Апологеты нынешних времен, когда вновь во главу угла поставлены деньги, стремятся, дабы так оставалось всегда.
Характерная подробность. Фонд им. Иннокентия Сибирякова пытается вернуть его забытое имя, рассказать о делах и жизни. Несколько лет назад режиссер Игорь Яковлев решил снять о нем фильм. Сейчас полная версия картины в «замороженном» состоянии. «Мне кажется, фильм мог бы пойти по телевидению, но уже несколько раз мне говорили оттуда, что он «не в формате». Что это значит, я до сих пор не знаю», - объясняет режиссер.
На самом деле все очевидно: в «неформат», то есть под запрет в России, где богатство никогда не было мерилом человеческих достоинств, попало само бессре-бреничество. В том числе и на современном российском ТВ, где вроде бы в чести религия и духовное возрождение, только весьма своеобразные: утверждающие не дух, а все того же золотого тельца.
Просвещенный благотворитель
Иннокентий родился в 1860 году в семье иркутского купца и золотопромышленника Михаила Александровича Сибирякова. Родился в удачное время и в удачном месте. «В Иркутске счастливо соединились оба элемента: бюрократия и буржуазия. Власть здесь дисциплинирована общественным мнением... Здесь замечательная буржуазия. Они не признают грошей; дают сотнями тысяч...» - писали современники. Благотворил отец Иннокентия, благотворили старшие братья; неудивительно, что и он относился к меценатству и благотворительности как к чему-то совершенно естественному. А потом появились и личные счеты с богатством.
В семь лет он лишился матери, а в четырнадцать - отца, вместе с пятью братьями и сестрами он оказался наследником огромного состояния (ему, в частности, принадлежали четыре прииска, давшие, например, за 1894 год 184 с лишним пуда золота - больше трех тонн). В середине 70-х годов состоятельный юноша прибывает в Санкт-Петербург и поступает в частную гимназию (там ему преподавал словесность и древние языки поэт Иннокентий Аннен-ский), а уже в 1875 году покупает дом, где располагается гимназия, и производит его серьезную перестройку и улучшение. Он вступил во множество благотворительных и попечительских обществ, жертвовал крупные суммы на учебные и научные предприятия. Жил Иннокентий в семье своего брата Константина, близкого творческой среде, благодаря чему встречался с Тургеневым, переписывался с Толстым. И снова давал деньги - на обучение детей литераторов, на издание журналов «Слово» и «Русское богатство», на издание по доступной для народа цене книг, на открытие по
|
всей стране библиотек. «Если Вам случится узнать, что какая-нибудь сельская школа нуждается в учебных пособиях и книгах для чтения вне школы, то имейте в виду, что я могу выслать желаемые книги... я буду высылать за половинную цену книги, подписываться на все газеты и журналы всем народным учителям, снабженным Вашей рекомендацией», - писал Иннокентий Михайлович в 1884 году Н.М.Мартьянову - общественному деятелю Сибири, основателю Минусинского музея и библиотеки. Без материальной помощи Иннокентия Сибирякова в городах Енисейской губернии в то время не была бы открыта ни одна публичная библиотека, ни один краеведческий музей. Сибиряков потратил более 600 тыс. рублей «на поддержку тех, не приносящих дохода изданий, которые имеют крупное научное или общественное значение, но не могут рассчитывать на широкое распространение в публике», финансировал и даже организовывал научные и исследовательские проекты, этнографические экспедиции. В 26 лет он содержал более 70 личных стипендиатов, получавших образование как в России, так и в Европе, особенно, из числа сибиряков.
|
Казалось бы, все это должно было привлекать к нему людей, но... «Все встречи, все сношения с людьми и даже с наукой были для него отравлены деньгами; деньги положили грань между ним и всеми людьми, от товарищей по университету до профессоров включительно», - писала о нем Селима Познер, соученица по курсам педагога и физиолога Лесгафта.
Несчастный миллионер
Первый звоночек прозвенел еще в университете. «Чувствуя себя плохо подготовленным, И.М.Сибиряков хотел поработать серьезно и обратился к некоторым профессорам университета с просьбой приватно
16 ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ
Отречение от капитала
помочь ему. Но гонорар, назначенный профессорами, достигал колоссальных размеров, что сразу оттолкнуло Сибирякова; выполнить их требования ему было нетрудно, но корысть, разгоревшаяся в представителях науки, которая была так противна его душе, оттолкнула его и от профессоров, и от науки», - вспоминала Познер.
Разочарование росло, и к 30 годам Сибиряков уже смог его сформулировать: «Как жадно все человечество в своем стремлении к богатству. Но что оно нам приносит? Вот я - миллионер, мое счастье должно быть вполне закончено. Но счастлив ли я? Нет. Все мое богатство в сравнении с тем, чего жаждет душа моя, есть ничто, пыль, прах... А между тем все человечество стремится именно к достижению богатства.
|
При помощи своих денег я видел мир Божий - но что из всего этого прибавило к моему собственному счастью жизни? Ровно ничего. Та же пустота в сердце, то же сознание неудовлетворенности, то же томление духа... Как это случилось, думал я, что в моих руках скопились такие средства, которыми могли бы прокормиться тысячи людей? Не есть ли это достояние других людей, искусственно перешедшее в мои руки? И я нашел, что это именно так, что мои миллионы - это результат труда других лиц, и чувствую себя неправым, завладев их трудами». «Помогите, я страшно богат, - пи- шет он Льву Толстому, чьи издания также спонсировал с подачи брата Константина. - Чем больше я раздаю, тем больше ко мне приходит!» - ведь золото добывалось своим чередом.
С этого времени Сибиряков начинает предпочитать вояжам паломничества, больше давать денег в церкви, а поток просителей в его квартирке становится наводнением: бывали дни, когда Иннокентий Михайлович принимал до четырехсот человек.
Очевидец вспоминает: «Кто только из столичных бедняков не был у него в доме на Гороховой улице, кто не пользовался его щедрым подаянием, денежной помощью, превосходящей всякие ожидания! Дом его обратился в место, куда шли алчущие и жаждущие. Не было человека, которого он выпустил бы без щедрого подаяния. Были люди, которые на моих глазах получали от Сибирякова сотни рублей единовременной помощи... Сколько, например, студентов благодаря Сибирякову окончило в Петербурге свое высшее образование! Сколько бедных девушек, выходивших замуж, получили здесь приданое! Сколько людей благодаря поддержке Сибирякова, взялось за честный труд!» «У Иннокентия Михайловича был период, - пишет еще один его современник, - когда он рассуждал так: «Если просят, значит, нужно: если можно дать, то есть если имеются средства, то и нужно дать, не производя розыска». И снова чего только не говорили о нем за глаза! Революционная интеллигенция полагала, что он ударился в мистицизм, оттого что понимал «недостаточность» своих жертв для народного блага, а петербургский градоначальник Валь рапортовал наверх, что, раздавая деньги бесконтрольно, он может поддержать революционеров; его обвиняли и в скупости, и в расточительности, и в рели-
гиозной экзальтации; этнограф Ядринцев, чьи издания и экспедиции Сибиряков финансировал несколькими годами раньше, не скупился на язвительные эпитеты - и все сходились на том, что Сибиряков не может действовать самостоятельно, он постоянно находится под чужим влиянием.
Окончательно ситуация накалилась, когда в 1894 году Сибиряков пожертвовал монахине, собиравшей средства в пользу Угличского Богоявленского монастыря, всю свободную наличность - 147 тыс. рублей. Перепуганная матушка сообщила о невероятной сумме в полицию, и градоначальник Виктор фон Валь отдал приказ опечатать имущество миллионера и начать разбирательство о его дееспособности.
Из «сумасшедших» -в монахи
Подвела Сибирякова монахиня, а выручил монах. Иеромонах Алексий (Осколков), задумавший строить монастырь в Приморском крае, отправился просить денег у известного столичного благотворителя. Придя по адресу и позвонив в дверь, он был впущен человеком, которого принял за прислугу. Каково же было его удивление, когда он понял, что перед ним сам Сибиряков! Однако помочь тот не мог: сейф был опечатан, а на каждую трату было необходимо получать расписку от родных. «Начав повествование о посещении его докторами, экспертами и полицией, - вспоминает иеромонах Алексий, - и как стараются его смутить, расстроить, вызвать на неприятный спор, доказать во всем его неправость, ошибочность, ума нездравость, со слезами говорил: «Что сделал я им? Разве это не моя собственность? Ведь я не разбойникам раздаю и ко славе Божией жертвую!»
Отец Алексий принял живое участие в судьбе Сибирякова, через священноначалие дошел до обер-прокурора; параллельно Сибирякова освидетельствовало (и нашло здоровым) губернское собрание. В итоге дело прекратили. Фон Валь возбудил его снова, апеллируя, помимо известных уже опасений, что щедростью Сибирякова могут воспользоваться революционеры, и к эпизоду «разбития бюста Мефистофеля, изображающего торжествующего дьявола» (речь идет о копии скульптуры Антокольского «Мефистофель»). Исследователи расходятся в подробностях: одни говорят, что статуя принадлежала Сибирякову, другие - что эпизод случился в Москве на выставке), но Иннокентий Михайлович вновь был признан дееспособным.
Видимо, в это время у Сибирякова окончательно созрело желание принять монашество - он признался в этом о. Алексию еще при первой встрече. Найдя себе духовника - настоятеля Санкт-Петербургского подворья Старо-Афонского Свято-Андреевского скита иеромонаха Давида (Мухра-нова), впоследствии видного деятеля имя-славческих событий, - Сибиряков начал под его руководством проходить положенный двухлетний искус перед окончательным решением о пострижении в монахи. Параллельно он занимается окончательной ликвидацией имущества: передает отцу Давиду в разное время два с половиной миллиона рублей (тот их раздал церквям и бла-
готворительным учреждениям); принадлежавшие ему как издателю права на произведения умерших к тому времени Глеба Успенского и Фёдора Решетникова передает их родным, права на стихи Тургенева продает издательству А.Маркса; отдает две дачи: одну - благотворительному обществу под детский приют, а другую - женской общине под монастырь, создает еще ряд благотворительных учреждений (например, капитал имени своего отца для выдачи пенсий и пособий рабочим золотых приисков), своему учителю Петру Лесгафту жертвует 200 тыс. и дом (здание той самой частной гимназии, которое он приобрел, приехав в столицу 14-летним юношей) - в нем Пётр Францевич создал биологическую лабораторию, ныне там располагается Академия физической культуры имени Лесгафта. Наконец, на средства Сибирякова был выстроен грандиозный, самый большой на Балканах храм - Свято-Андреевский собор на Афоне, заложенный 33 годами ранее великим князем Алексеем Александровичем. Когда Иннокентий постригся в иноки, то для себя и своего духовного отца выстроил двухэтажный скит с домовой церковью во имя великомученицы Варвары, преподобного Михаила Клопского и преподобного Давида Солунского - небесных покровителей родителей и архимандрита Давида, затем он был пострижен в мантию с именем Иоанн и, наконец, в схиму вновь с именем Иннокентий. По слову первого своего биографа, он явил «образец совершенной не-стяжательности и подвижнической жизни» (пять дней в неделю не вкушал горячей пищи, а масло и вино употреблял только по субботам и воскресеньям), прожил, «душевно оплакивая, что много времени потратил на суету и изучение мудрости века сего», три года и 6 ноября 1901 года скончался в возрасте сорока одного года, по-видимому, от чахотки, которой страдал с юности.
Аксиос!
В 1910 году российский журнал «Приходское чтение» писал о нем: «...Он столько сделал добра, что память о нем... останется у миллиона сибиряков», - и глубоко ошибся в прогнозе: это имя было прочно забыто в России. Видимо, сказалось свойство человеческой психики вытеснять из сознания непонятное, не укладывающееся в привычные Шаблоны. По крайней мере, «забывать» это имя стали задолго до революции: например, об освящении Андреевского собора тогда же были изданы брошюры и даже книги... но о Сибирякове в них не упоминалось. В итоге в Греции его знают и любят больше, чем в России, а на Афоне давно почитают как святого - выкопанные по афонскому обычаю кости подвижника оказались янтарно-медового цвета, что афониты считают признаком святости. Бог даст, вернется память и к нам: с подачи действующего в Санкт-Петербурге Фонда им. Иннокентия Сибирякова в мае 2009 года Комиссия по канонизации Санкт-Петербургской епархии передала документы на прославление в Священный синод.
МихаилАГАФОНОВ.
(Милосердие. ru).