Последние дни Бухенвальда
В первых числах апреля 1945 года стало ясно, что поражение Германии — вопрос недель. Очевидно было также, что американские войска подойдут к Бухенвальду раньше, чем советские. И чем ближе подвигался фронт, тем напряженнее становилась обстановка в лагере.
Взята Фульда, идут бои под Эйзенахом. Клин союзных войск обращен острием на Веймар. Близится развязка. Но какой она будет для нас? Так или иначе, мы готовы к схватке. Не должны пропасть даром годы подпольной подготовки.
Стояли теплые солнечные дни. О, как хотелось жить! Свобода, которой бредили страдальцы лагерей смерти, была уже такой близкой, она раскрывала нам свои теплые долгожданные объятия. И до чего же красивая, полная радости, жизнь начнется на земле — без войн, фашизма и виселиц!
И в то же время мы были уверены, что гитлеровцы не выпустят своих узников подобру-поздорову из лагеря. Приближавшийся час победы мог стать для нас смертным часом. Наступали решающие дни.
Один вопрос мучил теперь заключенных — уничтожат ли эсэсовцы лагерь? Среди охранников намечалось два течения. Неисправимые садисты открыто грозили, что в случае поражения они захватят с собой на тот свет всех заключенных. [212]
Другие на словах готовы были брататься с нами, однако никакой готовности помочь практически не проявляли. И лишь считанные единицы из эсэсовских охранников информировали заключенных о всех важнейших высказываниях и решениях командования лагеря.
Именно через них в лагерь пришла весть, заставившая заключенных содрогнуться: поступил приказ Гиммлера о том, чтобы ни один заключенный концлагерей не попал в руки советских или союзных войск. В условиях, когда территория фашистской Германии сужалась с каждым часом в результате наступления войск антигитлеровской коалиции, этот приказ фактически означал поголовное уничтожение заключенных.
Говорили, что эсэсовцы разместили вокруг лагеря 27 артиллерийских батарей. Другие утверждали, что ликвидация лагеря будет проводиться огнеметами.
Бывший узник Бухенвальда Борис Чувилев рассказывает, что через несколько часов после освобождения лагеря он своими глазами видел в эсэсовской канцелярии приказ, в котором говорилось: «Комендантам надлежит приступить к ликвидации концентрационных лагерей. Для этой цели придаются эскадрильи штурмовиков и танки с огнеметами».
Еще в декабре 1944 года по инициативе советских товарищей в интернациональном подпольном центре обсуждался вопрос о начале выступления. Затем в марте и 1 апреля 1945 года Русский военно-политический центр еще раз ставил перед интернациональным центром вопрос о необходимости восстания. Дважды собирался лагерный центр, взвешивая все «за» и «против». Нельзя было рисковать жизнью сорока с лишним тысяч заключенных. Но проблема как раз в том и состояла, чтобы определить: что рискованнее — ждать, пока гитлеровцы приступят к ликвидации лагеря, или же опередить их и оружием проложить себе путь к свободе. Немецкие товарищи считали, что начинать восстание рано, так как поблизости от Бухенвальда в Веймаре и Эрфурте сосредоточено большое количество отступающих фашистских войск. Симакова, считавшего, что надо выступать, поддержали только француз Марсель Поль и Кветослав Иннеманн. Остальные согласились с доводами немецких коммунистов. В итоге было решено выступать только при попытке фашистов уничтожить заключенных. [213]
Апреля
В этот день комендант лагеря собрал часть немецких заключенных и заявил, что получил приказ не производить эвакуацию, а в случае необходимости передать лагерь союзникам в полном порядке. Он «предупредил» немцев-заключенных о том, что французы и чехи якобы собираются поднять в лагере восстание и перебить всех немцев, включая и узников. Для этой цели, продолжал комендант, французы и чехи запросили у американцев оружие.
Слушая вранье коменданта, немецкие товарищи усмехались про себя. Им-то хорошо было известно, что французы и чехи никогда не противопоставили бы себя немецким политзаключенным. Немецкие коммунисты знали, что иностранные товарищи вместе с ними, плечом к плечу в нужный час выступят с оружием в руках против нацистов.
Однако на некоторых заключенных заверения коменданта о «бескровной» передаче лагеря союзникам произвели впечатление. Сознательные антифашисты понимали, что это не [214] более, чем обманный маневр, но иные легковерные узники усмотрели в речи коменданта признак полной капитуляции и близкого мирного освобождения.
Мираж скоро рассеялся.
В 6 часов вечера того же дня по радио был передан приказ лагерфюрера СС: «Всем евреям, находящимся в блоках, а также в ревире, немедленно с вещами построиться на аппельплаце для эвакуации». В это время в Бухенвальде находилось около 8000 евреев. Мрачный смысл приказа не вызывал никаких сомнений. Назревала массовая ликвидация евреев.
Подпольная организация призвала заключенных-евреев не выполнять приказа палачей. В лагере был провозглашен лозунг: «Эвакуация — это смерть». Основная масса вняла голосу подпольщиков. На плац вышла только, небольшая группа евреев, пригнанных недавно из Освенцима. Они не прошли бухенвальдской школы подпольного сопротивления и больше верили в гуманность эсэсовцев, чем в силу лагерного коллектива. Три часа командование лагеря требовало по радио явки всех еврейских заключенных, но остальные так и не вышли на плац, невзирая на угрозы.
Апреля
Утром объявляется генеральная поверка: «Все на аппельплац!» Это, чтобы отобрать евреев и вывести их на уничтожение. Организация сделала все, что было в ее силах для спасения еврейских товарищей. Активным участникам подполья антифашисты других национальностей раздали свои винкеля. Сотням евреев-заключенных помогли спрятаться внутри лагеря. Советские подпольщики Бибик, Мотрич, Терещук вместе с немецким коммунистом из Франкфурта Киндингером спасли в эти тяжелые часы 370 заключенных-евреев, спрятав их под полами бараков, в свинарнике, в разрушенных подвалах, на чердаках, в шкафах и канализационных трубах. Многим они успели нашить красные винкеля с буквой «R» — нагрудный знак русских заключенных.
Несколько тысяч евреев, вышедших к воротам, эсэсовцы угнали из лагеря. Большая часть из них была расстреляна сразу же при выходе из зоны лагеря.
В связи с провокацией против евреев на заседании интернационального политического центра (в эти решающие дни центр заседал непрерывно) был поставлен — уже в который раз! — вопрос о немедленном вооруженном восстании. [215]
И опять, после детального обсуждения соотношения сил, пришли к выводу: рано.
Комендант Пистер, почувствовав, что сопротивление лагеря носит организованный характер, решил ликвидировать зачинщиков неповиновения.
В тот же день, 4 апреля, лагерфюрер вызвал к воротам 46 политзаключенных — ветеранов лагеря, в основном коммунистов. Среди них были и руководители подполья, но только те, которые занимали видные легальные посты во внутрилагерном самоуправлении.
Подпольной службе безопасности стало известно, откуда взялся список 46-ти. Его составил провокатор, по фамилии Дуда. Этот тип прибыл из лагеря Заксенхаузен, где выдавал на пытки и казнь активных антифашистов. Мы знали об этом, но быстро ликвидировать его было невозможно, потому что он пользовался особым покровительством СС. Благодаря удачным обстоятельствам удалось перевести Дуду в рабочую команду в Магдебурге. Дуда понимал, что заключенные рано или поздно его прикончат, и бежал из команды. Его схватили, возвратили в Бухенвальд, и теперь он пытался с помощью доносов избежать наказания.
Днем 4 апреля эсэсовские офицеры устроили попойку и спьяна открыто заявили, что сегодня коммунистам будет устроена кровавая баня.
Интернациональный центр решает спасти 46 товарищей, не выдавать их палачам на расправу. После провокации против евреев в лагере царило невероятное возбуждение, узники рвались в бой. Центр распространил по лагерю следующий призыв:
«Командование лагеря, стоящее на пороге собственной могилы, хочет убить наших лучших товарищей. Мы не потерпим ни ликвидации отдельных заключенных, ни массовых убийств. Вырвите из рук палачей их жертвы! Кто поможет эсэсовцам разыскать 46 товарищей — наш враг. В случае применения силы отвечайте открытым сопротивлением. Все за одного — один за всех!»
46 не явились на вызов. Лагерь полностью вышел из подчинения. Вызов брошен.
Апреля
Эсэсовцы непрерывно вызывают по радио товарищей из списка 46-ти. Ни один из них не является. Комендант приказывает явиться к воротам старшинам лагеря, старшим бараков, [216] лагершуцам и пожарникам. Он требует, чтобы они разыскали всех 46 человек. Розыски «не увенчались успехом». Дикие угрозы подвергнуть всех аресту сменяются обещаниями, что ни с кем из 46-ти «ничего не случится». Лагерь держится твердо. Это уже открытый бунт.
Эсэсовское командование посылает в лагерь более тысячи вооруженных до зубов головорезов. Они рыщут по баракам, грозят повальным расстрелом. Все тщетно — никто не выдает товарищей, а спрятаны они надежно. Из 46 человек 9 скрывались в 56-м блоке, где в основном размещались советские заключенные.
Эсэсовцы смиряются с поражением. Пока что жизнь 46-ти спасена. Если они и погибнут, то вместе со всем лагерем.
Апреля
Комендант не рискует объявить всеобщую эвакуацию. Он идет на хитрость, заявляя, что необходимо отправить транспорт в количестве 6000 человек. Чтобы выиграть время, лагерь дает согласие. (В эти дни связь между заключенными и командованием СС осуществлял единственный человек — первый староста лагеря товарищ Ганс Эйден. Он являлся как бы нашим полномочным представителем во вражеском стане, но без дипломатической неприкосновенности).
У ворот начала работать медицинская отборочная комиссия — слабых и старых в рабочие команды не брали. Тогда политцентры всех национальностей решили направить к воротам стариков и больных с тем, чтобы выиграть время.
Комиссия браковала людей, отправляла их назад в лагерь, а они по просьбе подпольной организации снова брели к воротам, но уже по другим улицам. Этот круговорот позволил нам выиграть день.
7 апреля лагерь продолжает саботировать приказ об отправке 6000 человек.
Американцы застряли где-то километрах в 30 от Бухенвальда. Почему они медлят? Что будет дальше с нами? Вряд ли эсэсовцы махнули на нас рукой. Не в их правилах выпускать жертву из когтей.
Апреля
Гром грянул в 11 часов утра. По радио объявляют, что весь лагерь к 12.00 должен быть выстроен на аппельплаце с личными вещами, для общей эвакуации.
Центр постановляет: никому добровольно не выходить. [217]
Тот, кто решил покинуть лагерь, должен знать, что идет на верную смерть.
12.30 — аппельплац пуст.
13.00 — на аппельплаце ни души.
Офицеры СС сами пытаются согнать заключенных на площадь. Ничего не выходит. Комендант лагеря Пистер дает еще два часа на сборы и предупреждает, что в случае неповиновения очистит лагерь силой.
По решению интернационального центра Константин Леонов и поляк Эдмунд Дамазин передают через самодельный радиопередатчик в эфир радиограмму — призыв к третьей американской армии генерала Паттона, находившейся недалеко от лагеря:
«SOS! SOS! Бухенвальд в опасности! Нас хотят уничтожить! SOS! Просим помощи!»
Как стало известно впоследствии, этот призыв был услышан, но не нашел отклика.
Два часа истекли. По радио раздалась команда: «Алес цум тор» («Все к воротам»).
Ни один человек не выполнил эсэсовского приказа. Люди начали ломать нары, запасаясь палками, в руках появились железные прутья, припрятанные заранее, другие полезли под бараки и принялись там рыть ямы на случай, если гитлеровцы откроют артиллерийский огонь по лагерю.
Еще и еще раз прозвучал по радио приказ. И снова никто не повиновался.
Распахиваются угловые ворота. В лагерь врываются мотоциклисты и батальон эсэсовцев, поддерживаемый броневиками. Автоматчики открывают огонь по баракам, силой оружия заставляют заключенных строиться в колонны. Грохот автоматов, треск мотоциклов, крики и вопли наполняют воздух.
Замечаем, что группа каких-то заключенных — в белых нарукавных повязках с особым штампом — оцепила выведенных людей и помогают эсэсовцам производить отправку. Мгновенно оценив обстановку, Геннадий Щелоков из 44-го блока бежит в портняжную мастерскую и заготовляет несколько десятков белых повязок. Михаил Рогаль вырезает из картофеля штамп. Наши товарищи с этими поддельными повязками, которые в суматохе трудно отличить от немецких, деловито отбирают подпольщиков, выгнанных на построение, и уводят их в блоки, которые не подлежали в тот день эвакуации. [218]
Кроме этого, в одном из русских блоков удалось спрятать под полом 4 английских офицеров и 10 видных немецких политических деятелей.
Несмотря на все усилия, эсэсовцам удалось эвакуировать только около 4000 человек. Ни одного активиста-подпольщика среди них не было.
Таким образом, организованное сопротивление в этот день еще раз одержало победу. Массовая эвакуация опять сорвалась. Выигран еще один день.
Апреля
Командование лагеря категорически потребовало эвакуации 500 советских военнопленных — нашей ударной бригады. Интернациональный центр после долгого обсуждения сложившейся ситуации решил уступить требованию коменданта для того, чтобы выиграть еще один день. Но мы отправляли лучших бойцов не для того, чтобы их уничтожили фашисты. Подпольщикам дали задание — пробиться на свободу. Многих из них вооружили пистолетами, кинжалами или гранатами.
Возглавили эту группу военнопленных руководитель организации Николай Симаков и командир бригады Степан Бакланов.
Колонна военнопленных и полторы тысячи узников из малого лагеря потянулись к воротам. А что, если эсэсовцы надумают обыскать товарищей и найдут у них оружие? На этот случай во 2-м, 8-м и 30-м бараках замерли в напряженном ожидании боевые группы подпольщиков. Если бы эсэсовцы решились начать уничтожение советских военнопленных, лагерь немедленно бы ответил вооруженным восстанием, невзирая на последствия. Но колонна без инцидентов прошла через ворота.
А дальше все произошло, как намечалось. Военнопленные в пути группами разбежались и вышли на соединение с советскими войсками. Часть бывших узников Бухенвальда примкнула к чешским партизанам и вместе с ними внесла свою лепту в дело освобождения Чехословакии.
Апреля
В лагере относительное затишье. Но ночью никто не спит и не раздевается. Вокруг лагеря идет возня, не сулящая ничего [219] доброго: эсэсовцы устанавливают минометы, роют новые окопы.
Изредка с Запада доносятся раскаты орудийных залпов.
Апреля
В ночь на 11 апреля мы услышали орудийную стрельбу со стороны Эйзенаха. Всю ночь напролет люди простояли у окон, жадно следя за вспышками, озарявшими небо.
С утра артиллерийская стрельба к западу от Бухенвальда усилилась. Теперь уже было ясно, что эсэсовцы не успеют эвакуировать лагерь, но у них еще есть время, чтобы его уничтожить.
Худшие предположения подтвердились. Немецкие политзаключенные, соприкасавшиеся с солдатами охраны, приносят страшную весть: ликвидация лагеря назначена на сегодня, в 17.00.
Эсэсовцы развили необычайную активность. Они устанавливают дополнительные пулеметы, часовым на вышках выдали фауст-патроны.
Медлить нельзя.
За несколько часов до рокового срока командиров и комиссаров бригад вызвали на экстренное совещание подпольного центра. Было решено: в 15 часов 15 минут поднять восстание.
Командиры разошлись по своим бригадам и, быстро ознакомив бойцов с обстановкой, раздали оружие: винтовки, пистолеты, самодельные гранаты, бутылки с самовоспламеняющейся жидкостью. Приготовили ножницы для резки проволоки. Те, кому не хватало оружия, запаслись железными прутьями, палками и просто камнями. Комиссары бригад зачитали в блоках воззвание подпольного центра:
«Товарищи!
Фашистская Германия, потрясшая мир чудовищными зверствами, под натиском Советской Армии, союзных войск и тяжестью своих преступлений рушится по частям. Вена окружена, войска Советской Армии наступают на Берлин, союзники в сорока километрах от Ганновера, взят Зуль, Гота, идет борьба за Эрфурт.
Кровавый фашизм, окончательно озверевший от предчувствия собственной гибели, в предсмертных судорогах пытается уничтожить нас. Но его часы сочтены. Настал момент расплаты. Военно-политическое руководство лагеря дало приказ в 15 часов 15 минут начать последнюю беспощадную [220] борьбу. Все как один на борьбу за свое освобождение! Смерть фашистским зверям! И будь проклят тот, кто, забыв свой долг, спасует в этой последней беспощадной борьбе! Наш путь героический. В этой героической борьбе победа будет за нами!
Все как один, подчиняясь военной дисциплине, приказам, распоряжениям командиров и комиссаров, презирая смерть, горя ненавистью к врагам, — вперед трудным, но героическим путем к свободе!
Да здравствует свобода!»
Основные силы были собраны около блока № 25.
15 часов 15 минут. По условному сигналу — взрыв гранаты у угловых ворот — взводы, роты и батальоны ринулись в бой. Загремели выстрелы, над постылым аппельплацем пронеслось русское «ура». Советские люди были на самых опасных и ответственных участках штурма.
Первым двинулся на штурм ударный батальон «каменной» бригады под командой Валентина Логунова. Почти одновременно выступил ударный батальон «деревянной» бригады. Бойцы резервных батальонов не выдержали и тоже пошли в бой. Окаянную проволоку рвали чем только можно: лопатами, ломами, киркомотыгами, кромсали специальными ножницами или просто набрасывали на нее одеяла и пиджаки и по ним перелезали на другую сторону. (Немецкие товарищи сумели к этому времени отключить ток).
От блока № 2 группа отборных боевиков прямо через площадь с винтовками наперевес бросилась к главным воротам. Короткая перестрелка — ворота наши. Освобождены из карцера заключенные. Над центральной двухэтажной башней, откуда еще несколько минут назад на лагерь смотрели фашистские пулеметы, развевается красный флаг.
Гарнизоны вышек, подавленные массовостью и организованностью атакующих, беспорядочно отстреливаясь, разбежались.
В проходы в колючей проволоке ринулись наши боевые подразделения и овладели военным городком и складом оружия. Примерно через час после начала восстания весь личный состав боевых групп был вооружен.
Атаку русского отряда поддерживали — каждый на своем участке — подразделения немцев, чехов, поляков, югославов и французов.
К 17-му блоку привели первую группу пленных эсэсовцев. Всего 11 апреля было взято в плен 150 охранников. [221]
Лагерь преобразился. Люди обнимались, целовались, рыдали от счастья, поздравляли друг друга со свободой и победой. Зазвучали песни, повсюду запестрели самодельные флаги. Включенные на полную мощность репродукторы разносили по всей территории передачу из Москвы. На виселице болталось искусно сделанное чучело Гитлера. Рядом на стене барака чернела размашистая надпись: «Гитлер должен умереть, для того чтобы жила Германия».
Свобода завоевана! Интернациональное братство заключенных Бухенвальда выстояло в отчаянной борьбе. Выстояло и победило.
Но интернациональный политический центр, вышедший из подполья и реорганизованный в лагерный комитет, отдавал себе отчет в том, что предаваться беспечности еще слишком рано. Американская танковая колонна, появившаяся у лагеря под вечер, прошла мимо. Пехота союзников не появлялась. По заранее разработанному плану наши батальоны, вооруженные винтовками, пулеметами и фауст-патронами, заняли оборону вокруг лагеря на случай, если эсэсовцы все-таки попытаются претворить в жизнь свои дьявольские планы. Одновременно велось прочесывание лесов и ближайших деревень, где было выловлено около 800 наших вчерашних палачей и истязателей. [222]
В ночь на 12 апреля, когда Веймар еще находился в руках гитлеровских войск, в лагерной канцелярии раздался телефонный звонок. Начальник веймарского гестапо запросил Бухенвальд: «Как идет ликвидация лагеря?» Немец-коммунист, дежуривший у аппарата, ответил: «Все идет, как положено, можете приехать посмотреть». Гестаповец поверил на слово и решил обойтись без визита. Если бы они узнали, что произошло в Бухенвальде, мятежный лагерь был бы подвергнут артиллерийскому обстрелу.
Два дня освобожденный лагерь находился как бы на ничейной земле. Только через 48 часов после освобождения, 13 апреля 1945 года, в лагерь прибыло подразделение американской армии.
Клятва
19 апреля на аппельплаце снова застыли людские колонны. Но на этот раз они собрались не для поверки. Двадцать одна тысяча освободившихся узников Бухенвадьда давала торжественную клятву:
«Мы, антифашисты — бывшие политзаключенные концлагеря Бухенвальд, собрались на траурный митинг, чтобы почтить память умерщвленных фашистской бестией в Бухенвальде и его командах 51 000 наших товарищей{18}.
51 000 расстрелянных, повешенных, удушенных, заморенных голодом, отравленных, умерщвленных при помощи шприца!
51 000 отцов, мужей, братьев, сыновей приняли мучительную смерть потому, что они были борцами против фашистского режима убийц!
51 000 матерей, жен, детей взывают к мести!
Мы, оставшиеся в живых, мы, свидетели всех гнусных дел вампиров-наци, мы еще вчера видели гибель наших товарищей. Единственной нашей мыслью было: «Когда придет день мести?»
Сегодня мы свободны. Мы благодарны доблестным армиям союзников — СССР, США, Англии, принесшим нам и всем народам жизнь и свободу.
Мы, бывшие политзаключенные Бухенвальда: русские, французы, поляки, чехи, словаки, немцы, испанцы, итальянцы, австрийцы, бельгийцы, голландцы, англичане, люксембуржцы, [223] югославы, румыны, венгры, — совместно боролись против СС, против нацистской банды за наше собственное освобождение. Мы твердо были уверены: наше дело правое, победа будет за нами!
Мы, представители всех национальностей, проводили жестокую, беспощадную, обильную жертвами борьбу. И эта борьба еще не закончена! Еще развеваются нацистские флаги. Еще живы люди, которые убивали наших товарищей. Еще находятся на свободе наши мучители-садисты. Поэтому мы клянемся перед всем миром на этом аппельплаце, на этом месте ужасов, творимых фашистами:
Мы прекратим борьбу только тогда, когда последний фашистский преступник предстанет перед судом народов.
Наш лозунг — искоренение фашизма! Наша цель — построить новый, миролюбивый и свободный мир! Это долг наш перед погибшими товарищами, их семьями!
Клянемся отомстить бандитам-наци за смерть 51 000 наших товарищей!»
Когда чтение клятвы было окончено, представитель интернационального комитета, обратившись к собравшимся на аппельплаце, воскликнул:
— В знак вашей готовности бороться поднимите руку и повторяйте за мной:
Мы клянемся!
Тысячи рук поднялись для клятвы, и тысячи голосов повторили:
— Мы клянемся! [224]
Н. Федоров. Памятник на горе Эттерсберг
Встреча боевых друзей
В первых числах сентября 1958 года в Германскую Демократическую Республику прибыла из Москвы делегация советских ветеранов войны. В составе делегации довелось быть и автору этих строк. Наш путь лежал в Бухенвальд, где предстояло открытие памятника борцам антифашистского сопротивления и жертвам фашизма. Утром 12 сентября на машинах выезжаем из Берлина в Бухенвальд.
Гладкая лента шоссе пробегает мимо заводских корпусов, среди тщательно обработанных полей.
Через несколько часов езды вдали засинели горы. Значит, подъезжаем к Тюрингии.
Разговоры в машинах разом стихают, когда показывается до боли знакомая густо поросшая лесом гора Эттерсберг. Лес смягчает ее очертания, издали гора красива. Но сколько ужасов творилось здесь во времена фашизма! В памяти встают стихи неизвестного русского узника Бухенвальда:
Черная птица на черной вершине
Из терна гнездо свила,
Кровью горячей и мясом питаясь,
На Восток смотрела она...
И смрадное пламя из пасти той птицы
Устлало всю площадь золой,
Здесь на костях наших братьев убитых
Построен был город немой. [225]
Эти строки, написанные коряво, но вместе с тем с какой-то берущей за сердце силой, знали все русские заключенные Бухенвальда. Таким нам и виделся концлагерь, так мы его чувствовали...
Каждый из нас задумался, сухие глаза видели больше, чем только лес, одевающий гору Эттерсберг.
Поворот дороги, и взору открывается южный склон горы, где стоит высокая башня. Прежде ее не было — это деталь памятника, на открытие которого мы приехали.
Въезжаем в город Веймар. У гостиницы, едва мы выходим из машин, нас окружают немецкие боевые друзья — Роберт Зиверт, Гарри Кун, Гельмут Тиеман, Курт Келлер, Рихард Гросскопф, Эрнст Гауссман, Эрих Решке. Мы узнаем их сразу, хотя не виделись много лет. Конечно, они выглядят теперь совсем не так, как прежде, за колючей проволокой фашистского концлагеря.
А вот Марсель Поль из Франции, югослав Руди Супек, Андрэ Гринер из Бельгии. Все они возглавляли в Бухенвальде свои национальные подпольные организации. Мы горячо всех обнимаем.
Всеобщее внимание привлекает встреча трех бывших руководителей антифашистского подполья в Бухенвальде: Кветослава Иннеманна, Вальтера Бартеля и Николая Симакова.
Нас провожают в гостиницу, заполненную до отказа, как и другие веймарские гостиницы, людьми, приехавшими со всей Европы на открытие памятника.