Изучение антонимов в V классе.

Билет 45.

1. Антонимами являются слова разного звучания, которые выража­ют противоположные, но соотносительные друг с другом понятия.

Дифференциальным признаком антонимии является наличие семы «НЕ», входящей в состав одного из членов. Антоним, содержащий сему «НЕ», включает в свое значение и все содержание другого антонима: голодный 'испытыва­ющий голод' — сытый 'не испытывающий голода'; здо­роветь, становиться здоровым' — болеть 'становиться не здоровым (больным)'. Сема 'не' может находиться в значе­нии антонима как отдельное слово, выступать в качестве приставки не- или содержаться в антонимических пристав­ках а-, анти-, бес-, против- и др.: жирный 'содержащий много жира' — постный 'не жирный'; похвальба 'лест­ный отзыв' — порицание 'нелестный отзыв'; шумный 'на­полненный шумом' — тихий 'бесшумный'. В отдельных случаях антонимичностъ создается значением антонимичных приставок у обоих слов: приближаться 'перемещаться ближе к кому-, чему-либо' — удаляться 'перемещаться в противоположном к кому-, чему-либо направлении'.

Члены парадигмы могут содержать в своих значениях лексические антонимы: встреча 'свидание с кем-, чем-ли­бо' — разлука 'расставание с кем-, чем-либо'; приближать­ся 'перемещаться на более близкое расстояние к кому-, чему-либо' — удаляться 'перемещаться на более далекое расстояние от кого-, чего-либо'. Один из лексических анто­нимов в этом случае имплицитно включает в свою семан­тику сему 'не': 'свидание' = 'не'.'+ 'расставание'; 'близ­кое' = 'не' + 'далекое'.

Интегральные семы извлекаются из лексических значе­ний антонимов, при этом они могут принадлежать или не принадлежать к той же классеме (категориальной семе ча­сти речи), что и сами антонимы. Жизнь 'физиологическое существование' — смерть 'прекращение физиологического существования': интегральная сема 'существование' совпа­дает в лексико-грамматическом отношении с классемой, так как и сема 'существование', и антонимы жизнь — смерть обозначают 'предметность'.

Большой 'значительный по величине' — маленький 'не­значительный по величине': интегральные семы — 'значи­тельный', 'по величине', в то время как классема антонимов маленький — большой — 'признаковость' обозначает при­надлежность к имени прилагательному. В возможности не­соответствия классемы интегральной семе, которая в других парадигмах совпадает с гиперсемой в лексико-грамматиче­ском отношении, и состоит семная специфика антонимии.

Семный анализ членов антонимической пары позволяет выявить их семантические взаимодействия и определить типы антонимов.

Выделяются три семантических типа антонимов: кон­трарные, контрадикторные и конверсивные.

Контрарные (противоположные) антонимы обозна­чают противопоставленность предметов, признаков, про­цессов, отношений. Они допускают включение в свой состав «среднего» члена парадигмы — слова с нейтральным зна­чением, от которого отсчитываются позитивный и негатив­ный члены парадигмы: любимый — безразличный — нена­вистный.

Контрадикторные (противоречащие) антонимы обозначают противопоставленность предметов, призна­ков, процессов, отношений, наличие одного из которых ис­ключает существование другого. Средний член не может быть включен в парадигму: жизнь -— 0 — смерть.

К о н в e р с и в н ы e (или векторные) антонимы как особый тип антонимов могут быть включены в антоними­ческую парадигму на основании противоположной направ­ленности их семантики: входить 'идя, начинать находиться где-либо ' выходить 'идя, переставать находиться где-либо'. Конверсивы обозначают противоположность разно­направленных действий, признаков.

Особенность конверсивов заключается в их лексико-синтаксической противопоставленности: Я покупаю книгу — ты продаешь книгу, глаголы-конверсивы выражают дву сторонние отношения подлежащно-объектных связей (объект один и тот же, а субъекты, обозначаемые подлежащими, — разные). Сами глаголы представляют одно и то же действие в «обратных» отношениях: 'приобрести в собственность' — 'передать в собственность'.

Глагол продавать 'приобретать в собственность' харак­теризует подлежащее при неконверсивных отношениях и объект при конверсивных отношениях как один и тот же реальный субъект действия: я продаю книгу — книга про­дается мне.,

Структурный тип антонимов определяется их принадлежностью/непринадлежностью к одному и тому же словообразовательному гнезду: поздно — рано (разнокорневые антонимы); порядок -— беспорядок (однокорневые).

Функции антонимов — это создание антитезы, оксюмо­рона и др. Антитеза — стилистическая парная фигура в тексте, используемая в экспрессивно-изобразительных, юмористических, иронических, оценочных и других целях; как средство создания контраста образа, обозначения пре­дела, проявления свойства и т.д. Например: Клянусь я перл вым днем творенья, клянусь его последним днем... (М. Лермонтов) — антитеза используется как средство выра­жения временного контраста. Или: Но пораженъя от по­беды ты сам не должен отличать (Б. Пастернак) — несов­местимые понятия выступают как константы авторского кредо.

См. еще: Не знаю, жить мне много или мало, иду я к свету иль во мрак ночной, — душа тебе быть верной не устала, тебе, тебе одной! (В. Брюсов) — и первая и вто­рая пара антитез используется для утверждения одного из сопоставляемых контрастов за счет отрицания друго­го: либо много — либо мало, либо к свету — либо во мрак.

Оксиморон (или оксюморон) — стилистическая фи­гура, основанная на двух антонимах, которые обозначают взаимоисключающие явления. Например: Будь счастли­ва несчастием моим (М. Лермонтов); О, если б я нищ был! Как миллиардер! (В. Маяковский). Следует обратить вни­мание на то, что оксимороны — антонимы всегда принадле­жат к различным частям речи.

Антонимы могут быть разнокорневыми и однокорневыми.

В однокорневых антонимах их противоположные значения объясняются, естественно, не противопоставлением корней, которые у них одинаковы, а противопоставлением присоединяющихся к ним приставок или приставочного и бесприставочного образований (ср.: подземный — надземный, вливать — выливать, спокойный — бес­покойный, народный — антинародный, зачет — незачет, прибавить — отбавить, плохо — неплохо, открыть — закрыть и т. п.).

В разнокориевых антонимах — противоположные значения являются принадлежностью этих слов в целом (ср.: черст­вый — свежий, зажечь — погасить, жизнь — смерть, свет — мрак, тишина — шум, твердый — мягкий, все — никто, юг — север, ввер­ху — внизу, вдоль — поперек, жар —' холод, любовь — ненависть и т. п.). Как разнокорневые антонимы осознаются сейчас и слова конец — начало, являющиеся по происхождению однокорневыми.

Не все слова могут иметь антонимы (например: стол, пять, Петр). Этой способностью обладают только такие слова, которые обозначают явления, имеющие качественное, количественное, временное или про­странственное значения. И напротив, в ряде случаев у одного и того же многозначного слова может быть несколько антонимов. Так, анто­нимами к слову твердый являются слова мягкий (твердый как камень — мягкий как воск), жидкий (твердое и жидкое состояния вещества), неуверенный (твердым шагом — неуверенным шагом).

Антонимы — яркое средство для антитезных построений большой художественной выразительности. Очень любил антитезные конструк­ции, построенные с использованием антонимов, М. Лермонтов: В тол­пе друг друга мы узнали, сошлись — и разойдемся вновь. Была без рад о с те й любовь, разлука будет без п еча л и.

Довольно часто в своих критических статьях прибегал к антоиимам для выражения диалектики мысли В. Белинский. Ср.: «Жизнь че ловеческая разделяется наб у д н и, которых в ней м н о г о, и празд­ники, которых в ней мало.

В жизни человека бывают торжественные минуты, в которых все — победа или все — падение и нет середины. Это минуты борьбы его индивидуальной особенности, требующей личного счастья или личного спасения, с долгом, говорящим ему, что он вправе стремиться к счастью или спасению, но не на счет несчастья или погибели ближнего, имеюще­го равное с ним право и на счастье, если оно ему представляется, и на спасение, если ему грозит беда. Воля человека свободна: он вправе выбрать тот или другой путь, но он должен выбрать тот, на который указывает его разум».

Не чужды антитезы, включающие в свой состав антонимы, и син­таксису такого художника слова, как Л. Толстой. Например в романе «Война и мир» можно отметить такой случай: «Княжна! Постойте, ради бога, — вскрикнул он, стараясь остановить ее. — Княжна! — она оглянулась. Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу, и далекое, невозможное вдруг стало б л и зк и м, возможным и неизбежным».

Особенно характерны антонимы, образующие антитезы, для ин­дивидуально-художественного стиля А. Блока, например: Познай, где свет, — поймешь, где тьма. Пускай же все пройдет неспешно, что в мире свято, что в нем грешно, сквозь жар души, сквозь хлад ума.

Часто прибегают к антонимам для создания антитез и советские поэты. Ср.: Не стану лучше или хуже, все тот же буду, не иной. От счастья пламенеть на стуже, от горя сты­нуть в летний зной, (Грибачев). А правда осталась — что жизни дороже? А л о ж ь не забылась — что смерти страшнее? Была ты милей, справедливей, моложе, я тоже казался намного прямее. (Луговской.)

Нередко используются антонимы и для заглавий: «Война и мир» Л. Толстого; «Толстый и тонкий» Чехова; «Дни и ночи», «Живые и мертвые» Симонова; «Земля и небо» Саянова и др.

Очень часты, в силу отмеченной яркой выразительности, антони­мические пары во фразеологических оборотах, в том числе в послови­цах и поговорочных выражениях: черным по белому; ни дать, ни взять; мягко стелет, да жестко спать; ученье — свет, неученье — тьма; и стар и млад и т. д.

Антонимия может служить и средством создания иронии. См. у М. Горького '....Не стану говорить, как горько живется рабочим в этих сладких заведениях, производящих конфеты и пряники.

В качестве контекстуальных, или индивидуально-стилистических, антонимов можно привести слова волна и камень в романе А. Пушкина «Евгений Онегин»: Они сошлись: волна и камень, стихи и проза, лед и пламень не столь различны меж собой.

В общем употреблении эти слова в антонимических отношениях друг к другу не стоят.

Контекстуальными антонимами иногда могут быть даже слова, в общем употреблении являющиеся синонимическими. Как пример можно привести использование слов прощай и до свиданья П. Анто­кольским: Никогда не п р о щай, навсегда до свиданья, милый друг, золотой человек!

Приемы использования антонимов в речи:

Раскрыть противоречивую сущность предметов, явлений, качеств помогает правильное употребление антонимов в речи. Антонимы являются важнейшим средством создания антитезы (гр. antithesis - противоположение) - стилистической фигуры контраста, резкого противопоставления понятий, положений, образов, состояний: Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка Русь (Н.).
По структуре антитеза может быть простой (одночленной): У сильного всегда бессильный виноват (Кр.) и сложной (многочленной): И ненавидим мы, и любим мы случайно, ничем не жертвуя ни злобе, ни любви, и царствует в душе какой-то холод тайный, когда огонь кипит в крови (Л.).

В сложную антитезу вовлечено несколько антонимических пар.

Противоположен антитезе прием, состоящий в отрицании контрастных признаков у предмета: В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, не слишком толст, не слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод (Г.). Такое нанизывание антонимов с отрицанием подчеркивает заурядность описываемого, отсутствие у него ярких качеств, четко выраженных признаков. Подобное использование антонимов дает возможность указать на такие понятия, которые в языке не имеют точного обозначения: Если друг оказался вдруг и не друг и не враг, а так... (Выc.).
Сопоставление антонимов в высказывании придает особую значительность каждому из названных ими предметов, что усиливает выразительность речи: Горы разделяют страны, но сближают людей; Характер спортсменов воспитывается не триумфом побед, а горечью поражений (Из газ.) Кроме того, антонимы в таких случаях принимают на себя логическое ударение, выделяя смысловые центры фразы; ср.: Жизнь достаточно продолжительна, чтобы успеть исправить старые заблуждения, но недостаточно коротка, чтобы не успеть впасть в новые (Лих.).
Особую остроту и афористичность придают антонимы крылатым выражениям: Дома новы, но предрассудки стары (Гр.); Чем ночь темней, тем ярче звезды (Майк.); Так мало пройдено дорог, так много сделано ошибок (Еc.)
Явление антонимии используется и в оксюмороне (гр. oxymoron - остроумно-глупое). Этот прием состоит в соединении контрастных лексических единиц с целью изображения нового, необычного понятия: "Плохой хороший человек" (название кинофильма). Одни оксюмороны строятся на подлинных антонимах (начало конца), другие - на словах с противоположными значениями, объединяемых как определяемое и определяющее: "Живой труп" (Л. Т.); "Оптимистическая трагедия" (Вишн.);...Пышное природы увяданье (П.). Слова, используемые в таких оксюморонах, нельзя назвать антонимами в строгом значении термина, так как они принадлежат к разным частям речи.
В ироническом контексте может быть употреблен один антоним вместо другого: Откуда, умная, бредешь ты голова? (Кр.). Прилагательное умная относится к Ослу, и мы понимаем, что за этим определением стоит его антоним - глупая. Употребление слова в противоположном значении называется антифразисом (гр. апti - против + phrasis - выражение). К антифразису часто прибегают в обиходно-разговорной речи; так, рассеянному человеку в шутку говорят: Какой ты внимательный!; злому: Как ты добр! и т. д.
Антонимия привлекается не только для выражения контраста. Антонимы могут показать широту пространственных и временных границ: С южных гор до северных морей (Л.-К.); Войска идут день и ночь; им становится невмочь (П.), полноту отражения явлений, фактов действительности: Спят богатые и бедные, и мудрые, и глупые, и добрые, и лютые (Ч.). Антонимы передают смену картин, наблюдаемых в жизни, чередование действий, событий: Вот вдали блеснула ясная зарница, вспыхнула и погасла (Бл.); Помиримся. И поссоримся. И снова ты не уснешь. Мы сложим наши бессонницы в сплошную белую ночь (Рожд.).
Столкновение в речи антонимов - многозначных слов порождает каламбур (фр. calembour). Этот стилистический прием характеризуется игрой слов, возникающей в результате восприятия многозначных слов сразу в нескольких значениях: Самый отдаленный пункт земного шара к чему-нибудь да близок, а самый близкий от чего-нибудь да отдален (Козьма Прутков), Молодая была уже не молода (И. и П.)
Антонимы в тексте:

Сели-встали

Первых, начинающий - отстающих,

Хилый, гроб – здоровье

Коньяк и кофе – спорт

Изучение антонимов в V классе.

Впервые об антонимах дети узнают в 5 классе. Учитель дает общеознакомляющие сведения о них, говорит о существовании словарей антонимов. На примере одного из них объясняет правила работы с ними, показывает содержание словаря, дает задания, связанные с работой по словарю.

В 1971г. вышел первый «Словарь антонимов русского языка» Л.А.Введенского. Словарь содержит свыше 1000 пар слов, представляющих собой однокорневые антонимы. В переработанном виде словарь переиздан в 1982г. В 1972г. опубликован «Словарь антонимов русского языка» Н.П. Колесникова под редакцией Н.М. Шанского. В словаре имеется свыше 1300 пар антонимов или противопоставленных в каком-либо отношении лексических пар. В 1978г. вышел в свет «Словарь антонимов русского языка» М.Р.Львова под ред Л.А. Новикова, содержащий около 2000 антонимических пар. Этот же автор опубликовал в 1981 году «Школьный словарь антонимов русского языка, включающий свыше 500 словарных статей».

Система упражнений:

Игра «Кто больше.?».

Учащиеся записывают по вариантам антонимичные пары, обозна­чающие:

время пространство чувство, характер человека

рано (поздно) далекий (близкий) веселый (грустный)

утро (вечер) длинный (короткий) умный (глупый)

день (ночь) узкий (широкий) добрый (злой)

Игра «Отгадай, что я».

Я антоним к слову зной, Я антоним шума, стука,

Я в реке, в тени густой Без меня вам ночью мука,

И в бутылке лимонада, Я для отдыха, для сна,

А зовут меня... (прохлада). Да и в школе я нужна,

Называюсь…(тишина).

3. Первыми «поющими поэтами» советской эпохи стали М. Анча­ров и Б.Окуджава, начавшие в 1940-е, а в 1950-е имевшие уже не только замечательные песни («Кап-кап» — Анчаров, «Надежда, я вернусь тогда» и «До свидания, мальчики» — Окуджава), но и замечательных единомышленников-последователей (в основном из студенческой среды), глотнувших свежего воздуха свободы в нача­ле «оттепели». Н. Матвеева, Ю. Визбор, А. Якушева, Ю. Ким, Е. Клячкин, А. Городницкий, Ю. Кукин — это «первая волна» авторской песни. Впрочем, тогда ее называли еще не авторской, а студенче­ской или туристской, ориентируясь на преимущественную сферу бытования и тематику. Конец 1950-х годов был этапом «экстенсив­ного» развития жанра: от «камерного» исполнения, «когда поэт пишет музыку и в узком кругу поет свои стихи под гитару, выра­жая серьезные настроения» (Б. Окуджава), до многолюдных (чаще, правда, неофициальных) концертов.

1960-е годы характеризуются не только тем, что жанр стал по­истине массовым (клубы самодеятельной песни по всей стране насчитывали 2 млн. человек, проводились грандиозные фестивали под Самарой со стотысячной аудиторией слушателей), но и тем, что с приходом таких ярких творческих индивидуальностей, как В. Высоцкий и А. Галич, независимость и оппозиционность этого движения по отношению к официальному искусству стала осо­бенно явной, а поэтика значительно обогатилась. Вообще 1960-е годы можно считать временем окончательного утверждения бардовской песни как самостоятельного течения в отече­ственном искусстве.

Авторская песня до сих пор остается предметом непрекращаю­щихся споров. Ее противники заявляют о самоценности поэтиче­ского слова и ненужности музыкальных «подпорок» к нему, защит­ники в ответ предлагают им попробовать добиться такой же гармо­нии слова и мелодии, как у бардов; противники углубляются в поэтику и обличают упрощенный синтаксис и ослабленную мета­форичность авторской песни, защитники углубляются в историю и напоминают об изначальном синкретизме лирики.

«...Лучшие из бар­дов и не песни-то вовсе писали. И не стихи. И не музыку. Они себя писали. Писали так и теми средствами, какими им было удобней, сподручней. <...> Нужно говорить о бардах как о явлении абсолют­но самостоятельном, вне литературном. Это один из жанров души» (Е. Бершин). Искренность, непосредственность, отсутствие актер­ского начала и есть, действительно, главный, исходный принцип авторской песни и способ ее существования.

Вполне логичен вопрос: а как же «ролевые» песни — даже целые циклы! — Галича, Высоцкого и других? Действительно, Высоцкий пел от лица шофера, спортсмена, психически больного; утончен­ный интеллигент Галич перевоплощался в недалекого Клима Пет­ровича Коломийцева — профсоюзного активиста... Но, как ни стран­но на первый взгляд, это даже и не «исключения из правила», а просто иной уровень той же закономерности. Отсутствие актерства на этом уровне есть отсутствие отчужденности. «Я» автора здесь рас­ширяется и приобщается к другому «я», вбирая его и делая частью себя. От внимательного слушателя-читателя не ускользнет тот факт, что и Галич, и Высоцкий понимают своих незадачливых героев, сострадают им, ощущая общность, по большому счету родство с ними в несвободном и абсурдном мире. Впрочем, анализируемое свойство — общее для всего истинного искусства, просто в автор­ской песне такое «вбирание другой жизни» в силу законов жанра более резко, более непосредственно ощущается воспринимающим.

В бардовской песне принципиально иное, нежели в эстрадной, значение имеют авторская интонация, манера исполнения — во­обще все проявления индивидуального начала. Так началась револю­ционная эпоха авторской песни, в которой обрела свой голос интеллигенция». И неожиданная порой «разговорность» Визбора — даже в самые лиричные моменты, и «яростная» фонетика Высоцкого («Свежий ветер избранных пьянил...»), если заглянуть в сегодня, особая мягкость Олега Митяева — не только в тембре голоса, но и в каком-то «растворяющем» отставании словесной фразы от музыкальной...

Ведущая стихия авторской песни 1960-х, безусловно, не музы­кальная, а словесная. Раскрепощение, которое испытывало прак­тически все искусство в годы «оттепели», коснулось в первую оче­редь художественного слова и происходило в двух направлениях: к слову, несущему правду, и к слову, богатому звуком, образом И смыслом.

В тематике авторской песни в 1960-е годы явно обозначились три акцента:

лирически-интимный, походно-романтический, социально-критический.

Булат Окуджава

Булат Окуджава занимает особое место среди поэтов-«шестидесятников», Биографически он принадлежит к фронтовому поколению - он ушел на фронт восемнадцатилетним, и в памяти его, как и в творчестве, война запечатлелась накрепко. Войну поэт воспринимает как трагическое испытание человеческой души. Его лирический герой - мальчик, которому выпало жестокое время. Как сказал сам Окуджава, «все мои стихи и песни не столько о войне, сколько против нее».

Мальчики и девочки, ровесники поэта, сменившие школьную парту на окопы, - герои песни «До свидания, мальчики!». Антивоенный пафос заключается уже в самом названии, жестокость, разрушительная сила войны направлена, прежде всего, на будущее, на молодых. Отсюда, из войны, чувство хрупкости жизни и потребность в спасительных, добрых началах, которые бы поддерживали человека и давали ему надежду. Источник человечности Окуджавы - сострадание отдельному человеку, стремление помочь, избавить от одиночества. Образ одиночества в поэзии Окуджавы часто связан с образом надежды, даже если эти понятия словесно не выражены.

«Полночный троллейбус» (1957). Троллейбус уподобляется кораблю, который кружит по Москве, «чтоб всех подобрать, потерпевших в ночи // крушенье, крушенье». И только чувство плеча других одиноких душ на корабле-спасителе успокаивает душевную боль: «И боль, что скворчонком стучала в виске, // стихает, стихает».

Окуджава создал свой особый художественный мир, в котором живут его герои - Арбат. Арбат, в отличие от официального центра, Красной площади и Кремля, был неофициальным ядром столицы, неформальным центром. Поэт подчеркивает «реальность» Арбата, его бытовую обыкновенность: арбатский двор «был создан по законам вечной прозы», арбатские пешеходы- «люди невеликие». Но именно такой повседневный Арбат становится у Окуджавы центром мира.

Мир Арбата изменчив- то прост и обыден, то сказочен: «где полночь и двор в серебре, // и мальчик с гитарой в обнимку // на этом арбатском дворе». Это мир мечты, мир юности, мир ностальгических чувств, и «призвание», и «религия», и «отечество».

«Песенка об Арбате» (1959). « Арбатская» тема продолжала развиваться в творчестве поэта до 80-х годов, сочетая автобиографическую конкретность («Я выселен с Арбата, арбатский эмигрант») и символическую обобщенность («Арбатство, растворенное в крови, // Неистребимо, как сама природа»). Арбат остался той родной почвой, которая постоянно питала поэзию Окуджавы. Герои песен более поздних лет сохранили
братство-«арбатство», сохранили и романтизм, и подчеркнутую старомодность, и рыцарство, и нежность, и стойкость, и сердечную чуткость, душевность - все то, что помогает не терять надежды, избежать одиночества, верить в любовь, пересилить беду и «не пропасть поодиночке».) Окуджаву называют романтиком: ведь он преображает жизнь. Но противопоставлять его реалисту не станем. Потому что чудо преображения в его поэзии того свойства, которое сказочник-драматург Е. Шварц однажды счастливо определил как «обыкновенное», - обыкновенное чудо. Оно обыкновенное, потому что не показывает жизнь лучше, чем она есть на самом деле.

Особенность поэзии Окуджавы состоит в том, что она глубоко лирическая по своей природе. Она обращена как бы не к одному человеку, а ко всем сразу, выражая не только «мое» поэта, но и наши ощущения. Поэт чаще всего в своих стихах говорит «мы». «Мы» - это самовыражение человека, ощущающего духовную и душевную общность с другими, это то человеческое единение, та людская сплоченность, в которых проступают лучшие качества людей, осуществляются лучшие надежды человека, надежды на лучшее...

Владимир Высоцкий

В его поэзии со­знание лирического героя обнимает собой огромный социальный
мир, разорванный кричащими конфликтами, и вбирает их всех, в самых невозможных, гротескных, взрывоопасных комбинациях, внутрь себя. Высоцкого много «ролевых» стихотворений.

Для него персонаж – это форма самовыражения. Конечно, легко «заметить разности» между автором и субъектом таких стихотворений, как «Товарищи ученые», «Диалог у телевизора», « Честь шахматной короны», «Письмо на сельхозвыставку» или «Письмо с сельхозвыставки». Но как быть с ранними «блатными» текстами («Татуировка», «Нинка» или «Серебряные струны»), как быть с песнямиот лица бродяг, альпинистов, пиратов, разбойников, спортсменов, солдат штрафбата, и даже, от лица иноходца, самолета («Я ЯК-истребитель») или корабля? А «Охота на волков» — здесь монолог от лица волка безусловно становится одним из самых существенных манифестов лиричес­кого героя Высоцкого. И даже в таких отчетливо «ролевых» тек­стах, как «Милицейский протокол», «Лекция о международном положении» или «Письмо в редакцию телевизионной передачи "Очевидное — невероятное" с Канатчиковой дачи», бросается в глаза не столько дистанцированность автора от персонажей, сколь­ко радость перевоплощения и возможность от лица «другого» вы­сказать «свое». Всю художественную концепцию Высоцкого отли­чает «вариативное переживание реальности», образ «поливариант­ного мира». Лирический герой Высоцкого в конечном счете пред­стает как совокупность многих разных лиц и ликов, в том числе и далеко не самых симпатичных.

В его стихах буквально каждый мог услышать отголоски своего, личного или социального опыта. Театральность поэзии Высоцкого восхо­дит к традиции карнавала и в особенности к такой версии карна­вальной культуры, как русское скоморошество. В соответствии с бахтинской философией карнавала можно сказать, что многоликий автор Высоцкого утверждает огра­ниченность любой монологической позиции, даруя слушателю (или читателю) радость узнавания в правде какого-нибудь Вани, отправ­ленного на сельхозвыставку, или «космических негодяев», или даже самолета, стремящегося освободиться от власти пилота, — свое, личное, казалось бы, абсолютно непохожее ни на что «другое».

Показательно, что самые смешные «сказовые» тексты Высоц­кого, как правило, основаны на"далеко"выводящих за пределы конкретного «материала» социально-философских метафорах — всегда гротескных. Так, «Диалог у телевизора» строится' на последо­вательном обнажении сходства между телевизионным цирковым представлением и жизнью «простого советского человека», ис­полненного собственного достоинства. Точно так же «Письмо с Канатчиковой дачи» уподобляет модные мифы массовой культу­ры, типа бермудского треугольника, клиническому безумию.

Многоголосие лирики Высоцкого воплощает особую концеп­цию свободы. Свобода автора в поэзии Высоцкого — это свобода не принадлежать к какой-то "одной правде, позиции, вере, а соеди­нять, сопрягать их все, в кричащих подчас контрастах внутри себя. Показательно, что Высоцкий, явно полемизируя с русской поэти­ческой традицией, мечтает не о посмертном памятнике, а о его раз­рушении: «Саван сдернули —/ как я обужён!'—/Нате, смерьте! Не­ужели/ такой я вам нужен/ После смерти?» («Памятник»).

Но с другой стороны, Высоцкий_, явственно тяготится неопре­деленностью своей лирической позиции. Доказательством тому слу­жат такие «мирообразы», как гололед, заколдованный дикий лес, ту­ман, удушье, погружение в темную глубину, безвыходный лаби­ринтСоединение отчаянно-горького текста с отчаянно-раздольной мелодией пере­дает состояние лирического героя Высоцкого, который чувствует себя свободным, потому что в мире все сдвинулось с места и потеряло цену; который боится своей свободы («Мне вчера дали свободу. Что я с ней делать буду?»), поскольку она неотделима от нарастающего хаоса; и который дорожит этой свободой превыше всего, ибо в ней то, что придает жизни смысл, — «гибельный восторг»! Средства выражения иронии в стихотворении «Утренняя гимнастика»

- иронические эпитеты: гимнастика отрезвляющая, бег общепримиряющий,

- повторы: сели-встали, сели-встали

- антитеза: сели-встали, первых, начинающий - отстающих, хилый, гроб – здоровье, коньяк и кофе – спорт

- градация: бодрость, грация, пластика; общеукрепляющая, отрезвляющая;

- интонационно-графические средства выражения иронии: обилие восклицательных П.

4. Данные многочисленных исследований и наблюдений за деят-ю учащихся позволяют сделать ряд выводов о своеобразии восприятия литературы учащимися различного возраста.

Ученики старшего школьного возраста проявляют интерес к сложному внутреннему миру героя, стремятся познать творческое мировосприятие автора. В юношеском возрасте увеличивается стремление понять мировоззрение человека, сущность моральных свойств его личности. Большинство старшеклассников способны оценить художественную значимость произведения, использовав в своих оценках обобщения эстетического характера. Этому возрасту присуще желание систематизировать свои впечатления от прочитанного, поняв его как единое целое. Вопрос о харак-ре восприятия читателя-школьника имеет еще один аспект, связанный с выяснением не только возрастных, но и индив-х возможностей учащихся (преобладание наглядных и образных или словесных и логических моментов).

Следует учитывать особенности восприятия читателем различных родов литературы, что поможет четче раскрыть хар-р первоначального восприятия и его последующего углубления. Основной особенностью лирики явл-ся сила непосредственного эмоционального впечатления. Учащиеся 5-7 классов более восприимчивы к лирической поэзии, чем ученики 8-9 классов, когда у многих подростков наступает временная «глухота» к поэзии. В 10-11 кл. интерес к лирике возвращ-ся, но уже в новом, более высоком качестве. Наибольшую сложность представляет восприятие не только конкретного, но и обобщенного смысла поэтических образов, а также эмоциональной и смысловой роли стихотворной формы. На уроках лирики учеников вводят в мир авторских мыслей и чувств; важно не торопиться совершить переход от единичного к обобщенному значению поэтического образа.