О русской дружбе
Культ мужской дружбы — характерное явление русской культуры на всем протяжении ее истории. Краткий исторический анализ известного психолога: от былинных богатырей, Пушкина, Белинского и Толстого до коллективизма, коммуналок и дружбы шестидесятников.
Игорь Семенович Кон, академик Российской академии образования
Культ мужской дружбы — характерное явление русской культуры на всем протяжении ее истории. Однако содержание канона дружбы исторически изменялось.
Былинные богатыри и побратимы
Древнейший образ дружбы в русской литературе — побратимство, «крестовое братство» былинных богатырей.
В «названное» или «крестовое» братство (обряд скреплялся обменом нательными крестами) вступают практически все былинные богатыри. «Крестовое» братство ставилось выше всех прочих отношений, даже кровного родства.
Побратимы принимают обет взаимного послушания, но, как правило, один из побратимов считался старшим: Илья Муромец старше Добрыни Никитича, Добрыня старше Алеши Поповича, а при встрече со Святогором сам Илья становится его младшим братом. С побратимством был связан также ряд брачных запретов: вдова богатыря не может выйти замуж за «крестового брата» покойного мужа, мужчина не может жениться на своей «крестной сестре» и т. д.
Этот институт не был исключительно мужским. В некоторых деревнях наряду с побратимством существовало и «посестримство», хотя в отличие от мужского братания, отношения посестрия распространялись только на непосредственных участниц, т. е. их мужья и дети не считались родными.
Романтическая дружба. Пушкин и его круг
Настоящий культ интимной дружбы в России, как и в Европе, появляется вместе с романтизмом. Почти все хрестоматийные образцы дружбы в русской литературе и жизни первой половины XIX в. (лицейские дружбы А. С. Пушкина, дружба А. И. Герцена и Н. П. Огарева, взаимоотношения В. Г. Белинского и М. А. Бакунина и т. д.) имели отчетливо романтический характер. При этом нормативный канон дружбы и индивидуальные переживания сплошь и рядом переплетаются, накладываются друг на друга.
Эволюция романтического канона дружбы особенно наглядно выступает в творчестве и биографии А. С. Пушкина. Тема дружбы всегда занимала важное место в творчестве поэта, но на разных этапах его жизни и творческого пути она звучит по-разному.
В произведениях лицейского периода (например, в стихотворении «Друзьям») дружба описывается преимущественно в анакреонтовских тонах бесшабашного группового веселья, перемежающегося настроениями элегической тоски и грусти.
Однако, как подметила Лидия Гинзбург, личная преданность и верность дружбе сочетаются у людей пушкинского поколения с определенной внутренней закрытостью. Их интимная жизнь «не открывалась ни дружеской беседе, ни письмам и дневникам (чему свидетельством дневники Пушкина, записные книжки Вяземского и проч.).
Белинский и Бакунин
Юные аристократы пушкинской поры умели владеть собой и держать на почтительном расстоянии даже самых близких людей, полагая в этом один из признаков своего дворянского достоинства. Жить по принципу «душа нараспашку» позволялось только в ранней юности, да и то не всегда. Напротив, юные разночинцы, попадая в чуждую им городскую среду, жестоко страдали от застенчивости и неумения держаться, испытывали особенно сильную потребность в человеческом тепле и самораскрытии.
Немаловажную роль играли в этом трудности психосексуального характера. Как пишет американский историк Джеймс Биллингтон, «страсть к идеям и развитие психологических комплексов вокруг некоторых имен и понятий, вообще типичные для европейского романтизма, в России были доведены до крайности. В русской привязанности этого периода к классической древности и к сублимации сексуальности в творческой деятельности было нечто нездорово-одержимое. Кажется, что удивительные и оригинальные творческие жизни Бакунина и Гоголя были в какой-то степени компенсацией их сексуального бессилия. В эгоцентрическом мире русского романтизма было вообще мало места для женщин. Одинокие размышления облегчались главным образом исключительно мужским товариществом в ложе или кружке. От Сковороды до Бакунина видны сильные намеки на гомосексуальность, хотя, по-видимому, сублимированного, платонического сорта».
Однако «пережимать» этот мотив, как делают некоторые авторы, не следует. Нередко за любовными излияниями, обращенными к другу, стоит не столько гомоэротизм, сколько общая сексуальная нереализованность.
Образ юношеской дружбы у Толстого
Тема дружбы очень важна и для Льва Толстого. Толстовское описание юношеской дружбы Николая Иртеньева и Дмитрия Нехлюдова по своей психологической точности абсолютно безупречно. Герою «Юности» «невольно хочется пробежать скорее пустыню отрочества и достигнуть той счастливой поры, когда снова истинно нежное, благородное чувство дружбы ярким светом озарило конец этого возраста и положило начало новой, исполненной прелести и поэзии, поре юности».
Дружба с Дмитрием Нехлюдовым, «чудесным Митей», не только открыла 15-летнему мальчику «новый взгляд на жизнь, ее цель и отношения», но и явилась символическим рубежом начала юности. Дружба эта исключительно нежна, поэтична, скреплена пактом откровенности — «признаваться во всем друг другу», а чтобы не бояться посторонних (оба стыдливы и застенчивы), «никогда ни с кем и ничего не говорить друг о друге». Юноши действительно говорят обо всем и больше всего о самих себе, своих чувствах и переживаниях.
Безусловно, за толстовскими образами юношеской дружбы отчасти стоят собственные неосознанные гомоэротические переживания писателя. Но, каковы бы ни были экзистенциальные истоки его художественной интуиции, созданный Толстым образ юношеской дружбы оказал сильное влияние как на русскую литературу, так и на массовую психологию.
Советский канон дружбы
Как изменился российский канон дружбы и реальные межличностные отношения в советские времена?
Чтобы разобраться в этом вопросе, необходимо представить себе соотношение: 1) официальных идеологических позиций, сформулированных в партийных документах; 2) культурно-нравственного канона дружбы, воплощенного в литературе и искусстве, и 3) повседневных реалий и норм человеческого общения. Эти моменты взаимосвязанны, но не тождественны, и содержание их в ходе советской истории менялось.
Важнейший принцип коммунистической идеологии — коллективизм, провозглашающий примат общественных (прежде всего — государственных) интересов над личными. Этот принцип действует как на макро-, так и на микросоциальном уровне. В соответствии с этим одной из главных социально-нравственных ценностей признается товарищество, то есть «отношения между людьми, основанные на общности их интересов, проявляющиеся во взаимной помощи и солидарности, уважении и доверии, доброжелательстве и симпатии» (Словарь по этике, 1983). За более индивидуальной и избирательной дружбой также признавалось право на существование, но подчеркивалось, что социально-нравственная ценность любой конкретной дружбы «определяется ее общественной направленностью».
В «Моральном кодексе строителя коммунизма» (1961) сближение категорий «товарищества» и «дружбы» вылилось в казенную формулу «Человек человеку друг, товарищ и брат».
Однако ахиллесовой пятой советской идеологии было то, что провозглашаемые ею принципы абсолютно не соответствовали реальным взаимоотношениям людей. Выдать обязательное подчинение групповой дисциплине за добровольное включение индивида в социум или коллектив по формуле «коллектив всегда прав» было сравнительно нетрудно. Но дружба, как и индивидуальность, неизбежно «выламывается» из любой системы групповой солидарности. В этом смысле она всегда была «подрывной» силой.
Молодым красногвардейцам эпохи Николая Островского было нетрудно усвоить мысль, что классовая солидарность важнее любых личных привязанностей и что друг, идеи которого расходятся с волей партии, становится врагом и подлежит уничтожению. Враг партии или народа не может быть моим другом!
Но по мере утверждения тоталитарного строя число врагов народа неуклонно возрастало. В годы массовых сталинских репрессий почти каждому человеку приходилось выбирать между политической лояльностью, групповой принадлежностью (товариществом) и долгом дружбы. Люди решали этот вопрос по-разному. Одни сохраняли верность своим близким, другие (большинство) отворачивались от них и даже становились в ряды их гонителей.