Все тексты для написания сочинения на тему

«Что такое ЖИЗНЕННЫЕ ЦЕННОСТИ»

Текст 6.1

(1)Меня ждали шестнадцать лет... (2)Ужасно быть поздним ребёнком! (3)Я стал драгоценным подарком, как чашка, которая, нарядная и чистая, стоит за стеклом, но из которой никогда не пьют чай. (4)Позднего ребёнка ждут не дождутся и, когда наконец дожидаются, начинают проявлять к нему такую любовь, такое внимание, что ему хочется сбежать на край света.

(5)Говоря по-честному, гордостью нашей семьи должна быть сестра Людмила: она кандидат наук, работает в архитектурной мастерской. (6)А гордятся все в доме мной. (7)Это несправедливо.

(8)Чтобы замаскировать эту несправедливость, отец хвалит меня как бы в шутку. (9)Даже за тройки, принесённые из школы, меня не ругают.

– (10)Вот ведь способный какой, а! (11)Совсем вчера не учил уроков, у телевизора сидел, а на тройку ответил!

(12)Частенько отец просит меня напомнить ему содержание кинокартины или книги, которую мы оба читали.

– (13)Какая диковинная память, а! – радостно говорит он. – (14)Всё помнит, будто вчера читал... (15)А я вот всё позабыл, всё перепутал!

(16)Мне кажется, отец просто счастлив, что он всё забывает и путает.

(17)На следующий день, после того как я смазал по физиономии Костику, отец сказал:

– (18)Драться, конечно, нехорошо. (19)А всё-таки смелый какой, а! (20)Ниже на две головы, а пошёл в наступление, решился! (21)Такой в огне не сгорит и в воде не утонет!

(22)Вот до чего доводит любовь!

(23)А мне вовсе не нравится, что дома меня все восхваляют. (24)Трудно разве ответить на тройку? (25)Или запомнить содержание книги? (26)Кретин я, что ли, какой? (27)И почему надо особенно радоваться, что я «на целых две головы» ниже Костика? (28)Хотя на самом деле всего на полголовы.

(29)Отец и мама, мне кажется, очень довольны, что я невысокий. (30)Они-то ведь ждали ребёнка и хотят, чтоб я на всю жизнь им остался. (31)Но я не хочу!

(32)Как-то я услышал по радио, что, если в семье несколько детей, нехорошо одного из них выделять. (33)Я сказал об этом родителям.

– (34)Другой бы гордился, что его выделяют, а этот думает о сестре. (35)Какой добрый, а! – воскликнул отец.

– (36)Значит, любовь и забота не сделали тебя эгоистом, – заключила мама. – (37)Мы очень рады.

(38)Вот вам и всё! (39)Они очень рады. (40)А я?.. (По А.А. Алексину)*

* Алексин Анатолий Георгиевич (род. в 1924 г.) – писатель, драматург. Его произведения, такие как «Мой брат играет на кларнете», «Действующие лица и исполнители», «Третий в пятом ряду» и др., повествуют главным образом о мире юности.

 

Текст 6.2

(1)Софья, Лена и Катя были неразлучны с детского сада. (2)Вместе пошли в школу и вместе её закончили: Софья и Лена – безупречными гламурочками с натянутыми «за красивые глаза» тройками по физике и математике, Катя – с золотой медалью, добрым десятком кило лишнего веса и неистребимым стремлением во всём походить на своих стильных подружек. (3)А потом, всё так же вместе, поступили в университет, только на разные специальности. (4)У Лены и Софьи был целый табун поклонников и приличные шансы на звёздную карьеру в модельном бизнесе, так что ходили они на лекции исключительно для демонстрации новых нарядов. (5)Катя им твердила, что их наверняка отчислят, если они не займутся учёбой, но подруги только смеялись ей в ответ.

(6)Но однажды Софье приснилось, что они стали куклами в игрушечном отделе «Детского мира». (7)На Катю был наклеен ценник с весьма скромной суммой – под стать её неказистому внешнему виду, за Софью и Леночку просили куда больше.

(8)Так они и стали теперь жить – по-королевски наряженными пленницами стеклянных витрин и искусно раскрашенных целлулоидных коробок.

(9)И в один прекрасный день их купили в подарок девочке Маше.

(10)Ночью, когда их новая хозяйка заснула, Лена и Софья стали обсуждать свою новую жизнь.

– (11)Знаешь, Лен, – сказала Софья, – мы привыкли считать самым главным внешность и наряды – и теперь мы куклы. (12)Наверное, это даже правильно.

– (13)А Катя? – робко спрашивает Лена.

– (14)Катя никогда и не была такой, как мы. (15)Она интересовалась тряпками, но лишь потому, что мы с тобой без них жить не могли. (16)Ты видишь, как девочка любит Катю: она её из рук почти не выпускает, и ложится спать, и ест вместе с ней, а мы с тобой день и ночь скучаем на тумбочке. (17)И знаешь что, Лен? (18)Мне, конечно, очень хочется быть на её месте. (19)Но раз уж это невозможно, пусть хотя бы у Кати будет всё хорошо.

(20)Подруги молча смотрят на кровать.

(21)Машенька сопит в обнимку с куклой, часы неутомимо режут вечность на ломтики. (22)Елена и Софья не замечают, что лежащая на подушке Катя изо всех сил пытается приподнять руку, и ей наконец это удаётся. (23)Она неловко отводит с лица девочки непослушную прядь, нежно гладит её по щеке и что-то шепчет в аккуратное ушко.

(24)Девочка вздрагивает, приоткрывает один глаз и, не глядя, сгребает всех кукол с тумбочки.

(25)Уютно устроившись в коконе из одеял, Лена и Соня мгновенно засыпают в тёплом кольце хозяйских рук, и им снится первый за эту жизнь сон. (26)Им снится, что их любят – не за что-то, а просто потому, что они есть. (По И.А. Клеандровой)*

* Клеандрова Ирина Александровна (род. в 1981 г.) – современная российская писательница.

 

Текст 6.3

(1)Как-то в начале июня зашёл к Поликарповне человек и попросил сдать комнату на лето. (2)Он, не торгуясь, заплатил тридцать рублей.

(3)Звали его Трифоном Петровичем. (4)Он был какой-то уютный, весёлый и простой человек, и хозяйка с первого же дня привыкла к нему, как к своему.

(5)Один раз, походив около бревенчатого домика, Трифон Петрович сказал, потирая руки:

– (6)Дай-ка я поправлю тебе, бабушка, крыльцо.

– (7)Спасибо, родимый, – сказала Поликарповна, – только чудн ό мне что-то: пришёл, снял комнату, даже не поторговался, а теперь ты крыльцом моим занимаешься, будто и не чужие мы люди.

– (8)А что ж, Поликарповна, неужто всё только на деньги считать?
(9)Я вот тебе поправлю, а ты потом вспомнишь обо мне добрым словом, вот мы, как говорится, и квиты, – сказал он и засмеялся.

– (10)Теперь, милый, такой народ пошёл, что задаром никто рукой не пошевелит. (11)О душе теперь не думают, только для брюха и живут. (12)Да смотрят, как бы что друг у дружки из рук вырвать, как бы выгоду свою не упустить.

– (13)Ну, нам с тобой делить нечего, – отвечал Трифон Петрович, улыбаясь.

– (14)Прямо с тобой душа отошла, – говорила Поликарповна, – а то уж в людей вера пропадать стала.

– (15)Вера в человека – это самая большая вещь, – отзывался Трифон Петрович. – (16)Когда эта вера пропадёт, тогда жить нельзя.

(17)Один раз вернулся Трифон Петрович из города весёлый и сказал:

– (18)Я там в городе всем порассказал, как тут у вас хорошо: теперь хозяйки не отобьются от постояльцев, у меня рука лёгкая.

(19)Начиная с воскресенья в деревню стали приезжать всё новые и новые дачники. (20)Хозяек охватила лихорадка наживы, и цены поднялись втрое, а так как народ всё ехал, то стали уж хапать без всякой совести.

(21)Как-то зашла к Поликарповне соседка. (22)За разговором невзначай поинтересовалась, за сколько та сдаёт жильё, а услышав ответ, удивлённо раскрыла глаза:

– (23)Да ты, бабка, спятила совсем! (24)У меня есть один, он у тебя с руками за сто оторвёт. (25)Теперь по полтораста берут, по двести!

– (26)Как по двести?.. – спросила едва слышным голосом Поликарповна. (27)У неё почему-то пропал вдруг голос. – (28)Да ведь раньше все дёшево брали…

– (29)Мало что раньше! (30)Тогда народу совсем не было, а теперь от него отбоя нет. (31)Вот что я тебе скажу: из-за чужого человека ты хорошую цену упускаешь, ежели ты его не выставишь, потом ты горько пожалеешь! (32)Ну что, договариваться с новым постояльцем?

(33)Старушка горестно, озабоченно смотрела в сторону, прищурив глаза, потом изменившимся голосом торопливо проговорила:

– (34)Решено! (35)Договаривайся… (По П.С. Романову)*

* Романов Пантелеймон Сергеевич (1884–1938) – русский писатель. Прозе Романова свойственны лиризм и юмор, мастерство диалога, ясный, реалистический язык.

 

Текст 6.4

(1)По дому плавали запахи и крики. (2)Надежда накрывала стол и ругалась с Оксаной, которая находилась в ванной и отвечала через стену. (3)Слов не было слышно, но Корольков улавливал смысл конфликта. (4)Конфликт состоял в том, что Надежда хотела сидеть за столом вместе с молодёжью, а Оксана именно этого не хотела и приводила в пример других матерей, которые не только не сидят за столом, но даже уходят из дома. (5)Надежда кричала, что она потратила неделю на приготовление праздничного стола и всю прошлую жизнь на воспитание Оксаны и не намерена сидеть на кухне, как прислуга. (6)Корольков лежал у себя в комнате на диване и думал о том, что Оксана не умеет разговаривать с матерью, а Надежда – с дочерью. (7)Она командует, унижая её. (8)И они зажигаются друг о друга, как спичка о коробок. (9)Корольков знал по себе: от него тоже можно чего-то добиться только лестью. (10)Лесть как бы приподнимала его возможности, и он стремился поднять себя до этого нового и приятного ему предела.

(11)Отворилась дверь, и вошла Оксана в длинной новой кофте в стиле «ретро», или, как она называла, «ретрухи».

– (12)Пап, ну скажи ей, – громко пожаловалась Оксана. – (13)Чего она мне нервы мотает?

– (14)Как ты разговариваешь с матерью? – одёрнул Корольков.

– (15)Ну, пап. (16)Ну, чего она сядет с нами? (17)Я всё время буду в напряжёнке. (18)Она вечно что-нибудь ляпнет, и всем неудобно…

– (19)Что значит «ляпнет»?

– (20)Ну, не ляпнет. (21)Произнесёт тост за мир во всём мире. (22)Или начнёт обращать на меня внимание… (23)Или начнёт всем накладывать на тарелки, как будто голод…

– (24)Довольно-таки противно тебя слушать, – объявил Корольков. – (25)Ты говоришь, как законченная эгоистка.

– (26)Но ведь мой день рождения. (27)Мне же шестнадцать лет. (28)Почему в этот день нельзя сделать так, как я хочу?

(29)Корольков посмотрел с тоской на её чистенькое новенькое личико с новенькими ярко-белыми зубами и подумал, что её перелюбили в детстве и теперь придётся жать то, что посеяли. (30)Он понимал, что нужен был дочери не тогда, когда носил её на руках и посещал в оздоровительном детском лагере. (31)А именно теперь, в шестнадцать лет, когда закладывается фундамент всей дальнейшей жизни. (32)И не амбулаторно, как говорят врачи, – пришёл, ушёл. (33)А стационарно. (34)Каждый день. (35)Чтобы не пропустить возможных осложнений. (36)А осложнения, как он понимал, неизбежны.

(37)Позвонили в дверь. (38)Оксану как ветром сдуло вместе с её неудовольствием, и через секунду послышался её голос – тугой и звонкий, как струя, пущенная под напором. (39)С ней было всё в порядке. (40)Впереди праздник, и жизнь – как праздник. (По В. Токаревой)*

* Токарева Виктория Самойловна (род. в 1937 г.) – современный российский прозаик и сценарист.

Текст 6.5

(1)В командировки мама и отец ездили очень часто: они вместе проектировали заводы, которые строились где-то очень далеко от нашего города. (2)Я оставался с бабушкой – маминой мамой.

(3)В неблагополучных семьях родители, уехав из дому, вообще не присылают писем, в благополучных пишут примерно раз или два в неделю – мы с бабушкой получали письма каждый день. (4)Мои родители соблюдали строгую очерёдность: одно письмо – от отца, другое – от мамы. (5)Порядок ни разу не нарушился. (6)В конце письма неизменно стояла дата, а чуть пониже было написано: «8 часов утра». (7)Значит, отец и мама писáли после своей утренней пробежки и перед работой.

– (8)Фантастика! – сказала однажды бабушка. – (9)Хоть бы раз перепутали очередь!..

(10)Я не мог понять: восторгается она моими родителями или в чём-то их упрекает? (11)Это было отличительной бабушкиной чертой: по её тону часто нельзя было определить, шутит она или говорит всерьёз, хвалит или высмеивает. (12)Я-то восхищался ими, поскольку мы часто восхищаемся поступками, на которые сами не способны.

(13)Конечно, бабушка была счастлива за свою дочь, гордилась её мужем, то есть моим отцом, но она, как и я, редко следовала тем правилам, к которым нас с ней стремились приучить.

(14)Например, мама и отец старались закалить нас. (15)Но мы с бабушкой не желали обливаться ледяной водой и вставать по воскресеньям ещё раньше, чем в будни, чтобы идти на лыжах или в поход. (16)Мы сознавали, что нечётко делаем гимнастику.

(17)Вообще, мои родители то и дело обвиняли нас обоих в нечёткости: мы нечётко сообщали, кто и когда звонил маме или отцу по телефону, нечётко соблюдали режим дня.

(18)Проводив маму с отцом в очередную командировку, мы с бабушкой тут же, как заговорщики, собирались на экстренный совет. (19)Невысокая, сухонькая, с коротко подстриженными волосами, бабушка напоминала озорного мальчишку. (20)А этот мальчишка, как говорили, сильно смахивал на меня. (21)И не только внешне.

– (22)Ну-с, сколько денег откладываем на кино? – спрашивала бабушка.

– (23)Побольше! – говорил я.

(24)И бабушка, любившая ходить в кино, как и я, откладывала побольше, а деньги потом экономились на обедах.

(25)По мнению родителей, мы с бабушкой поступали неразумно и были неправильными людьми, и это нас объединяло. (По А.А. Алексину)*

* Алексин Анатолий Георгиевич (род. в 1924 г.) – писатель, драматург. Его произведения, такие как «Мой брат играет на кларнете», «Действующие лица и исполнители», «Третий в пятом ряду» и др., повествуют главным образом о мире юности.

 

Текст 6.6

(1)В дверь позвонили. (2)Из прихожей донеслись оживлённые голоса и смех. (3)Появились гости. (4)Солидные, хорошо одетые люди здоровались с хозяевами, подходили к столу, накладывали в тарелки закуску. (5)Дамы располагались в удобных мягких креслах; мужчины, образовав группки, беседовали друг с другом. (6)Семён Петрович поднял меня с места и представил гостям:

– (7)Вот Иван, самый большой оригинал из всех друзей моей дочери.

(8)Неожиданно попав в центр внимания, я был сильно смущён и, кажется, покраснел. (9)Гости заулыбались, с любопытством оглядывая меня, словно ожидая, что я немедленно докажу справедливость слов профессора.

(10)Он хлопнул меня по плечу:

– (11)Да, молодёжь нынче любопытная. (12)С ней надо говорить, надо общаться!

(13)Одна интересная дама повернулась ко мне:

– (14)Вот скажите мне, Ваня. (15)У меня дочь пятнадцати лет, и она целыми днями слушает какой-то визг. (16)У нас роскошная библиотека, большая, с редкими книгами, но она ничегошеньки не хочет. (17)Придёт из школы, кое-как уроки сделает, включит магнитофон и слушает до вечера.

– (18)Это у них называется «балдеет», – радостно сообщил один из гостей.

– (19)Дух противоречия, – убеждённо сказал другой.

– (20)А по-моему, – заявил подтянутый мужчина, – всё дело в избалованности. (21)Нынешние молодые люди живут как-то слишком легко, без трудностей.

– (22)О-о, это старая песня, – засмеялась дама. – (23)Получается, что если нам было тяжело, то пусть и им будет так же? (24)Глупо!

– (25)Наверное, глупо, – согласился подтянутый. (26)Он хотел что-то добавить, но замешкался.

(27)Семён Петрович решил переменить тему:

– (28)Я надеюсь, что вы не будете против, если моя дочь что-нибудь споёт?

– (29)Это будет прекрасно, – томно сказала пожилая дама.

(30)Семён Петрович повернулся к Кате, не замечая её угрюмого взгляда:

– (31)Катюша, давай-ка «Соловья» алябьевского...

– (32)Значит, «Соловья»? – спросила Катя.

(33)Она мягко коснулась пальцами клавиш – нежно зазвучало вступление. (34)Катя запела тоненьким голоском:

– (35)Соловей мой, соловей,

Чтоб ты сдох, Бармалей!..

– (36)Что? – растерянно пробормотала мама.

(37)Катя перестала играть и повернула к нам разгорячённое лицо:

– (38)Я этого «Соловья» с пяти лет пою. (39)К нам гости – тут я со своим «Соловьём»! (40)Я, если б он мне попался, этот соловей, его на медленном огне изжарила бы!..

(41)Оторопевшие гости не могли вымолвить ни слова. (По К.Г. Шахназарову)*

* Шахназаров Карен Георгиевич (род. в 1952 г.) – советский и российский кинорежиссёр, сценарист, продюсер.

Текст 6.7

(1)За­кры­ваю глаза и вижу мой пе­ре­улок. (2)Пер­вый Тру­же­ни­ков. (3)Двух­этаж­ный де­ре­вян­ный дом, в ко­то­ром я про­жи­ла пер­вые де­сять лет своей жизни. (4)Ни­ко­гда не вижу его летом, толь­ко зимой. (5)Чув­ствую запах снега, сли­зы­ваю его со своей пёстрой ва­реж­ки.

 

(6)По­след­ней до­школь­ной зимой меня от­да­ли в «груп­пу» – так на­зы­ва­ли детей, ко­то­рые по утрам гу­ля­ли в скве­ре с «ин­тел­ли­гент­ной» вос­пи­та­тель­ни­цей. (7)«Груп­па» по­ка­за­лась иде­аль­ным спо­со­бом по­бе­дить мою за­стен­чи­вость.

 

(8)Дед привёл меня в сквер как по­ла­га­лось: к де­ся­ти. (9)Вос­пи­та­тель­ни­ца, ху­день­кая дама из «быв­ших», ска­за­ла, что я по­хо­жа на Маль­ви­ну, а саму её зовут Вера Гри­го­рьев­на.

 

(10)Убе­див­шись, что дети «ин­тел­ли­гент­ные», а уж про Веру Гри­го­рьев­ну и го­во­рить не­че­го, дед дви­нул­ся по на­прав­ле­нию к глав­ной аллее, ве­ду­щей из скве­ра на улицу (мы гу­ля­ли на ма­лень­кой, бо­ко­вой!).

(11)Я за­ры­да­ла и бро­си­лась его до­го­нять. (12)Вера Гри­го­рьев­на бро­си­лась за мной, ин­тел­ли­гент­ные дети по­бро­са­ли свои ло­пат­ки и бро­си­лись за Верой Гри­го­рьев­ной.

 

(13)Я пер­вая до­бе­жа­ла до деда и, ослеп­нув от горя, уткну­лась в кар­ман его тяжёлого доб­рот­но­го паль­то.

 

(14)Дед сдал­ся: звук моих ры­да­ний, без со­мне­ния, дей­ство­вал без­от­каз­но.

 

(15)Стрях­нув снег с мас­сив­ной ла­воч­ки с ажур­ны­ми, уто­па­ю­щи­ми в су­гро­бе ла­па­ми, он твёрдо усел­ся на неё, под­нял во­рот­ник и замер на­по­до­бие ста­туи.

 

(16)Мы с Верой Гри­го­рьев­ной и рас­те­рян­ны­ми детьми вер­ну­лись на свою бо­ко­вую аллею. (17)Я успо­ко­и­лась: ши­ро­кая спина с под­ня­тым ка­ра­ку­ле­вым во­рот­ни­ком была на рас­сто­я­нии де­ся­ти мет­ров от моих глаз.

 

(18)Во­дить хо­ро­вод во­круг огром­но­го дуп­ли­сто­го дуба и ле­пить из снега «ку­ли­чи­ки», ста­ра­ясь, чтобы они были не хуже, чем у осталь­ных детей, ока­за­лось го­раз­до ве­се­лее, чем гу­лять за руку с ба­буш­кой, как я де­ла­ла до этого. (19)Каж­дые де­сять минут я от­ры­ва­лась от сво­е­го ве­се­лья и про­ве­ря­ла, на месте ли не­по­движ­ная спина, слег­ка занесённая мед­лен­ным сне­гом. (20)Спина была тут и не дви­га­лась. (21)Один, впро­чем, раз её не ока­за­лось, и я уже при­го­то­ви­лась за­ры­дать, но сразу же и успо­ко­и­лась: дед ни­ку­да не ушёл.

 

(22)Око­че­нев, он под­пры­ги­вал рядом с ла­воч­кой и рас­ти­рал ла­до­ня­ми по­бе­лев­шие щеки.

 

(23)Ровно в час гу­ля­нье за­кон­чи­лось, и, взяв­шись за руки, мы с дедом пошли домой.

 

(24)Де­ре­вья сто­я­ли стек­лян­ные от мо­ро­за, и неж­ный го­лу­бо­ва­тый печ­ной дым под­ни­мал­ся из труб.

 

– (25)Не замёрзла? – спро­сил меня дед.

 

(26)Я от­ри­ца­тель­но по­ка­ча­ла го­ло­вой. (27)Новые впе­чат­ле­ния пе­ре­пол­ня­ли меня.

 

(28)Зима была дол­гой, хо­лод­ной и снеж­ной. (29)Каж­дое утро с де­ся­ти до часу я гу­ля­ла в «груп­пе», а дед сидел на ла­воч­ке с ажур­ны­ми, уто­па­ю­щи­ми в снегу ла­па­ми.

 

(30)От­ку­да же мне, ше­сти­лет­ней, было знать, что зна­чит си­деть не­по­движ­но и мёрз­нуть во имя любви?

 

(По И. Му­равьёвой)*

 

* Му­равьёва Ирина Ла­за­рев­на – со­вре­мен­ная пи­са­тель­ни­ца, ла­у­ре­ат ли­те­ра­тур­ных пре­мий.

 

Текст 6.8

(1)Туман ещё не рас­се­ял­ся; в нём гасли очер­та­ния огром­но­го ко­раб­ля, мед­лен­но повёрты­ва­ю­ще­го­ся к устью реки. (2)Его свёрну­тые па­ру­са ожили, сви­сая фе­сто­на­ми, рас­прав­ля­ясь и по­кры­вая мачты бес­силь­ны­ми щи­та­ми огром­ных скла­док; слы­ша­лись го­ло­са и шаги. (3)Бе­ре­го­вой ветер, про­буя дуть, ле­ни­во те­ре­бил па­ру­са. (4)На­ко­нец, тепло солн­ца про­из­ве­ло нуж­ный эф­фект; воз­душ­ный напор уси­лил­ся, легко рас­се­ял туман и вы­лил­ся по реям в алые формы, пол­ные роз. (5)Ро­зо­вые тени сколь­зи­ли по бе­лиз­не мачт и сна­стей, всё было белым, кроме рас­ки­ну­тых, плав­но дви­ну­тых па­ру­сов цвета глу­бо­кой ра­до­сти.

 

(6)Пока «Сек­рет» шёл рус­лом реки, Грэй стоял у штур­ва­ла, не до­ве­ряя руля мат­ро­су, — он бо­ял­ся мели. (7)Ру­ле­вой сидел рядом и по-преж­не­му не чув­ство­вал ни­ка­кой связи между алым убран­ством и пря­мой целью Грэя.

— (8)Те­перь, — ска­зал Грэй, — когда мои па­ру­са рдеют, ветер хорош, а в серд­це моём боль­ше сча­стья, чем у слона при виде не­боль­шой бу­лоч­ки, я по­пы­та­юсь на­стро­ить вас сво­и­ми мыс­ля­ми, как обе­щал в Лиссе. (9)За­меть­те, я не счи­таю вас глу­пым или упря­мым, нет; вы об­раз­цо­вый моряк, а это много стоит. (10)Но вы, как и боль­шин­ство, слу­ша­е­те го­ло­са всех не­хит­рых истин сквозь тол­стое стек­ло жизни. (11)Они кри­чат, но вы не услы­ши­те. (12)Я делаю то, что су­ще­ству­ет, как ста­рин­ное пред­став­ле­ние о пре­крас­ном не­сбы­точ­ном, и что, по су­ще­ству, так же воз­мож­но, как за­го­род­ная про­гул­ка. (13)Скоро вы уви­ди­те де­вуш­ку Ас­соль, ко­то­рая не может, не долж­на иначе выйти замуж, как толь­ко таким спо­со­бом, какой раз­ви­ваю я на ваших гла­зах: за ней при­плывёт воз­люб­лен­ный на ко­раб­ле с алыми па­ру­са­ми. (14)Такое пред­ска­за­ние в дет­стве она услы­ша­ла от вол­шеб­ни­ка Эгля.

 

(15)Вы ви­ди­те, как тесно спле­те­ны здесь судь­ба, воля и свой­ство ха­рак­те­ров. (16)Я при­хо­жу к той, ко­то­рая ждёт и может ждать толь­ко меня, я же не хочу ни­ко­го дру­го­го, кроме неё, может быть, имен­но по­то­му, что бла­го­да­ря Ас­соль я понял одну не­хит­рую ис­ти­ну. (17)Она в том, чтобы де­лать так на­зы­ва­е­мые чу­де­са сво­и­ми ру­ка­ми. (18)Когда для че­ло­ве­ка глав­ное — по­лу­чать дра­жай­ший пятак, легко дать этот пятак, но, когда душа таит зерно пла­мен­но­го рас­те­ния — чуда, сде­лай ему это чудо, если ты в со­сто­я­нии. (19)Новая душа будет у него и новая — у тебя. (20)Когда на­чаль­ник тюрь­мы сам вы­пу­стит за­ключённого, когда мил­ли­ар­дер по­да­рит писцу виллу, опе­ре­точ­ную пе­ви­цу и сейф, а жокей хоть раз по­при­дер­жит ло­шадь ради дру­го­го не­ве­зу­че­го коня, тогда все пой­мут, как это при­ят­но, как не­вы­ра­зи­мо чу­дес­но. (21)Но есть не мень­шие чу­де­са: улыб­ка, ве­се­лье, про­ще­ние, и — во­вре­мя ска­зан­ное, нуж­ное слово. (22)Вла­деть этим — зна­чит вла­деть всем. (23)Что до меня, то наше на­ча­ло — моё и Ас­соль — оста­нет­ся нам на­все­гда в алом от­блес­ке па­ру­сов, со­здан­ных глу­би­ной серд­ца, зна­ю­ще­го, что такое лю­бовь. (24)По­ня­ли вы меня?

 

(25)Грэй огля­нул­ся, по­смот­рев вверх; над ним молча рва­лись алые па­ру­са; солн­це в их швах сияло пур­пур­ным дымом. (26)«Сек­рет» шёл в море, уда­ля­ясь от бе­ре­га. (27)Не было ни­ка­ких со­мне­ний в звон­кой душе Грэя — ни глу­хих уда­ров тре­во­ги, ни шума мел­ких забот. (28)Спо­кой­но, как парус, рвал­ся он к вос­хи­ти­тель­ной цели, пол­ный тех мыс­лей, ко­то­рые опе­ре­жа­ют слова.

 

(По А. Грину*)

* Алек­сандр Грин (1880––1932) — рус­ский пи­са­тель-про­за­ик, поэт, со­зда­тель вы­мыш­лен­ной стра­ны, в ко­то­рой про­ис­хо­дит дей­ствие мно­гих его про­из­ве­де­ний, в том числе самых из­вест­ных ро­ман­ти­че­ских книг — «Бе­гу­щая по вол­нам» и «Алые па­ру­са».

 

Текст 6.9

(1)Жили-были три брата. (2)Как-то за ве­чер­ней бе­се­дой за­го­во­ри­ли они о Мечте.

— (3)Нель­зя че­ло­ве­ку без Мечты, — го­во­рил Стар­ший. — (4)Мечта — это опора. (5)Она кры­лья даёт, она сил при­бав­ля­ет, она по­мо­га­ет жить.

— (6)Мечта — это маяк, — от­ве­чал Сред­ний. — (7)С ней не за­блу­дишь­ся

в жизни, она все­гда путь ука­жет.

— (8)Не со­гла­сен, — го­ря­чил­ся Стар­ший. — (9)Мечта как вера. (10)Есть она у тебя — куда хо­чешь иди, всё будет в ра­дость.

— (11)Как же идти, не видя пути? — (12)Сред­ний был более рас­су­ди­те­лен. — (13)Мечта, ско­рее, как на­деж­да, ведь, если не име­ешь цели, и вера бы­ва­ет слепа!

— (14)А я думаю, — мол­вил Млад­ший, опу­стив глаза, — что Мечта — это спа­се­ние. (15)Без Мечты за­сох­нет Душа, как ро­сток в пу­сты­не.

— (16)Мечта долж­на быть вы­со­кой, — го­во­рил Стар­ший. — (17)Чем выше Мечта, тем боль­ше сил иду­ще­му она придаёт. (18)Я, на­при­мер, меч­таю сде­лать людей счаст­ли­вы­ми. (19)Что может быть выше и ра­дост­нее?

— (20)Мечта долж­на быть до­сти­жи­мой, — воз­ра­жал Сред­ний. — (21)Го­во­рят, чтобы жизнь про­шла не на­прас­но, нужно по­стро­ить дом, по­са­дить де­ре­во и вы­рас­тить сына. (22)Это и есть моя Мечта.

— (23)А я меч­таю о Со­вер­шен­стве, — всё так же, не под­ни­мая глаз, тихо про­изнёс Млад­ший. — (24)Я меч­таю быть ма­сте­ром и по­мо­гать дру­гим стать ма­сте­ра­ми, по­то­му что ма­стер­ство уми­ра­ет, оста­ва­ясь в одном че­ло­ве­ке.

(25)После не­дол­го­го мол­ча­ния Сред­ний ска­зал:

— (26)А что, бра­тья, не пора ли нам от­пра­вить­ся нав­стре­чу своей Мечте?

— (27)Пора! — го­ря­чо от­ве­ти­ли бра­тья.

— (28)Тогда ре­ше­но: зав­тра — в путь!

 

…(29)Долго шли бра­тья по род­ной земле. (30)И оста­но­ви­лись они од­на­ж­ды у раз­вил­ки трёх дорог.

— (31)Не слу­ча­ен этот знак свыше, — мол­вил Стар­ший. — (32)Раз Мечта у каж­до­го из нас своя, стало быть, суж­де­но нам каж­до­му своей до­ро­гой идти. (33)Смер­ка­ет­ся, од­на­ко. (34)За­но­чу­ем здесь, а до утра и по­ду­ма­ем, кому какой до­ро­гой от­прав­лять­ся. (35)Проснув­шись, бра­тья долго молча си­де­ли у до­го­рев­ше­го ко­ст­ра. (36)Каж­дый думал о своём, но все ду­ма­ли об одном и том же. (37)Со­мне­ния тер­за­ли их души. (38)Об­ня­лись бра­тья на про­ща­ние и пошли каж­дый своим путём.

 

(39)Много лет про­шло с тех пор. (40)И как разо­шлись тогда бра­тья каж­дый своей до­ро­гой, так боль­ше и не встре­ча­лись.

(41)Стар­ший так и не понял, что никто не может сде­лать че­ло­ве­ка счаст­ли­вым, кроме него са­мо­го. (42)Каж­дый че­ло­век — тво­рец сво­е­го сча­стья, и, пока Стар­ший это не осо­зна­ет, он так и будет жить со своей не­осу­ществлённой меч­той.

 

(43)А сред­ний брат? (44)У него есть дом, сад, семья. (45)Разве его мечта не сбы­лась? (46)Но он за­гнал свою со­кро­вен­ную Мечту в тес­ный и пыль­ный круг сво­е­го до­маш­не­го очага. (47)Когда-то давно его юно­ше­ское серд­це от­клик­ну­лось на древ­нюю муд­рость, но хо­лод­ный ум по-сво­е­му ис­тол­ко­вал её смысл. (48)А ведь «по­стро­ить дом» — зна­чит об­ре­сти ду­хов­ную опору, твёрдую жиз­нен­ную по­зи­цию, не­под­власт­ную бурям и ура­га­нам. (49)«По­са­дить де­ре­во» — зна­чит по­се­ять в людях се­ме­на добра, бе­реж­но хра­ни­мые в твоём серд­це, а «вы­рас­тить сына» озна­ча­ет пе­ре­дать свой опыт дру­гим, по­доб­но детям, тя­ну­щим­ся к тво­е­му свету.

 

(50)И толь­ко Млад­ший понял, что не мечта слу­жит че­ло­ве­ку, а че­ло­век — мечте. (51)Его Мечту можно на­звать одним сло­вом — Лю­бовь. (52)Не к кон­крет­но­му че­ло­ве­ку, а Лю­бовь к Со­вер­шен­ству, к Кра­со­те, Лю­бовь к людям. (53)Он стал Ма­сте­ром и ука­зал своим уче­ни­кам путь к сча­стью, чего не до­стиг стар­ший брат, по­се­ял се­ме­на и взрас­тил плоды, от чего укло­нил­ся сред­ний, и при­кос­нул­ся к Со­вер­шен­ству, о чём сам меч­тал когда-то. (54)Толь­ко он нашёл ис­тин­ный путь.

(По В.А. Туз­лу­ко­ву*)

 

 

Текст 6.10

1)В этом доме по­сто­ян­но оста­нав­ли­ва­ют­ся и дают свои пред­став­ле­ния все при­ез­жа­ю­щие в наш город фо­кус­ни­ки и дру­гие за­ез­жие ар­ти­сты. (2)Се­год­ня около подъ­ез­да висят пла­ка­ты: «Чудо-ху­дож­ник ри­су­ет но­га­ми». (3)Ко­неч­но, я жа­лоб­но прошу:

— (4)Ма-а-ма...

 

(5)И ко­неч­но, мы под­ни­ма­ем­ся по лест­ни­це. (6)В боль­шой ком­на­те — это зал пред­став­ле­ний — перед ма­лень­ки­ми под­мост­ка­ми стоят в три ряда сту­лья. (7)На­ро­ду не­мно­го. (8)Раздаётся зво­нок. (9)Кто-то иг­ра­ет на пи­а­ни­но. (10)Пуб­ли­ка рас­са­жи­ва­ет­ся на сту­льях. (11)На под­мост­ки, где стоит боль­шой моль­берт и стул, вы­хо­дит че­ло­век с из­мя­той фи­зио­но­ми­ей, он гром­ко про­каш­ли­ва­ет­ся и на­чи­на­ет го­во­рить:

 

— (12)По­чтен­ней­шая пуб­ли­ка, сей­час вы, без со­мне­ния, уви­ди­те ве­ли­чай­шее чудо, не­объ­яс­ни­мую за­гад­ку при­ро­ды, ху­дож­ни­ка, ли­шив­ше­го­ся обеих рук. (13)Ху­дож­ник этот на­учил­ся ри­со­вать но­га­ми, и вы сей­час убе­ди­тесь в этом сами.

(14)На под­мост­ки вы­хо­дит вы­со­кий, строй­ный че­ло­век с сим­па­тич­ным лицом. (15)Оба ру­ка­ва его пи­джа­ка со­вер­шен­но пусты свер­ху до­ни­зу, и концы ру­ка­вов за­ло­же­ны в оба кар­ма­на. (16)Это и есть без­ру­кий ху­дож­ник. (17)Он кла­ня­ет­ся зри­те­лям без улыб­ки, с до­сто­ин­ством. (18)Ху­дож­ник са­дит­ся на стул перед моль­бер­том. (19)Че­ло­век с мятым лицом встав­ля­ет кусок угля в паль­цы ноги ху­дож­ни­ка. (20)И ху­дож­ник на­чи­на­ет ри­со­вать ногой. (21)Спер­ва на моль­бер­те по­яв­ля­ет­ся что-то вроде из­ви­ли­стой речки. (22)По обе сто­ро­ны её воз­ни­ка­ют де­ре­вья. (23)Нет, это не речка, а до­рож­ка в лесу. (24)Потом из-за де­ре­вьев по­яв­ля­ет­ся солн­це. (25)Всё.

— (26)«До­ро­га ухо­дит вдаль...», — объ­яс­ня­ет ху­дож­ник, — это пей­заж.

(27)Потом он ри­су­ет ещё не­сколь­ко ка­ри­ка­тур. (28)Зри­те­ли сме­ют­ся, хло­па­ют. (29)Ху­дож­ник встаёт, на­ша­ри­ва­ет но­га­ми туфли. (30)По­мощ­ник, по­ка­зы­вая на ри­сун­ки, сде­лан­ные толь­ко что ху­дож­ни­ком, пред­ла­га­ет же­ла­ю­щим при­об­ре­сти их. (31)Же­ла­ю­щих не ока­зы­ва­ет­ся.

 

— (32)Не­до­ро­го... (33)Ку­пи­те! — пред­ла­га­ет по­мощ­ник ху­дож­ни­ка. (34)Ху­дож­ник стоит не­по­движ­но. (35)Глаза его опу­ще­ны. (36)Губы креп­ко сжаты.

— (37)А сколь­ко? — вдруг взвол­но­ван­но спра­ши­ваю я.

(38)Мама очень ре­ши­тель­но берёт меня за руку. (39)По­мощ­ник бро­са­ет­ся к нам:

— (40)Дёшево...

(41)Я смот­рю на маму умо­ля­ю­щи­ми гла­за­ми.

— (42)Ма­моч­ка!..

(43)Мама пла­тит трид­цать ко­пе­ек. (44)Ху­дож­ник под­хо­дит к краю под­мост­ков, он го­во­рит очень сер­деч­но и про­сто:

— (45)Пусть ма­лень­кая ба­рыш­ня возьмёт ри­су­нок «До­ро­га ухо­дит вдаль...». (46)Когда я ещё был ху­дож­ни­ком (а я был на­сто­я­щим ху­дож­ни­ком, прошу мне по­ве­рить!), это была моя лю­би­мая тема: «Все — вперёд, все — вдаль! Идёшь — не падай, упал — встань, рас­шиб­ся — не хнычь. Все — вперёд! Все — вдаль!..»

 

(47)Ри­су­нок ху­дож­ни­ка углем на бу­ма­ге «До­ро­га ухо­дит вдаль...», за­де­лав в стек­лян­ную рамку, по­ве­си­ли в моей ком­на­те. (48)В те­че­ние ряда лет, когда я от­кры­ва­ла глаза, я ви­де­ла до­ро­гу среди де­ре­вьев, из-за ко­то­рых вста­ва­ло солн­це, и вспо­ми­на­ла слова ху­дож­ни­ка: «Упал — встань. Рас­шиб­ся — не хнычь. До­ро­га ухо­дит вдаль, до­ро­га идёт вперёд!» (49)Это были му­же­ствен­ные слова му­же­ствен­но­го че­ло­ве­ка. (50)Уве­чье не по­бе­ди­ло его — он по­бе­дил своё уве­чье. (51)Он не рас­те­рял­ся, не пал духом, он не про­сил ми­ло­сты­ню, как про­сят ка­ле­ки, он ра­бо­тал как мог. (52)Ху­дож­ник ска­зал мне свои за­ме­ча­тель­ные слова как на­пут­ствие, а я за­пом­ни­ла их на всю жизнь как завет воли к со­про­тив­ле­нию. (53)Ох, как при­го­ди­лись мне в жизни эти слова!

 

(По А.Я. Бру­ш­тейн*)

* Алек­сандра Яко­влев­на Бру­ш­тейн (1884 — 1968) — рус­ская со­вет­ская пи­са­тель­ни­ца и дра­ма­тург.

 

Текст 6.11

(1)Ночью на мок­рые де­ре­вья упал снег, со­гнул ветви своей рых­лой сырой тя­же­стью, а потом его схва­ти­ло мо­роз­цем, и снег те­перь дер­жал­ся на вет­ках креп­ко, будто за­са­ха­рен­ная вата.

 

(2)При­ле­те­ла си­нич­ка, по­про­бо­ва­ла рас­ко­вы­рять на­мерзь, но снег был твёрд, и она оза­бо­чен­но по­гля­де­ла по сто­ро­нам, слов­но спра­ши­вая: «Как же те­перь быть?»

 

(3)Я от­во­рил фор­точ­ку, по­ло­жил на обе пе­ре­кла­ди­ны двой­ных рам ли­ней­ку, за­кре­пил её кноп­ка­ми и через каж­дый сан­ти­метр рас­ста­вил пше­нич­ные зёрна. (4)Пер­вое зёрныш­ко ока­за­лось в саду, зёрныш­ко под но­ме­ром трид­цать — в моей ком­на­те.

 

(5)Си­нич­ка всё ви­де­ла, но долго не ре­ша­лась сле­теть на окно. (6)На­ко­нец она схва­ти­ла пер­вое зерно и унес­ла его на ветку. (7)Рас­кле­вав твёрдую скор­луп­ку, она вы­щи­па­ла ядро.

 

(8)Всё обо­ш­лось бла­го­по­луч­но. (9)Тогда си­нич­ка, улу­чив мо­мент, по­до­бра­ла зёрныш­ко номер два...(10)Я сидел за сто­лом, ра­бо­тал и время от вре­ме­ни по­гля­ды­вал на си­нич­ку. (11)А она, всё ещё робея и тре­вож­но за­гля­ды­вая в глу­би­ну фор­точ­ки, сан­ти­метр за сан­ти­мет­ром при­бли­жа­лась по ли­ней­ке, на ко­то­рой была от­ме­ре­на её судь­ба.

 

— (12)Можно, я склюю ещё одно зёрныш­ко? (13)Одно-един­ствен­ное?

(14)И си­нич­ка, пу­га­ясь шума своих соб­ствен­ных кры­льев, уле­те­ла

с зер­ном на де­ре­во.

— (15)Ну, по­жа­луй­ста, ещё одно. (16)Ладно?

(17)На­ко­нец оста­лось по­след­нее зерно. (18)Оно ле­жа­ло на самом кон­чи­ке ли­ней­ки. (19)Зёрныш­ко ка­за­лось таким далёким, и идти за ним так бо­яз­но!

(20)Си­нич­ка, при­се­дая и на­сто­ра­жи­вая кры­лья, про­кра­лась в самый конец ли­ней­ки и ока­за­лась в моей ком­на­те. (21)С бо­яз­ли­вым лю­бо­пыт­ством вгля­ды­ва­лась она в не­ве­до­мый мир. (22)Её осо­бен­но по­ра­зи­ли живые зелёные цветы и со­всем лет­нее тепло, ко­то­рое ове­ва­ло озяб­шие лапки.

— (23)Ты здесь живёшь?

— (24)Да.

— (25)А по­че­му здесь нет снега?

(26)Вме­сто от­ве­та я по­вер­нул вы­клю­ча­тель. (27)Под по­тол­ком ярко вспых­ну­ла элек­три­че­ская лам­поч­ка.

— (28)Где ты взял ку­со­чек солн­ца? (29)А это что?

— (30)Это? (31)Книги.

— (32)Что такое книги?

— (33)Они на­учи­ли за­жи­гать это солн­це, са­жать эти цветы и те де­ре­вья, по ко­то­рым ты пры­га­ешь, и мно­го­му дру­го­му. (34)И ещё на­учи­ли на­сы­пать тебе пше­нич­ных зёрны­шек.

— (35)Это очень хо­ро­шо. (36)А ты со­всем не страш­ный. (37)Кто ты?

— (38)Я Че­ло­век.

— (39)Что такое Че­ло­век?

(40)Объ­яс­нить это ма­лень­кой глу­пой си­нич­ке было очень труд­но.

— (41)Ви­дишь нитку? (42)Она при­вя­за­на к фор­точ­ке.

(43)Си­нич­ка ис­пу­ган­но огля­ну­лась.

— (44)Не бойся. (45)Я этого не сде­лаю. (46)Это и на­зы­ва­ет­ся у нас — Че­ло­век.

— (47)А можно мне съесть это по­след­нее зёрныш­ко?

— (48)Да, ко­неч­но! (49)Я хочу, чтобы ты при­ле­та­ла ко мне каж­дый день. (50)Ты бу­дешь на­ве­щать меня, а я буду ра­бо­тать. (51)Это по­мо­га­ет Че­ло­ве­ку хо­ро­шо ра­бо­тать. (52)Со­глас­на?

— (53)Со­глас­на. (54)А что такое ра­бо­тать?

— (55)Ви­дишь ли, это такая обя­зан­ность каж­до­го че­ло­ве­ка. (56)Без неё нель­зя. (57)Все люди долж­ны что-ни­будь де­лать. (58)Этим они по­мо­га­ют друг другу.

— (59)А чем ты по­мо­га­ешь людям?

— (60)Я хочу на­пи­сать книгу. (61)Такую книгу, чтобы каж­дый, кто про­чи­та­ет её, по­ло­жил бы на своём окне по трид­цать пше­нич­ных зёрен.

(62)Но, ка­жет­ся, си­нич­ка со­всем не слу­ша­ет меня. (63)Об­хва­тив лап­ка­ми се­меч­ко, она не­то­роп­ли­во расклёвы­ва­ет его на кон­чи­ке ли­ней­ки.

(По Е.И. Но­со­ву*)

* Ев­ге­ний Ива­но­вич Носов (1925 — 2002) — из­вест­ный пи­са­тель, важ­ней­шие темы его твор­че­ства — во­ен­ная и де­ре­вен­ская.

Текст 6.12

(1)Де­душ­ка спал. (2)Руки у де­душ­ки ле­жа­ли на столе; они были боль­шие, кожа на них стала как кора на де­ре­ве, и под кожей видны были тол­стые чёрные жилы, эти руки много земли ис­па­ха­ли.

 

— (3)Де­душ­ка Тит, а ты всё зна­ешь?

— (4)Всё, Афоня, я всё знаю.

— (5)Проснись, де­душ­ка, скажи мне про всё!

— (6)Да уж проснул­ся уже, пойдём сей­час белый свет пы­тать, — от­ве­тил дед.

 

(7)Ста­рый Тит испил квасу, взял Афоню за руку, и они пошли из избы на­ру­жу. (8)Там солн­це вы­со­ко сто­я­ло на небе и осве­ща­ло зре­ю­щий хлеб на полях и цветы на до­рож­ной меже. (9)Дед повёл Афоню по­ле­вою до­ро­гой, и они вышли на паст­би­ще, где рос слад­кий кле­вер для коров, где ко­ло­си­лись травы и цвели цветы. (10)Дед оста­но­вил­ся у го­лу­бо­го цвет­ка, тер­пе­ли­во рос­ше­го кор­нем из мел­ко­го чи­сто­го песка, по­ка­зал на него Афоне, потом со­гнул­ся и осто­рож­но по­тро­гал тот цве­ток.

 

— (11)Это я сам знаю! — про­тяж­но ска­зал Афоня. — (12)А мне нужно, что самое глав­ное бы­ва­ет, ты скажи мне про всё! (13)А