Она видела гибель эскадры.
Оксана Семенова, «Новые Известия».
Спецкору "НИ" удалось встретиться с последней свидетельницей исхода императорского флота из России…
На этой неделе исполнилось 85 лет с того момента, как из Севастополя и четырех других портов Крымского полуострова вышли в море, чтобы покинуть родной берег навсегда, последние корабли легендарной черноморской эскадры. 15 ноября 1920 года - день, считающийся началом русской белой эмиграции. С остатками врангелевской армии бежали от революции 150 тыс. офицеров с женами и детьми. Многие из них осели в Тунисе – в порту Бизерта. Анастасия ШИРИНСКАЯ из Бизерты - последняя русская, пережившая трагический исход и гибель Российского императорского флота. Сегодня она остается единственной хранительницей сотен русских могил на самом севере Африки, в Тунисе.
Здесь совсем не тунисский пейзаж. Прибрежные скалы, склоны потухшего вулкана, буйство красок, разреженный морской воздух. Это не хорошо знакомые российским туристам Сус и Хаммамет. Это - Бизерта. В прошлом - настоящая пиратская бухта, где хозяйничали финикийцы. Потом - один из крупнейших портов Средиземноморья. Здесь климат, как на Французской Ривьере, до которой по морю всего несколько часов пути. Только в отличие от фешенебельных Канн и Ниццы туристов здесь почти нет. Русских тем более.
"Мадам Ширински? Руссо? - уставился на меня хозяин сувенирной лавки. - Ее вилла совсем близко, за углом, улица Пьера Кюри".
В Бизерте Анастасию Ширинскую знают все. А местные жители любят шутить, что в Тунисе две достопримечательности - это Карфаген и пожилая русская мадам.
Вилла Анастасии Ширинской оказалась скромным домиком из светлого камня. На окнах - плотные жалюзи, спасающие от полуденной африканской жары. А внутри - небольшой кусок совсем другой страны и другой эпохи. На книжных полках среди французских романов - воспоминания маршала Жукова и матрешки от Валентины Терешковой. Стены дома увешаны пожелтевшими фотографиями. Государь Николай II. Корабли эскадры. Портреты благородных господ офицеров и изысканных дам. На кухне энергичная бабуля в пестром мавританском одеянии разливает по кружкам прохладный квас и, предлагая нажарить настоящих русских оладушков, с изысканным прононсом и непривычной нежностью говорит о России:
–– Мы, русские в Тунисе, уходили под землю, в могилу уходили, но никогда не теряли надежду вновь увидеть родину. Об этом мечтали все, но вот довелось только мне одной.
Фиалки для русских моряков.
Они мотались по морю многие месяцы. 33 корабля легендарного Черноморского флота, переименованного в Русскую эскадру. Крым, Италия, Константинополь... Жители портовых городов сочувствовали беженцам и бросали с гондол в воду скромные букетики фиалок. Но официально ни в одном государстве так и не захотели принять русских моряков. Только Франция позволила им бросить якорь в своей африканской колонии - в порту Бизерта. Здесь согласились приютить остатки армии барона Врангеля - 6 тыс. человек. Кораблям в бухте было тесно - они стояли, плотно прижавшись бортами, между палубами были переброшены мостики. Каждое утро поднимался Андреевский флаг. Моряки говорили, что это военно-морская Венеция или последняя стоянка тех, кто остался верен своему императору. Здесь был настоящий русский городок на воде - морской корпус для гардемаринов на крейсере "Генерал Корнилов", православная церковь и школа для девочек на броненосце "Георгий Победоносец", редакция журнала "Морской сборник" на подводной лодке "Утка", ремонтные мастерские на "Кронштадте". На сушу сходить было запрещено - французы обнесли корабли желтыми буйками и поставили на карантин. Так продолжалось четыре года.
Когда Франция признала СССР, моряки превратились в иммигрантов. Корабли же в обмен на царские долги должны были вернуться в Россию. По иронии судьбы, советскую комиссию, приехавшую за ними в Бизерту, возглавлял бывший главком красного флота Евгений Беренс. А его младший брат - контр-адмирал Михаил Беренс - командовал тунисской эскадрой. Братья так и не встретились - ни тогда, ни потом. Общение с белогвардейцами было строжайше запрещено большевистскими инструкциями. На судах тщетно искали сокровища южного фронта, оцениваемые в 150 млн. послевоенных франков. Но передача эскадры и возвращение кредитов так и не состоялись. А гордость русского флота пошла на лом.
–– 24 октября 1924 года Андреевский стяг Черноморского флота был для наших отцов спущен навсегда, - вспоминает Анастасия Александровна. - По условиям Версальского договора ни одна страна не могла взять себе русские корабли. Миноносец "Жаркий" уходил в доки одним из последних. Им командовал мой отец, Александр Манштейн. Разрешили забрать все, что нам дорого. Но отец посчитал это мародерством. Мебель красного дерева, дорогая фарфоровая посуда - все пошло под нож. С собой папа взял только корабельную икону Спасителя, семейные фотографии и рукопись мемуаров моего предка - сына губернатора Ревеля Христофора-Германа Манштейна.
Березы в Сахаре.
Немец Манштейн прославился в России тем, что арестовал всемогущего конюха Бирона - фаворита императрицы Анны Иоанновны. Но новая императрица, дочь Петрова Елизавета, снова приблизила Бирона, а Христофор-Герман впал в немилость и уехал в Пруссию служить королю Фридриху II. В исторической науке Манштейн остался со своими "Записками о России", которые до сих пор штудируют студенты. В своем труде он рассказывал об эпохе Петра Великого, о бесконечных войнах против турок, шведов и татар, в которых принимал участие сам. Еще один предок Анастасии Ширинской - генерал Александр Насветевич, флигель-адъютант Александра II. Он обучал фехтованию будущего императора Александра III. Ему единственному было дозволено стать личным фотографом венценосной семьи. А его сына крестил сам царь.
–– У всей моей родни были большие семьи, много детей, - говорит Анастасия Александровна. - Вы знаете, я не могу понять, почему сейчас русские женщины так мало рожают. Говорят, что трудно. А моим родителям было легко? Нас было пятеро сестер. Кира, я, Ольга, Александра, Мария. Мирную сытую жизнь в нашем богатом имении на Украине застала я одна. Люша, как мы звали Ольгу, родилась в апреле 17-го, когда уже правил этот шут Керенский. Через год на свет появилась Шура. Машенька вообще родилась на корабле, когда мы были нищими беженцами, без всяких надежд на будущее. Целый год я оставалась для нее всем - няней, мамой, гувернанткой. А потом в Бизерте началась эпидемия, и все русские младенцы поумирали от дизентерии. Папа сам строгал Машеньке деревянный гробик.
Дороги в Тунисе строили римские рабы и русские аристократы. Иммигранты хватались за любую работу. Выпускницы Смольного, бывшие белоручки, стали белошвейками. Боевые офицеры - батраками на фермах, землемерами, рыболовами, официантами. Несмотря на прошлые заслуги, русских гардемаринов запрещали брать на суда - ни французы, ни арабы не хотели конкуренции. И поэтому нашим морякам оставался один путь - в Сахару. И только на рассвете, в пять утра, где-то вдалеке виделся им до боли знакомый образ - русская березка. Но это был лишь мираж.
–– Мы жили прошлым, более реальным, чем удручающее настоящее, - рассказывает Анастасия Александровна. - Престарелый генерал Завалишин просил место сторожа или садовника. Генерал Попов мечтал стать механиком. Алмазов, который когда-то готовил докторскую диссертацию по международному праву в Париже, искал работу писаря. Контр-адмирал Старк был шофером такси. Достоинство, с которым они переносили неблагодарную работу, было лишено горечи, и наше доверие к жизни осталось нетронутым.