В ЧУЖИХ ГЛАЗАХ Я ВИЖУ ТЕБЯ
Кто изваял тебя из темноты ночной,
Какой туземный Фауст, исчадие саванны?
Ты пахнешь мускусом и табаком Гаваны,
Полуночи дитя, мой идол роковой.
Ни опиум, ни хмель соперничать с тобой
Не смеют, демон мой; ты - край обетованный,
Где горестных моих желаний караваны
К колодцам глаз твоих идут на водопой.
Шарль Бодлер, «Sed non satiata»
У бурных чувств неистовый конец.
Уильям Шекспир, «Ромео и Джульетта»
В этой комнате пахло тобою. Аромат духов и манящего соблазна продолжает мерещиться мне в чёрствой серости этих стен. Кажется будто он неуловимо играет со мной — будоражит и манит, зная ту глубину отчаяния в которой я очутился. Ведь ты была моим ночным наваждением — грёзой столь же реальной и столь же далёкой как иллюзия сна в первые мгновения после пробуждения.
Лунная дорожка, которая в ту ночь пролегла от не полностью сомкнутых краёв занавесок по полу и до самой моей кровати, долго не давала мне уснуть. Я смотрел на неё и думал о том как хорошо было бы сейчас находиться не здесь, а где-нибудь на островах в ленивом море тропика Рака, там где на пляжах встречается чёрный песок и маленькие цветные зонтики в покрытых испариной стаканах с коктейлями. Тьма по ту сторону лунной дорожки была гуще и непрогляднее чем поблизости от меня, поэтому я не сразу заметил твой силуэт.
Но ты шагнула ближе и я обомлел, глядя на твоё изящное тело, одетое только лишь в лунный свет. Ты была похожа на порочную музу, что порою приходит в те сны о которых бывает стыдно рассказать другому. Ты опустилась на колени на не застеленном краю моей кровати, а потом наклонилась вперёд, отперевшись руками на мою грудь — тогда я впервые услышал твой аромат.
Когда твои губы поцелуем коснулись моих, я осознал каким был на вкус тот плод, что рос на древе в Эдемском саду. А на утро, когда лучи взошедшего солнца прогнали ночь, вместе с сумраком растворилась и ты. Весь следующий день я искал ответ на вопрос кем ты была? реальностью или вымыслом? Я вспоминал все эти прочитанные мной когда-то досужие рассказы полоумных эзотериков о том, что сновидения бывают осознанными и такие сновидения могут казаться реальнее самой реальности. Но это было так оскорбительно логично, что не оставляло места для тебя, поэтому я не хотел мириться с подобным объяснением.
День сменялся днём, а я не мог не думать о тебе и ночи нашей встречи, словно в моё сердце угодила стрела того нахального крылатого мальчишки, который порой стреляет из своего крохотного лука. Гоня от себя прочь мысли о не реальности произошедшего, я стал замечать, что начал видеть отголоски тебя в ком-то ещё.
Однажды я шёл по заспанному бульвару среди безразличных прохожих, шагами дрейфующих мимо и что-то неведомое подтолкнуло меня поднять взгляд на одно из встречных холодных лиц. Это была девушка, молодая, а может и не очень, с простыми губами и чертами лица, но глаза... Её глаза были твоими глазами! Я не сумел забыть их с тех пор как увидел тогда в темноте — два омута цвета мутного смарагда с дьявольской искрой в самой их глубине. В её глазах я увидел тебя! Это было как озарение, как знак судьбы, говорящий о том, что всё что было той ночью мне не пригрезилось.
Быть может я и сошёл с ума, но каждый новый день я выискивал в других что-то, что в них напоминало бы мне о тебе. Вот и сейчас, сидя в прокуренном пабе за рюмкой «Рай-виски» с лениво тающим кубиком льда я смотрю на женское лицо на другом конце зала и вижу то же очертание губ, что было и у тебя. Проследив мой взгляд, дородный бармен, ухмыляясь в густые усы и не переставая вытирать посуду засаленным фартуком, многозначительно посмотрел на меня, намекая тем самым, что понимает о чём я думаю. Он ошибается. Та девушка меня не интересует.
Интересуешь меня только ты, моё ночное наваждение.
Ты была моим сном. Но сон краткосрочен и мимолётен. Одно лишь небо знает как я хотел бы вновь увидеть этот сон и сделать так, чтобы он никогда не кончался... И тут меня, словно шекспировского героя ослепила вспышка осознания: «Умереть — уснуть, не больше, и окончить сном страданья сердца».
Умереть. Уснуть... Вот и ответ!
Оставив пару хрустящих купюр за рюмку твой обжигающей дряни со льдом которая была только что мною выпита, я стремительно вышел на улицу.
Эта ночь выдалась на удивление дождливой. Заволокшие небо зыбкие, низкие тучи полностью поглотили маленькие, колючие звёзды, которые не так давно проклюнулись сквозь темнеющую синеву. Дождь нахлынул внезапно, узкими длинными каплями и моментально наполнил промозглой взвесью приметные городские улицы. Город будто поразило какое-то чёрное колдовство, в одночасье, поглотившее все краски и превратившее угловатую какофонию столичных зданий в череду зыбких, невзрачных построек.
Плотнее кутаясь в свой плащ я встал под фонарём, отбрасывающем круглое пятно электрического света на промокший тротуар. Я ведь никогда не любил дождь. Да и луны из-за туч было не видно. Может я поспешил со своим решением?..
За рулём проехавшего мимо кабриолета была женщина и цвет её волос отдавал огненной киноварью. Таким же был и твой цвет.
Это был знак. Я должен идти!
Сколько времени занял мой путь я не считал, но дождь успел ослабнуть и совсем закончиться. Тучи начали медленно расползаться вдаль, а луна, лениво выпутавшись из цепких локонов перистых облаков, лукаво засияла в недосягаемой вышине среди острых шпилей небоскребов которые царапали небо.
Это был ещё один знак. Я на верном пути!
Поднявшись на самый верхний пролёт эстакады, где как и бывает в больших городах, обильное движение сохранялось и ночью — я немного помедлил. Нет, это была не нерешительность или страх. Это было предвкушение — тот томительный восторг который растекается по телу от осознания неизбежного обретения того, что желаешь, и поэтому хочется намеренно оттянуть момент удовольствия.
Перебравшись через оградительный парапет я сделал шаг в пустоту.
Боли не было. Я закрыл глаза, мечтая окунуться в ощущение безумства полёта, раствориться в его безмятежной свободе перед тем как оглушительная вспышка оборвёт мою линию жизни. Но вместо этого лишь осознал, что больше не падаю. Открыв глаза я понял, что лежу на брусчатке и не могу пошевелиться. Несмотря на позднее время здесь отчего-то было людно и тревожно переговаривающиеся пешеходы обступили меня плотным кольцом, взволнованно заглядывая мне в лицо. Я же чувствовал какое-то неумолимое блаженство, растекающееся по телу, ощущая себя древней меганеврой, медленно погружающейся в уютный вар тёплой тягучей смолы, которая сомкнувшись над головой станет её дорогой в вечность.
И вдруг я понял, что ты стоишь среди этих людей.
Да, это и правда ты! Как в ту самую ночь, которая случилась много дней тому назад, лунный свет играет медной прихотью твоих волос, и пусть тень скрывает твоё лицо, я безошибочно могу угадать тот же самый соблазн улыбки на твоих губах. И твои глаза с дьяволами в их глубине. Я оказался прав. Всё это не зря...
«И в этом смертном сне какие сновидения нам будет, когда буря жизни пролетит?» — вопрошал шекспировский герой. Но мне это теперь не важно, потому что последним что я ощутил был вкус хищной сладости твоих губ.