После 1917 года творческий путь В. В. Маяковского не был неуклонным. Весной 1923 года Маяковский заметит: «Многое трагическое сейчас отошло». Удивительно ли, что строки практически всех стихотворений 1922-1923 годов злободневны и невзыскательны? Банальность утверждается здесь как принцип: «По стенам армии вражьей / снарядами / бей, стереотип!»
Поэма «Про это» традиционно вращается вокруг конфликта, а он рассматривается как столкновение лирического героя с нэпмановским окружением, мещанским бытом. Такое направление задано самим автором: «В этих прочитанных мною кусках есть основной стержень: быт. Тот быт, который ни в чем почти не изменился, тот быт, который является сейчас злейшим нашим врагом, делая из нас мещан». Но время меняет акценты. Когда обывателей миллионы, не справедливей ли будет называть их хранителями очагов, а быт - жизнью? И подобную логику подсказывает не только модернизированная интерпретация, но и сам текст, в котором прочерченные курсивом внешние столкновения занимают куда меньшее место, нежели конфликты внутренние. Поэма исповедальна. Ее источник - угроза разрыва с любимой, угроза почти убийственная: «Теперь я чувствую, что меня совсем отодрали от жизни, что больше ничего и никогда не будет», - восклицал автор в письме времен создания «Про это». Любовь как сила неодолимая, иррациональная; конвульсии страсти - единственный сюжетный нерв начальных страниц произведения. Все гиперболы, антитезы, градации подчинены здесь одному - выражению необыкновенного накала чувств. А первое публицистическое наступление на быт будет предпринято лишь в финале первой главы. Правда, врага лирический герой искал и раньше, но появляется он все же как бы ниоткуда. Впрочем, найденный враг по имени «быт» - не только внешний: лирического героя самого (и вполне естественно) «Тянет инстинктом семейная норка». Там его всегда ждут «Родные! Любимые! <…> Тетя! Сестры! Мама!». Но им же он бросает:
Исчезни, дом,
родимое место!
Прощайте! -
Отбросил ступеней последок.
- Какое тому поможет семейство?!
Любовь цыплячья!
Любвишка наседок!
«Не страшно нов я» - с ужасом осознает герой, невольно открывая основную коллизию поэмы - внутреннее противоречие нового и вечного. Коллизию романтическую и - одновременно - подростковую. Человек, вступающий в мир, часто настроен революционно, максималистски: ему хочется изменить окружающее, однако многое, на что он покушается, не поддается переделке. Нетрудно, разумеется, обозвать любовь «Вашей», но подлежит ли она обновлению коренному? Можно проклясть быт как самое застойное болото, «Но как мне быть с моей грудною клеткой И с тем, что всякой косности косней?» (эти позднейшие пастернаковские строчки прекрасно комментируют поэму Маяковского). И сколько ни признавай проявления чувств непростительной слабостью, они живут, они неуничтожимы - так же как неразрешимы все другие извечные проблемы.
Отнюдь не титаническая, а человеческая натура («Я только стих, / я только душа») сталкивается с требованиями сверхчеловеческими, с программой революции духа. Итогом, продуктом этого борения должен был стать совершенно новый человек, о чем тогда же поэт сообщал в письме Л. Ю. Брик. Однако умозрительная теория любви по Чернышевскому, которая так увлекала дружеский круг Маяковского, постоянно расходилась с реальностью: старинные любовные драмы продолжали преследовать молодых (образ комсомольца-самоубийцы), а ведь именно с ними поэт связывал главные свои надежды в процессе преобразования мира; ни на минуту не прекращается и борьба лирического героя с самим собой.
«Про это» отличается сложной сюжетной и речевой организацией. Это сбивчивый рассказ о муках любви, переводящий биографические факты в фантастические и гиперболические планы. Уже на первых страницах кухарка превращается в секунданта, затем происходит условное, лишь заостряющее трагические ощущения одиночества, размыкание тюремных стен - преображение пространства заключения: слеза оборачивается рекой, подушка - льдиной-плотом, а сам герой - медведем. Его облики будут меняться: произойдут встречи с собой прежним, «человеком из-за 7-ми лет»; с «отвратительным жильцом в галифе»; с мальчиком-самоубийцей, похожим, в свою очередь, на Христа; с другим погибшим юношей - Лермонтовым.
Именно образы сатирических и трагических двойников, свидетельствующих о накале внутренней борьбы, оказываются в центре подробного учительского комментария, который, впрочем, не исключает диалога или опроса, учитывающих пересечения поэмы «Про это» с дореволюционными произведениями Маяковского и романтическими традициями в русской литературе XIX века.
Кульминация поэмы - это «ея невыносимый голос», услышанный в мещанском хоре. Героиню автор тоже хотел бы представить в качестве своего лирического двойника, но ее сопротивление - особенно сильное. Весь сюжет «Про это» - удар врастяжку, который наносит по иллюзиям героиня. Не случайно поэма завершается судорожной попыткой восстановления утопии.
После революции зримый позитивный идеал становится обязательным атрибутом произведений. Герой и героиня «Про это» как будто бы соглашаются, что подлинная любовь должна освободиться от обыденности. И хотя по ходу сюжета героиня не раз окажется у нее в плену, да и герой, стоя на невском ветру, будет тосковать по простому теплу, у него не остынет желание вырвать возлюбленную из окружающего. Однако быт непобедим. Впрочем, автор надеется, что непобедим он лишь сейчас, что переделка мира и душ приведет к замене отдельных домов, квартир «единым / человечьим общежитьем». Финал «Про это» омрачен лишь тем, что счастливое разрешение мучительных противоречий откладывается на тысячелетие - отодвигается в XXX век.
Перенесенная из личной в социальную сферу дилемма «любовь или быт» перестает быть неразрешимой. Перспективы мира для поэта абсолютно ясны, и, выйдя на его глобальные пути, Маяковский преодолевает не только трагедию, но и ту индивидуальную лирику, которая привлекла и привлекает к нему читателей. Личное все более тяготеет к общественному, и не удивительно, что в позднейших стихотворениях («Письма» Кострову и Татьяне Яковлевой) автор будет демонстрировать их нарочитое, искусственное слияние.
Во второй половине 20-х годов Маяковский настаивал на необходимости утверждения злободневного стиха: «Больше тенденциозности. Оживите сдохшую поэзию темами и словами публицистики»; «Разница газетчика и писателя - это не целевая разница, а только разница словесной обработки. <…> Мы выдвигаем единственно правильное и новое, это - «поэзия - путь к социализму». Сейчас этот путь идет между газетными полями». Однако подобная литература обязательно имеет прикладной характер. Автор в ней - рупор, репродуктор политики.
Тяготение к плакату, лубку намечается у Маяковского уже в 1915-1916 годах. После революции оно программно осознается не только в теории «социального заказа» и реализуется не только в рамках собственно агитационных стихов, но практически везде - черно-белая огласовка сохраняется, например, в заграничных циклах, только в особой транскрипции - «Блек энд уайт».
В это время поэт чаще рвется «идти, приветствовать, рапортовать!», иногда буквально «глупея от восторга». Вместе с тем - наряду с десятком, может быть, стихотворений - поэмы о Ленине и «Хорошо!» - несомненно, самое сильное из всего написанного поэтом в 1924-1929 годах. Сильное местами. По-прежнему искренне и мощно звучат последняя часть первого произведения и пролог второго, некоторые другие отрывки («Если / я / чего написал, / если / чего / сказал - / тому виной / глаза-небеса, / любимой / моей / глаза. / Круглые / да карие, / горячие / до гари»). И все же основная задача, которая встает перед учителем, характеризующим поэмы, - не эстетическая, а историко-литературная, поскольку в них зримо проступают особенности эволюции поэта. То есть к текстам, которые до недавнего времени рассматривались подробно, на многих уроках, допустимо теперь подойти обзорно и проблемно. Поэма, названная именем вождя, посвящается множеству - партии. Идеал поэт различает не вдали, а рядом и потому последовательно стирает черты божества в портрете вождя. Во-первых, образ очеловечивается - особенно вначале. Во-вторых, и чем дальше, тем определенней, Ульянов превращается у Маяковского в Ленина - в явление, воплощенное выражение миллиона воль. Вождь неотрывен от класса, партии, и для писателя, уверовавшего в ничтожность отдельной личности («Единица - вздор / единица - ноль»), - это главное. По-прежнему ненавидя слабость конкретного человека, Маяковский противопоставляет ему некую сверхвеличину, но отныне это не гипертрофированное «я» или фантастический Иван, а бесполое «мы».
Помимо концепции человека, важно затронуть и проблему жанра. Его определяли по-разному, называя произведение и возвышенно (лирическим эпосом), и уничижительно («рифмованным докладом на политическую тему»). В целом же поэма представляет собой лирически обрамленную хронику.
Вся вторая часть произведения - это схематичный курс истории РКП(б), а данный в части первой «капитализма / портрет родовой» упрощен и шаржирован в стиле будущих прописей «Что такое хорошо и что такое плохо?»
У поэта есть свои объяснения на этот счет: портрет, мол, создавался «для внуков». Но именно внукам сполна открывается примитивность изображения. Иное дело - современники. «Не старая улица, - пишет Ю. Карабчиевский, - а новая власть так бы и корчилась безъязыкая, не будь у нее Маяковского.
Хроникальность «Хорошо!» еще очевиднее. Главная проблема в произведении - революция в понимании В. Маяковского. Через революцию Маяковский обретает родину, ранее для него как бы не существовавшую. С середины произведения тема социалистического отечества - основная в поэме. Утверждается она с целевой настойчивостью - достаточно напомнить о стереотипности концовок 13-15-й и 17-й глав. Разнообразие картин, интонаций приводятся в «Хорошо!» к единому патетическому знаменателю.
М. И. Цветаева различала понятия «революционный поэт» и «поэт Революции». Причем «Слилось только раз в Маяковском», считала она. Действительно, стремление переделать мир - весь, включая и социум, и технику, и природу, и человеческую душу, - в крови футуристов. Но когда переворот состоялся, Маяковский взялся свершившееся поддерживать нескончаемым потоком агиток с их соответственным пафосом: «Вытряхнем / индивидуумов / из жреческих ряс. / Иди, искусство, из массы / и для масс».
Вопросы для самоконтроля:
1. Чем отличается творческое поведение поэта от поведения других поэтов периода «Серебряного века»?
2. Обратившись к стихотворениям «Юбилейное», «Сергею Есенину», первому вступлению к поэме «Во весь голос», охарактеризуйте контакты В. Маяковского с классической и современной литературой.
3. Почему столь часто обращался поэт во второй половине 20-х годов к жанру стихотворного послания?