О магии
Снейп, в халате на босу ногу, замер на нижней ступеньке лестницы; воздух был влажный, холодный и липкий.
В гостиной кто-то ёрзал на месте, легонько вздыхая и переворачивая страницы.
«Гермиона », — напомнил мозг.
Он взбежал обратно вверх по лестнице, не ответив на раздавшееся снизу «Снейп?», и появился снова несколько минут спустя, уже в свитере и брюках. Гермиона сидела в своей импровизированной постели на диване, закутавшись в одеяла, похоже, всё ещё в пижаме, а колени её были завалены книгами, которые она стянула с полок в его кабинете.
— Я тут подумала, — начала она, едва Снейп вошёл в комнату, нетвердо держась на ногах спросонья и мечтая о чае. Она даже не взглянула на него, полностью погруженная в книги, — пожалуй, нам стоит сформулировать несколько гипотез, затем определить метод, которым их можно проверить, и… — Она вскинула на него глаза. — Простите, — слабая улыбка — кажется, она больше не пытается прятать свои передние зубы. — Сначала чай.
— Сначала чай, — согласно пробурчал Снейп и пошёл ставить чайник.
Окна на кухне покрылись инеем. Он поскреб стекло ногтями (нужно постричь) — заиндевело изнутри.
— Может быть, у нас будет снежное Рождество, раз мы так далеко на севере, — сказала Гермиона, и Снейп вздрогнул. Он и не заметил, что она последовала за ним.
— Может быть, — смилостивился он и вынул из шкафчика две кружки.
Больше он не сказал ничего и не хотел ничего слышать от неё — ни слова об этой кухне с фурнитурами времен пятидесятых, держащимися на честном слове и нуждающимися в замене. О ламинированных столешницах и фисташкового цвета двухкамерном холодильнике, который с треском провалился бы сквозь порог любой шкалы энергоэффективности. Холодильник включился, как только вскипел чайник. Снейп всё ждал, что Гермиона посмотрит на него (агрегат заваливался на бок — одна из его ножек подломилась ещё в Снейповом детстве) и скажет: «Вы разрушаете озоновый слой, между прочим» или «Вы бедный?». Но она только благодарно приняла кружку, даже не посетовав на то, что к чаю нет молока.
|
|
— Надо было заскочить в магазин по дороге домой вчера вечером, — сказала Гермиона. — Извините.
— Нет, это я виноват, — ответил он, чувствуя себя ужасно благопристойно, как на светском приеме. В слишком узкой кухне было ни развернуться, ни присесть. — Вернёмся в гостиную?
Снейп придвинул стул к освоенному ею дивану и сделал несколько ходок туда-обратно по дому, потому что сначала она напомнила ему принести её дневник, затем спросила, нет ли у него дорожных атласов. Наконец они уселись друг напротив друга, держа каждый свою кружку со стремительно остывающим чаем, разложив перед собой разнообразные по тематике, никак друг с другом не связанные книги.
— Я не понимаю, — сказал Снейп, раскрыв прошлогоднее издание атласа «Великобритания: от А до Я».
— Я и сама не вполне понимаю, — призналась Гермиона, прикусив губу. — Прямо перед тем как уснуть вчера ночью, я подумала о чём-то, но когда проснулась сегодня, мысль уже испарилась. Я обычно держу записную книжку у кровати, но тут… — Она кивнула на дневник, лежавший под Снейповой кружкой.
— Забирайте, — сказал Снейп, высвобождая дневник.
— Не сейчас, — ответила Гермиона. — Погодите. Мысль вернётся.
Они прихлёбывали чай в относительной тишине, пока не допили даже осадок вместе с чаинками. В гостиной было прохладно, но подкручивать радиатор они не стали. Снейп спросил себя, не стоит ли разжечь камин, а потом — когда в последний раз прочищался дымоход. Яркая тревожная картинка (что было странно, поскольку его воображение никогда не отличалось особой изобретательностью) вспыхнула перед глазами: Гермиона спит на диване, невидимая под грудой одеял, как принцесса на горошине наоборот, вся охваченная пламенем, а огонь распространяется с камина на корзинку с растопкой, пожирает сухую бумагу в кабинете, перекидывается на ковры и засаленную обстановку. Но нет — на стенах столько сырости (она и об этом промолчала), что огонь наверняка погас бы, не успев разгореться.
|
|
— Нашли что-то забавное? — спросила Гермиона, и Снейп дёрнулся.
— Нет, — ответил он, открывая атлас на карте Северного Уэльса.
Всего минуту спустя она высоким звонким голосом объявила:
— По-моему, мы должны дать этому какое-нибудь название.
— Этому? — спросила Снейп.
— Вы знаете, о чём я. — Гермиона отпихнула в сторону одну книгу и придвинула к себе другую. — Я тут подумала… может быть, нам нужна какая-то первооснова, что-то, что мы можем принять как факт, пусть оно и кажется нелепым. Может быть, нам нужно предположить, гипотетически, что оно — эта магия — реально существует, и мы имеем к ней какое-то отношение, но, наверное, по какой-то причине всё забыли. Поэтому первый наш вопрос — почему мы забыли? И второй — как нам всё вернуть?
— А мы хотим всё вернуть? — Снейп никак не мог угнаться за её мыслью. Магия? Вот о чём она думала? Мистические силы? Девчонка-то чокнутая. С большим таким приветом. А он её сам пригласил в свой дом, на свой диван…
|
|
— Только не изображайте шок и трепет, — проворчала Гермиона, прочитав выражение его лица так же легко, как читала его огромные скучные книги. — Вы увязли так же глубоко, как я.
— Что?
— Ну с чего бы нам не хотеть вернуть магию? — возмущённо выпалила она. — Представляете, каково это — иметь такие способности, такие возможности, помогать людям… — Она умолкла, воззрившись куда-то вдаль, и Снейп почувствовал покалывание в пальцах правой руки. Фантомная боль. Так у лишившегося ног солдата отрезанные ступни чешутся даже спустя много лет после ампутации.
Гермиона не договорила, но Снейп так и слышал окончание её предложения: «Представьте себе, каково это — обладать такой властью? »
— Впрочем, это всего лишь предположение. Мы не знаем, что это значит. Совсем не знаем. Мы знаем только то, что это нечто вне нас, и что мы почему-то это чувствуем, а другие люди нет. — Она рассмеялась. — Может быть, мы колдуны.
— Гермиона… — предупредил Снейп.
— Послушайте, — вздохнула она, — человек тысячелетиями тянулся к метафизическому.
— Но это не религия.
— Нет, — согласилась она. — Это что-то… другое. Называть это магией вроде как глупо, но как ещё?
— Сила? — предложил Снейп.
— Мне не нравится это слово, — сказала Гермиона. — Им легко злоупотребить.
— Зачем этому вообще давать название? — спросил он. — Почему мы должны называть это магией? — Ему не понравилось, как слово сложилось у него во рту. Оно казалось детским, ограниченным и навевало мысли о полиэстеровых накидках, цилиндрах и махании палочкой.
— Потому что, — помрачнела Гермиона, — давая этому название, я чувствую себя не такой чокнутой, как думают все вокруг. — Она с силой захлопнула книгу, так что её кудри взлетели от напора воздуха. — И, осмелюсь добавить, вы наверняка чувствуете то же самое. Поэтому мы будем говорить «магия». Согласны?
— Да, — ответил Снейп, не в силах убрать ворчание из своего голоса. — Ладно.
Снова закололо в пальцах. Зудело в самых кончиках.
____________________________
По очереди они проделали обычные утренние процедуры: приняли душ, позавтракали (Снейп нашёл в морозилке хлеб), между делом поглощая черный чай. В какой-то момент они вместе поднялись в незанятую спальню («И это вторая спальня? — впервые хоть как-то прокомментировала состояние дома Гермиона, войдя в комнату. — Какого тогда размера у вас?» Тут она сообразила, что именно брякнула, умолкла и с пылающим лицом плюхнулась за его компьютер. Снейп не стал объяснять, что это когда-то была комната его родителей и что он сомневается, что в таком месте вообще можно спать — её это совершенно не касалось).
Снейп запустил для неё свой ноутбук, и Гермиона сидела, прижимая ладони к клавиатуре, задумчиво жуя нижнюю губу. Вдруг она вздрогнула и выдохнула:
— У вас есть Интернет?
— Да…
Курсор взлетел к иконке на экране, двойной клик. Пальцы нетерпеливо метались по клавишам, пока она ждала загрузки.
— Простите, — сказал Снейп. — Надо бы новый приобрести.
Гермиона оставила это без внимания.
— Я помню, — сказала она и, ничего не объясняя, ввела в строку поиска название паба на Чаринг-Кросс-Роуд. — У этого паба и площади Гриммо должно быть что-то общее, — произнесла она, когда сайт начал со скрипом оживать. — Я посмотрела в Интернете перед тем, как вышла из дома. Площадь Гриммо — помните, то место, где мы стояли? Между номерами одиннадцать и тринадцать. Я думала, там нумерация идёт через один и чётные номера на другой стороне улицы, но нет. Нет никакого номера двенадцать.
— Возможно, стены между домами просто снесли, — ответил Снейп, еле поспевая за неуправляемым полётом её мыслей.
— Одиннадцатый и тринадцатый одинакового размера, а на остальных повсюду А и Б… там дома делят на квартиры, а не объединяют их.
— Точно, — согласился Снейп. — Но это может быть просто ошибка в нумерации.
— Да, но я подумала… — продолжила Гермиона, нетерпеливо ожидая проявления страницы паба. Она раздражённо переходила по ссылкам, пока не добралась до страницы «Контакты», и тогда, торжествующе улыбаясь, ткнула указательным пальцем в экран. Снейп склонился ближе под неловким углом, стараясь не касаться её, и она сдвинула палец вниз, чтобы он мог прочесть: «Скрещенные ключи, Лондон».
— Номера нет, — сказала Гермиона. — Нет даже названия улицы. Только почтовый индекс.
— Но он на Чаринг-Кросс. — Снейпу казалось, будто он находится в состоянии свободного падения. Он терпел неожиданное поражение в том, что каким-то образом превратилось в битву умов.
— Он немного отстоит от дороги, возможно, паб построили раньше, чем дорогу, — протянула Гермиона. Она вернулась к результатам поиска, пробежалась по спискам телефонов, но нашла тот же адрес. — Но хоть какой-то указатель ведь там быть должен, — продолжила она. — Хотя бы «Переулок такого-то» или «Такой-то проезд». — Выпрямившись, она потёрла пальцем переносицу. — Мы с вами, не сговариваясь заранее, повстречались именно в этих двух местах — неужели вы не согласитесь, что это что-то да значит?
— Итак… одного из этих мест не существует, а у второго нет нормального адреса, — отозвался Снейп. — И это что-то значит.
Гермиона проворчала, раздосадованная его нерешительностью:
— Это действительно что-то значит, профессор.
Пауза.
— Как вы меня назвали?
— Что, простите?
— По-моему, вы только что назвали меня профессором.
— Правда? — Гермиона невозмутимо перешла по ссылке на другую страницу. — Ну, вы же говорили, что работаете в академической сфере…
— Я не профессор, — возразил он, хотя от самой этой мысли внутри потеплело.
— Ну, извините. И как мне вас тогда называть?
— Северус. Просто Северус.
— Как это по-древнеримски, — рассеянно заметила Гермиона. Она потрясла мышкой; нога её под столом подёргивалась. Сколько в ней энергии, сколько энтузиазма — и как только Снейпу за ней угнаться?
— Ладно, Северус, — сказала она, упражняясь в произнесении его имени. — Вы захватили дорожный атлас? У меня идея.
И снова эта её улыбка, и Снейп, к огромному своему удивлению и вопреки всем своим сомнениям, понял, что ему крайне не терпится услышать, что же такое задумала Гермиона Грейнджер.
Лучшие планы
Именно Гермиона распределила между ними карты, но именно Снейп предложил работать в разных комнатах. Гермиона сомневалась, ответив на его «Лучше будет, если мы не будем влиять друг на друга» несколько ворчливым «Ну, наверное».
Какое-то ребячество, это её нежелание уходить. Будто если она выйдет, он исчезнет вместе с комнатой.
Гермиона подхватила свой атлас (ещё один экземпляр «Великобритании от А до Я», на шесть лет старше того, что лежал раскрытый на коленях у Снейпа) и направилась к двери, а он только улыбнулся ей, слабо, тускло, и сказал, словно читая её мысли: «Я никуда не ухожу, я буду здесь, когда вы вернётесь».
В гостиной опять было жутко холодно. И солнце висело слишком низко, а дома напротив были слишком высоки, так что света внутрь проникало не много. Она опять включила лампу для чтения, зарылась в гнездо из одеял на диване, прижавшись спиной к подлокотнику, кусая нижнюю губу, и перевернула первую страницу.
Её былая уверенность испарялась тем быстрее, чем усерднее она старалась сосредоточиться на номерах страниц. «Должно ведь получиться, правда? » — думала она, но как-то неуверенно. Гермиона не была в состоянии фуги в тот первый раз, когда пришла на площадь Гриммо, не была в трансе. Не зная, почему она оказалась на той конкретной ветке метро в тот конкретный момент и ехала в том конкретном направлении, она, однако, знала, куда едет. И позже, надежно запершись в своей спальне и взглянув на карту, она сумела точно найти место, в котором была. Она спросила Снейпа, и Снейп рассказал то же самое: он не собирался туда, но знал, куда едет. Его поездки в Лондон были совершенно импровизированными, но дорога занимала слишком много времени, поэтому он никак не мог совершать такие вояжи незаметно для себя самого. И когда Гермиона развернула перед ним карту Лондона и попросила указать, где он был, его палец ткнулся в Чаринг-Кросс-Роуд, как она и хотела.
Но теперь Гермиона сидела в одиночестве в гостиной, и чем больше страниц она перелистывала, тем меньше надежды в ней оставалось. «Как всё это глупо, — злилась она на себя. — Я спятила, я псих ». Сердце вдруг запнулось, и она виновато покраснела — мама не любила это слово. Предположительно хрупкое психическое состояние Гермионы внесло существенный вклад в Семейный Список Недопустимых Слов Грейнджеров.
— Совсем рехнулась, — прошептала Гермиона, ощущая странное удовлетворение от такого самоуничижения.
Снейп был первым за долгое время человеком, без обиняков назвавшим её сумасшедшей. Но он не посмотрел на неё как на сумасшедшую, когда она развернула два дорожных атласа и сказала: «Предлагаю эксперимент». Наоборот, его лицо было так напряжено, его тёмные глаза так сосредоточены, что он казался… возбуждённым.
Как взведённая пружина.
И вместе с тем он был уважителен и почтителен. Словно понимал её.
А её давно никто не понимал. Гермиона так давно не ощущала такого чувства товарищества — хотя Снейп сейчас даже не находился с ней в одной комнате. Это было неважно. В приливе чувств Гермиона перепрыгнула на следующую страницу и обозначила голубым маркером кружок. Провела большим пальцем по направлению к востоку. По комнате прошел сквозняк, чахлые изгороди за окном покачнулись под шквалом внезапного ветра, и напор студёного воздуха повёл её пальцы через Корнуолл, Девон, Сомерсет. Даже внутри, среди землистых запахов старого дома, Гермиона могла бы поклясться, что уловила в ветре запах снега.
Ещё кружок.
Древесный дым, мускус.
И ещё один в дюйме к югу от второго.
К тому времени, как Гермиона закончила, стемнело, и в животе у неё урчало. Она взглянула на свой телефон. Три часа пополудни. Четыре пропущенных звонка, все четыре — от родителей. Она набрала короткое сообщение («Все нормально. Мне просто нужно время »), отодвинула одеяла, потянулась и поднесла дорожный атлас к свету. Страницы были усеяны маленькими голубыми кружками. Гермиона провела пальцем по бумаге, будто соединяя точки кончиком ногтя. Она помнила, как рисовала их — стремительный поворот запястья, кислый запах маркера, скрипящего по бумаге — но спроси её Снейп, почему она отметила именно эти места, она бы не нашлась, что ответить.
— Гермиона? — позвал он сверху. — Вы закончили?
— Да, — откликнулась Гермиона. Она покашляла и облизнула губы. — Я сейчас. — Большой палец заколебался, заныл, скользя по северу Шотландии. — Чаю хотите? — спросила она оживлённо, с силой надавливая на бумагу, оставляя на странице вмятину.
— Да, пожалуйста, — безысходным вздохом отозвался Снейп.
____________________________
Карта была готова. Кому-нибудь другому она показалась бы грубоватой: кутерьма голубых линий и чёрные чернильные звёздочки на полотне дорожного атласа. Гермионе же виделся шедевр.
Они начали далеко на юге, на самом кончике Корнуолла. Гермиона почувствовала себя неуютно, когда Снейп глянул на поставленную ею голубую точку и сказал: «Нет, на моей этого нет». То же с деревенькой в горах Девона. Она перешла к следующей точке, наблюдая за его лицом, пока он следил за её пальцами, и заметила, что он сглотнул. Снейп перевел взгляд обратно на свою страницу, где желтым пятнышком было отмечено место всего в нескольких миллиметрах от метки на её карте.
— Почти, — сказал он.
— Сойдёт, — ответила она. Её сердце бешено колотилось где-то в глотке.
У Гермионы начали трястись руки, а они все просматривали страницы, дороги, зелёные и жёлтые пятна. Не совпавших мест было довольно много, но мест, отмеченных обоими…
— Поразительно, — пробормотал Снейп, и Гермиона поставила ещё одну звёздочку над своей голубой точкой в Уилтшире.
— Я же говорила, что это что-то значит. — Она старалась, чтобы её голос не прозвучал слишком самодовольно, хотя чувствовала себя почти опьянённой собственной сообразительностью.
Минуту спустя Гермиона нарисовала ещё одну звёздочку в лесу Дина и ещё одну чуть дальше к югу. Ещё несколько в центральном Лондоне, сгруппированных вокруг Чаринг-Кросс-Роуд и Вестминстера. Излингтон — площадь Гриммо, конечно. Гермиона настояла, что нужно поставить звёздочку в Лидсе, но Снейп только покачал головой, а затем фыркнул, когда она указала на Коукворт.
— Я не знаю! — защищалась она. — Вроде бы глупо было не отметить.
— Уверяю вас, — сказал Снейп, переворачивая страницу, — в этом городе нет ничего волшебного.
На следующей странице у Гермионы было только две точки к северу от Йорка, обе в северной Шотландии.
Как и у Снейпа.
— Ну что ж, вот оно, — сказала Гермиона. Она скрестила ноги и нарисовала две последние звёздочки на своей карте. — Эмпирическое доказательство того, что мы не сошли с ума.
— Коллективные галлюцинации, — ответил Снейп, тоже, впрочем, улыбаясь (самую чуточку).
— Конечно, — откликнулась Гермиона. Её мозг гудел как улей, её пальцы вцепились в карту с такой силой, что грозили оставить отметины от ногтей.
И вот она уже не знает, что ещё сказать. Их взгляды встретились; Гермиона сглотнула, поежилась, вдруг опасаясь следующих слов, которые слетят с его губ. На секунду ей подумалось, что Снейп может не сказать вообще ничего. Просто откажется открыть рот и произнести это вслух.
Признать, что она была права.
Снейп какое-то время молчал. Только длинный палец его скользнул по её карте, остановившись на звёздочке в Уэст-Кантри, прямо над выступающим холмиком её бедра.
— Что ж, мисс Грейнджер… — сказал Снейп, вдавливая звёздочку в её кожу, оставляя глубокую вмятину, которая, как показалось её измученному разуму, горела от желанной похвалы. — Билеты на поезд вы хотите купить сами, — спросил он, — или это сделать мне?
Странная парочка
Миссис Джонс привыкла, что в её небольшом пансионате близ леса Дина останавливаются разные странные люди. Впрочем, она никого не осуждала. Хотя вполне могла — каких только чудиков ей не довелось повидать на своём веку. Зато уж её-то не будут полоскать в новостях, дескать, старая карга отказалась сдать свой лучший двухместный номер милой парочке геев. Справедливости ради следует сказать, что мистер Джонс очень возражал бы против такой либеральности, но мистер Джонс умер, поэтому его мнение никакого значения не имело в любом случае.
К миссис Джонс приезжали в основном изнеженные отпускники, которые находили не слишком комфортной туристическую стоянку неподалеку. Она обычно сразу видела, что именно свело вместе тех или иных людей — чаще всего, двое были просто похожи, если не складом ума или манерами, то внешне. В маленькую гостиницу никто не водил проституток (или же хозяйка этого совершенно не замечала): миссис Джонс всегда считала, что её по-домашнему уютные вязаные куклы были бы несколько противоестественным фоном для недозволенных свиданий.
Поэтому когда эти гости — которые осведомились по телефону о наличии свободных мест всего за двадцать минут до своего прибытия — вошли и сняли обувь, дабы не заляпать грязью ковер, миссис Джонс слегка растерялась.
Они составляли странную пару: девушка на добрых двадцать лет моложе своего спутника, но определённо одетая слишком скромно (и со слишком неуемной прической) — непохоже, чтобы тут затевалось какое-то сомнительное предприятие. Миссис Джонс привыкла, что постояльцы обмениваются взглядами, когда их спрашивают о том, какие им нужны номера, хотели бы они плотный английский завтрак или континентальный. Однако она никак не ожидала, что эти двое повернутся друг к другу и станут переговариваться осторожно и тихо, будто обсуждают государственную тайну.
— Ну, я вас оставлю посовещаться, — сказала миссис Джонс, делая знак своей болонке следовать за ней обратно на кухню.
Она ненадолго задержалась у двери— ей никогда не удавалось убедительно изображать занятость, если заняться было нечем (на экране телевизора в гостиной всё ещё шла с отключенным звуком скучная серия «Жителей Ист-Энда») — гадая, за каким чёртом странная парочка явилась к ней в пансионат. А они всё шептались, будто завтрак был вопросом чрезвычайно серьёзным.
Ну нет, вряд ли это что-то предосудительное. Рождество ведь на носу.
Зазвенел колокольчик. Миссис Джонс вернулась, опираясь на трость, слегка пыхтя и надеясь, что гости не решат, что она подслушивала (она бы и подслушала, кабы могла, да проклятый слух подводил). Девушка протягивала две сложенные банкноты и заполненный бланк.
— Пожалуйста, номер с двумя одноместными кроватями. — Миссис Джонс, должно быть, нахмурилась, потому что девушка добавила: — Есть у вас такой свободный?
Миссис Джонс моргнула, кровь прилила к её лицу. Она и не думала, что в её дряхлых венах оставалось столько крови, и сказала:
— Да-да, дорогуша, конечно. — Выбрав один ключ из связки, она передала его девушке. — Вверх по лестнице, первая дверь направо. Ванна, туалет и всё такое. Надеюсь, вам понравится.
Гости поколебались. Девушка сжимала ключ в ладони.
— Завтрак включён? — спросила миссис Джонс. Конечно, можно было просто взглянуть на заполненный бланк, где было указано, что так оно и есть. Но она не двинулась с места, ожидая разглядеть в новоприбывших что-то… какую-нибудь зацепку. Рассказали бы хоть что-нибудь. Развлекли бы её хоть малюсенькой сплетенкой.
— Да, — только и ответила девушка, явно сбитая с толку.
— Позвольте, — сказала миссис Джонс хриплым от скопившейся в горле мокроты голосом. Она прокашлялась и начала опять, улыбаясь несколько криво. Нужно будет поправить зубные протезы. — Позвольте узнать, что привело вас сюда в это время года? Для осмотра достопримечательностей холодновато.
— Нам нравится холод, — ответил мужчина, и это были первые его слова, которые она услышала. Его глубокий и звучный голос настораживал. Он слишком стар для этой девушки. И они определённо не были родственниками — не кровными уж точно. Всё страньше и страньше.
— К родным приехали на праздники? — полюбопытствовала миссис Джонс, почему-то не в силах оставить их в покое. Даже собака проявила больше понимания и такта — ухватившись за подол хозяйкиной юбки, Генри тянул её обратно в кухню, наверное, в надежде, что там она вспомнит наконец о его пустующей миске.
— Нет, — отрезал мужчина, а девушка просто взяла ключ и сказала: — Спасибо большое. Увидимся утром.
— Спокойной ночи, — отозвалась миссис Джонс с той же кривой улыбкой. — Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится. — Она двинулась обратно на кухню, неплотно прикрыв за собой дверь.
Генри, примостившись у миски, смотрел на неё большими, полными упрека глазами, а над их головами слышны были шаги двух пар ног.
— Чудн о, — обратилась к псу миссис Джонс. — Ну чудн о.
В ответ Генри только моргнул и подтолкнул к ней пустую миску. Наверху захлопнулась дверь и защёлкнулся замок.
____________________________
Северус Снейп не делил ни с кем комнату с тех пор как… в общем, давно. А уж с женщиной… боже милостивый, так давно, что его можно было снова считать девственником.
Конечно, тут другое дело. Совсем другое. Он попытался поступить как джентльмен — насколько это вообще возможно в его случае — и предложил снять для себя отдельный номер, но Гермиона только смерила его недоверчивым взглядом, подняла бровь и шепнула: «Вы можете себе это позволить?»
Его молчание было исчерпывающим ответом.
— Мы оба взрослые люди, — сказала Гермиона. (И обязательно так ухмыляться?) — Если вы обещаете оставаться в своей кровати, — продолжила она, — я обещаю оставаться в своей.
И вот он уже запихивает свои вещи под одноместную кровать в унылом пансионате чуть ли не в самом Уэльсе, в компании девушки на двадцать лет моложе его. И девушка эта не умолкает ни на минуту.
И голова болит.
Гермиона повернулась к нему. Она складывала и убирала свои вещи в шкаф, будто готовясь к долгой зиме.
— Я тут подумала… — начала она. Ну конечно. Вечно она о чем-нибудь думает. — … нам стоит выйти завтра утром в город, оглядеться немного. Туристические места, библиотеки…
Снейп уже включил телевизор, а Гермиона всё говорила и говорила. То ли не замечала работающего телевизора, то ли просто ждала, чтобы Снейп сам осознал свою оплошность. Тридцать секунд, три шага — и телевизор онемел. Гермиона уцепилась большими пальцами за передние карманы своих брюк, но поза ее была слишком небрежной — непохоже, чтобы она сердилась.
— В чем дело? — спросила она.
Снейп заторможенно моргнул, и Гермиона закатила глаза.
— Ну что?
— Слишком много всего сразу, — ответил Снейп, пытаясь найти кнопку выключения звука на пульте — все надписи стерлись, осталась только «запись». — У меня сейчас мозг из ушей полезет. Мне нужно отдохнуть.
— Вам, профессор? — Ох, прекратила бы она так его величать — с тех пор, как это слово впервые выскользнуло у Гермионы, оно всякий раз будто жалило: и тогда, когда Снейпова сумка застряла в двери увозящего их из Коукворта поезда, и когда он попытался заплатить за проезд в автобусе пятидесятифунтовой купюрой. Видимо, рядом с ней Снейп был неуклюж и нелеп. Чёрный клоун. А его обычный оскал только поднимал градус комизма.
— Почему бы вам не почитать? — предложил он. — Я сделаю потише.
Гермиона не стала возражать. Она просто стояла перед ним: руки медленно соскальзывали с карманов, и так же потихоньку опадал напускной гнев. Лишь когда Снейп красноречиво вытянул шею, чтобы лучше видеть вечерний выпуск новостей, Гермиона со вздохом протопала обратно к своей кровати, шмякнулась на неё так, что завизжали пружины, и повернулась к соседу спиной. Только треск корешка раскрытой книги означал, что она начала читать.
Снейп не помнил, как выключил телевизор, как погасил лампу, но через несколько, как ему показалось, минут, стоило только сомкнуть глаза, стало светлее, и серые лучи пасмурного утра бочком пробрались в комнату сквозь тонкие занавески. Пластмассовый будильник на прикроватной тумбочке выжигающими зрачки цифрами показывал без двадцать восьми минут восемь утра. Снизу доносилось громыхание сковородок и кастрюль, шипение — готовился обещанный им плотный английский завтрак. Однако разбудило Снейпа нечто иное.
С соседней кровати раздавалось хныканье. Гермиона по-прежнему лежала спиной к нему, но укрылась одеялом, по подушке змеилась толстая коса.
Снейп лежал неподвижно, затаив дыхание, и смотрел на изгиб её плеча, линию её шеи, подбородок, ожидая, чтобы девушка пошевелилась.
Она снова захныкала. Дёрнулась. Прозвучало невнятное, сдавленное «нееет».
— Гермиона? — прошептал Снейп.
— Нет, — тихо пробормотала она, и её плечо дернулось снова.
Осторожно, тихонько Снейп соскользнул со своей кровати (когда он успел забраться под одеяло? Или это она его укрыла?) и присел на корточки рядом с кроватью Гермионы.
Он видел только её очертания: неукротимые волосы, высокие скулы, длинная шея, громоздкое одеяло, сбившееся вокруг талии. Глаза Снейпа медленно привыкали к свету, и вот он уже различал мелочи: разинутый рот, крупные передние зубы, впившиеся в нижнюю губу, лихорадочно дёргающиеся веки под тревожно сдвинутыми широкими бровями.
— Рон, — сказала она, раскрыв рот ещё шире и подтянув одеяло выше, к шее.
— Что?
— Рон, — повторила Гермиона, и вдруг её глаза распахнулись. Она отпрянула назад на узкой кровати, и Снейп, зеркаля её движение, с размаху впечатался затылком в стену. — Что вы делаете? — воскликнула она. Снейп, морщась, схватился за голову.
— Вы говорили во сне, — объяснил он, осторожно поднимаясь на ноги. Просиди он на корточках чуть дольше, сдали бы колени. Снейп ещё раз легонько потёр свой череп. Боль стихала. А волосы-то липкие. В душ бы.
— Неправда, — не поверила она. Гермиона села на кровати, осоловело глядя на будильник. — И что я говорила?
Снейп насупился.
— Что? — настаивала она.
— Вы сказали: «Рон», — ответил Снейп.
— Рон, — эхом откликнулась Гермиона, тараща глаза.
— Ещё вы стонали, — добавил Снейп и смутился. В голове запульсировало. — И повторяли: «Нет».
— Вот уж славное начало дня, — сказала она. Снейп даже не понял, откуда у Гермионы в руках вдруг взялся блокнот. Она выхватила его словно из ниоткуда и уже делала заметки на исписанной странице. — Ещё что-нибудь?