СОФИЙНОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СНА
Откуда выскочила эта тема? Не из литературы о толковании снов, по мистицизму, паранормальным явлениям и прочая. Лично для меня нет ничего более наивного, пошлого и корыстного, как извлечение «пользы», окончательная рационализация, «присоседивание» естественных, стихийных процессов к выгоде и значительности отдельного человека (как правило, неудачника) и человечества в целом. (Конечно, и у меня в итоге получается рационализация, есть и «мистицизм», но, я надеюсь, в соловьевском смысле.)
Тема явилась своеобразным пересечением двух проблем: описание, постижение природы философствующего тела, тела философии (феноменология, онтология) и представленность, функционирование природных, стихийных (космических) процессов в человеческом бытии и быте, в частности, в быте философа.
Меня поразило, насколько часто все философствующие натуры говорят о близости к природе, но имеют в виду прогулки по лесу (от Пифагора до Хайдеггера через Руссо), процесс обмирщения, опрощения и т.д. Другими словами, природа понимается все равно, пусть тонко, но как внешнее, пограничное (и заграничное) с философской деятельностью и цивилизацией качество. Но ведь внутри цивилизации есть неустранимые и органически включенные в нее (конечно, социализированные, цивилизованно перестроенные) «естественные отправления». И среди них самым мощным по времени, пространству и значимости являются два феномена, две области: женщина и сон. О первом – речь в другом месте, а здесь же пораскручиваем проблему сна, его философскую, мудрую природу, или, что называют (по неоплатонической традиции через христианство к русской философии), «софийностью».
Итак, в чем же заключается софийная природа сна?
1. Мудрость сна заключается уже в самом простом отдохновении тела, рассредоточенности, передышке и покое для последующей целенаправленной, целеустремленной деятельности. «Утро вечера мудренее или удалее», - гласит народная пословица. И действительно, каждый знает, что решение какого-то вопроса часто невозможно потому, что слишком все сплелось, запуталось, сцепилось. Нужно прерваться, провалиться, отвлечься, снять одержимость, стресс, чтобы расцепилось, развязалось, появились свободные концы, связи. (Может быть, тогда можно будет по-новому сцепить... или само сцепится иначе, пересцепится?)
Здесь необходимо сказать о важности процедуры отвлечения именно для философствующей (вечно теоретизирующей) натуры. У нее комплексы и недостатки прямо противоположные человеку обычному. Если последний часто сетует на недостаток размышлений, на свою поспешность и непродуманность действий, импульсивность, то философ, интеллигент чрезмерен в «рассусоливаниях», надуманности, заумности и, как следствие, нерешительности. Я сейчас не веду речи о необходимости быть решительным, практичным, волевым и т.д. Просто для того, чтобы процесс философствования тек нормально и оптимально, необходимо ставить барьеры отвлечения, от-странения (от-страстность) самому процессу философствования. Нужен перерыв, перебив. Забвение! Как бы сама природа напоминает философу: «Будь диалектичен, а не прямолинеен и однолинеен! Где же твои хваленые скачки, или ты боишься потерять нить, не доверяешь объективной логике: изложине, излучине, изгибу дня и ночи? Все хочешь подглядеть и занудно однообразить!?»
Замечательность сна в том, что он каким-то странным, интуитивным образом внутренне соприроден философствованию. Я не говорю о снах как сновидениях (опять скрытый прагматизм хочет захватить нас и здесь), я говорю о самом сне. «Покойной ночи» – как это по духу соответствует «философскому отношению» к жизни. Нет, нужно обязательно двинуться дальше во внутреннюю стихию сна.
2. Сон – это продолжительное погружение (нахождение) в бессознательном со-стоянии, нарастающее рассредоточение разума человеческого, ума людского (естественная, природная форма медитации). И здесь следует обратить внимание на содержательную, энергийную связь (имманентизм) с философствованием. (Как софийность всякого эротизма, секса, женщины, «естественных» отправлений.) Сон – это всплывание, выныривание из глубины или, напротив, погружение в глубины «неорганизованной» (немужественной, неомуженинной) материи, органичной и оргиастичной (!) жизни. Плавание по глубинам (в «полводы» или «на дно») интеллигибельной материи.
Разум, ум, рассудок и предрассудок (!) расслаблены, отдыхают, дремлют. Пучина, мрак, тьма, темнота, толща, клубок телесности. Потоки стихии господствуют, обволакивают, купают и играют с Разумом через человеческий сон. Сон – торжество пре-мудрости тела! Покой и покои Марьи Маревны, Василисы Премудрой, автономности Материи и матери Природы. (М. Экхарт о Недрах Души, куда не проникает разум, и где живет божественное.) Тело человека окунается, возвращается (мыряет) и вращивается в свою за-разумную стихию, зародившуюся и зародышевую стадию, в за-умное пространство – вечность, премудрость, при-роду (темноту, мноту, многоту всего и вся, многоможемость, подвешенность и сферичность, шарообразность, ветвисто-растительное соединение начал и концов, вечных веточных возвращений!). Возвращается растительная жизнь, животная, зоологическая, земная и земляная, био-сферная (антропогенность ландшафта), космо-логичная. Через Сон затмевая-проясняет-ся (переживается, перешептывается, пережевывается и перемножается), что человек – жерло спящего вулкана (!), дыхание Мировой Души, Всеобщее Со-знание Материи, Тело Мира, Материя Духа. Соответственно;
3. Это погружение есть расцепление предрассудков разума, стереотипов мышления, схематизма и Держание и удержание «концов» в свободном, бреющем полете, дремотном, расслабленном, в слегка касаемом и соприкасаемом состоянии. (Медитация – дрема-дума! Срединный путь, легкое погружение.) Следовательно, они всплывут, просунувшись после сна в дневную жизнь, проснувшись, уже смещенные, другие, не такие, иные. Тело не только отдохнуло, но и нечто зачерпнуло, и Это Нечто будет питать, тревожить и будоражить Дневной Ум, Свет Разума. «Утро вечера удалее» - человек проснулся ново-рожденным и снова-рожденным к жизни.
Перечислим, Человек:
а) от-(вз)дохнул, расс-лабился (лабильность!?), ушел за-раз-ум;
б) расцепились пред-рас-судки;
в) вдохнул органической стихии, начала-концы свободно перекасались друг друга, но не жестко и судорожно цеплялись, иначе снились бы кошмарные сны (стало быть, человек не отдохнул). А встал свежим, значит «концы и начала» переласкали друг друга;
г) готов к новым вероятностным сцеплениям, ибо уже была прикидка (перекасалось, прикасалось), судорожность и вчерашняя пристрастность выявлена, кажется переусердствованием, легко сбрасываемым сном.
Так вот, пункт в) крайне важен своей подлинной, «естественной» мета-физичностью («мистичностью» и иррациональностью).
4. Расцепилось. Сознательное, рассудочное, логицизированное бодрствование прекратилось, но вообще бодрствование не закончено, оно лишь заторможено (а ведь философствование – часто определяется как спокойное, медленное, неторопливое /бескорыстное, отстраненное/ созерцание) и дает круги, кружит с возрастанием центро-бежных сил, вплоть до разрыва привычных (дневных, будних, философски исхоженных и отхожих) связей, и привычного понимания связи (логичной) вообще. Но связь есть – глубинная, диалектическая, мистическая, клубковая, косматая – но есть, иначе человек не проснулся бы, или проснулся бы совершенно другим, беспамятным «кто он?».
<<Бывает так: где я? - И не обязательно паника. Помню, одно состояние неузнавания; такой восторг! И чувство: вот, сейчас-сейчас узнаю, соображу, вспомню. И пока этого не произошло, пользуйся! запоминай! Радуйся, этому «промежутку», «межумку» Вечности! Как это прекрасно! Остановилось, и вот-вот, сейчас прояснится!>>
Блуждание блуждает...
Конечно, все, так или иначе, но сцепится, и важно, как и что сцепится. Но вот что замечательно. Степень бессознательности, органической неконтролируемости, автоматической мудрости природы гарантирует прямо пропорционально степень разумности, ясности, премудрости Дня, Мышления, Теории, Философского и всякого иного творчества. Чем глубже сон, тем глубже творчество и творческая натура, личность. Человек как искусственное существо, тварное создание, над-природная конструкция, через сон становится более естественным, естественнеет, выздоравливает, духовно растет телом, всеобщность телеснеет, душа матереет, строит недостающие органы, станцию и субстанцию.
Но повторю, все это нельзя представлять как сознательно рационализированный процесс, напротив, всякая попытка влезать в этот процесс (управлять снами, подсматривать) приводит к его свертыванию и оборачиванию. Бытие нельзя захватить врасплох (Хайдеггер). Оно обязательно подсунет какую-нибудь морду, физиономию (Кастанеда), короче обманет, да так, что останешься доволен, не заметишь, что тебя провели. Будешь писать самоуверенные «социометрические» и «параметрические» очерки, в общем, на жизнь, конечно, хватит.
Важно-то как раз то, что в нас во время сна, в наше бренное и заброшенное тело «загружается», заворачивается, ввинчивается энергия биосферы, земной жизни, всемирной материи. Это тот «материал», первооснова, субстанциальная субъективность, субъективная субстанциальность, содержательный, энергийный хао-косм, которые вечно питают философию и творчество вообще, те гигантские глыбы (руда), которые будут высвечиваться, дробиться, анализироваться, плавиться и переплавляться разумом, искусством и религией. Поэтому еще раз повторю,
5. Я считаю себя противником разумно-рассудочного сопровождения сна сновидениями. Нет, я не против сновидений, раз они сняться – так надо.
Но вот любителем толковать их, западать на это дело, да еще пытаться управлять ими, систематизировать, «наукобразить» и просветительствовать – это все, мне кажется, от великой неразумности и наивности людей, а, во-вторых, от вечного желания все и все представлять, картинить, раскладывать по полочкам, но при этом изображая из себя древнего мага, мистика и прочее. На деле – голое, пугливое мещанство, неспособность на секунду остаться с неизвестным, непонятным, не складывающимся в картиночки и буковки. В-третьих, самое ужасное, низкое и жалкое: желание управлять другими людьми, выдавать себя за вершителя судеб. «Ну, погодите же, я вам еще насолю!» - «Вы меня еще вспомните!» - «Еще пригожусь!» - «Ну, обратите же на меня внимание!»... «Ну, дайте хоть немного тепла!» - «Ах, так, ну, я вам еще насолю!»...
Но вернемся к сновидениям. Сновидения значат, что все же разум бодрствует, боится заснуть, забыться. Хотя, конечно, все сложнее. Если разум – вернее то, что человек принимает за разум, за ум – засорен ложью, принужденностью, лицемерием, мертвечиной риторики и морализацией, то как (и где!) человеку еще показать, что он болен, живет не своей жизнью? Вот через сновидения (Большой разум, Без-умное) человеческое (цельно-вечное) напоминает людям что они есть и чем должны быть.
И все же сосредоточенность на сновидениях и их одних есть все та же прямолинейность, формализм, наивно-вульгарное понимание евклидовой геометрии, дикое желание доказать рациональным способом, что прямые параллельные пересекаются все же пересекаются «там», в бесконечности, но пересекаются «как здесь», «как кривые».
<<Хаос есть слом рациональности, обычной, привычной логики. Конечно, множество отрезков можно вымученно и вычурно превратить в линию и м.б. даже вытянуть в прямую. Вопрос: какими это силами дается, и самое главное – мы же заранее уверены, что это возможно. Так зачем же мучаться и мучить природу? Идея черного ящика более разумна и доверительна. На «входе» отрезки, на «выходе» прямая, а как это получается – доверим природе.>>
А софийность есть нечто третье, и не дух и не материя, а - «душа», «тело», «женственность» (!?).
Нужно надеяться на органический автоматизм, софийность тела, а уж «премудрость» сохранит эти источники, не пытаясь разложить окончательно истоки и суть основы, перво-основу. Тут религия, философия, мораль, искусство, здравый смысл и наука (!) соединяются, единодушны в вере здравой устроенности природы, мировой софийности, и не нужно изощряться в мировых софизмах. Не софизм схватывает Софию, ее вообще нельзя схватить.
6. Но ведь сон – обоюдная связь, дыхание мирового вулкана, а дыхание это не только вдох, но выдох, т.е. ритм и метр. Когда человек спит, то это мощный канал погружения, принимания разума в материю. Процесс, где сердце матери бьется в лад с жизненным ритмом плода. И тогда ребенок становится отцом, мужем, учителем матери. Материя, масса что-то в себя забирает. Сон – поумнение материи. Но это научение на языке материи, а не чистого, лаконичного, просветительского разума. Берется ровно столько, сколько может взяться, сколько органически и организмически нужно. В этом для меня качество софийности.
Сон – это равновесие, покой, союз материи и духа.
Посмотрите, такой умный, талантливый, творческий человек, а уснул! Стало быть, его ритм все равно совпадает с самой «грешной, грязной и инертной» материей, не только он снизошел до нее, но и она снизошла (вошла и приняла) к нему, дала отдохновение, соприродна и сопричастна его мятежной творческой душе.
Таким образом, что происходит (исход, эманация!), когда спит Сократ, Рахманинов, Наполеон, Бродский, Серов, Врубель, Леонардо, Басё, Резерфорд, Пушкин, Моцарт, Тарковский, Шекспир, Бомарше, Декарт, Лобачевский, Феллини, Пол МакКартни, Эйнштейн, Мусоргский? То же самое, когда Бог создавал мир, не ведая, что творит!
7. Человек-творец через сон восстанавливает силы, но отдает «взамен» ум. Материя становится Софиологичной. (Становится живой, душевной, телесной, потому и с заглавной буквы.) Человек – воитель, руководитель, помогает материи учиться, образовываться, просвещаться. И представьте себе, не тогда (не только тогда!), когда при свете дня строит, перестраивает, колонизирует и экспансирует, а когда спит, когда он равен природе, примирен с ней, когда она «господствует» над его творческим телом, лаская и баюкая его.
Тут может пригодиться идея Выготского об «опережающих зонах развития» ребенка. То, что природа совместно, под руководством человека может делать, когда руководитель почти отсутствует, легонько и невидимо ведет, то природа и развивает в себе и для себя (селекция), т.е. само-движется, а не тогда, когда ее тянут и насилуют через цивилизацию, или когда она слепо рушит. Два последних пути - не есть софийность сна и софийность материи. Это наоборот, показатель избытка-узости путей и форм. (Радикальность зла, Гегель-Лифшиц.) Таким образом, развитие идет не внешним образом, не вокруг или за пределами человека, а внутри, в глубине материи, в био- хим- физ- мире человека! Через бодрствование «духовной телесности», непрерывное тонкое бодрствование человека, материя все более и более просветляется и просвещается.
Может быть, это «имел в виду» Будда, когда говорил о непрерывном бодрствовании? Не о вечном ломании головы, зауми, не о рационализации, создании трактатов, диспутов и споров, а непрерывном прозрении (размыкании, вечно-мгновенном длении) всей толщи материи, но, одновременно, и изменении форм разума. Здесь же уместно вспомнить о «разуме клеток» Шри Ауробиндо и Матери (Сатпрем).
Человек сном-медитацией (Будда прозрением-бодрствованием восстановил Дхармы!) лечит Природу. Восстановление болеющего космоса, ликвидация и сглаживание перекоса, асимметрии развития (развитие всегда перекос, флюс, асимметрия, отсюда тяга к симметрии, хотя сама по себе, последняя, мертвенна и невозможна, вторична) в результате воспроизведения жизни, человека, культуры и цивилизации. Космос через сон втягивает цивилизационный флюс энтропии, гармонизируя всеобщий закон, строя Софию.
7a. Взаимоотношение культуры и космоса через сеть цивилизаций, человеческого индивидуума, через социум и род. Интеллектуализация, социализация и связь человеческой биологии с биосферой. Перехватывает ли цивилизация, социальный организм энергию человека, не замыкает ли на себя, эксплуатируя ее? Не есть ли сон и женщина «последние» каналы связи с хаокосмом, не могущие поглотиться цивилизацией, «мужественным и мужским» дуболомством и прямолинейностью? И как конкретно происходит «космическая связь» (если происходит), когда человек обособлен целым рядом цивилизационно-культурных (дантовых) кругов?
Кстати, тут по-иному начинают выглядеть феномены разрушения и хаоса «внутри» человеческой цивилизации: войны, революции и прочая (Бердяев о духах революции), которые разрушают прочные привычные связи социального организма и культур, оставляя человеческие особи, массы, один на один с космосом. Необходимость гераклитовых пожаров.
8. Сон более «соприроден» природе, чем дневное бдение, рационализированный и «умный» мир дел. Человек начинает свою жизнь и день со сна. Новорожденные практически первый период спят, находясь в дреме, между сном и явью. Постепенно этот синкретизм, мойра, марево дифференцируется на «два мира», чередующие друг друга, сон и бдение. Но нельзя забывать, что и дневное бдение в силу своей рефлекторности (привычности быта!) становится машиной-автоматом, выполнением привычных «бездумных» действий. Издревле философы называли жизнь сном, т.е. бездумным, подсознательным (условно рефлективным) заведенным порядком, не требующим специальной мысле-деятельности, проживанием.