Попытка борьбы с традициями




Из письма МК В. Безъязычного

Земле

Стать песчинкой в тяжелой пустыне твоей, Праматерь Земля,

И веками бездумно молчать на барханах верблюжьих горбов.

Стать в мохнатой монгольской степи невесомой пыльцой ковыля –

Вместе с ветром свистеть над бездонной тоской азиатских зрачков.

 

Каплей стать – с океанской волной ощутить разрушения вечную страсть,

По соленой дорожке луча вместе с паром войти в облака

И темнеть от желания вновь к твоему живородному лону припасть,

На вершине Памира снежинкой пылать и глядеть на звезду свысока.

 

А потом человеком родиться – прижать тебя к древней груди

И не чувствовать, как города разрушаются и племена обращаются в дым, -

Зубы стискивать, чуя предсмертные стоны зерна и в крови ощущая железные токи руды –

И услышать, как бьется горящее круглое сердце твое под моим.

 

 

Преступление

Возле серых стен танцуют тени,

Танцуют возле губ слова.

А я – немой свидетель преступленья,

Невольный зритель воровства.

Вот он, красивый вор, с тобою рядом.

Со знаньем дела, прячась в тишине,

Из глаз твоих крадет родные взгляды,

Которые принадлежали мне.

Не торопясь, берет он постепенно

Твой нежный жест, твой тихий разговор.

Так, как витрину с утварью бесценной,

Тебя опустошает ловкий вор.

Что делать? Закричать от горькой муки?

Позвать людей? Пустить ладони в ход?

Дадут мне валерианки, свяжут руки,

А вор с добычей под шумок уйдет.

 

 

ХХХ

Это должно непременно случиться,

Может быть, даже случится теперь:

Обрывом ступеньки замрет половица,

Ты в прошлое уйдешь, захлопнув дверь.

Уйдешь навсегда от звонков телефонных,

Из дневной суеты расставаний и встреч.

От разрушающих память законов

Мне б только частицу тебя уберечь.

Время в меня принесет перемены –

Сердце, как маятник, бьется в груди –

Ты будешь меня покидать постепенно,

Каждый день, каждый час из меня уходить.

Время совсем не боится протеста,

Все ближе и ближе забвения край.

Из памяти глаз, из памяти жестов,

Из памяти губ не исчезай!

Это должно непременно случиться:

Твой профиль мелькнет и растает в окне…

Прошу, хоть одной, хоть последней частицей

Во мне уцелей, останься во мне!

 

 

Молодость

Молодость – это в крепком пожатии руки;

Разноцветный огонь полыхающих глаз;

Это верной гитары мелодичные звуки;

Это шейка ритмичный, безудержный пляс;

Это трубы заводов и строек громады;

Это вспаханный дух жирноземных полей;

Это смелые старты, веселые взгляды;

Песни белых черемух и звон тополей;

Это в реве машин хвойнорукие кедры;

Солнце жаркое в небе и шелест травы;

Миллионы сердец неподкупных и щедрых;

Это завтра Земли, это я, это вы!

 

 

ХХХ

Смотрят новые глаза, песни старые допеты.

Школа, ты нас не зови, мы теперь уже не те…

Будут новые стихи, будут новые рассветы,

Будут снова звезды падать в равнодушной пустоте.

Тонет синяя роса в облаковом покрывале,

Сочно налитые травы спят в черемушном дыму,

Заглотнут манящей пастью нас малиновые дали,

А когда назад отпустят – неизвестно никому.

Загулял под шум листвы по березам чистый сок,

Плещут яблони-бокалы белой пеной через край.

В нашей жизни все пути заплелись в один клубок.

За какую нитку дернуть, подскажи, душистый май.

 

 

Бессонница

Невесомым стало тело,

Как дыханье, - в тишине.

То бессонница слетела

Легким облаком ко мне.

Сквозь замки и сквозь заслоны

В чаде изб, в тоске палат

Ты – владычица влюбленных,

Ты – преступников палач.

Ты витаешь над мольбертом,

Над святилищем стола.

Осчастливь меня ответом,

Ты зачем ко мне пришла?

И бесшумными стопами

Подошла к окну она:

«Ночь дарю тебе на память.

Этой ночи будь верна».

Вижу: дремлет тополь старый

В парике седых снегов.

Спины белых тротуаров

Отдыхают от шагов.

То в ночную тьму ныряют,

То блуждают вдоль домов,

Притворившись фонарями,

Огоньки ненужных снов.

Ночь играет облаками

И по небу их несет.

Словно в небе, как на Каме,

Гонит зиму ледоход.

Ты, бессонница, не путай!

Бесконечно далеки

Дни такие.

Вместе с утром

Сон стучит в мои виски.

 

 

Летняя ночь в городе

Мой город в эту ночь сошел с ума:

В нем плотный воздух раскален и влажен,

На сковородках площадей вскипает сажа,

Деревьев тени липнут на дома.

 

В асфальте просыпаются пески

И грезят о верблюдах и колодцах.

Из немоты бетона галька рвется

К родимым плесам ласковой реки.

 

На мебели растут колец круги,

И, ростом с варежку, соседкиному шпицу

Огромный снег в следах и звездах снится

И сладкий запах жертвы и тайги.

 

И человеку не дает заснуть

Кровь, что рекой бушует и клокочет,

Течет меж берегами дня и ночи

И, наконец, впадает в Млечный Путь.

 

В ней, в той реке, есть память обо всем,

Что было, есть и что когда-то будет.

В ней звери, птицы, города и люди

Навек единым связаны родством.

 

Так с миром человека и камней

Смешались травы, и зверье, и воды.

И город стал частицею природы,

А не хозяином, тоскующим по ней.

 

 

К Блоку

Опять шампанское полощется в бокале,

В туманных бликах желтый потолок,

В глазах седое облако печали,

Опять один, опять грустите, Блок.

Опять с надеждой тайной ждете ночи.

В окошко бьется мутный синий свет,

А за окошком ветер зло хохочет

И заметает Незнакомки след…

Не надо плакать и грустить не надо,

Что в медном гуле заоктябрьских гроз

Горячий, красный ветер Петрограда

Сорвал с Христа увядший венчик роз…

Стучат часы на стенках одиноко,

Сметая в пыль дела и времена.

Но никогда неясный профиль Блока

Не смоет время с мутного окна.

 

 

ХХХ

Исчез – дымком в углу дивана –

Ваш скорбный силуэт…

Счастливой жертвой Дон-Жуана

Я Вам смотрела вслед.

Над нерожденными словами

Взлетел прощальный жест.

Спина сугроба рядом с Вами

Несла фонарный крест.

Вы шли, за каждым Вашим шагом

Качалась гладь снегов, -

Так прогибается бумага

От груза первых лов.

Хотите – тенью по сугробу –

За Вами вслед сейчас?

От камня, брошенного злобой,

Я заслонила б Вас…

Портретной рамкой сдвинут двери

Мой крик в ночную муть.

А я останусь ждать и верить

В Ваш бесконечный путь.

 

 

В общежитии

Замолчал магнитофон, и значит,

Для гитары наступил черед.

«Не жалею, не зову, не плачу», -

Синеглазая девчоночка поет.

Толстогубый негр под песню эту

Удивленно замер в уголке.

И дрожит, погаснув, сигарета

В черно-фиолетовой руке.

Молодой вьетнамец из Ханоя

Жадным взглядом смотрит на струну.

Он впервые песенной волною

Унесен в зеленую страну.

Морщит лоб скуластая бурятка,

Хмурит брови парень из Орла…

Песня льется бережно и сладко,

Песня в сердце каждого вошла.

Чьи-то губы подпевают струнам,

Кто-то шепчет русские слова…

За окном, купаясь в свете лунном,

Внемлет песне древняя Москва.

 

 

Ночь в лесу

Из болотных недр, густых и сонных,

По стволам и веткам в вышину

Ночь растет и разбивает солнце

На осколки – звезды и луну.

 

Первобытны запахи растений,

Черных веток контуры резки –

На ладони неба их сплетенья

Неподвижны, словно линии руки.

 

Выползает из чащоб лесная нежить –

В чане лунного парного молока

Заскорузлые тела блаженно нежить,

Луч вдевая в дырочку зрачка.

 

В полночь ухнет филин, час прервется,

И вскипит подземная река –

В чаще той, где сердце леса бьется,

Где не ступит смертного нога,

 

Расцветает папоротник кровью,

Крепко стиснув лапою корней

Тот сундук, в котором всех сокровищ –

Только кость, зерно да горсть камней.

 

ХХХ

Я ищу тебя, мой светлый рыцарь,

И не будет поискам конца.

Целый день глаза купаю в лицах,

Но не вижу твоего лица.

Знаю, что ищу тебя напрасно,

Что заманят в пропасть миражи,

Оттого, что ты, мой принц прекрасный,

В двадцать третьем веке будешь жить.

Ты постигнешь тайны океана,

Полетишь на новую звезду.

И тогда видением туманным

Я к тебе в волшебном сне приду.

И тогда всю ночь грустить не надо

И глядеть через ледник стекла,

Где мелькнет зеленым звездопадом

Та, что так давно тебя ждала.

 

 

Любовь

«Ятаган? Огонь?»

М. Цветаева

 

Сердца боль? Буйство пламени в теле?

Просто души в слиянье своем,

Платья плоти оставив в постели,

Уплывают на лодке вдвоем.

 

Так, от берега жизни отчалив,

Берег смерти минует их челн.

Сам Харон, перевозчик печальный,

Словно время, застыть обречен.

 

Стонут струнами струи потока.

Ни конца, ни начала воде.

Нет ни жизни, ни смерти – и только

Две души в одинокой ладье.

 

 

ХХХ

Белым бисером роса

На коре сосны…

Так и хочется сосать

Леденец луны.

В темных зарослях травы

Ветер зло хохочет…

Так и хочется завыть

В синий сумрак ночи,

К сердцу крепко привязать

Ясный Млечный путь,

Бросить синие глаза

В звездную толпу,

Отыскать земные строки

В зарослях ольхи,

Отослать к мирам далеким

Звездные стихи.

 

 

Попытка борьбы с традициями

Я вырываюсь из ласковых пут,

Словно дитя из чрева.

К терновнику свой направляю путь,

Топча по дороге посевы.

Безбожная Фрина обнажена

На грозном судилище старцев.

Срываю покровы с себя, как она,

Мне хочется голой остаться.

Тени любимых богов на пути –

Для горизонта заслоном.

Хоть в гору, хоть под гору – только идти

Не этим путем проторенным,

Что вымощен белыми их костьми.

Стоят их бессмертные души,

Мне тихо протягивая – на, возьми!

Истины лет минувших.

А я руками сжимаю меч

Века, что им неведом.

Ряды их святые пытаюсь рассечь,

Раня себя при этом.

Мелькнул впереди горизонт голубой…

Но я бездорожьем целинным

Традиции снова тащу за собой,

Как грязь или вязкую глину.

Скорее, скорее – пусть трудно идти, -

Заветная цель все ближе.

Но снова встает чья-то тень впереди,

И я горизонта не вижу.

 

 

Городу

Ты сквозь окно подглядывал за мной,

И через дверь влетел ко мне звонком,

И плакал голосом соседки за спиной,

И половицами скрипел над потолком.

 

Ты весь сжимался в маленький экран

И втискивался в книжный переплет.

И голос твой – водопроводный кран

Мне колыбельную пел ночи напролет.

 

Мне горы кажутся грядой железных крыш.

Толпой в час пик мне кажется прибой.

Ты в зеркало моим лицом глядишь –

Я постоянно становлюсь тобой.

 

Мне больно, если разрушают дом:

Железо с камнем – это плоть моя.

И миллион сердец стучит в моем:

Одно болит – заболеваю я.

 

 

ХХХ

Город мой, огорожен ты лесом

От морей и от шири степной,

От небес – дымовою завесой

И асфальтом от почвы земной.

 

Здесь, прикованы к общей ограде,

В лабиринте несхожих судеб,

Мы живем – незнакомые братья,

Делим улицу, воздух и хлеб.

 

Как нам тесно в автобусном чреве!

Нам в квартирных коробках – невмочь!

Крови зов, беспощадной и древней,

Нас уводит из города прочь.

 

И в картинах знакомых и странных

Снятся нам первобытные сны:

Там босыми мы бродим по травам,

Пьем росу из кувшинок лесных.

 

Мы летаем над кронами елей,

Мы ползем меж сосновых корней.

И ручьями из горных ущелий

Растворяемся в водах морей.

 

Только утренний грохот и гомон

Нас вернут из заманчивых снов…

Все дороги идут через город

И к нему возвращаются вновь.

 

 

ХХХ

Струйка звука, огня и тепла –

Мчится поезд пустыней степной.

Раскололась бездонная мгла

И за поездом встала стеной.

 

Где-то там за стеной, у земли,

Город сжался в гудящий комок.

От своих побратимов вдали

Город так на земле одинок.

 

Зов гудка, расставания миг,

Нас качают надежда и страх, -

Это взгляд, это вздох, это крик

Город городу шлет в поездах.

 

 

Сказка

Окна, как глаза, глядят куда-то,

Шевелюрой над вагоном – дым.

Словно мысли в голове педанта,

Мы, по полочкам раскиданы, сидим.

Пассажиры, я не знаю, кто вы.

Да и вам неведом облик мой.

Только связаны мы все единым словом:

Всем вагоном едем мы домой!

Кама на две части режет город,

Как булатный меч в ночи горя.

А над ней посвечивает гордо

Планетарий – шлем богатыря.

Камень цирка, три крутых дорожки,

Фонарей туманные огни,

Как избушка на куриных ножках,

Над обрывом здание НИИ.

Площадей своих раскрыв ладони,

Нежности отцовской не тая,

Город приютил тот серый домик,

Где окно и комната моя.

В глубине зеркал – родные лица,

Те, что в памяти моей живут всегда.

Как я рада, что из странствий возвратиться

Мне на этом свете есть куда.

Здесь живет мой образ невесомый.

Пусть сюда дорога далека,

Я по рельсам доберусь до дома,

Как по нитке из волшебного клубка.

 

Из сборника «Родное Прикамье»

Ххх

Надрывается время во мгле,

Чтобы мы не забыли о сроке.

Меж двух комнат на узком пороге

Наше место на этой земле.

 

Справа – комната только твоя, -

Ты ее создавал постепенно.

Там ковры для уюта на стенах

И сидит за обедом семья.

 

Там работа бессменно идет.

Там будильник скрежещет железно.

Там тебя обнимают болезни

Жарче женщин и крепче забот.

 

Слева – комната только моя.

Там за каждой стеною соседи.

Там сидят нерожденные дети

И смеются и плачут друзья.

 

Там бумага под робкой рукой.

Там боязнь не открыть и открыться.

Там родителей скорбные лица.

Там брожу я, в морщинах, с клюкой.

 

Там в углу чуть маячат во мгле

Те, кого я еще не ласкала,

Одиночества призрак усталый,

И пустой кошелек на столе.

 

Вместе нам, хоть в какую-нибудь

Из двух комнат, - не будет дороги.

Наше счастье – на узком пороге,

И его нам не перешагнуть.

 

 

Прощанье с Пермью

То ли грустно тебе, то ли боязно?

Что ты, Пермь, меня солнцем не балуешь?

И взметнулись над дрогнувшим поездом,

Словно руки твои, шлагбаумы.

Не печалься, легко проводи меня,

Не бросайся вслед за вагонами.

Я не первая покину небо дымное,

Эту землю, аж до хруста просоленную,

Эти улочки, купеческие, грешные,

И на гору ползущие лесенки,

И домов деревянные скворечники,

Пропахшие черемухой и плесенью;

Каму, хищницу лесную да ученую,

Что железом мостов окольцована,

И соседство тополя зеленого

С переулком, камнем облицованным;

Тех, с кем связана невидимыми узами,

Кто меня выносил и вынашивал, -

Их глазами, как цветными бусами,

Привокзальная площадь украшена.

Пермь, разлуке не бывать, хоть сердце дрогнуло,

Когда скрылись твои домики последние:

В сердце маленьком ты спряталась, огромная,

И уехала со мною безбилетником.

 

 

Два слова

Когда дитя в неотвратимый миг

Вдруг произносит два ужасных слова,

Мир рушится. И начинает снова

Ребенок строить тот же самый мир.

 

К нему придут надежда и печаль,

Когда он в самого себя вглядится.

И навсегда от дерева и птицы

Его два этих слова отличат.

 

Из этих слов он крест собьет – и в путь,

Беря вершины, разрывая цепи.

Но никогда он не дойдет до цели

И никогда не сможет отдохнуть.

 

Когда придет старуха-смерть к нему,

Как реквием, как завещанье детям,

В последний раз два страшных слова этих

Он прохрипит: ЗАЧЕМ? И ПОЧЕМУ?

 

 

ХХХ

Я – маленькая копия Творца

С душой, ушедшей в пятки от испуга,

Бегу от мира по земному кругу

И рук не отрываю от лица.

 

Бегу. В меня летят со всех сторон

Дома, деревья, скалы, вздохи, взгляды.

Но мне чужого детища не надо,

Ведь этот мир не мною сотворен.

 

Мне пятки ахиллесовы язвят

Скелеты предков, семена растений,

Осколки мировых землетрясений,

Железные шипы земных оград.

 

Я, маленькая копия Творца,

От боли припадаю на колени,

За землю зацепляюсь на мгновенье,

И в речка вместо своего лица

 

Я вижу, отраженный глубиной

В домах, деревьях, скалах, вздохах, взглядах,

В скелетах, семенах, камнях, оградах, -

Весь этот мир, что создан был не мной.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-03-17 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: