Глава 1
Спутники
Однажды я где-то прочитал известную цитату, в которой говорилось, что каждый день нашей жизни нам дается второй шанс, просто обычно мы не используем его.
Большую часть своей жизни я провел, доказывая правдивость этой цитаты. У меня было множество возможностей, которые порой выпадали мне ежедневно. Долгое время я отвергал их, одну за другой, пока, ранней весной 2007 года, моя жизнь окончательно не изменилась. В тот день я подружился с Бобом.
Теперь, оглядываясь назад, я полагаю, что для Боба это тоже был второй шанс.
Впервые я столкнулся с ним хмурым мартовским вечером, в четверг. Лондон еще не стряхнул с себя остатки зимы, и на улицах было пронизывающе холодно, особенно когда с Темзы дул ветер. Ночью, судя по погоде, должны были быть заморозки, поэтому я вернулся в свою новую квартиру в Тоттенхэме, на севере Лондона, раньше, чем обычно. Весь день я провел, выступая перед прохожими у Ковент-Гардена.
На плечах у меня, как и всегда, висел рюкзак и черный чехол с гитарой. В тот вечер со мной была лучшая подруга, Белла. Давным-давно мы с ней встречались, но теперь были просто друзьями. Мы собирались поужинать дешевым карри, который купили на вынос, и посмотреть черно-белый телевизор, который я отыскал в секонд-хэнде за углом.
Как обычно лифт в нашем многоквартирном доме не работал, и мы, вздохнув, направились к лестнице, «предвкушая» долгий подъем до пятого этажа.
Одна из ламп, освещавших коридор, перегорела, и часть первого этажа была погружена во мрак, но когда мы подошли к лестнице, я не мог не заметить в этой темноте пару светящихся глаз.
Приблизившись, я разглядел в сумраке рыжего кота, свернувшегося калачиком на коврике возле дверей одной из квартир.
У меня с детства были кошки, и в сердце я всегда продолжал их любить. Внимательный осмотр подтвердил, что это был кот.
Прежде я никогда не видел его в доме, но даже тогда, в темноте, я мог с уверенностью сказать, что этот кот определенно был личностью. Он не выказывал ни малейшего признака страха или нервозности. Напротив, в нем чувствовалась спокойная невозмутимая уверенность. Он вел себя так, словно здесь, в тени, и был его дом, и, судя по спокойному, любопытному и умному взгляду, которым он меня смерил, я был единственным, кто осмелился вторгнуться на его территорию. Он словно спросил: «Кто ты и что здесь делаешь?»
Я не удержался и присел на колени рядом с ним.
- Привет, приятель. Я тебя здесь раньше не видел. Ты здесь живешь? - произнес я.
Он посмотрел на меня тем же изучающим, слегка равнодушным взглядом, словно взвешивал мои слова.
Я решил погладить его, чтобы подружиться с ним и проверить, есть ли на нем ошейник или что-нибудь, что помогло бы отыскать его хозяина. В темноте трудно было судить, но я понял, что на коте нет ничего такого, поэтому сделал вывод, что он бездомный. Таких, как он, в Лондоне было множество.
Казалось, он наслаждался моей немудреной лаской, потому что слегка потерся о мою руку. Я погладил его еще и понял, что шерсть у кота находится в ужасном состоянии, под пальцами то и дело ощущались неровные проплешины. Ему явно требовалась хорошая еда. И, судя по тому, как он терся об меня, ему не хватало любящего заботливого хозяина.
- Бедный парень. Думаю, он бездомный. У него нет ошейника, и он страшно худющий, - вздохнул я, глядя на Беллу, которая терпеливо ждала у лестницы.
Она знала, какую слабость я питаю к кошкам.
- Нет, Джеймс, ты не можешь его взять, - возразила она, кивая на дверь квартиры, у которой притулился кот. - Не мог же он просто забрести сюда и устроиться на этом коврике. Наверняка он принадлежит тем, кто там живет. Просто ждет, когда они вернутся и впустят его.
Я неохотно согласился с ней. Я не мог просто взять и забрать кота себе, даже если все признаки говорят о том, что он бездомный. Я сам недавно переехал сюда и теперь кое-как пытался обустроиться в новом жилище. Что если кот действительно принадлежит тем, кто живет в этой квартире? Они не обрадуются, если кто-то заберет их любимца.
Я уж молчу о том, что последнее, что нужно было мне сейчас - это ответственность за кота. Я был музыкантом-неудачником, бывшим наркоманом, ведущим жалкое существование в «защищенном жилье»[1]. Мне было трудно нести ответственность даже за самого себя.
На следующее утро, в пятницу, я спустился вниз и обнаружил рыжего кота на том же самом месте. Казалось, последние двенадцать часов он вообще не двигался с коврика.
Я присел на одно колено и погладил его. Кот снова с радостью отозвался на ласку. Он громко замурлыкал, оценив внимание, которое я ему уделил. Кот еще не доверял мне на все сто процентов, но, я уверен, он подумал, что я неплохой парень.
В дневном свете я увидел, что это просто великолепное создание. У него была проникновенная морда с удивительными зелеными глазами, его взгляд сверлил меня насквозь. Приглядевшись, я понял, что он пострадал в драке или из-за несчастного случая - морду и лапы покрывали царапины.
Догадки, которые я высказал прошлым вечером, подтвердились - шерсть была в плачевном состоянии. Местами она была очень редкой и жесткой, а местами её покрывали залысины, через которые виднелась кожа.
Я ощутил искреннюю озабоченность его состоянием, но, в очередной раз напомнив себе, что у меня и без того хватает проблем, встал.
В общем, я с неохотой поспешил на автобус, едущий из Тоттенхэма в центр Лондона, к Ковент-Гарден, чтобы, в очередной раз выступая перед прохожими, заработать пару фунтов.
Когда я вернулся обратно, было уже довольно поздно, около десяти часов вечера. Я незамедлительно пошел в коридор, где видел рыжего кота, но там его не оказалось. Какая-то часть меня была разочарована. Он мне понравился. Но, по большей части, я почувствовал облегчение. Я предположил, что, должно быть, вернулись хозяева и впустили его в квартиру.
Когда на следующее утро я снова спустился вниз и увидел его на том же самом месте, я упал духом. Теперь он выглядел еще более беззащитным и взъерошенным, чем раньше. Он казался замерзшим и голодным и слегка дрожал.
- Ты еще здесь, - погладив его, сказал я. - Сегодня ты плоховато выглядишь.
И тогда я решил, что дольше тянуть незачем.
В общем, я постучал в дверь. У меня было, что сказать жильцам. Если это все же их любимец, то не дело так к нему относиться. Ему требовалась вода и еда и, возможно, даже медицинская помощь.
Дверь открыл небритый парень, одетый в футболку и спортивные штаны. Выглядел он так, словно я разбудил его, хотя было уже около полудня.
- Извини, что беспокою, мужик. Это твой кот? - спросил я.
Мгновение он смотрел на меня, как на полного психа.
- Какой кот? - переспросил он, а потом опустил взгляд и увидел рыжика, свернувшегося в клубок на коврике.
- О. Нет, - отозвался он и безразлично пожал плечами. - Это не мой кот, парень.
- Он лежит здесь уже несколько дней, - продолжал настаивать я, смотря в его равнодушные глаза.
- Правда? Может, унюхал что вкусненькое. Но я уже сказал - он не мой.
И он захлопнул дверь.
А я тут же решился.
- Ладно, дружище, ты пойдешь со мной, - проговорил я, вытаскивая их рюкзака коробку с сухим кормом для кошек. Я специально таскал её с собой, чтобы подкармливать кошек и собак, которые постоянно подбегали ко мне, пока я играл перед прохожими.
Я потряс коробкой, и кот, привлеченный звуком, сразу же вскочил и направился за мной.
Я заметил, что он неуверенно стоит и остерегается наступать на заднюю лапу, неловко поджимая ее, поэтому потребовалось немало времени, чтобы преодолеть пять пролетов. Через несколько минут мы благополучно устроились в моей квартире.
Квартира моя была, мягко говоря, обветшалой. Кроме телека здесь был только диван-кровать из секонд-хэнда, в углу маленькой спаленки лежал матрас, а на кухне стояли вечно ломающийся холодильник, микроволновка, чайник и тостер. Плиты у меня не было. Остальное место занимали книги, видеокассеты и разные безделушки.
Я малость «сорока» - собираю на улицах всякий хлам. В то время у меня в одном углу стоял сломанный парковочный счетчик, а в другом треснувший манекен с ковбойской шляпой на голове. Один мой друг как-то назвал мою квартиру «лавкой древностей». Но когда кот с подозрением изучил новое жилище, единственным, что его заинтересовало, была кухня.
Я достал из холодильника молоко, налил его в блюдце и разбавил водой. Я знал, что - вопреки расхожему мнению - молоко может быть вредно для кошек, потому что они не переносят лактозу. Кот в мгновение ока вылакал содержимое блюдца.
В холодильнике у меня были остатки тунца. Я размял сухой корм и смешал его с тунцом, а потом предложил коту. Он смёл всё за секунду. «Бедняга, - подумал я, - наверное, он совсем оголодал».
После холодного темного коридора квартира представилась коту пятизвездочным люксом. Казалось, он был рад оказаться здесь, и, поев на кухне, направился прямиком в гостиную, где свернулся калачиком на полу возле батареи.
Пока я сидел и внимательно наблюдал за котом, у меня не осталось никаких сомнений, что с его лапой что-то не так. Когда кот лег, я подошел, сел на пол рядом с ним и осмотрел его. На задней лапе обнаружился нарыв. Рана была размером с большой собачий зуб, и это натолкнуло меня на мысль, что же случилось с котом. Скорее всего, на него напала собака или, возможно, лиса, вцепившаяся ему в лапу, когда он попытался сбежать. Тело и лапы его покрывало множество царапин, а одна проходила по морде недалеко от глаза.
Я отнес его в ванную и, как мог, простерилизовал рану, а затем нанес вокруг раны увлажняющий крем, а саму рану намазал вазелином.
Если бы я так же заботился обо всех кошках, они бы разрушили мою квартиру, но этот кот был настоящим золотцем.
Оставшуюся часть дня он провел, свернувшись калачиком, на полюбившемся ему месте, возле батареи. Пару раз он побродил по квартире, вспрыгивая на всё и царапая все встречавшиеся на пути препятствия. Манекен в углу, который он проигнорировал ранее, теперь привлек его внимание. Я не мешал. Кот мог делать всё, что ему нравилось.
Я знал, что рыжие коты обычно очень подвижны, и заметил, что моего нового друга переполняет сдерживаемая энергия. Когда я прикоснулся, чтобы погладить его, он вскочил и начал бить меня лапами. В какой-то момент игра перестала быть игрой, и на моей руке остались глубокие царапины от яростных ударов лапой.
- Ладно, приятель, успокойся, - сказал я, взял его на руки и опустил на пол. Я знал, что молодые, не кастрированные самцы могут быть очень активными. Поэтому я решил, что он еще не кастрирован и только входит в период полового созревания. Конечно, я не мог быть в этом уверен. В очередной раз я ощутил горечь от понимания, что кот охотнее бы покинул улицу, чем дом.
Весь вечер я просмотрел телек, и кот, свернувшийся на батарее, начал казаться мне неотъемлемой частью моего жилища. Он «ожил» только когда я пошел спать - встал и прошел за мной в спальню, а потом свернулся клубком на кровати, прямо у меня в ногах.
Лежа в темноте и слушая его нежное мурлыканье, я был рад, что он рядом. Думаю, он стал для меня другом. А в последнее время у меня осталось не слишком много друзей.
В воскресенье утром я встал довольно рано и решил пройтись и посмотреть, не найду ли я хозяина кота. Я думал, что кто-нибудь мог повесить плакат с надписью «Потерялся кот». На фонарных столбах, досках объявлений и даже на автобусных остановках по всей округе висели подобные объявления с призывами вернуть потерявшихся любимцев. Временами объявлений становилось так много, что я начинал думать, не орудует ли в округе банда похитителей кошек.
На тот случай, если хозяин быстро найдется, я взял кота с собой, нацепив на него поводок, который сделал из шнурка. Когда мы спускались по лестнице на первый этаж, кот был счастлив бежать рядом.
На улице кот натянул поводок поперек дороги, пытаясь вести меня куда-то. Я догадался, что ему нужно в туалет. Кот направился прямиком к небольшому участку зелени, расположившемуся между моим домом и соседним зданием, и на пару минут скрылся в кустах, отозвавшись на зов природы. Потом он вернулся ко мне и радостно позволил мне и дальше вести его на поводке.
«Похоже, он действительно мне доверяет», - подумал я. И тут же ощутил желание оправдать его доверие и помочь ему.
Сперва я заглянул к женщине, жившей через улицу. В округе все знали, что она «кошатница». Она подкармливала бездомных кошек со всех соседних микрорайонов и, если было необходимо, относила их к врачу на стерилизацию. Когда она открыла дверь, я увидел у нее за спиной пять кошек. Одному Богу было известно, сколько их еще пряталось в глубине квартиры. Казалось, каждая кошка в округе знала, куда нужно пойти, чтобы её покормили. Не знаю, как ей удавалось прокормить их всех.
Увидев кота, она тут же погладила его, одаривая бедное животное лаской.
Она была прекрасной женщиной, но ничего не знала о том, откуда мог появиться кот. Она никогда не видела его.
- Бьюсь об заклад, раньше он жил где-то в Лондоне. Не удивлюсь, если его бросили, - сказала она и пообещала рассказать, если разузнает что-то.
У меня было чувство, что она не ошибалась насчет того, что раньше этот кот жил далеко от Тоттенхэма.
Ради интереса я отвязал от кота поводок, чтобы посмотреть, пойдет ли он куда-нибудь. Но когда мы шли по улицам, стало окончательно ясно, что кот не знает, где находится. Он казался полностью потерянным. Он будто говорил мне: «Я не знаю, где я, и хочу остаться с тобой».
Так мы проблуждали несколько часов. Однажды он снова бросился в кусты, чтобы сделать свои «делишки», а я принялся спрашивать прохожих, не узнают ли они этого кота. Но ответом мне были лишь равнодушные взгляды и пожатие плеч.
Было очевидно, что кот не хочет оставлять меня. Пока мы бродили, я не мог не задаваться вопросом, откуда он появился и какую жизнь вел раньше, до того, как забежал в мой дом и сел на коврик.
Часть меня была убеждена, что «кошатница» права, и что кот раньше был домашним. Он был очень красив, и наверняка куплен в подарок на Рождество или на чей-то день рождения. Рыжики могут быть немного сумасшедшими, особенно если их не кастрировать. И они больше других кошек склонны к доминированию. Подозреваю, что когда он стал слишком шумным и игривым, он стал и менее послушным.
Я представил себе, как родители говорят: «Хватит!» и - вместо того, чтобы найти ему других хозяев или отдать в RSPCA[2], - сажают его в багажник, увозят подальше и выбрасывают на улице или на обочине.
Обычно кошки знают, как вернуться домой, но кот, очевидно, был слишком далеко от дома и не смог отыскать обратный путь, или знал, что там его не любят, и решил найти новый дом.
Другая моя теория состояла в том, что он принадлежал умершему старику.
Конечно, оставалась возможность, что всё было совсем иначе. То, что он оказался не приспособлен к жизни в квартире, было аргументом против того, что он вообще был домашним. Но чем больше я узнавал его, тем больше убеждался, что кот привык к обществу одного человека. Казалось, он легко привязывается к любому, кто, как он думал, будет о нем заботиться. Что произошло и в моем случае.
Самая большая подсказка о его прошлом заключалась в его ужасных ранах. Несомненно, он получил их в драке. По сочащемуся гною я понял, что ране несколько дней, может быть даже неделя. Это дало мне возможность вынести еще одно предположение.
В Лондоне всегда было множество уличных кошек, которые, сбиваясь в стаи, бродили по улицам, питаясь объедками и шарахаясь от незнакомцев. Пятьсот или шестьсот лет назад такие места как Грэшем-Стрит в Сити, Клеркенвелл-Грин и Друри-Лейн были известны как «кошачьи улицы» и были запружены этими животными. А еще городе было множество бездомных бродяг, которые ежедневно боролись за выживание. Многие из них были как этот рыжий кот: потрепанные, сломленные создания.
Возможно, он просто увидел во мне родственную душу.
Глава 2
Путь к выздоровлению
Кошки окружали меня с детства, и я всегда чувствовал, что нашел с ними взаимопонимание. Когда я был еще ребенком, у нас было несколько сиамцев, и я помню, что однажды дома появилась красивая кошка черепаховой окраски. Обо всех них у меня сохранились теплые воспоминания, но, полагаю, особо яркие воспоминания у меня сохранились о темной кошке.
Я вырос в Англии и в Австралии. Какое-то время мы жили в местечке под названием Крейджи, в Западной Австралии, и там у нас был очаровательный пушистый котенок белого цвета. Не помню, откуда он у нас появился, но у меня есть чувство, что нам его подарил местный фермер. Где бы он ни жил раньше, это был ужасный дом. Прежде чем котенок попал к нам, его не удосужились свозить к врачу, и вскоре оказалось, что у бедняги полно блох.
Заметили это не сразу. Проблема была в том, что у котенка был такой густой белый мех, что блохи с легкостью прятались в нем, мучая беднягу, и никто не знал об этом. Как известно, блохи - паразиты. Они высасывают жизнь из других существ, чтобы продлить собственную, и они высосали из несчастного котенка практически всю кровь. Когда мы заметили это, было уже поздно. Мать отвезла его к ветеринару, но ей сказали, что точка невозвращения пройдена. У него были все виды инфекций и множество других проблем. Он умер через пару недель после того, как попал к нам. Мне тогда было лет пять-шесть, и я был сломлен, - как и моя мать.
На протяжении долгих лет каждый раз, когда я видел белых котов, я вспоминал этого котенка. Но в тот мартовский уик-энд, который я провел с рыжиком, этот котенок не выходил у меня из головы. Я уже говорил, что шерсть рыжика была в ужасном состоянии. Местами на ней были ужасающие залысины. И я страшно боялся, что его постигнет та же участь, что и белого котенка.
Сидя с ним в гостиной субботним вечером, я решил: я не позволю этому случиться. Я отдавал себе отчет в том, что того, что я уже сделал для него, недостаточно. И не собирался убеждать себя в обратном.
Я должен был отвезти его к ветеринару. Я понимал, что моего импровизированного лечения недостаточно, чтобы поставить его на ноги и залечить раны. И я не знал, есть ли у него другие проблемы со здоровьем. Я не собирался рисковать, ожидая, когда его состояние улучшится, поэтому решил встать с утра пораньше и отвести его в ближайший центр RSPCA, располагавшийся в конце Сэвен-Систерс-Роад у парка Финсбери.
Выключив будильник, я встал и накормил кота смесью сухого корма и тунца. Утро было холодным и серым, но я знал, что это не может быть оправданием.
Учитывая состояние его лапы, я знал, что он не выдержит полуторачасовую ходьбу, поэтому решил посадить его в зеленое мусорное ведро. Я просто не нашел ничего другого. Не успели мы отправиться в путь, как стало ясно, что ему не нравится. Он шевелился в ведре, цеплялся лапами за верх, пытаясь выбраться. В конце концов, я сдался.
- Вылезай, я понесу тебя, - решил я, вытаскивая его из ведра свободной рукой. Он вскарабкался мне на плечи и устроился там. Я позволил ему сидеть там всю дорогу до центра RSPCA.
Войдя внутрь, мы словно очутились в центре Ада. Приемная была переполнена. В основном здесь были собаки и их хозяева, большая часть которых оказалась пацанами со стрижками под скинхедов и жуткими татуировками. Процентов семьдесят составляли стаффордширские бультерьеры, почти наверняка пострадавшие в схватке с другими псами в собачьих боях.
Люди говорят об англичанах, как о «нации любителей животных». Но здесь, уж точно, не было и капли любви. То, как некоторые относятся к своим домашним животным, вызывает у меня отвращение.
Кот сидел то у меня на коленях, то перебирался на плечи. Он нервничал, и я не мог его в этом винить. Он глухо ворчал на собак в приемной. Пара из них туго натянула поводки, пытаясь добраться до кота.
Одну за другой, собак уводили в процедурную. Когда появлялась медсестра, мы радовались, что ожидание закончилось, но нас ждало разочарование. Так пролетело четыре с половиной часа.
Наконец, она сказала: «Мистер Боуэн, ветеринар сейчас вас примет».
Ветеринар оказался мужчиной средних лет. Он выглядел уставшим, а на лице его застыло выражение, которое я не раз видел на других лицах - словно он уже все повидал в этом мире. Может быть, это было всего лишь следствием агрессии, объектом которой мы стали в приемной, но рядом с ветеринаром я ощутил, что стою на краю пропасти.
- В чем ваша проблема? - спросил он меня.
Я понимал, что парень просто делает свою работу, и, хотя собирался уже огрызнуться: «Если бы я знал, меня бы здесь не было», сдержался.
Я рассказал, как нашел кота в подъезде и показал нарыв на задней лапе.
- Хорошо, давай-ка его осмотрим, - сказал он.
Он сказал, что коту больно и вколол ему небольшую дозу диазепама, чтобы унять боль. А потом объяснил мне, что собирается выдать предписание о двухнедельном курсе амоксициллина, чтобы помочь коту восстановить силы.
- Если за две недели состояние не улучшится, приходите снова, - посоветовал он.
Я решил воспользоваться возможностью и спросил о блохах. Он быстро осмотрел шерсть и сказал, что ничего нет.
- Возможно, вам стоит дать ему какие-нибудь таблетки. У молодых котов часто бывают проблемы с блохами.
Я в очередной раз подавил желание сказать ему, что знаю об этом, и просто смотрел, как он выписывает рецепт.
Справедливости ради стоит заметить, что он проверил кота на наличие микрочипа. Его не оказалось, и ветеринар предположил, что это уличный кот.
- Когда появится возможность, пройдите курс лечения, - сказал врач. - И, думаю, будет неплохо кастрировать его в ближайшее время, - добавил он, протянув мне брошюру и заявку на бесплатную стерилизацию бездомных кошек. Учитывая, во что кот превратил мой дом, и как он исцарапал мне руки, я кивнул, соглашаясь с его диагнозом.
- Думаю, это хорошая идея, - улыбнулся я, ожидая, что, по крайней мере, ветеринар спросит «почему»?
Но его, похоже, не заинтересовало. Он застучал по клавишам, забивая данные в компьютер, и распечатал рецепт. Очевидно, прием в центре представлял собой конвейер, потому что дверь открылась перед следующим пациентом. Это не было виной врача - это просто система.
Через несколько минут все закончилось. Покинув процедурную, я подошел к окошку аптеки и протянул рецепт.
Женщина в белом халате оказалась более дружелюбна, чем ветеринар.
- Какой красавец, - восхитилась она. - У моей мамы тоже был рыжий кот. Он был ее лучшим другом, и у него был чудесный характер. Он днями сидел у ее ног и смотрел, как движется вокруг мир. Даже если бы рядом взорвалась бомба, он бы ее не бросил.
Она подошла к кассе и пробила чек.
- Двадцать два фунта, пожалуйста, милый, - сказала она.
Сердце у меня сжалось.
- Двадцать два фунта! Ого, - только и сказал я. На тот момент у меня в кармане было всего тридцать фунтов.
- Боюсь что так, милый, - кивнула медсестра, она одновременно казалась и сочувствующей, и непреклонной.
Я смирился и протянул ей тридцать фунтов.
Для меня это были большие деньги. Всё, что я зарабатывал за день. Но я знал, что другого выбора нет: Я не мог дать умереть моему новому другу.
- Похоже, на ближайшие две недели ты застрял у меня, - сказал я коту, когда мы покинули центр и направились домой.
Это было правдой. Я не собирался избавляться от кота до того, как закончится курс лечения. Никто кроме меня не проследит, чтобы он съедал таблетки, и я не мог выпустить его на улицу, опасаясь, что он подхватит еще какую-то заразу.
Не знаю почему, но ответственность за судьбу кота приводила меня в радостное возбуждение. Я чувствовал, что в моей жизни появилась новая цель - сделать что-то хорошее не только для себя, но и для кого-то другого.
В тот же день я сходил в местный зоомагазин и купил коту хороший корм, которого хватило бы на пару недель. В RSPCA мне дали маленький пакетик с кошачьим кормом премиум класса, и прошлой ночью я попробовал скормить его коту. Ему понравилось, поэтому я купил большой пакет. Еще я приобрел всякие миски. Это обошлось мне в девять фунтов. Так я потратил все имеющиеся у меня деньги.
Той же ночью я оставил кота дома одного и, прихватив гитару, отправился к Ковент-Гарден. Теперь мне надо было кормить два рта.
За несколько следующих дней, пока я лечил кота, я получше узнал его. И тогда я дал ему имя: Боб. Эта мысль пришла мне в голову, когда я смотрел свой любимый сериал, «Твин Пикс». Там был персонаж, которого все звали Убийца Боб. Это был настоящий псих, типа Джекила и Хайда. Сейчас он нормальный, здравомыслящий парень, а в следующий момент слетает с катушек. Кот был похож на него. Когда он был счастлив и доволен, казалось, что в мире нет кота спокойнее и ласковее. Но когда ему что-то взбредало в голову, он превращался в настоящего маньяка и носился по всей квартире. Как-то ночью я болтал со своей подругой Беллой, и тут меня осенило.
- Он немного похож на Убийцу Боба из «Твин Пикс», - поделился я, а Белла озадаченно посмотрела на меня.
Но это было уже неважно. Важен был только Боб.
Теперь я окончательно понял, что Боб, должно быть, жил на улице. Когда дело дошло до туалета, он категорически отказался ходить в лоток, который я купил. И мне пришлось взять его и отнести на улицу, чтобы он мог сделать свое дело в кустах, окружавших дом. Он тут же навалил кучку и, повинуясь инстинкту, забросал улики землей.
Как-то утром, наблюдая за этим ритуалом, я подумал, не принадлежал ли он путешественникам. В Тоттенхэме их было довольно много. Их лагерь располагался недалеко от моего дома. Возможно, кот принадлежал одной из семей, и когда они поехали дальше, он отстал. Теперь я точно знал, что он не домашний кот.
Не было никаких сомнений в том, что он начал ко мне привязываться. Как, впрочем, и я к нему. Сперва он был довольно ласковым, хоть немного и опасался меня.
Но постепенно он становился все более уверенным и дружелюбным. Временами он был очень горластым и даже агрессивным, но теперь я понимал, что это были признаки того, что его необходимо кастрировать.
Жизнь наша постепенно превращалась в рутину. Каждое утро я оставлял Боба в квартире и отправлялся к Ковент-Гарден, где играл на гитаре, пока не зарабатывал достаточную сумму.
Когда я возвращался, он встречал меня у входной двери. А потом шел на диван в гостиной и смотрел со мной телек.
Теперь я начал понимать, насколько Боб был умным. Он понимал всё, что я ему говорил.
Когда я хлопал по дивану, приглашая его запрыгнуть ко мне, он слушался. Когда я говорил ему, что пришло время пить лекарства, он понимал, о чем я. И каждый раз он смотрел на меня, словно говоря: «Мне это действительно нужно?». Но когда я клал таблетки ему в рот и осторожно гладил горло, чтобы он проглотил их, Боб не сопротивлялся. Большая часть кошек разозлится, если вы попытаетесь открыть им пасть, но Боб верил мне.
В тот момент я стал понимать, что в нем есть что-то необычное. Я никогда раньше не встречал такого кота, как Боб.
Тем не менее, он не был идеальным котом. Он знал, где лежит еда, и каждый день устраивал на кухне хаос, переворачивая горшки и кастрюли в поисках пищи. Двери кухонного гарнитура и холодильника были исцарапаны им в отчаянной попытке добраться до чего-нибудь вкусненького.
Но, стоит заметить, он слушался, когда я говорил «нет».
Я мог просто сказать: «Нет, слезь оттуда, Боб», и он спрыгивал. Он постоянно показывал мне, каким он был умным. А это рождало у меня новые вопросы о его происхождении. Станет ли дикий или уличный кот обращать внимание на подобные слова? В этом я сомневался.
Я наслаждался его компанией, но понимал, что надо быть осторожнее. Я не хотел слишком сильно привязываться к Бобу, потому что рано или поздно ему захочется вернуться на улицу. Он был не их тех, кому нравится сидеть взаперти. Он не был домашним.
Однако пусть даже на короткое время, но я отвечал за него, поэтому я решил приложить все силы, чтобы как можно лучше справиться с этим. Я понимал, что нужно сделать всё необходимое, чтоб он мог вернуться на улицу, поэтому однажды утром заполнил форму службы бесплатной стерилизации, которую дал мне ветеринар в RSPCA. Я отослал её по почте и, к своему удивлению, получил ответ буквально через пару дней. В письме лежал сертификат, дающий нам право на бесплатную стерилизацию.
Следующим утром я снова отнес Боба вниз, в туалет. Лоток, который я купил для него, так и остался неиспользованным. Он ему не понравился.
Как обычно у Боба ушла пара минут на то, чтобы сделать свои дела и закопать результат. Чистота и опрятность кошек никогда не перестают удивлять меня. Почему это для них так важно?
Боб убедился, что работа сделана, и пошел ко мне, когда вдруг замер и напрягся, увидев что-то.
Я собирался подойти и посмотреть, что его так встревожило, когда понял, что же это такое.
Боб рванул вперед со скоростью молнии. Все происходило, словно в тумане. Прежде чем я смог отреагировать, Боб схватил что-то в траве у изгороди. Я подошел поближе, чтобы присмотреться и увидел маленькую серую мышку длиной не более трех дюймов.
Малыш явно попытался проскользнуть мимо кота, но шансов у него не было. Боб кинулся с молниеносной быстротой и точностью, и теперь сжал несчастное создание зубами. Это было не самое приятное зрелище. Мышь перебирала лапами, и Боб сомкнул челюсти, чтобы прикончить ее. Мышка отказалась от борьбы, случилось неизбежное. Боб положил мышь на землю.
Я понимал, что должно случиться дальше, но не хотел, чтобы Боб её ел. Давно известно, что мыши переносят разные болезни. Поэтому я присел и попытался забрать его добычу. Он не обрадовался моим действиям и зарычал, а потом и зашипел на меня, после чего снова взял мышь в зубы.
- Отдай её мне, Боб, - приказал я, не желая сдаваться. - Отдай.
Бобу не очень-то это понравилось, потому что посмотрел на меня, словно говоря: «Это еще почему?»
Я порылся в карманах и нашел кусочек корма, который и предложил ему взамен.
- Возьми лучше это, Боб. Для тебя это будет полезнее.
Мои слова его не больно-то убедили, но через несколько секунд наше противостояние закончилось. Он сдался. Когда он отошел от мыши, я поднял ее за хвост и выбросил в урну.
Это происшествие в очередной раз напомнило мне об одном из самых интересных (по крайней мере, для меня самого) фактах о кошках: по своей природе они - опасные хищники. Многие люди не привыкли считать своего милого котенка серийным убийцей, но кошки есть кошки. Во многих уголках мира, включая Австралию, для кошек, которых выпускают погулять на ночь, действуют строгие правила, из-за того, что они слишком рьяно охотятся на грызунов и местных птиц.
Боб показал свою сущность. Его хладнокровие, скорость и точность поражали. Он точно знал, как и что делать. Это заставило меня снова задуматься о том, какую жизнь он вел до того, как появился в подъезде моего дома. Как ему жилось? Где он жил, и как ему удалось выжить? Приходилось ли ему выслеживать и есть добычу каждый день? Жил ли он когда-то дома или всегда был уличным? Как он стал тем котом, которого я знаю? Хотел бы я это выяснить. Я был уверен, у моего друга, уличного кота, нашлась бы в запасе пара историй.
В общем, у меня и у Боба было кое-что общее.
С тех пор, как я скатился к бродяжничеству, люди часто интересуются моей прошлой жизнью. «Как ты докатился до такого?» - спрашивали они меня. Некоторые из них были профессионалами. Я переговорил с десятками социальных работников, психологов и даже полицейских, которые допытывались, как меня занесло на улицу. А еще этим интересовались совершенно обычные люди.
Не знаю, почему люди с восхищением выслушивают истории о том, как другие люди скатываются на дно. Думаю, отчасти это что-то вроде: «Слава Богу, что это случилось не со мной», и осознание, что такое может произойти с каждым. Думаю, это заставляет людей ценить то, что они имеют. Заставляет их думать: «Может, я живу и не очень хорошо, но могло быть и хуже. Я мог жить, как этот бедняга».
Ответы, как люди, вроде меня, оказались на улице, конечно, всегда разные. Но, как правило, они имеют нечто общее. Часто главную роль в истории играют наркотики и алкоголь. Но во многих случаях дорога, приведшая их к жизни на улицах, берет свое начало из детства и отношений с семьей. И мой случай не стал исключением.
В детстве у меня не было родины, в основном потому, что я провел его, мотаясь между Великобританией и Австралией. Я родился в графстве Суррей, но, когда мне было три года, моя семья переехала в Мельбурн. К тому времени мои родители разошлись. Отец остался в Суррее, а мать, чтобы избавиться от плохих воспоминаний, приняла предложение «Rank Xerox», компании производящей оргтехнику, в Мельбурне. Она была хороша в своем деле и была одним из лучших продавцов компании.
Мать не любила сидеть на месте, и через два года мы переехали из Мельбурна в Западную Австралию. Там мы прожили три-четыре года, пока мне не исполнилось девять. Мне нравилось жить там. Мы жили в одном из бунгало, а позади каждого дома был разбит сад. Передо мной был огромный мир, в котором любой мальчишка был бы рад играть или изучать его. Мне нравились пейзажи Австралии. Беда была в том, что друзей у меня не было.
Я с трудом приспосабливался к новой школе, думаю, главным образом потому, что мы часто переезжали. Когда мне было девять, шансов на то, что я нормально устроюсь в Австралии, не осталось - мы переехали обратно в Соединенное Королевство, в Сассекс, недалеко от Хоршема. Я с радостью вернулся в Англию, и о тех временах у меня сохранились только хорошие воспоминания. Но стоило мне начать привыкать к жизни в северном полушарии, как мы полетели обратно в Западную Австралию. Мне тогда было лет двенадцать.
В тот раз мы осели в местечке под названием Квинс Рок. Думаю, с этого-то и начались мои проблемы. Из-за всех этих путешествий. Мы никогда не жили на одном месте дольше двух лет. Мама занималась перепродажей и постоянно передвигалась по стране. У меня никогда не было нормальной семьи, и я никогда не рос в одном месте. Мы вели своего рода цыганский образ жизни.
Я не психолог, хоть и немало перевидал их на своем веку, но я не сомневаюсь, что такое количество переездов не очень хорошо сказывается на растущем ребенке. Я оказался неприспособлен к нормальной жизни. В школе я с трудом заводил друзей, хотя и прилагал усилия. Я был слишком упрямым, чтобы произвести хорошее впечатление. А когда ты ребенок, это не очень-то хорошо. В результате все мои усилия приводили к противоположному результату: надо мной издевались в каждой школе. Особенно плохо было в Квинс Рок.
Я не мог избавиться от британского акцента и не желал никому уступать. Я был ходячей мишенью, в прямом смысле. Так что однажды мои одноклассники решили побить меня камнями.
Я не преувеличиваю. Квинс Рок неспроста назвали Квинс Роком, там повсюду лежали увесистые куски известняка, которыми и воспользовались дети. В общем, я получил сотрясение мозга.
Еще я в то время не очень-то ладил со своим отчимом, парнем по имени Ник. Подростком я считал его мудаком - так я его и называл. Мудак Ник. Мать познакомилась с ним, вступив в ряды полиции еще в Хоршеме, и когда она переехала в Австралию, он поехал с ней.
Пока я был подростком, мы так и продолжали вести кочевой образ жизни. Как правило, это было связано с многочисленными предприятиями моей матери.
Она была очень успешной женщиной. Одно время она записывала видео по обучению телемаркетингу. Какое-то время это приносило нам неплохой доход. Потом создала женский журнал «Горожанка», который расходился плохо. Иногда у нас было много денег, а порой их не хватало.
Но она была отличным предпринимателем - и бедствовали мы недолго.
Когда мне было около пятнадцати, я бросил школу - меня уже тошнило от издевательств, которым меня подвергали. И с Ником я по-прежнему не ладил. Я был очень независимым пацаном.
Я был «оторвой», которого никогда не было дома, и который не собирался слушать мать. Я не признавал никаких авторитетов. Так что не удивительно, что скоро я с завидным постоянством начал находить проблемы, справиться с которыми был не в состоянии.
Предсказуемо, что я увлекся наркотиками. Сперва