меньше моего.

– Дугал, – продолжает Теренс, – познакомься. Вот это у нас Санни, а вот это Кэгни.

Дугал поднимает голову, смотрит сначала на меня затем на Кэгни и снова упирается взглядом в свои бо­тинки на липучках.

У меня в горле образуется огромный комок. Я гром­ко сглатываю его, а Кэгни, услышав этот звук, повора­чивается ко мне. Дугал нас явно не узнал. Тем лучше для ребенка.

– Думаю, это хорошо, что он вас не помнит, – го­ворит Теренс таким трагическим шепотом, что соседи услышали бы его даже в том случае, если бы не сидели за столом, а находились у себя дома.

Дугал снова поднимает голову и смотрит на отца, которого не оказалось рядом в тот самый момент, ког­да мальчик больше всего нуждался в защите. Трудно сказать, кого это ранит сильнее – отца или сына.

– Ну что ж, молодой человек, – торопливо подни­мается Дайдре, – полагаю, вам пора спать.

Она берет сына за руку. Дугал тут же отпускает руку отца.

– Пожелай гостям спокойной ночи, – просит Дайдре.

– Спокойночи... – шепчет Дугал.

– Поцелуй Санни на прощание, – неожиданно предлагает Теренс, и я слышу, как Кристиан снова су­дорожно вздыхает.

– Господи Боже, не надо! – восклицаю я.

Все присутствующие поворачиваются в мою сто­рону.

– Я хотела сказать, что он меня совсем не знает. Зачем заставлять ребенка целовать незнакомого чело­века?

Дайдре улыбается мне и уводит сына из гостиной, стараясь не встречаться глазами с мужем. Теренс, бор­моча что-то невнятное, опять садится за стол.

– Кто-нибудь хочет еще вина? – спрашивает хо­зяин дома и поднимает бутылку белого, за которым бегал в магазин перед нашим приходом.

Все присутствующие как по команде протягивают свои бокалы.

Последующие два часа мы добровольно и осознан­но налегаем на выпивку, в каком-то всеобщем отчая­нии решив, что опьянение пойдет нам сейчас только на пользу. Несмотря на сильный туман в голове, я чув­ствую облегчение. За столом почти никто не разгова­ривает. Только Кристиан выдает по одному предложе­нию примерно раз в десять минут. В паузах он, по всей видимости, тщательно формулирует очередную мысль, стараясь не перепутать слова, и только потом доносит ее до слушателей, которые даже не пытаются ему от­ветить.

– Знаете... Хотор ведь была богиней любви... и од­новременно веселья...

Закончив фразу, Кристиан вздыхает – так тяже­ло, как будто в высказанной им мысли заключается столько несчастья, что хватило бы на целую жизнь. Его подбородок соскальзывает с ладони и резко падает вниз, потом дергается вверх. Зазевайся Кристиан хоть на секунду, и его нижняя челюсть врезалась бы в сто­лешницу и разбилась на тысячи крохотных осколков.

– Очень подходящее сочетание, – говорит Кэгни.

Сложно сказать, действительно ли он пьян или толь­ко притворяется, но его тон стал еще агрессивнее, чем прежде, а манеры сделались вдруг подозрительно лю­безными. Будто он силится намекнуть о чем-то присут­ствующим и одновременно надеется, что никто его все- таки не поймет.

Проходит минута. Все молчат. Наконец Кристиан спрашивает скучающе-пьяным голосом:

– В каком смысле подходящее?

– В таком, что любовь – это не более чем шутка.

Кэгни говорит так же отрывисто, как прихлебыва­ет виски из небольшой бутылки, которая самым чудес­ным образом появилась на столе около получаса назад.

Она словно возникла прямо из воздуха. Я даже поду­мала, что сейчас мистер Джеймс достанет оттуда же носовой платок, букет искусственных цветов и белого кролика. Разговаривая, он выстреливает словами, как пулями. Не понимаю, как он вообще живет? Как он делает покупки, наклеивает марки на конверт, заправ­ляет машину бензином, разговаривает с матерью или домработницей? Неужели он делает все это с такой же яростью?

– А чем вы занимаетесь, Джеймс? – спрашиваю я. – То есть, мистер Джеймс. Кэгни Джеймс. Чем вы занимаетесь?

Я по-детски хихикаю над своей оговоркой и тут же чувствую, что мое лицо приобретает крайне суровое выражение. Наверное, сейчас я выгляжу, как человек, старательно притворяющийся серьезным.

– Я управляю агентством, – тихо отвечает Кэгни, обращаясь не ко мне, а к столу.

– Каким? – спрашиваю я. – Модельным?

Мистер Кэгни Джеймс уже несколько минут сосре­доточенно разворачивает свой носовой платок, а затем снова его сворачивает. После моего вопроса он подни­мает глаза, а его пальцы застывают в воздухе.

– Почему модельным?

– Ну... А каким же еще? Когда кто-нибудь говорит «агентство», я сразу думаю «модельное».

Разве бывают какие-нибудь другие агентства? Все присутствующие молча смотрят на меня, и я понимаю, что последний вопрос задала не вслух, а мысленно. К горлу подкатывает тошнота. Я быстро сглатываю и по­вторяю свой вопрос:

– Разве бывают какие-нибудь другие агентства?

– Агентство по трудоустройству, – отвечает кто-то.

Кто? Не Кэгни, не Кристиан и уж тем более не я.

Сейчас я почему-то узнаю только наши голоса. Эдри­ан так давно не произносил ни слова, что я не уверена, что он все еще здесь. Я резко поворачиваюсь в его сто­рону и вижу, что Эдриан сидит на своем месте, наби­рая какое-то сообщение на мобильном телефоне.

– Ну, что же ты тут сидишь? – говорю я себе под нос. – Иди домой, если тебе здесь не нравится.

Эдриан меня не слышит, а другие не понимают, о чем речь.

– Значит, вы управляете агентством по трудоуст­ройству? – спрашиваю я Кэгни.

– Нет.

– Тогда каким? Каким агентством вы управляете? Чем оно занимается?

– Расследованиями.

Кэгни снова сворачивает свой платок, потом вдруг бросает его на стол. Платок тут же разворачивается.

Все молчат. Тогда Кристиан поворачивается к Эд­риану и спрашивает:

– А чем занимаетесь вы?

– Информационными технологиями, – отвечает Эдриан, не отрывая глаз от мобильного телефона.

– Фу-ты Господи. – Кристиан с откровенно разо­чарованным видом поворачивается ко мне. – Ну а вы, наша прелестная и расчудесная Санни? Чем вы зани­маетесь, милая?

Он смеется, глядя на меня широко раскрытыми гла­зами, и ждет ответа так, словно задал вопрос всей сво­ей жизни.

– Детьми, наверное, – отвечаю я и тут же пони­маю, что сморозила глупость. – То есть у меня свой маленький бизнес. Хотя я бы не назвала это агент­ством...

Я намеренно выделяю слово «агентство», чтобы придать ему весомость, которой так не хватало в том, чем занимался Кэгни. Я даже фыркаю в его сторону, но мистер Джеймс не обращает на меня ни малейшего внимания. Не поднимая глаз, он берет со стола платок и снова начинает его сворачивать и разворачивать. Через несколько минут он все-таки спрашивает:

– И что у вас за бизнес?

– Интернет-бизнес. У меня собственный сайт. Ком­мерция в Сети. Можно сказать, что я часть современ­ного медиапространства... Век новых технологий и все такое...

Из желудка к горлу подкатывает что-то очень про­тивное. Я испуганно сглатываю образовавшийся комок. Меня что, тошнит? Какой ужас! Неужели меня вырвет прямо на стол, перед хозяевами и гостями?! Со мной в жизни не случалось ничего более кошмарного. Я пред­ставляю себе эту дикую картину и замираю от ужаса, широко раскрыв глаза.

Кэгни тем временем переспрашивает:

– И что это за бизнес?

– Продаю всякие... игрушки.

Я говорю так, словно такого объяснения должно быть вполне достаточно.

– Какие игрушки? – с неподдельным интересом спрашивает Кристиан. – Плюшевые медведи, ходули на пружинах, хулахупы? Неужели сейчас еще можно где-то купить хулахуп?

– Насчет хулахупов не знаю. Я вообще-то другие игрушки продаю. Мои игрушки предназначены... как бы выразиться... для спальни.

Слова «для спальни» звучат очень громко, отчетли­во и вызывающе, хотя я произношу их почти шепотом. Я тянусь к бутылке, беру ее и наливаю себе вина, наме­ренно подняв горлышко высоко над краем бокала. Звук льющейся жидкости напоминает о том, как представи­тели сильного пола справляют нужду.

Я оглядываю сидящих за столом джентльменов, что­бы проверить, не смутил ли их мой намек. Все они и правда выглядят немного сконфуженными. Даже Эдриан, не отрывающий глаз от телефона, кажется смущенным. Кэгни, продолжая смотреть в стол, удивлен­но приподнимает брови.

– Ну, и что вы думаете насчет моего бизнеса, мис­тер Джеймс? – спрашиваю я. – Вы считаете, это не­правильно? Мир совсем сошел с ума, правда? Призна­юсь, мне бы очень хотелось узнать ваше мнение.

Я наклоняюсь вперед, едва не касаясь стола подбо­родком, и стараюсь заглянуть Кэгни в глаза. Моя щека находится в опасной близости от бокала.

– Мир превратился в сплошную порнографию, – говорит Кэгни вполголоса.

Я громко фыркаю в ответ и закатываю глаза. Моя голова почему-то откидывается назад. Я кое-как ее под­нимаю и, прикрыв глаза, склоняю к самому плечу.

– Вы держите секс-сайт прямо здесь? В Кью?

Я оглядываюсь на незнакомый голос. Оказывается, он принадлежит Питеру Глоумингу. Сказать по прав­де, я успела забыть о его присутствии.

– Это не секс-сайт, – отвечаю я, опустив голову и упершись подбородком себе в грудь. – На моем сайте продается нижнее белье.

Я поднимаю голову, широко улыбаясь всем присут­ствующим, и готовлюсь твердо встретить взгляд любо­го, кто осмелится на меня посмотреть.

– И не только нижнее белье, – добавляет Кэгни, глядя на свой носовой платок и сворачивая его все туже и туже.

– Да, не только, – подтверждаю я. – У меня на сайте можно купить и кое-что еще. Хотя это и не агент­ство.

Последнее предложение я произношу заговорщи­ческим шепотом, наклоняясь через стол к Кристиану, а тот прижимает палец к губам и говорит: «Тсс!» Я гром­ко фыркаю и опять закрываю глаза.