А. Прохибитивы.
В русском языке существует несколько способов выражения запрета. В самом деле, можно сказать: ‘не стоит’ + INF., ‘не надо’ + INF., ‘не нужно’ + INF., ‘нельзя’ + INF., ‘не смей(те)’ + INF. Любой носитель русского языка почувствует оттеночную разницу в семантике таких конструкций. Однако арсенал детских способов запрета разнообразен не столько лексически, сколько морфологически и синтаксически. Рассмотрим некоторые варианты прохибитивов в детской речи.
Достаточно распространенной является модель соединения негатива ‘не надо’ и формы смыслового глагола. Впрочем, глагольная форма может быть нулевой:
‘не надо’ + ш
Это особенно характерно для ситуаций с особой эмоциональной окраской:
‘Не надо! {Не надо дуть на меня!}’ (Оля М., 2;04,04).
При ненулевой форме глагола может возникать две модели употребления:
‘не надо’ + INF. (non-finite asp.)
‘не надо’ + INF. (finite asp.)
Если форма ненулевая, то чаще всего это инфинитив несовершенного вида – такие образования вполне закономерны и корректны: ‘не надо попке бойно делать’ («не надо попке больно делать») или ‘зиватьку не надо глотать’ («жвачку не надо глотать»). При этом в детских репликах часто встречается сочетание ‘не надо’ с инфинитивом совершенного вида: ‘не надо прибить’, ‘не надо эту куклу взять’ и др. Очень часто в детских высказываниях инфинитив стоит после негатива ‘не надо’. Однако существуют примеры и противоположного без особой семантической разницы, например:
«Цветочек… рвать не надо». (Катя П., 1;01,20), –
поэтому порядок слов в прохибитивной конструкции вряд ли можно считать релевантным.
В речи детей иногда также встречаются экзотические употребления ‘не надо’ + IMP.: «Не нано сядь, я игаю десь!» (Не надо *сядь, я играю здесь).
Не менее распространенной является модель, где ‘не’ соединяется с инфинитивом или с глагольным императивом: «Не тогать!», «не пачь» и проч. Образование императива может быть в этой конструкции и неправильным: иногда происходит замена глагольного вида неподходящим при данном употреблении. Поэтому здесь может быть две модели запрета:
‘не’ + IMP. correct.
‘не’ + IMP. incorrect.
Ребенок может выразить запрет таким образом: ‘не уйди, мамочка!’, ‘мама, не рвай цветы’, ‘тетя не пей, Ася будет петь’ ‘ну не спай’, ‘не бывай грязнулей, а то всё убежит, и шапка убежит, и борода убежит, и глазки убежат’ и др. Впрочем, часты и корректные формы императива: ‘мамика, не пачь’ («не плачь»), ‘мам, я зи тибя люблю, ни уизяй, ни надо!’, ‘мама, ника мой гога!’ («не мой голову») и проч.
Запрет может выражаться эксплицитно, без употребления специальных сочетаний глагольных форм и негативов или «запретительных» слов. Так, например, Оля М. просит маму не шуметь: «Мама, тише: ляля уже не проснулась». Возможны также сложные условные конструкции с запретительной семантикой (выражения типа «Знаешь, что у нас у этого телепузика, у Тинки-Винки оторвется антенна, если я вот так буду его держать» - Настя, 46 мес.)
Наконец, дети часто употребляют запретительные конструкции со словом «нельзя», которые заслуживают особого внимания.
Форма ‘нельзя’ входит в речь примерно к 29-32 месяцам, хотя в сознание ребенка категория запрета входит раньше. Так, Саша Е. (10-13 месяцев) при слове «нельзя» раньше грозил пальчиком, а теперь грозит двумя и делает отрицательный жест головой.
Аня С. стала употреблять форму ‘нельзя’ в возрасте 30 месяцев. Примерно к этому же возрасту появляются в Аниной речи конструкции ‘не’ + IMP., ‘не надо’ + INF. Однако встречаются и случаи необычно раннего научения ребенка этому слову. Наташа Ж. (21 месяц) рассматривает любимую книжку - про зайчишку-пушишку. Там есть «трагическое» место: зайчишка собирается прыгнуть на плывущую мимо него льдину. Наташа кричит: «Айзя! Айзя!» (нельзя). Это раннее усвоение иллюстрирует тот факт, что слово «нельзя» может быть усвоено рано, однако активные запретительные конструкции с ним начинают употребляться намного позже. Так, например, в возрасте 21 месяца Оля М. еще не употребляет форму ‘нельзя’, а заменяет ее формой ‘не мозьно’ (о *неможно – см. ниже).
Конструкций с ‘нельзя’ может быть, по крайней мере, три:
‘нельзя’ + ш
‘нельзя’ + INF. (correct.)
‘нельзя’ + INF. (incorrect.)
‘Нельзя’ может выражать запрет, что чаще всего и происходит. Обычно данная форма участвует в прохибитиве ‘нельзя’ + verbum. Зачастую, особенно на этапе становления в речи формы ‘нельзя’, глагол опускается (случай ‘нельзя’ + ш). Виталик С., 32 месяца: *Часы нельзя («Часы нельзя трогать»); *Де Боя, дася. Там низя, там пусесь Дима! («Дед Боря, здрасте. Туда нельзя, там пылесосит Дима»). «Зя. Низя, мояй чай!» (Нельзя, мой чай!). В этих случаях ‘нельзя’ обладает автономностью и употребляется самостоятельно. Так же, как и в случае с ‘не надо’, наличие нулевого аргумента характерно либо для ситуаций с большим эмоциональным компонентом, либо для речи детей раннего возраста.
В иных случаях ‘нельзя’ может сочетаться с инфинитивом в корректной форме. Например, ‘неза бить’. Инфинитив может употребляться также и в некорректной форме, точнее, с некорректно измененным глагольным видом. У русского прохибитива ‘нельзя’ + INF. не существует жестких ограничений на вид, в котором стоит инфинитив, в отличие от случая с моделью ‘не надо’ + INF. С равной степенью уверенности мы можем говорить о корректности высказываний ‘нельзя трогать’ (e.g., «Здесь ничего нельзя трогать руками») и ‘нельзя потрогать’ (e.g., «Его даже потрогать нельзя»). Но при этом невозможно сказать *‘нельзя уйти’ или *‘нельзя устать’ в качестве запрета[2], однако подобные неправильные формы в речи детей довольно частотны. Объясняется это, главным образом, тем, что видовременная система русского глагола еще не до конца усвоена ребенком в том возрасте, когда в его речи появляются «запретительные» слова.
‘Нельзя’ также может употребляться в нетривиальных случаях. К примеру, в ответ на протянутый цветок Аня С. (32 месяца) ответила: «Мне такой нельзя!» (то есть «я такой не хочу» или скорее – «Мне такой не надо»). Этот пример иллюстрирует синонимичность в сознании ребенка слов «нельзя» и «не надо» и их частую контаминацию. Последнему способствует еще и тот факт, что конструкции с этими словами образуются по одинаковым моделям – присоединением чаще всего инфинитива или нуля.
В. «Непрохибитивы».
В русском языке также существует ряд способов для выражения разрешения. Это модели типа мочь (личная форма) + INF., можно + INF., а также большое количество модальных средств (например, автономные употребления слов разумеется, конечно, можно и проч. в ответ на просьбу разрешить что-либо). Очевидно, как и в случае с запретом, в языке взрослых для выражения категории разрешения используются большей частью лексические средства.
Однако, как показывают наблюдения, в языке ребенка способов разрешить действие оказывается намного меньше, чем количество способов запретить что-либо. Средства выражения этой категории также оказываются синтаксическими и морфологическими. В раннем возрасте модель разрешения скорее служит основой для запретительной конструкции, нежели выступает автономно.
В детских речевых актах «чистые» разрешения, или «лицетивы», практически не встречаются. В узусе ребенок, еще не зная способов объявить запрет на действие, образует прохибитив стандартным отрицанием «лицетива». Именно поэтому этот раздел корректнее назвать «непрохибитивы», т.к. в анализируемых конструкциях часто нет прямого разрешения, а есть отсутствие маркера запрещенности, то есть «незапрет».
Прототипическим лицетивом в русском языке можно считать конструкцию ‘можно’ + INF. Дети употребляют эту модель скорее в более позднем возрасте, когда полностью осмысляется не только категория «незапрета», но и собственно разрешения: «Ну, Свете-то можно рассказывать и Володе - тоже, а больше никому» (Нюша Л., 51 мес.).
-У Феррари всё, кроме кабины, и где мотор… всё бензином!
-Что бензином?
-Закрыто. Можно даж… ездить целый год не рас… заправляясь. (Саша Н., 66 мес.)
В раннем возрасте дети быстро усваивают эту модель из речи взрослых и осложняют ее для того, чтобы самим образовать нужный им прохибитив, вместо которого в детском сознании пока лакуна:
«Не мозьно тогать!» (трогать) (Оля М., 2;01,12)
Так в детскую речь ненадолго входит сверхгенерализованная форма *неможно. Ее образование вполне закономерно: известно, что дети, особенно на ранних этапах становления осмысленной речи, способны образовывать антонимы от любых понятий, порой даже не имеющих коррелятов в языке взрослых. Таково образование пар Маша – не-Маша, мама – не-мама (по [Цейтлин 2000]). Однако примерно в возрасте 30 месяцев дети начинают употреблять запретительную конструкцию со словом ‘нельзя’, которая быстро вытесняет выражения с *неможно.
Наконец, существуют случаи употребления детьми разрешительных конструкций с *льзя. Механизм образования подобной формы ясен: это классический пример на reanalysis и overgeneralization в речи детей. В случае нельзя > *льзя происходит обратный процесс можно > *неможно: ребенок отделяет не, образовывая новое понятие по аналогии, к примеру, нехорошо – хорошо.
Однако употребление *льзя обладает некоторыми особенностями. Следует обратить внимание на то, что ребенок начинает употреблять запретительные и разрешительные слова именно в таком порядке: можно, неможно, нельзя, льзя, – форма *льзя появляется в лексиконе последней, когда ребенок уже полностью осмыслил категории запрета и разрешения. Очень маловероятно, что такой лицетив может встретиться автономно – употребление его случайно и в высшей степени зависит от контекста. Скорее всего, *льзя будет употреблено в потоке речи сразу после нельзя:
– Тане нельзя холодную воду, маме нельзя холодную воду, Ромке нельзя… а папе… а папе… льзя…
– Надо говорить «можно».
– Мо-ожно… (Таня Д., 62 мес.)
Очевидно, ребенок имеет в своем лексиконе слово можно и умеет его корректно употреблять. Однако в эмоциональной речи при перечислении с использованием нельзя неожиданно «всплывает» спонтанная форма *льзя.
Таковы способы выражения запрета и разрешения в детской речи. Системно они сведены в Таблице (Приложение 2).