Горы спрятались в серых рваных тучах, а холод сочился между деревянных рам. Затыкать щели на зиму не было настроения – его вообще не было. Рух накинул на плечи теплую куртку, натянул шапку и перчатки и вышел из дома.
Затишье.
Серость.
Безлюдье.
В городе стало заметно меньше народу. Все, кто называл этот мир Дачным, убрались на зиму в свои родные. Все, кто любил горы и их снежные склоны, ещё не приехал. Да и для других любителей гор погода была нелётной.
Где-то эхом разносились удары молотка и звук пилы. Пожалуй, неплохое время, чтобы что-нибудь починить. Но вместе с вороньим карканьем эти звуки только навевали тоску.
Фонтан на площади не работал – неудивительно, в бочках утром был лёд.
Пусто.
Тейгар улетел. Найтел ушёл в себя. Лизабет уехала к родне. Писатель опять где-то пропадает. Зак в поездке с отцом. Все мелкие в школе. Все родные – в отъезде.
Крепкие ботинки глухо топали по дороге – утрамбованному отсеву, камням и пыли. Ноги несли сами. Куда-то зигзагами к самым невзрачным улицам, а от них – прочь из города. Не в лес – хотелось в пустоту. И не в горы – они надолго засели в грязной вате туч. К реке.
Пару раз поднимался ветер, но не получив приветствия, улетел в другие края.
Мерзкое чувство, когда все вокруг знают, что ты должен делать, а ты не только не умеешь, но и не думал этим заниматься. Строил иные планы, не спешил, мечтал о чем-то и раз – «должен», «обязан», «это твое». Эх, Лизабет бы всё разложила по полочкам…
Скошенная трава кончилась. Вода ушла недавно, земля под ногами чавкала. Засохшие ирисы, камыши, осока, кочки. Серая, желтая, коричневая трава. За неё, на пригорок к поваленной иве.
Рух сел на голый ствол и погрузился в думы.
Вокруг высилась стена из сухостоя, что тихо шептала на легком ветерке. Едва уловимый сухой звук соломинок, длинных сухих листьев и пушистых метелочек. Чистый воздух без осеннего дыма. Просачивающийся под куртку и сквозь подошвы ботинок холод. Онемевшие пальцы ног. Подмерзший клюв. Успокаивающий, мелодичный, почти что звонкий шепот трав.
По клюву стукнула снежинка. Ещё одна упала на вязаную перчатку. Несколько отскочило от куртки.
Пошёл снег.
Первый осенний снег посыпал маленькими жесткими шариками, и трава отозвалась – зашумела, зашуршала, запела дивным ксилофоном.
Грифон снял шапку и прикрыл глаза, чтобы лучше слышать.
Звук.
Чистый и тонкий. И такой редкий, спокойный, умиротворяющий. Травинки подрагивали, метелочки кивали, шептались друг с другом и снегом в полном безветрии.
Рух прилег на пока ещё сухой ствол и положил шапку под голову. Сверху падал снег. Было холодно, но это казалось нормальным. Всё, что хотелось – это раствориться и наблюдать за природой, никуда не идти.
Наверное, он так задремал. Симфония ещё звучала, но глуше. Снег изменился, превратился в большие липкие хлопья. От них дугами согнулись и замолчали камыши. Странное тепло – ну да, конечно. Рух оказался укрыт огромным крылом. Снег отскакивал от огромных рябых перьев, теплых и таких родных.
- Спасибо, Старшая. С возвращением.
- Лучше зови меня Младшей, как раньше. По астрономическим меркам так и есть.
Она переступила четырьмя лапами и отряхнулась от снега – застучали почтовые сумки.
- Красивое время, чтобы подумать. И место. Только холодно. Ноги работают?
- Да… - Рух сполз со ствола и медленно зашевелил конечностями.
- Разомнись и посидим ещё, если хочешь.
Рухгерт молча разминался, маленький и хрупкий на фоне сестры. Она чуть отошла в сторону и рывком взлетела, вызвав недовольное шипение трав. Где-то у горизонта решило заглянуть в этот мир солнце, но постеснялось разгонять тучи. Лишь подсветило сквозь них черно-рыже-коричневый силуэт в небе, озарило на короткий миг поле и скрылось.
Дохнул воздух – это приземлилась рядом грифонесса.
- Ну как, Рух?
- Пойдём домой, Хель.
Сумерки и холод сгустились, когда закончился снег. То тут, то там белел запорошенный кусочек земли. Где-то крыша сарая, где-то куча опила. Но дорога была сыра и темна.
Хель ступала мягко, чуть постукивали друг о друга и поскрипывали ремнями почтовые сумки. Рух брякал по камням тяжелыми ботинками.
- Дома есть что покушать?
- Да, Младшая, еще кастрюля супа, варил на днях.
- А мама с папой?
- В гостях в Сосновом. Приедут через пару дней, я думаю. Хочешь, помогу помыться с дороги?
Дикий грифон взглянула на забрызганные грязью лапы, грудь и живот.
- Не помешает. Если приведу себя в порядок на почте, то придется там и ночевать. Давай только забросим туда письма. Я так давно не спала дома…
После ужина они сидели у печи на кухне. Хель грелась и обсыхала, приводила в порядок оперение, а Рух рассказывал обо всем, что случилось за лето. Внезапно оказалось, что ему есть чем поделиться с сестрой, а той – поведать ему. О разных городах, ориентировании в полете, охоте на долгих перелетах, других краях и других грифонах. Об обучении разным вещам, от географии до метания снарядов и поимке преступников.
И хотя последнее предстоит не скоро, только когда будет достаточный опыт в охоте, тренировки уже идут. Хорошо, что беглых преступников мало, Общий – довольно спокойный мир. Тюрем нет – нарушителей отправляют в родной мир или сдают в зоопарк, если ловят живыми. Грифонья почта поможет в доставке.
- Охота… Знаешь, Младшая, я помог папе забить и разделать нескольких кроликов, когда у меня было ни на что не годное настроение. Так что не испортил его.
- О, мой братик вырос. И по-прежнему ест мясо.
- Да, и смогу сделать еще. Всё честно. Не то что те «дачники» из больших городов, которые жалеют бедных зверушек, но едят мясо из магазина.
- И совсем не жалко? – Хель вновь освободила клюв от перьев и с прищуром посмотрела на брата.
- Может дело в сказках, которые нам рассказывал папа? Про хитреца-барда, а не про говорящих зверушек, какие в ходу у фелинов? Я научился убивать кроликов быстро, с минимальными страданиями. Все остальное – практический урок анатомии и механические действия без эмоций.
- И я тоже этому научилась. Хотя ты бы вряд ли без ножа и топора справился с лосем или оленем.
Рух посмотрел на сестру – громадина, и вправду может потягаться с кем-то крупным. Её не было дома почти полгода, и за это время она изменилась. Или изменился сам Рух?
- В детстве меня бесило, что ты больше и чаще ешь.
- Но мама говорила тебе, что иначе я не смогу летать.
- Да, и что когда вырастешь совсем большой, покатаешь меня.
Они засмеялись, и Рух сел поближе, подбросив в печку дров.
- Могу и покатать. Ты такой тощий, что я смогу спланировать с тобой с горы.
- Не надрывайся. Мама наверняка имела в виду, что ты будешь для меня лошадкой.
- Смотри, чтобы не лягнула и не нарожала гиппогрифчиков под твою опеку.
- Извращенка.
Хель прижала брата крылом к своему боку, лишив того возможности пошевелиться.
- Нечестно! – раздался сдавленный вопль, - Ты еще мокрая!
- Придется спать на тебе. Моя любимая кровать стала слишком узкой много лет назад.
- Моя кровать!
Хель отпустила Рухгерта и дала ему пригладить взъерошенные перья.
- Ну, теперь-то тебе не нужно бояться, что я ее займу.
- Я и не боюсь, я лучше посплю на тебе. По крайней мере, я-то тебя не раздавлю своим весом, – с этими словами он взбил как подушку её загривок и привалился, изображая посапывание.
Выждав момент, грифонесса зевнула и потянулась, расправив крылья и сбросив Руха с плеча.
- Ты всё так же невыносима, Младшая.
- Ты просто мало общаешься с девушками, брат.
- Я просто не общаюсь с теми, кто себя так ведет. Хватает тебя одной.
Младшая приподняла бровь и повернула уши к брату.
Неужели ни одна девушка еще не вызывает в тебе тепла и радости, и ты никакую не ценишь больше других?
- Есть такая, допустим… - Рух прижал уши и задумался, глядя в никуда.
- И кто же эта грифонесса? Не Грета ли часом, или может быть та белоснежная красавица, что появилась в городе весной?
Рух всё еще смотрел в себя, и уши от удивления начали становиться торчком. Знать и осознавать – совершенно разные вещи…
Хель, видя, что не угадала, но смутила брата, перебрала еще несколько вариантов. Кроме как «иди ты» на самые абсурдные, Рух не отзывался.
- Хорошо, Рух, я верну тебе долг и назову тебя извращенцем, если ты засматриваешься на львиный хвостик сестры своего лучшего друга Зака.
- Мимо, Младшая, лучше оставь этот ярлык ей, все в точности наоборот.
- Урррр???
- Нет, и не думай даже об этом, я такого не сделаю. Уж что-что, а бездействовать я умею превосходно.
- Тогда... – брови и уши Хель поднялись, а перья на затылке встали дыбом.
- Тогда мы сменим тему, прежде чем ты сказала то, что сама не можешь уместить в голове. Может, расскажешь вместо этого, какого парня приведешь через пару лет в дом?
- О, Рух, мне пока было не до этого, одна учеба. Но я обязательно наверстаю упущенное, когда стану еще старше тебя.
- Тогда у меня есть время пожить в своей комнате и спрятать от тебя и моих будущих племянников свои детские сокровища.
-Ах, так? Тогда я серьезно думаю отдать тебя на растерзание стайке гиппогрифчиков! – и её лапы пробежали щекоткой по бокам.
Несколько часов спустя, выбесившийся и утомленный, Рух, засыпая, подумал, что обрел неожиданного друга в той, кого раньше воспринимал как обузу.