Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 17 глава

В следующую секунду распахивается входная дверь, и мы с Кристианом подпрыгиваем от неожидан­ности.

 

ПОГРУЖЕНИЕ

 

Кэгни озабоченно смотрит на ширинку своих брюк. Сейчас полдень, а у него только что случилась сильней­шая эрекция. Наручные часы, когда-то принадлежав­шие его отцу, показывают десять минут второго. Ну пускай не полдень, а чуть позднее, разницы особой нет. Обычно у Кэгни не бывает дневных эрекций.

Он сидит в автомобиле за разросшимся сливовым деревом и наблюдает за Софией Янг. Она только что посадила в землю три куста герани. Эрекция у Кэгни началась примерно между последней геранью и пер­вым взмахом садовых ножниц над огромным рододен­дроном, усыпанным пурпурными цветами. Кэгни опять переводит взгляд на свою ширинку и на бугорок, за­бавно выпирающий через черную ткань брюк. Что же его так завело, интересно? Неужели садоводство? Или очертания маленьких грудей Софии Янг, дерзко тор­чащих под розовым шерстяным платьем? Или ее строй­ные изящные ноги в балетных тапочках? Или прядка белокурых волос, которая выбилась из стянутого на затылке Софии хвостика и танцевала на ее правой щеке под дуновениями легкого осеннего ветерка? Или это вообще случайное стечение обстоятельств, никак не связанных с миссис Янг? Может, у него на носках чересчур тугая резинка?

Кэгни наблюдал за миссис Янг с самого утра, а точ­нее – с восьми часов двадцати минут, когда София вышла из огромного дома своего супруга и отправилась на пробежку вокруг небольшого пруда. Бегала она с двумя розовыми гантелями в руках, очевидно, для боль­шей нагрузки. На ее лице не было заметно ни тени на­пряжения, оно оставалось молочно-белым и совершен­но спокойным. Миссис Янг не столько занималась спортом, сколько прогуливалась, дыша свежим возду­хом и любуясь на уток. Кэгни пришлось признать, что она нравится ему все сильнее и сильнее. Он тоже не воспринимал всерьез бег трусцой и занятия на трена­жерах. Что приятного в красных от натуги лицах, в зад­ницах, неприлично обтянутых лайкрой, во вздуваю­щихся на лбу венах и вспотевших от чрезмерных уси­лий телах? София Янг не пытается строить из себя спортсменку. И правильно. Если женщина толстеет, то оттого, что слишком сильно налегает на сладкое. Пус­кай перестанет есть торты с пирожными, и похудеть труда не составит. Все остальное значения не имеет. Мать Кэгни всю жизнь была очень стройной, с тонень­кой девичьей талией.

Некстати вспоминается, что Грейси, его первая жена, тоже увлекалась садоводством. Точнее, не садо­водством, а садовником. Выражалось это в том, что с одним из них она трахалась в сарае.

Когда Кэгни женился на Грейс, ему было всего два­дцать пять, а ей уже перевалило за тридцать. Прежде чем связать себя узами брака, они встречались четыре ме­сяца, но помолвлены были всего-навсего три дня. Кэг­ни называл их роман ураганным. Они познакомились, как и многие другие пары, возле телефонной будки. Грейс кому-то звонила, Кэгни до сих пор не знает, кому именно. Служивший тогда в армии Кэгни про­ходил мимо будки и сразу обратил внимание на воло­сы Грейс – белокурые и пушистые. Даже с расстояния казалось, что они пахнут свежестью, чистотой и морским бризом. Лица девушки Кэгни не видел из-за волос и телефонной трубки. Пройдя несколько метров, он обернулся и увидел глаза незнакомки – голубые, как васильки в мамином саду. Вернувшись, Кэгни по­стучал в стекло телефонной будки форменным армей­ским беретом.

Грейс открыла дверь будки и вполголоса спросила:

—Да?

У нее оказался красивый голос. Она прикрывала трубку ладонью и смотрела на Кэгни васильковыми глазами, в которых он тут же утонул.

Кэгни служил в Колчестере. Срок его контракта подходил к концу, и он решил наконец, что рожден не для армии. Какое-то время ему даже нравились армей­ские будни и муштра. После смерти матери наступили тяжелые времена, и служба помогла немного прийти в себя, собраться с мыслями. Со временем он примирил­ся с утратой и решил уйти из армии, пожить обычной жизнью. Кэгни хотелось поскорее отрастить волосы и посмотреть, что мир приготовил для него, двадцатипя­тилетнего парня.

Грейс призналась, что ей уже тридцать два года и она совсем недавно развелась. Выходило очень кста­ти. Постановление о разводе пришло только накануне утром.

Кэгни заворожили васильково-голубые глаза Грейс, ее узкая спина и то, как та переходит в малень­кий аккуратный зад. В армии Кэгни научили много­му. Он мог сломать запястье даже взрослому мужчи­не, а у Грейс руки были такими хрупкими, что казалось, достаточно сдавить их двумя пальцами, и они треснут. Грейс вообще выглядела на удивление нежной, слабой, чистой и беззащитной. Нельзя было и предположить, что она сама способна причинить кому-то боль. По­зднее выяснилось, что все-таки способна. Кэгни вспоминал те дни, как время еще не утраченной наив­ности.

Нельзя сказать, что они подходили друг другу ха­рактерами, и все же Кэгни отчаянно влюбился. Безум­но тосковал, когда она была далеко, и бешено ревно­вал, когда на нее смотрели другие мужчины, а тем бо­лее, когда они хотя бы случайно прикасались к ней или вдыхали запах медово-золотистых волос, слегка обес­цвеченных перекисью водорода.

Улыбка Грейс перед алтарем армейской церкви су­лила неземное блаженство. Сразу после свадьбы вы­яснилось, что Грейс хочет от жизни совсем не того, о чем мечтает Кэгни. В первую брачную ночь, когда Кэг­ни и его новоиспеченная супруга обнаженные лежали в кровати, он признался, что всего через четыре меся­ца оставит службу в армии и они смогут поехать в лю­бую точку земного шара и делать все, что взбредет в голову.

Грейс встретила эту новость гробовым молчанием.

– Что-то не так, любовь моя? – спросил Кэгни, проведя пальцами между лопаток жены и дальше – вдоль ее позвоночника к идеальным по форме ягоди­цам.

– Зачем вообще куда-то уезжать? – недоуменно спросила Грейс.

Кэгни, лежавший на животе, вскочил на колени и воскликнул:

– Чтобы посмотреть мир! Чтобы пожить на полную катушку! Пускай будет непросто, пускай жизнь наста­вит нам синяков, зато это будет настоящая жизнь, а не унылое существование! Забраться на верхушку высо­кого дерева и кричать оттуда на всю округу! Или по­плавать голышом в теплом море где-нибудь в Турции!

Кэгни расхохотался, запрокинув голову, и несколь­ко раз ударил себя в грудь кулаками, охваченный исте­рической радостью.

– Ты ведешь себя как ненормальный, – промол­вила Грейс, закрыв глаза.

– Ничего не поделать, миссис Джеймс, теперь вы моя жена.

Кэгни попытался развернуть ее к себе и поцеловать, но Грейс натянула простыни до самого подбородка и сказала, уткнувшись лицом в подушку:

– Поживем – увидим. Может, через год у нас уже ребенок родится.

В тот момент, повернувшись на спину и глядя в по­трескавшийся потолок, Кэгни понял, что совсем не зна­ет лежащую рядом женщину. Они связали себя узами брака, даже не выяснив, чего каждый из них хочет от жизни.

Кэгни ласково поцеловал жену, надеясь заглушить неприятные предчувствия, появившиеся так скоро и внезапно. Он притянул Грейси к себе и прижался ртом к ее маленьким острым соскам, чтобы вызвать эрек­цию... Увы, ничего не получилось. Его член лежал без­вольный и скучный, как гость, который был приглашен на вечеринку по недоразумению и теперь стоит в оди­ночестве посреди комнаты, мешая остальным гостям веселиться.

Безвольный пенис испортил не только первую брач­ную ночь, но и все последующие ночи. Кэгни изо всех сил пытался перебороть странную немощь собствен­ного организма. Рассчитывая на внезапность, он одно­временно сжимал свой член одной рукой, а другую за­совывал Грейс между ног. Хитрость не помогала. Сто­ило возбуждению набрать силу, как Грейси все портила удивленно распахнутыми глазами и вопросом:

–Дорогой, ты уверен, что у тебя получится? Я себе педикюр только что сделала. Не хотелось бы зря его портить.

Кэгни чувствовал себя полным ничтожеством. Не­сколько недель безуспешных попыток окончательно лишили его сил. Через два месяца после свадьбы у Кэг­ни и Грейс, как у мужа и жены, не осталось ни одной темы для разговора. Вернувшись со службы домой, Кэгни интересовался:

– Как дела, дорогая?

– Хорошо, – отвечала Грейс раздражающе тихим голоском и слабо улыбалась, даже не пытаясь скрыть абсолютное безразличие к мужу.

Она просто хотела выйти замуж, а Кэгни в свою очередь очутился в неправильном месте в неверный час и сделал предложение не той женщине.

В течение последующих трех месяцев Кэгни не по­кидало чувство вины. Он понимал, что, кроме самого себя, винить некого. Никто не виноват, что он женил­ся на Грейс, не потрудившись как следует ее узнать, теперь вот пожинает плоды собственного безрассуд­ства. К счастью для них обоих, Грейс очень хотела ре­бенка. Маленький солдатик Кэгни по-прежнему отка­зывался нести службу, а Грейси слышала, как неотвра­тимо тикают ее биологические часы. Поэтому она взяла инициативу в собственные руки. Ей требовался муж­чина с нормальной эрекцией и эякуляцией, и, в конце концов, она такого мужчину нашла – в самом дальнем углу сада, где обычно живут только сказочные феи. В саду Кэгни и Грейс жили не феи, а Брайан – садовник, а заодно и подсобный рабочий в казармах. Брайан жил отдельно в большом кирпичном здании, одновремен­но служившем сараем для садового инвентаря. Грейси достаточно было пройти по дорожке в глубь сада, и там она получала то, чего так и не дождалась от своего суп­руга.

Однажды Кэгни совершенно не вовремя пришел домой на обед, по дороге отчаянно пытаясь придумать хоть какую-то тему для беседы, чтобы не молчать во время еды. Проходя мимо дома садовника, он заметил в окне голую спину, прижатую к грязному стеклу, и узнал белокурые волосы и бледные плечи. Сообразив, в чем дело, Кэгни почувствовал чуть ли не облегчение. В тот же вечер Грейс уехала к своей матери, а через месяц Кэгни уволился со службы. Садовник Брайан был очень доволен, что его имя упомянули на бракоразвод­ном процессе. Документы о разводе Кэгни получил к Рождеству...

Он снова посмотрел на свою ширинку и убедился в том, что и так чувствовал, не глядя. Возбуждение про­шло само собой, как будто на соседнем сиденье появилась Грейси со своей мягкой улыбочкой, неизменным «прекрасно» в ответ на вопрос о том, как она пожива­ет, и характеристикой «сумасшедший» для всех, кто не отвечал ее представлениям о норме.

София Янг закончила работать в саду и направилась в дом, на ходу снимая перчатки. На ее лице застыло выражение спокойной сосредоточенности.

– А ты у нас красавица, – прошептал Кэгни.

В следующую секунду зазвонил его мобильный те­лефон. Кэгни взглянул на номер, высветившийся на дисплее, и ответил на звонок:

– Да, Айан.

– Босс!

– Что случилось?

– Я тут подумал, не навести ли мне порядок в на­ших файлах...

– Не надо.

– Я бы расставил их по датам...

– Они уже расставлены в алфавитном порядке, Айан.

– Да, босс, но если они будут расставлены по датам...

– Тогда мы ничего не сможем найти.

– Сможем, если сделать на компьютере специаль­ную таблицу, в которой будут перечислены все клиен­ты в алфавитном порядке...

— Айан, заткнись и слушай. У меня к тебе несколь­ко вопросов. Во-первых, трогал ли ты уже какие-нибудь файлы? Во-вторых, прикасался ли ты к компьютеру? В-третьих, звонил ли кто-нибудь по делу? В-четвертых, если кто-нибудь звонил, то записал ли ты его имя и но­мер телефона?

– Нет, нет, нет и нет. Босс, вы...

Кэгни открывает рот, чтобы перебить Айана, но замирает, заметив элегантную руку, которая стучит в боковое стекло его автомобиля. Кэгни поворачивается и улыбается так любезно, как только умеет. Отключив телефон, из которого еще доносятся приглушенные протесты Айана, Кэгни опускает боковое стекло.

– Вам помочь? – спрашивает Кэгни и с искрен­ним любопытством смотрит на Софию Янг.

– Думаю, если кто-то здесь и нуждается в помощи, то это вы, сэр, – отвечает София. – Вы наблюдаете за мной все утро. Надеюсь, вы не станете отрицать оче­видное? И прежде чем вы ответите или хотя бы поше­велитесь, учтите, что я уже набрала на своем телефоне номер полиции, заранее продиктовала сестре номер вашего автомобиля и дала ей полное описание вашей внешности. Если я нажму на кнопку вызова, то меня тут же соединят с полицейским участком. Я ни в чем не обвиняю вас заранее, однако хочу предупредить, что в обиду себя не дам. Не делайте, пожалуйста, никаких глупостей. Итак, вас нанял мой муж?

– Простите, не понимаю, о чем вы говорите. Я про­сто припарковался и...

– Бога ради, не ставьте нас обоих в глупое положе­ние. Вы не первый, кого Шелдон нанимает за мной шпионить, и, конечно, не последний. Признайтесь, вас нанял мой муж? Я права?

София небрежно убирает со лба белокурую прядь и заправляет ее за ухо. Ее глаза находятся совсем близ­ко от Кэгни, и он замечает, что они синие, как озера в самом центре альпийских гор. София упирается кула­ками в узкие бедра и грозно смотрит на Кэгни.

– Ну так как? – спрашивает она спокойно.

– Мисс, я понятия не имею, о чем вы говорите. Я припарковался на обочине, чтобы сделать несколько звонков, и...

– Шелдон нанимает детективов следить за мной, потому что считает, будто я изменяю ему с подсобным рабочим. Конечно, это неправда, но деньги сделали из Шелдона настоящего параноика.

Кэгни мысленно оценивает миссис Янг. Кто кого пытается одурачить? Он Софию или она его? Как мно­го она знает на самом деле? И чем пахнут ее волосы после целого часа, проведенного в саду? Наверное, чи­стотой и свежестью...

Кэгни протягивает руку и спокойно представля­ется:

– Кэгни Джеймс.

София не торопится пожать протянутую руку.

– Не хотите ли выпить чашечку чаю? – спраши­вает она спокойно и, развернувшись, направляется к своему дому.

Кэгни выбирается из машины и идет следом. Мис­сис Янг шагает очень быстро, поэтому Кэгни приходит­ся постараться, чтобы нагнать ее и не отстать на пути к заднему дворику. Они проходят мимо изгороди из цве­тущей жимолости. Желтые и белые цветы пахнут апельсинами, и Кэгни невольно набирает полные лег­кие дурманящего воздуха.

Свернув за живую изгородь, они оказываются во внутреннем дворике. Здесь повсюду стоят мраморные и терракотовые горшки, на каменном полу валяются садовые инструменты, возле стены стоят лопаты и по­лупустые пакеты с удобрениями. София уже успела зайти в дом и оставила дверь раскрытой. Кэгни загля­дывает вовнутрь и видит кухню размером почти со всю его квартиру. Кухня очень чистая и обставлена совре­менной мебелью и техникой – повсюду идеально глад­кие поверхности, а на столе две огромные стеклянные вазы с лилиями, источающими пьянящий аромат.

Софии Янг в кухне нет. Через мгновение она появ­ляется из двери по левую руку от Кэгни. Она успела снять резиновые сапоги и ступает по полу босиком. Кэгни замечает полоски бледно-розового лака на паль­цах ее ног. Миссис Янг грациозно подходит к чайнику и наполняет его из кувшина с фильтрованной водой, извлеченного из холодильника.

Кэгни обеспокоенно смотрит на пол. Он такой чис­тый, что почти сверкает, а у Кэгни подошвы испачка­ны удобрениями, рассыпанными во дворе.

– Не волнуйтесь, мистер Джеймс. Уборщица при­ходит к нам каждое утро. Если никто не намусорит, ей нечем будет заняться.

Кэгни смотрит в спину Софии Янг и не может по­нять, как она прочитала его мысли.

– К тому же я сама виновата, что двор засыпан удобрениями. Я как раз пересаживаю дельфиниум. Вы разбираетесь в садоводстве, мистер Джеймс?

– Нет, не разбираюсь. Знаю только, что это очень грязная работа, хотя кому-то все-таки приходится ее делать.

– Совершенно верно. Было время, когда я не зна­ла, в чем разница между маком и анютиными глазка­ми. Когда у тебя появляется такой огромный сад, а де­лать совершенно нечего, начнешь ухаживать за ним самостоятельно. Хоть какое-то развлечение. Правда, меня беспокоит, что, копаясь в саду, я могу постареть гораздо раньше срока. Мои сверстницы ходят по ноч­ным клубам, пьют, веселятся, а я высаживаю нарциссы и подснежники, надеясь, что к весне они взойдут. – София Янг поворачивается к Кэгни лицом и ослепляет его удивительной улыбкой. – Хотя, сказать по правде, я никогда не любила ходить по клубам. Мне всегда ка­залось, что пьющие женщины рано или поздно опус­каются на самое дно. Я понимаю, что это звучит старо­модно, но работа в саду не оставляет времени на вся­кие глупости. Мне некогда болеть, некогда мучиться похмельем. Короче говоря, пускай мои подруги танцу­ют и веселятся в клубах, смеяться последней все равно буду я. Да и выглядят пьяные женщины очень непри­ятно.

У Кэгни голова идет кругом. Такое чувство, будто София играет на нем, как на старой гитаре, а он не зна­ет, каким образом ее остановить. Причем не только не знает, но и не хочет знать!

София стоит напротив Кэгни и смотрит ему прямо в глаза, барабаня кончиками пальцев по столешнице. Разговаривая, она успела достать из шкафа чашки и бросить в них чайные пакетики.

– Садитесь, мистер Джеймс, – говорит София твердо, но с улыбкой на лице.

Кэгни, сохраняя непринужденность, подходит к столу и усаживается на модный стул из органического стекла.

– Я знаю, о чем вы думаете, – говорит София. – Вы думаете, какого черта она занимается нарцисса­ми. Может, они и не особенно яркие, но мне нравят­ся. Я хочу, чтобы в следующем году сад выглядел не вычурно, не аляповато, а... сдержанно и в то же вре­мя со вкусом. Кстати, я еще крокусы высаживаю. Знаю, это безумие! Представляю, как следующей весной на меня будут смотреть соседи! И ладно! Еще сахару?

– Спасибо, мне хватит.

– Ничего, что молоко соевое? Мы переключились на него несколько месяцев назад, потому что у Шелдона повышенное давление. Сейчас соевое молоко нра­вится мне даже больше натурального. Попробуйте, мистер Джеймс, вам тоже понравится. Это молоко очень полезно для здоровья.

– Как скажете, – отвечает Кэгни.

Что с ним происходит? В любое другое время он не стал бы пить и есть соевые продукты. Более того, он бы просто вскочил из-за стола и ушел, едва попрощавшись с хозяевами. Почему же сейчас он готов выпить все, что предложит миссис Янг? Неужели оставил свою гор­дость в машине?

– Итак...

Миссис Янг проходит через всю кухню и элегант­ным движением ставит перед Кэгни блюдце, а на него чашку с чаем. Потом заходит гостю за спину и уса­живается на край стола. Кэгни приходится развер­нуть свой стул, пытаясь смотреть на Софию из не­ловкого положения и одновременно выглядеть не­принужденно.

– Чего Шелдон хочет от вас, мистер Джеймс? На­деется, что вам удастся застать меня в процессе, как сказать, супружеской измены? У вас, наверное, и фо­тоаппарат припасен, чтобы в случае необходимости запечатлеть меня в неприличном виде?

Уголки ее рта чуть приподнимаются в едва замет­ной улыбке. У Кэгни сдавливает горло. Откинув с лица прядку волос, София ставит локоть на столешницу, подпирает ладонью подбородок и смотрит на Кэгни с таким пристальным вниманием, что у него начинает кружиться голова.

– Проблема в том, мистер Джеймс, что я мужу не изменяю. Конечно, это будет горьким разочаровани­ем для вас обоих, но ничего не поделать. Я люблю Шелдона, хотя знаю, что он хочет от меня избавиться...

Кэгни закидывает ногу на ногу. София не сводит с него глаз.

– Должна вам признаться, что у меня просто нет возможности изменить мужу. Я действительно люблю его, а он уже давно потерял ко мне всякий интерес. Я даже не припомню, когда мы в последний раз были... близки. Если вы понимаете, о чем я...

София выразительно раскрывает глаза, и Кэгни ки­вает.

– Конечно, Шелдон рассказал вам совсем другую ис­торию. Наверное, наплел что-нибудь про подсобного ра­бочего. Совершенно идиотская выдумка! Видели бы вы этого мальчика, мистер Джеймс! Он чудесный, но мне бы даже в голову не пришло... позволить ему дотронуться до меня хоть пальцем...

София на секунду опускает глаза. Затем поднима­ет их снова и смотрит на Кэгни из-под бледных век и длинных ненакрашенных ресниц.

– Совсем мальчик, мистер Джеймс. То есть, Кэгни.

София протягивает правую руку и проводит ука­зательным пальцем Кэгни по предплечью.

– Ну, вы тоже далеко не старуха, – замечает Кэгни.

– Знаю, знаю, – отвечает София и убирает палец с его плеча. – Просто мне не нравится играть в игры с зелеными юнцами. Я предпочитаю настоящих, зрелых мужчин...

Она улыбается, глядя Кэгни прямо в глаза. Он улы­бается в ответ. София издает сдавленный смешок и, наклонившись еще ниже, негромко замечает:

– Интересно, сколько женщин успело пасть жерт­вами вашей улыбки, мистер Джеймс?

Между их лицами остается всего несколько дюй­мов... Внезапно во дворе с оглушительным грохотом падает лопата. Кэгни от неожиданности подскакивает, пытаясь удержать скользкий стул. Чашка проделыва­ет в воздухе замысловатый кульбит и падает Кэгни на колени, окатив его горячим чаем.

– Черт, черт, черт!

Кэгни хватается за пах, оттягивает промокшую на­сквозь материю. София спрыгивает со стола и начина­ет расстегивать ремень на его брюках.

– Что вы делаете?!

Кэгни пораженно смотрит на манипуляции миссис Янг с пряжкой ремня.

– Снимайте брюки, – решительно приказывает София. – Они у вас промокли. Пятна останутся.

Она стаскивает с Кэгни штаны, опустив их до са­мых лодыжек, а он в ужасе смотрит на свои трусы. К счастью, чай – даром что горячий – не оставил и сле­да от возбуждения, охватившего было Кэгни.

Он делает три коротких резких вздоха подряд.

– Снимайте брюки, – повторяет София еще бо­лее требовательным тоном.

Кэгни повинуется.

– И туфли, – добавляет миссис Янг.

– Зачем? – спрашивает Кэгни, очнувшись от оце­пенения.

Да она из него дурака делает! Манипулирует им, как сопливым мальчишкой! Почему он сразу не понял?

– Зачем-зачем, – повторяет София. – Затем, что сейчас вы подниметесь наверх, почиститесь и обсох­нете, а я удалю с брюк пятна, а потом уже принесу их вам.

– Не надо. Со мной все в полном порядке. Отдайте мне, пожалуйста, брюки.

– Вы ведете себя как ребенок, мистер Джеймс! Ступайте наверх, а я здесь все приберу.

– Нет, это вы ведете себя как ребенок! Неужели вы действительно думаете, что я стану расхаживать по вашему дому без штанов?!

– Но я-то останусь здесь, на кухне! Какой вы все- таки болван! Чего вы боитесь, спрашивается? Я требую избавить меня от оскорбительных намеков! Имейте в виду, я замужняя женщина!

София говорит на повышенных тонах, но Кэгни все-таки чудится в ее голосе скрытая усмешка. Ну ко­нечно, она с ним играет. Играет точно так же, как со всеми остальными детективами, которых подсылал ее муж.

– Пять минут назад, когда вы гипнотизировали меня своими синими глазками и гладили по плечу, вам почему-то супруг не мешал.

София замирает на месте. Уголки ее рта уныло опус­каются, в глазах стремительно скапливаются слезы. Вот черт, она сейчас заплачет. Кэгни приходит в голову, что, наверное, зря он был так резок.

– Вот, возьмите, – говорит Кэгни и отпускает брюки.

У Софии начинает подрагивать нижняя губа.

– Куда мне идти? – торопливо спрашивает Кэг­ни. – В какую комнату?

Миссис Янг судорожно вздыхает и с видимым уси­лием берет себя в руки. Слава Богу, она успокоилась и плакать больше не собирается.

– Поднимитесь на второй этаж. Вторая дверь спра­ва. Там наша с Шелдоном спальня. На кровати лежат его спортивные брюки. Можете надеть их, пока ваши не подсохнут.

– Ясно. Так и сделаю. Спасибо.

Кэгни выскакивает из кухни, заворачивает снача­ла за один угол, затем за другой и поднимается по длин­ной крутой лестнице на второй этаж. Здесь минует пи­анино, стоящее в коридоре, и, отыскав вторую дверь справа, входит в хозяйскую спальню – огромную, вы­держанную в холодных тонах комнату. Серую гамму нарушает только подушка цвета фуксии, лежащая по­среди кровати. Кровать стоит на небольшом возвыше­нии в центре комнаты. Кэгни оглядывается по сторо­нам в поисках обещанных спортивных брюк, однако никакой одежды не видно. Что касается самой комна­ты, то она выглядит пресной, безжизненной и унылой. Кэгни переводит взгляд с серого кожаного кресла на кровать, с кровати на антикварный столик возле окна со столика на платяной шкаф. Ни спортивных брюк, ни хотя бы пижамных нигде нет.

Из коридора доносится звук торопливых шагов. Секунду спустя дверь распахивается, и в спальню вбе­гает София.

– Я не могу найти брюки, – жалуется Кэгни.

– Вам надо срочно уходить! – сипит София дра­матическим шепотом и, подскочив к Кэгни, развора­чивает его за плечи к окну.

– Прямо сейчас? Зачем? То есть я бы ушел, но брюк-то нет...

– Некогда! Некогда брюки искать! Уходите немед­ленно!

– Почему? Что случилось?

– Шелдон вернулся! Нельзя, чтобы он застал вас тут без штанов! Уходите немедленно!

Снизу доносится мужской голос:

– Зайка! Ты где? В ванной?

– Да, медвежонок! Я только что залезла в воду! Налей мне, пожалуйста, бокал вина и принеси сюда!

– Зайка? Медвежонок? – потрясенно спрашива­ет Кэгни. – Это что, извращение какое-то?

София шикает на него и подталкивает к француз­скому окну.

– Вы смеетесь? Хотите, чтобы я из окна прыгал? Да вы с ума сошли, дамочка! И вообще чего вы боитесь? Шелдон сам меня нанял! Он не скажет ни слова, пото­му что иначе ему придется объяснять, откуда мы с ним знакомы. Ваш муж платит мне деньги! Он не рискнет признаться, что сам прислал меня сюда.

– Зачем прислал? Чтобы я сделала вам минет, не так ли?

София выразительно расширяет глаза, словно спра­шивая: «Ну что? Съел?»

– Какой еще минет? – растерянно говорит Кэгни. – Я не заметил, чтобы здесь кому-то делали минет.

– Значит, Шелдон не знает? – выплевывает София. – Ну надо же!

– С какой стати он должен решить, будто вы дела­ли мне минет? – никак не может понять Кэгни.

– С такой, что я сама ему об этом скажу, если вы не уберетесь отсюда сию же секунду!

Кэгни решительно мотает головой из стороны в сто­рону:

– Нет, нет и нет!.. Зачем вы это делаете?

– Затем! Шелдон не должен догадаться, что я знаю, что он вас нанял! Говорю вам, немедленно уходите от­сюда!

София распахивает створку французского окна, и в комнату с огромного балкона врывается свежий воз­дух. Тяжелые занавески приподнимаются и громко хлопают от неожиданного порыва ветра.

– Зайка! – зовет Шелдон с первого этажа.

– Что такое, медвежонок? – откликается София, выталкивая Кэгни на балкон.

– Тебе какого вина налить? Белого?

– Да! Налей мне шабли!

Кэгни выскакивает на балкон в трусах и черном свитере и натягивает ботинки.

– По крайней мере отдайте мои брюки!

– Я выбросила их в мусорное ведро! – шипит Со­фия сквозь стиснутые зубы.

– А я не собираюсь карабкаться вниз по решетке в одних трусах! Я вам не мальчишка какой-нибудь!

– По решетке? Где вы тут решетку увидели?

Со стороны двери раздается шорох. София испу­ганно оборачивается, решив, что в спальню входит Шелдон. Однако вместо мистера Янга в дверном про­еме появляется холеный кот. София, облегченно выдох­нув, поворачивается к Кэгни.

– Ну а если здесь нет решетки, то как, черт поде­ри, я должен спускаться?!

– Прыгайте!

Кэгни недоверчиво фыркает, но София смотрит на него совершенно серьезно.

– Прыгать?

– Да. Прыгайте, – повторяет миссис Янг, кивнув головой, как будто объясняет нечто совершенно оче­видное даже умственно отсталому ребенку.

– Со второго этажа?

– Ну и что?

София стоит, упершись кулаками в бедра, и смот­рит на Кэгни. Ее нижняя челюсть агрессивно выдви­нута, зубы злобно стиснуты.

– А вы та еще штучка, миссис Янг! Неудивитель­но, что бедный мистер Янг мечтает избавиться от «зай­ки».

– Говорите что угодно, только выметайтесь отсю­да к чертям собачьим!

– Ну надо же! Зайка-то у нас знает нехорошие слова!

– Имейте в виду, мистер Джеймс, если вы сию же секунду не уберетесь, я разорву на себе одежду, спущусь вниз и заявлю мужу, что вы на меня напали. Поверьте, он от вас мокрого места не оставит! Пус­кай он меня больше не любит, но все-таки считает своей собственностью, а свою собственность он ни­кому трогать не позволяет. Ясно, что я имею в виду, детективишка паршивый? Он тебя в бараний рог свернет! Он от твоей конторы камня на камне не ос­тавит!

Кэгни смотрит на миссис Янг, не веря собственным глазам. Альпийские озера в глазах Софии замерзли до самого дна, и Кэгни вспомнил название того цвета, в который были покрашены ее волосы. «Арктический блондин».

София подталкивает его к краю балкона. Кэгни не сопротивляется.

– Не бойтесь, – успокаивает его миссис Янг. – Там внизу бассейн. Упадете в воду.

Кэгни бросает взгляд вниз и видит большой бас­сейн причудливой формы, наполненный ледяной во­дой. Кэгни от одного взгляда на блестящую водную поверхность становится холодно. От такой ванны от­кажут легкие!

– Прыгайте!

– Какого черта...

– Зайка! Я уже иду!

– Прыгайте!

– Ладно! Ладно!

Кэгни перебрасывает через поручень сначала одну ногу, затем другую и замирает над водой, держась за перила. Под рукой у него что-то липкое. Кэгни смот­рит на ладонь. В ту же секунду София толкает его в спи­ну. Кэгни летит со второго этажа вниз.

– Я позвоню вам, – слышит он у себя за спиной, прежде чем София захлопывает балконную дверь.

Кэгни открывает рот, чтобы истошно завопить, но тут же падает в ледяную воду, и крик замерзает у него прямо в горле.