Содержание
Введение
1. Роль религии в формировании характера нации
2. Язык общения
3. «Амае» и чувство стыда
4. Роль женщины и мужчины в японской семье
5. Японские национальные праздники
Заключение
Библиографический список
Введение
Япония стала известна европейцам в первой половине XVI века. Первые открыли это государство португальцы. Португальцы, приняв намерение покорить Японию, начали с торговли и с проповедования мирным жителям католической веры. Миссионеры их, прибывшие в Японию, сначала умели понравиться японцам и, получив свободный доступ во внутренность земли, имели невероятный успех в обращении новых своих учеников в христианскую веру. Но царствовавший в Японии к исходу XVI века светский император Тейго, человек умный, проницательный и храбрый приметил, что иезуиты более заботились о собирании японского золота, нежели о спасении душ своей паствы, почему и решился истребить христианскую веру и выгнать миссионеров из своих владений.
Главной, или, лучше сказать, единственною, причиной гонения на христиан японцы полагают нахальные поступки как иезуитов, так и францисканцев, присланных после испанцами, а равным образом и жадность португальских купцов. Те и другие для достижения своей цели и для обогащения своего делали всякие неистовства.
Но, несмотря на все это, изгнанные из Японии миссионеры в свое оправдание и по ненависти к народу, не давшему им себя обмануть, представили японцев перед глазами европейцев народом хитрым, вероломным, неблагодарным. Уверенность европейцев в мнимых свойствах японцев простирается до того, что даже в пословицу вошли выражения: японская злость, японское коварство и прочее.
Чем ближе знакомятся другие народы с японцами, чем пристальнее всматриваются в них, в склад и строй японской жизни, тем яснее становится им, что в лице Японии они имеют дело со страною, проникнутою совершенно своеобразным, вполне самостоятельным духом, зрелым и глубоко разработанным. Особенно поражает европейца, что на всем протяжении Японии, с крайнего севера и до крайнего юга, он встречает совершенно одинаковую форму семейного и общественного быта, совершенно одинаковый строй понятий, воззрении, наклонностей и желаний.
Японцы — это самый непостижимый, самый парадоксальный из народов. Вместе с их внешним окружением они столь живописны, театральны и артистичны, что временами кажутся нацией позеров. Это натуры самые чуткие, живые, артистичные и в то же время самые невозмутимые, примитивные, рассудочные, глубокие, совестливые. В то время как история объявляет их агрессивными, жестокими, мстительными, опыт показывает их покладистыми, добрыми, мягкими. В те самые времена, когда складывалась изысканная утонченность чайного обряда, они проявляли ни с чем не сравнимую жестокость. Те самые люди, которые провели половину жизни в отрешенном созерцании, в сочинении стихов и в наслаждении искусством, посвятили другую половину разрубанию своих врагов на куски и любованию обрядом харакири.
Как же понять, почему японцам свойственно ставить личную преданность выше личных убеждений, что порождает неискоренимую семейственность в политическом и деловом мире.
Почему японцы всячески избегают прямого соперничества, стремясь прикрыть его видимостью компромисса; почему сложные и спорные вопросы они предпочитают решать через посредников.
Как могут совмещаться в японском характере совершенно противоположные черты: церемонность и учтивость в домашней обстановке с грубостью на улице; жесткость правил поведения с распущенностью нравов; скромность с самонадеянностью.
Японский характер можно сравнить с деревцем, над которым долго трудился садовод, изгибая, подвязывая, подпирая его. Если даже избавить потом такое деревце от пут и подпорок, дать волю молодым побегам, то под их свободно разросшейся кроной все равно сохранятся очертания, которые были когда-то приданы стволу и главным ветвям.[1]
Психологический облик современного японца, как и представителя любой другой общности определяется особенностями национальной культуры, которая обладает большой устойчивостью ко всем изменениям в жизни общества. Это связано с тем, что в основе культуры лежит национальная история, язык народа, его психология.
Психолог И.С. Кон в своей книге «К проблеме национального характера» (М., 1997, с. 147) писал: «Чтобы понять характер народа, нужно изучать, прежде всего, его историю, общественный строй и культуру; индивидуально-психологические методы здесь недостаточны». Уникальны не черты и не их сумма, а структура, специфика их проявления. Например, трудолюбие является важной чертой японского национального характера. Японцы отдаются труду самозабвенно, с наслаждением, стремясь выразить чувство прекрасного и в процессе труда.
Под национальным характером понимается то, что приобретается, получается в процессе контактов внутри определенного сообщества людей на протяжении их многовековой жизни. Это традиционные формы реакции народа на окружающий мир. Это совокупность важнейших способов регулирования общения, сложившихся на основании системы ценностей общества, причем эти способы усвоены как на сознательном, так и на бессознательном уровнях. Имеется несколько мощных факторов, способных заметно влиять на национальный характер. Среди них – тип общества, в котором живут люди, доминирующая религия, психофизиологическая природа нации, а также среда обитания человека.
С точки зрения социопсихолгического подхода, национальный характер – совокупность устойчивых психических особенностей этнической общности, преломляющихся в этнических стереотипах, личностных самоопределениях свойств и качеств характера, своде представлений о высших добродетелях и пороках и проявляющихся в типичных способах поведения и общения.
В структуру национального характера входят личностные самоопределения, этнические стереотипы; эмоционально-психическая сторона традиций, привычек, обычаев; структура потребностей и вкусов; проявления психической энергии сознательного и бессознательного, выраженные в произведениях искусства и литературы, символах.
В последнее время понятие «национальный характер» реже используется, ему на смену для обозначения психологических особенностей приходят понятия «ментальность» и «менталитет».
Ментальность – это система образов, которые лежат в основе человеческих представлений о мире и о своем месте в этом мире и, следовательно, определяют поступки и поведение людей, т.е. ментальность – это своеобразное миропонимание, присущее этнической общности в ту или иную эпоху.
Менталитет, в узком смысле, опыт предков, основы национального характера и мировосприятия, наиболее глубинная малоизменяемая часть социальной информации.
В широком смысле – это вся духовная оснащенность человека и общества, их традиции, ритуалы. При этом обычно менталитет «молчалив» и проявляется скорее в повседневной, будничной деятельности людей, а не в их речи или в каких-либо ясных представлениях.
Хотя менталитет и является наиболее устойчивой и стабильной частью духовной культуры народа, он, сохраняя в себе в традиционном виде общечеловеческие этнические и нравственные нормы и требования, тем не менее медленно и постепенно меняется под влиянием изменений в общественной жизни.
В характере японцев и их мировоззрении ярко обозначился фатализм. Японцы со школьной скамьи усваивают положение о самовоздержании. В связи с этим в Японии часто советуют придерживаться таких жизненных правил:
1. примиряйся с ситуацией, какой бы она ни была;
2. находи возможность соблюдать установленные правила;
3. ограничивай себя в развлечениях;
4. причиной несчастья считай самого себя.
Следование этим правилам не могло не сказаться на особом подходе японцев к оценке объективной действительности.
О Японии и о психологических особенностях японцах в своих книгах рассказывают множество писателей. Есть серьезные научные труды, рассчитанные на специалистов, есть книги, предназначенные широкому читателю.
Поначалу о Японии любили писать как о загадочной и непонятной стране рикши и гейш. На смену этому стереотипу пришел другой: Япония стала ведется как страна самурайского духа, камикадзе и постоянной милитаризации. В дальнейшем был распространен иной стереотип, в чем-то противоположный существовавшему ранее, Японию стали воспринимать как державу сплошной компьютеризации и роботизации.
Для того чтобы понять характер японца, а это является целью моей контрольной работы, я изучила различную научную литературу.
В книге Завьяловой О.И., «Токио и токийцы», можно узнать, как японцы проводят свои будни и праздники, что они едят и читают, как черты XXI в. в японском быту переплетаются с древними традициями. Овчинников В.В. в своей книге под названием «Ветка сакуры: Рассказ о том, что за люди японцы», раскрывает своеобразные черты национального характера, как они проявляются в человеческих взаимоотношениях. Затем изучила книгу журналиста Цветова В.Я – «Пятнадцатый камень сада Ренадзи». Он рассматривал проблемы японского общества и многое другое. Журнал «Человек без границ», в статье под названием «Япония – искусство видеть», рассказывает об особом видение японцев вещей, как они ценят красоту и в чем это выражается. Кон И.С. в книге «К проблеме национального характера» раскрывает понятия национального характера, его проблемы, что необходимо знать и изучить, чтобы понять характер целой нации. И этнопсихологический аспект Мельниковой Е.В. «Культура и традиции народов мира».
Для раскрытия цели контрольной работы необходимо решить ряд задач: рассмотреть роль религии в формировании характера нации и язык общения, взаимоотношения в обществе через «амае» и чувство стыда, установить роль женщины и мужчины в японской семье, изучить японские национальные праздники.
Роль религии в формировании характера нации
В японском национальном характере четко проявляют себя трудолюбе, аккуратность, бережливость, вежливость, дисциплинированность, чувство долга, приверженность традициям, преданность авторитету, склонность к заимствованию, самообладание, стремление к согласованным действиям в группе, любознательность, сильно развитое эстетическое чувство.
Японец с детства учится сдерживать свои индивидуалистические порывы, амбиции, не выпячивать свои сильные качества. Японская мораль считает узы взаимной зависимости основной отношений между людьми. Индивидуализм же изображается ею холодным, сухим и бесчеловечным.
Японцев как нацию, помимо высокой организованности, скрупулезной аккуратности во всем и отсутствия чувства юмора, выделяет еще одна характерная черта – самокритичность.
В самых разнообразных сторонах жизни японского народа – в языке и религии, в живописи и культуре, в быте и семейном укладе – проявляет себя еще одна характерная черта – отсутствие стремлениях ясности, четкости, контрастности, долговечности.
Главные черты японской нации были предопределены внедрением трех религий: синто, буддизм, конфуцианство. Истинно народной японской религией нужно считать «синто». В переводе с японского языка это слово означает «путь богов». Основным источником синто являются мифы, записанные в VIII веке в двух книгах: «Кодзики» («Записи о делах древности») и «Нихон Сёки» («Анналы Японии»). Согласно мифам, Японские острова населяют 800 млрд. богов. Все эти божественные силы природы обеспечивают на земле порядок и являются источником божественного благословения. Они действуют гармонично в согласие друг с другом и радуются, когда находят подтверждение согласия и гармонии в мире.
Для человека же важно не нарушать этот порядок, верить, совершать определенные обряды. Японцы поклонялись предметам и явлениям окружающего мира не из страха перед непостижимыми и грозными стихийными силами, а из чувства благодарности к природе за то, что, несмотря на внезапные вспышки своего необузданного гнева, она чаще бывает ласковой и щедрой.
Синто не требует от верующего ежедневных молитв — достаточно лишь присутствия на храмовых праздниках и приношений за исполнение обрядов. В быту же исповедующие синто проявляют себя лишь религиозным отношением к чистоте. Поскольку грязь отождествляется у них со злом, очищение служит основой всех обрядов.
Синто наделял японцев чуткостью к природной красоте, чистоплотностью и легендой о своем божественном происхождении.
Японский буддизм, сосредоточивая внимание на внутренних проблемах человека, рекомендует рациональный подход к переживаниям действительности. В отличие от классического буддизма, проповедующего отказ от желаний, японский пропагандирует разумное отношение к желаниям. По канонам японского буддизма только нереальные желания являются причиной тревог и беспокойства. "Просветление" не связано с отказом от прелестей жизни. Достигнув просветления, как следует из практики современных проповедников буддизма, японец должен продолжать наслаждаться жизнью. Буддизм для японцев - это жизнеутверждающая религия. Прагматический склад ума побуждает смотреть на все с точки зрения полезности. И синто, и буддизм, и конфуцианство - величайшие ценности для японца.
Обычно под конфуцианством понимают религиозно-философскую систему, возникшую в Китае 2500 лет назад.
Конфуцианство занималось моральным поучением людей, особенно молодежи. "Молодые люди, - наставлял Конфуций, - должны дома проявлять почтительность к родителям, а вне его - уважительность к старшим, серьезно и честно относиться к делу, безгранично любить народ и сближаться с человеколюбивыми людьми. Если после осуществления всего этого у них останутся силы, их можно тратить на чтение книг.
Буддизм окрасил своей философией японское искусство, укрепил в народе стойкость к превратностям судьбы. А конфуцианство принесло с собой идею о том, что основа морали – это верность, понимаемая как долг признательности старшим и вышестоящим. И японская нация, как никак другая нация мира, оказалась чрезвычайно пластичной к восприятию и передаче из поколения в поколение этих стойких национальных черт и традиций.
Япония – это страна зеленых, нередко огнедышащих гор и морских заливов, страна живописнейших панорам. В отличие от ярких красок Средиземноморья, которое лежит на тех же широтах, ландшафты Японии составлены из мягких тонов, приглушенных влажностью воздуха. Эта сдержанная цветовая гамма природы, лишь изредка нарушаемая какими-либо сезонными красками, развила у японского народа еще одну характерную черту – нелюбовь к блестящему, яркому, контрастному. При виде блестящих предметов японцы испытывают какое-то неспокойное состояние. Они отдают предпочтение тому, что имеют глубинную тень.
Древние японцы считали горы промежуточной ступенью между небом и землей, а потому — святым местом, куда нисходят с небес боги, где поселяются души умерших предков. Люди также поклонялись горам как воплощению неведомой божественной силы, которая дремала в их недрах, а иногда вдруг вырывалась наружу в виде пламени, грохота, каменных дождей и испепеляющих огненных рек.
Став горожанином, современный человек во многом утрачивает свой контакт с природой. Она уже почти не влияет на его повседневную жизнь. Японец же даже в городе остается не только чутким, но и отзывчивым к смене времен года.
Он любит приурочивать семейные торжества к знаменательным явлениям природы: цветению сакуры или осеннему полнолунию; любит видеть на праздничном столе напоминание о времени года: ростки бамбука весной или грибы осенью.
Японцам присуще стремление жить в согласии с природой. Японские архитекторы возводят свои постройки так, чтобы они гармонировали с ландшафтом. Цель японского садовника — воссоздать природу в миниатюре. Ремесленник стремится показать фактуру материала, повар — сохранить вкус и вид продукта.
Стремление к гармонии с природой — главная черта японского искусства. Японский художник не диктует свою волю материалу, а лишь выявляет заложенную в нем природой красоту.
Природа страны влияет на человека не только своими отдельными элементами, но и всей своей совокупностью, своим общим характером и колоритом.
Чувство изящного, наклонность наслаждаться красотою свойственны в Японии всему населению — от земледельца до аристократа.
Благодаря своеобразному соседству синтоизма, буддизма, конфуцианства, когда ни одно из мировоззрений не превалировало над другими, не исключало их абсолютно и окончательно, в сознании японцев глубоко укоренилась идея терпимости. В их духовной жизни всегда оставалось место для диалога. Каждая система верований или взглядов рассматривалась как путь — путь к вершинам мудрости, духовного совершенства, внутреннего озарения. Человек был вправе испробовать любой из таких путей. В отличие от Запада Япония почти не знала преследований еретиков, подавления каких-то плодотворных идей из-за того, что они противоречили неким священным книгам или их последующему толкованию.
Язык общения
Достоинства человеческого почерка считались прямым отражением его характера. В школе на уроках письма японские дети постигают азы каллиграфии и одновременно приобщаются к искусству, ведь иероглифическое письмо, которое японцы когда-то привезли из Китая, — один из видов изобразительного искусства. Вместе с этим за каждым знаком они учатся видеть суть многих вещей и явлений окружающего мира. Например, такое короткое в русском языке слово «мир» в японском варианте («сякай») записывается двумя иероглифами, первый означает «синтоистская святыня, священная земля», а второй — «встреча». Мир или мировое сообщество видится как место встречи человека и священного. И такое сочетание неслучайно. Оно отражает исконное для японцев мировоззрение. По синтоистским представлениям, весь мир, окружающий человека, — живой, он наполнен присутствием божественных духов — ками. Ками обитают во всем: в камнях, деревьях, цветах, природных явлениях, в словах, в самом человеке и его творениях.
Все имеет свою душу, или сердце, считают японцы. Задача человека — почитать ками, служить им и быть готовым к встрече. Согласно синто, ками — это все то, что вызывает в человеке удивление и душевный трепет. Потому и красота открывается японцу скорее не в том, что радует глаз, а в том, что трогает сердце, заставляет его печалиться, радоваться, удивляться и сострадать, то есть жить полной жизнью.
Так, постепенно овладевая навыками письма, японцы открывают для себя всю глубину и многогранность мира. Благодаря бесчисленным упражнениям можно научиться находить правильное место и соотношение знаков на пустом пространстве бумажного листа. «Зачерпни воду — и луна останется в твоих ладонях — это изречение можно часто встретить на каллиграфических свитках.[2] В такой изысканно-поэтической форме японцы утверждают, что проникнуть в сердце каждой вещи, увидеть ее истинную красоту можно только через взаимодействие и постоянную практику.
В бесконечно подвижном мире японцев простое письмо становится искусством, искусство философией, а философия поэзией.
Свой устный язык японцы также довели до уровня абстрактного искусства. Вежливость речи у них ценится выше ее доходчивости, нюанс этикета куда важнее тонкостей синтаксиса и грамматики. Японец считает, что не беда, если мысли до конца не высказаны и нередко высшим средством межличностного общения становится многозначительное молчание.
В разговорах люди всячески избегают слов «нет», «не могу», «не знаю», будто это какие-то ругательства, которые никак нельзя высказать прямо, а только иносказательно, обиняком. Даже отказываясь от второй чашки чая, гость вместо «нет, спасибо» употребит выражение, дословно обозначающее «мне уже и так прекрасно».
Японцы отличаются отсутствием краткости и ясности в изложении своих мыслей. Там, где можно вполне обойтись одним словом, они обрушивают на собеседника целые каскады не несущих смысловой нагрузки фраз. Смысл произносимых фраз преднамеренно затуманивается оговорками, в которых заложены неопределенности, сомнение в правоте сказанного, готовность согласится с возможными возражениями. Японцев из поколения в поколение приучили говорить обиняками, чтобы уклонятся от открытого столкновения мнений, избегать прямых утверждений, способных задеть чье-либо самолюбие.
Японский образ жизни считает язык отнюдь не единственным средством общения. «Молчание красноречивее слов», - гласит излюбленная поговорка японцев. Действительно, добровольный отказ от откровенной беседы привел к тому, что у них, словно осязание у слепых, обострилась интуиция. Они научились во многих случаях понимать друг друга без слов.
Амае» и чувство стыда
В основе развития японского характера лежат «амае» и чувство стыда. «Амае» зарождается как зависимость ребенка от матери, а затем пронизывает все ступени социальной структуры и позволяет управлять любыми формами общественного, политического и культурного поведения. «Амае» поощряет зависимость и безусловную лояльность по отношению ко всем, кто занимает более высокое положение, невзирая на его способности. Каждый должен терпеливо ждать того часа, когда его положительно оценят старшие, пусть даже не отличающиеся никакими талантами. Нетерпение и стремление чем-то выделится не поощряется. Мудрым признается решение того администратора, который затормозит служебную карьеру «выскочки». Стремление к безопасности порождает пассивность, зависимость и крайнюю озабоченность по поводу того, как тебя оценят другие.
Другой механизм социального контроля – чувство стыда. Японец отдает много сил тому, что может быть потенциальным источником стыда как для самого человека, так и для той социальной группы с которой он контактирует: семьи, школы, фирмы. Лояльность по отношению к группе столь же сильна, как и обязанность поддерживать и укреплять ее престиж.
Пережитый стыд усугубляется сознанием ущерба, который ты нанес группе, поэтому ущерб необходимо компенсировать или же исключать свою «падшую» личность из группы, причем цена за это может быть очень высокой, вплоть до самоубийства. Для японца нет такой неудачи, пусть даже ничтожной с точки зрения иностранца, которая не могла бы послужить причиной самоубийства. К примеру, покончить с собой способен преподаватель, которого студенты подвергли критике за недостаточную компетентность. Или добровольно уходит из жизни спортсмен, допустивший в игре ошибку, приведшую его команду к поражению.
Уровень самоубийств в Японии самый высокий в мире. Было время, когда самоубийцы сводили счеты с жизнью на острове Осима. Они бросались в кратер вулкана. Поскольку обязательное приобретение при поездке на остров пароходных билетов в оба конца остановить самоубийц не могло, муниципальным властям Осимы пришлось обнести кратер высокой оградой.
У Японцев весьма своеобразное отношение к самоубийству, воспитанное тоже общинным сознанием. Чаще всего не сами по себе материальные невзгоды, неизлечимая болезнь или несчастная любовь толкают японца наложить на себя руки. Японец отказывается жить, когда, окруженный бедами, он теряет взаимопонимание с коллегами, с членами семьи, когда не находится никого, кто бы мог его утешить, оказать психологическую поддержку. Иными словами, лишившись в общине опоры, японец начинает чувствовать себя выкинутым из нее вместе с хламом, мусором и недугами. И если учесть, что японская традиция требует задуматься о смысле не жизни, а смерти, то японец покорно следует заповеди из «Бусидо» - свода самурайских философских концепций «Путь война»: «Когда для выбора имеются два пути, выбирай тот, который ведет к смерти».
Таким образом, использование «амае» и чувства стыда позволяет обществу контролировать поведение своих граждан и предотвращать асоциальные действия и правонарушения.
Наряду с современной системой законов японцы подчиняются неписаному кодексу общественного поведения. Последний труден тем, что не подвергает четкому и всестороннему объяснению. Он просто незримо присутствует как нечто бесформенное и бесцветное и подобно амебе эластичнее приспосабливается к меняющимся нуждам общества. Это – смутная смесь чувства справедливости, понимания человеческих слабостей, терпимости и известной доли фатализма.
Такой внеюридический кодекс не обеспечивает, однако, должного решения проблем общества. За его фасадом любви, гармонии и благожелательности тысячи виноватых оказываются безнаказанными, тысячи невиновных вынуждены мириться с несправедливостью. Это порождает духовную пассивность, слишком многое остается нерешенным.
Если задуматься, какими чертами, какими личными качествами приходится жертвовать японцам ради их образа жизни, то, прежде всего, нужно назвать независимость, поскольку их традиционная мораль постоянно принуждает к чему-то. Строгая субординация, которая всегда напоминает человеку о его подобающем месте, требует постоянно блюсти дистанцию в жизненном строю.
Осознание своей принадлежности к какой либо группе, готовность ставить преданность ей выше личных интересов, предписанная учтивость, которая сковывает живое общение, искренний обмен мыслями и чувствами, - все это обрекает японцев на известную замкнутость, если не личную, то групповую, и в то же время рождает у них боязнь оставаться наедине с собой. Уединение здесь не постижимо. Например, нет возможности иметь отдельную комнату. А если, на удивление, окажется такая комната, вся семья, тем не менее, будет слышать каждый шаг, каждый вздох через бумажные перегородки в доме.
Японская жизнь исключает не только уединение, но и даже само стремление к уединению. Уединение приравнивается к одиночеству, а одиночество для японца – это нечто ужасное.
Хотя японцы избегают одиночества, любят быть на людях, тем не менее они не могут легко и свободно сходится с людьми. Дружеские связи между лицами разного возраста, положения, социальной принадлежности здесь крайне редки. Круг тех, с кем японец сохраняет общение на протяжении всей жизни, весьма ограничен. За исключением родственников и бывших одноклассников, это, как правило, сослуживцы одного с ним ранга.
Когда два японца встречаются впервые, они прежде всего стараются выяснить принадлежность друг друга, а также положение, которое каждый из них занимает в своей группе. Без этих сведений им трудно найти основу общения.
Японское общество с его моралью не признает выдающихся личностей, тянет назад каждого, кто стремится опередить остальных. Самые умные и рассудительные японцы постигают это раньше других. Поэтому именно люди, талант которых мог бы сделать их яркими индивидуальностями, превращаются в наибольших приспособленцев и делают свою карьеру именно японским путем, как рядовые члены какой-то группы.
Японская мораль предписывает избегать прямой конфронтации, не допускать положений, когда одна из сторон всецело одерживала бы верх над ругой. Нельзя доводить дело до того, чтобы побежденный «потерял лицо», предстал перед окружающими униженным и оскорбленным. Это означало бы задеть здесь честь, т.е. нажить себе смертельного врага. Это означало бы задеть такую болезненную струну, как «гири», или долг чести, то есть нажить себе смертельного врага.
Долг чести не позволяет японцу проявить свою неспособность в том, к чему он по положению обязан быть способен. Нежелание «потерять лицо» подчас мешает японскому врачу отказаться от ошибочного диагноза. По этой же причине преподаватели не любят, когда учащиеся обращаются к ним с вопросами.
К чести японцев надо сказать, что их чрезмерно высокое самолюбие и в то же время непримиримость к оскорблениям, болезненная чуткость к разного рода унижениям их личного достоинства не привили к тому, чтобы месть стала у них главенствующей чертой человеческих взаимоотношений. Долг чести по отношению к самому себе с малолетства приучает этих людей щадить самолюбие окружающих.
Отсюда стремление уклонятся от прямого соперничества. Именно обоюдная боязнь «потерять лицо» рождает потребность в третьем лице, то есть в посреднике.