— Джоза… Это та симпатичная девушка, которая работает в бассейне «Парадиз»?
— Точно.
— Она тебе нравится?
— Кому же она не понравится!? Я не мог его застрелить, потому что боялся попасть в Джозу. Тогда я бросил ружье и спрыгнул с дерева. Он увидел меня и попытался напасть. Мы стали драться, но я оказался проворнее и убежал. Он все-таки успел в меня выстрелить и ранил в плечо. Я откатился в сторону, и остальные пули прошли мимо. Потом я сам напал на него и победил. Схватил его пистолет и пристрелил, несмотря на рану в плече. А потом я спас Джозу.
— Кто же был этот твой враг?
— Какой-то усатый тип.
— Но почему он оказался твоим врагом?
— Это опасный человек, профессиональный похититель людей.
— А что произошло потом, когда ты спас Джозу? Ты никогда об этом не рассказываешь.
— …Ничего. На этом все закончилось.
— Может быть, ты поцеловал ее или…
— Поцеловал ее?
— Ну да или что-то в этом роде. Может быть, она отблагодарила тебя? Это нормально, ведь ты спас ее.
— Согласен, но никаких поцелуев не было. Джоза очень приличная девушка. К тому же она встречается с менеджером из «Парадиза», так что тут ничего не светит. У этого парня «тойота», черт его побери! К тому же он лет на двадцать старше меня.
— Ладно… А больше тебе ничего не приснилось на этой неделе? Может, были и другие сны вроде тех, о которых мы говорили в прошлый раз?
— Нет. Мне приснилось только это.
— Понятно… Может, на следующей неделе ты постараешься…
— Фредо, а почему тебе не нравятся сны про то, как спасают девушек?
— Э… не то что они мне не нравятся… Просто ты рассказываешь мне свои сны полтора месяца, а моя работа рассчитана по крайней мере на год. Мне бы хотелось больше разнообразия.
— Нет, дело не в этом.
— Не в этом?
— Нет. Разве тебе не снится, как ты спасаешь девушек?
— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать мои сны.
— Так давай обсудим. Снится или нет?
— Тотой, я не буду отвечать на этот вопрос.
— Почему?
— Потому что в моей работе очень важно… э… чтобы ты не знал обо мне ничего конкретного.
— Это еще почему?
— Потому что это может повлиять на наши отношения. Ты можешь невольно подстраиваться под меня, рассказывать мне то, что, как ты считаешь, я хотел бы услышать.
— Ну-у-у, если дело в деньгах, то я отдам за твой рассказ один из тех песо, что ты мне дал.
— Ты все правильно говоришь, Тотой, но мне пока хватает денег… Так что постарайся рассказать мне на следующей неделе что-нибудь новенькое.
— А вот ты постарайся понять, почему тебе не нравятся сны о том, как спасают девушек.
— Ты в самом деле так считаешь? — Да, считаю.
Альфредо нажал на клавишу, чтобы убрать заставку с лентой Мёбиуса, и обнаружил, что не только машинально включил компьютер, но еще и открыл файл.
С: \docs\PHD\cl.doc
В верхней части страницы жирным шрифтом было выделено название докторской диссертации по философии: «Социальная организация в молодежной городской среде на Филиппинах: сознательное и бессознательное изложение истории падения и перемены статуса».
А чуть ниже выделялась фраза, имеющая гораздо более личный оттенок: «Хватит на меня смотреть, Фредо! Пиши меня!»
Альфредо нахмурился и пробормотал:
— Это уже повтор. — А через несколько секунд заменил ее на «Не откладывай на завтра, Фредо! Пиши меня!»
Быстрые движения зрачка
— Я знаю только один способ подбить танк. Для этого нужна специальная граната.
Винсенте посмотрел на раскрытые ладони Тотоя, увидел кучку гвоздей, а потом перевел взгляд на медленно ползущий поток машин, сворачивающих на Юнайтед-Нейшенс-авеню.
— Мы не должны ошибиться в выборе цели, — продолжал между тем Тотой. — Транспорт с пехотой нам не нужен.
— Значит, маршрутка исключается?
— Она перевозит пехоту.
— Точно.
— Да, забудь про машины пехоты. Мы должны подбить одну из последних моделей штурмовых машин.
— Дорогую машину?
— Танк.
— Ладно, пусть будет танк. — Винсенте осмотрел скопившиеся в пробке машины в поисках подходящей марки. — А «тойота» сойдет за танк?
— Э-э-э… Нет. — А «дэу»?
— Да ну ее!
— «БМВ»?
— «БМВ»? Да ты рехнулся, Сенте. Мы можем тут проторчать весь вечер и не увидеть ни одного «БМВ». — Тотой стоял на цыпочках, нервно покусывая нижнюю губу, и вдруг показал пальцем на красный седан. — Вот цель, «хонда».
Водитель разговаривал по мобильному телефону, ничего не замечая вокруг. Это был человек лет тридцати с приятным, располагающим к себе лицом, явно отец семейства. По его рубашке было видно, что он проработал весь день в помещении с кондиционером.
Странно, что он не включил кондиционер в машине, потому что стекло со стороны водителя было опущено. Его лоб блестел от пота, рукава были закатаны, а изо рта торчала сигарета. Судя по его расслабленной позе и выражению нежности на лице, он разговаривал с женой или с ребенком.
— Но почему он? — спросил Винсенте. Тотой хмыкнул.
— А почему бы нет?
— …Не знаю. Просто… почему именно он?
— Тебе на все надо объяснение?
— Нет, не на все.
— Тогда в чем дело?
— Я же сказал, что не знаю. Похоже, он… возвращается домой. Он как раз звонит туда, чтобы сообщить, что застрял в пробке. Он едет домой, к семье.
Тотой изучающе посмотрел на «хонду» и на водителя.
— Этот парень ведет танк. А сейчас он вызывает по рации целые батальоны подкреплений, поэтому, если мы его не подобьем, его армия захватит Манилу.
Винсенте рассмеялся.
— Ты думаешь, это смешно? — Уф!
— Сенте, что же тут смешного, если враг захватит Манилу?! Погибнут тысячи людей, и их кровь будет на твоей совести. Ты этого хочешь? Вот что я тебе скажу, — и глаза Тотоя широко раскрылись в предвидении ужасной бойни. — Лично я этого не хочу.
— Ах вы, сукины дети! А ну, вернитесь, вы, маленькие ублюдки!
— Твой семейный человек… — прокричал Тотой, летя вперед с прижатыми к груди кулаками, — …здорово разозлился.
— Это точно, — согласился Винсенте. Его ноги были длиннее, поэтому бежать ему было гораздо легче. — Еще как разозлился.
Винсенте нравилось быстро бегать по улицам ночного города. Ему казалось, что умение бегать — это ценное качество. Выбоины, трещины в асфальте, открытые сточные люки, скользкие канавы, застроенные лачугами боковые улочки, меняющиеся каждый день по мере сноса трущоб. Осколки стекла. Куски зазубренного металла с острыми краями. Можно запросто упасть на бегу и пораниться обо что угодно. Трудно было представить себе человека, который смог бы быстро бежать по улицам ночной Манилы, — разве что у него не оставалось другого выбора.
Пару лет назад, когда Винсенте слонялся возле моста Киапо, мимо вдруг пробежал человек. Вполне приличный, с дипломатом в руке, похожий на водителя «хонды», которому они только что прокололи колесо. За ним, метрах в десяти, мчалась целая шайка — человек семь.
Винсенте не стал смотреть, чем все закончится. Он и так был уверен, что жертве никуда не уйти. Он не знал только, убили этого человека или нет. Во всяком случае, его дело было плохо…
Вот с ним бы такого не произошло. Винсенте знал: будь на нем обувь этого человека и десять метров расстояния, он легко убежал бы и не попал бы им в руки.
— Устал? — спросил Винсенте.
Тотой в ответ только кивнул, чтобы не сбить дыхание.
— Тогда, может, еще?
Тотой опять кивнул, и они побежали дальше.
Они бежали так, что их плечи находились почти на одинаковом расстоянии. Когда один из них поворачивал голову, он видел другого на том же самом месте. Фактически они едва передвигались по отношению друг к другу.
Зато вокруг них все менялось.
Кто же все-таки застрелил кошку?
Студент колледжа из обеспеченной семьи застрелил ее из маленького автоматического пистолета, который папаша подарил ему на восемнадцатилетие. Время от времени студент рассказывал историю, как однажды выстрелил в припадке гнева, но в ответ на расспросы начинал путаться в деталях и делал вид, что ему неприятно об этом вспоминать. На самом же деле он ни разу не выстрелил в припадке гнева, потому что на то были причины, о которых он действительно не хотел рассказывать.
Однажды вечером он поехал на свидание с девушкой в бар Макати. Он мчался на мотоцикле по пустынным улицам вокруг лежавшей в руинах гостиницы «Патай». Когда он свернул с Сайанг-авеню на Шугат-драйв, в свете фар неожиданно возникла кошка. Он резко затормозил. Мотоцикл вырвался из-под него и заскользил по мостовой, высекая искры. Он с трудом поднялся, трясясь от ярости и пережитого потрясения, и тут увидел кошку, из-за которой чуть не разбился сам и почти наверняка загубил мотоцикл.
А через полминуты его история о стрельбе из пистолета в припадке гнева приобрела кое-какие основания. Он по-прежнему путался в деталях, но при этом его щеки, по крайней мере, не горели от стыда.
Пьяный полицейский в самом скверном настроении вел патрульную машину через то, что когда-то, во времена его молодости, было кварталом красных фонарей, настоящей золотой жилой для несовершеннолетних шлюх и сутенеров. Он остановил машину, посмотрел на пустые дома и долго вглядывался в перспективу улиц, которые прежде ярко сверкали в свете неоновых ламп. Его глаза слезились от воспоминаний и пива, и он хрипло прошептал:
— Я вымирающий вид, человек из прошлого.
Тут на глаза ему попалась кошка. Полицейский машинально достал револьвер и выстрелил в нее. Увидев, как она истекает кровью, он вытер рукой глаза и открыл еще одну банку пива, а потом тронул машину, отъехал от бордюра и продолжил медленное путешествие по закоулкам памяти. Через час он застрелился.
Женщина, ребенок которой умер от заражения крови, потому что его оцарапала какая-то заразная тварь, тронулась умом и бродила по улицам, обуреваемая жаждой мщения, убивая всех кошек подряд и делая зарубки на деревянной рукоятке пистолета.
Обкуренный наркоман, чувствующий свою неуязвимость, желание бросить вызов всему миру и готовый продемонстрировать это любому движущемуся объекту.
Ненавистник кошек. Любитель мышей. Защитник крыс. Шофер гангстера.
— Мне все равно, кто ее застрелил, — сказал Тотой. Он лежал на мостовой, раскинув руки, а когда поднялся, на брусчатке остался влажный след от пропотевших шортов и футболки. — Я устал. Никогда в жизни так долго не бегал.
Винсенте присел на корточки рядом с залитым кровью комком шерсти и провел рукой по редким клочкам волос, уцелевшим у него на голове после встречи с патрулем муниципалов.
— А мне не все равно. Странно, зачем он это сделал?
— Я бы остался здесь на всю ночь, лишь бы никуда больше не ходить.
— Да нет, я о кошке. Как можно настолько разозлиться, чтобы ее убить?
— Я серьезно. Я так устал, что заснул бы прямо здесь.
— Ну ладно, если бы вокруг жили люди. Кошка могла мяукать и мешала кому-то спать. Но здесь ведь никто не живет.
— У меня во рту пересохло. Хочу чего-нибудь попить.
— Ты потрогай, она еще теплая.
— Может, поищем какой-нибудь мини-маркет? Проскользнем мимо охранника и стырим банку кока-колы.
— Бедная кошка…
— О, кока-кола… «Освежающий и незабываемый вкус!»
— Думаю, что только одно из двух.
— Кока, — нетерпеливо произнес Тотой. Винсенте взял в ладонь кошачью лапку, провел большим пальцем по втянутым когтям и покачал головой.
Разговаривать с Винсенте иногда бывало непросто. Он мог начать болтать о странных вещах, и к тому же у него была привычка настолько чем-то увлекаться, что он целых две недели, а иногда и больше, не мог говорить ни о чем другом. Несколько месяцев назад он буквально зациклился на аде.
На этот счет не существовало никакого официального требования или правила, но считалось, что за миску бесплатной похлебки полагается выслушать проповедь. Ирландский священник, прихрамывая и волоча за собой искалеченную во времена миссионерской молодости на Минданао ногу, подходил к месту в столовой, где вы сидели под полотняным навесом. Какое-то время он наблюдал, как вы уплетаете рис, а потом, стоило вам только взглянуть на него, подмигивал и расплывался в улыбке. Когда же до донышка миски оставалось совсем немного, он кашлял, прочищая горло, и чрезвычайно бойко, хотя и с акцентом, шпарил на тагалоге.
Обычно он начинал так:
— Хочу вам кое-что рассказать, ребята. Сидите спокойно и слушайте. Прошлой ночью я лежал в постели и не мог заснуть, со мной такое бывает, и тут мне в голову пришла необычная мысль. Одному Богу ведомо, где находится рай. Для нас же, для вас и для меня, место, где находится рай, — вечная тайна. Однако — и это тоже тайна — мы точно знаем, как найти рай. Мы не знаем, где он находится… и все-таки можем его найти. Интересная мысль, правда? Давайте немного поговорим об этом.
Но в тот вечер события приняли другой оборот. Едва священник начал прочищать горло, как Винсенте сказал:
— Падре, я боюсь, что попаду в ад.
— О, — ответил священник, удивленный не столько смыслом сказанного, сколько готовностью Винсенте поддержать разговор, ведь его нахлебники обычно не отличались особой разговорчивостью. — …Ну, я бы сказал, что ты слишком молод, чтобы думать о таких вещах. Может, расскажешь, как ты дошел до этого?
— Просто я так думаю.
— Это глупая мысль. Я давно тебя знаю, ты хороший мальчик. Слишком хороший для дьявола.
— И все-таки я думаю, что попаду в ад.
— Понятно. — Падре сплел пальцы с обкусанными ногтями, и они образовали некое подобие арки. — Винсенте, что ты натворил? Может, хочешь рассказать это мне лично, только мне? Мы могли бы пройтись или…
— Я только собираюсь это сделать, но еще не сделал.
— Собираешься согрешить?
— …Не знаю, как мне этого избежать.
— Но, сын мой, для этого и существует церковь. Она дает тебе силы и направляет, чтобы…
— Ад, — сказал Винсенте, — это навсегда, и он никогда не кончается. Стоит только в него попасть, как уже не выбраться.
Священнику явно не понравилось, что его перебили, но он взял себя в руки.
— Ты прав, Винсенте. Муки ада вечны.
— Как вы думаете, если мой отец умер, он в аду?
— …Твой отец?
— Но это возможно? — Я…
— А кто-нибудь попадает в ад? — …Да.
— Значит, это возможно.
— Ты можешь сказать такое, если его уже нет среди живых. Но…
— Я думаю, он именно там, потому что бросил меня. И еще мне кажется, что его там пытают черти.
— А вот если я попаду в ад, то стану чертом, — вдруг резко перебил его Тотой. И сразу же заметил, как в голосе Винсенте что-то изменилось. Он неожиданно стал холодным и решительным, а Тотой знал, что это предвещает неприятности. Виновника неприятностей могли лишить бесплатного супа. — Как только я туда попаду, тут же попрошусь в черти.
— Послушай, Тотой — проворчал священник. — Ты ни на минуту не должен хотеть стать чертом. Ворота рая для чертей закрыты, и они испытывают те же муки, что и проклятые души.
— Падре, мне кажется, что его там пытают черти, — повторил Винсенте, не обращая ни малейшего внимания по попытку Тотоя перевести разговор на менее опасную тему. Он отставил миску в сторону, хотя в ней еще оставалось немного супа. — Он в аду, и ему оттуда не выбраться. По-моему, это несправедливо.
— Чертей должно быть очень много, — произнес Тотой с возрастающим беспокойством. — Ведь в аду полно места.
Но теперь уже священник стал таким же непроницаемым, как Винсенте.
— Тебя волнует совсем не справедливость, — сказал он с убежденностью, которая приобретается только на собственном опыте. — Чтобы найти справедливость в жизни, ты должен понять, чего хочет Господь. — И, как бы в подтверждение своих слов, постучал костяшками пальцев по искалеченной ноге.
— Я не пытаюсь искать справедливость в жизни. Человек попадает в ад после смерти, и, по-моему, Бог поступил несправедливо, отправив туда моего отца.
— Винсенте, если твой отец в аду, что никому из нас не дано знать, его отправил туда не Бог. Все совсем не так. Принимая то или иное решение при жизни, мы сами определяем, что с нами случится после смерти.
— Никто не может решить, что он отправится в ад.
— Ты хотел сказать, что никто не хочет туда отправляться, но…
Винсенте снова перебил священника:
— Если Господь отправил моего отца в ад, я смогу увидеть его, только отправившись туда вслед за ним.
— Э… — сказал священник, — похоже, я медленно соображаю. Теперь я вижу, к чему ты клонишь.
— Вы думаете, что в аду есть дни для посещений?
— Погоди-ка, сын мой…
— Я в этом сомневаюсь.
— Сын мой…
— Значит, если я не сделаю ничего плохого в жизни, то никогда больше его не увижу. А если сделаю, то встречусь с отцом, но навечно останусь в аду.
— Сын мой, да послушай же меня!
— И вы считаете, что это справедливо?
— Я уже сказал: чтобы найти справедливость в жизни, нужно понять…
— О Господи! — взорвался Винсенте. — Я не спрашиваю о желаниях Господа или о вашей чертовой ноге! Я спрашиваю вас, справедливо ли это?!
Священник растерялся.
— Я… — только и смог он сказать.
— Пожалуйста, не прогоняйте нас! — взмолился Тотой.
— Так как же, падре, да или нет?! — вне себя выкрикнул Винсенте и вскочил. — Неужели, черт подери, трудно ответить?
Священник был добрым и милосердным человеком, поэтому не отлучил ни одного из мальчиков от кухни, несмотря на ругань и драку, которая разгорелась за остатки еды в миске, когда Винсенте отшвырнул ее от себя.
— Не волнуйся, сын мой, — сказал падре, когда Тотой пришел к нему на следующий день и стал пространно извиняться за поведение своего друга. — Конечно же, приходите оба. Добро пожаловать. Приходите в любое время. Драка за еду не самое плохое из того, что происходит в этой жизни… хотя мне бы очень не хотелось, чтобы она повторилась. — А потом добавил: — Да, знаешь, прошлой ночью я разговаривал с Богом. Никто из вас не отправится в ад: ни ты, ни Винсенте, ни его отец. Передай это Винсенте. Я не хочу, чтобы вы думали о чертях, ты меня понял?
Тотой заверил его, что не станет больше думать о чертях. И сдержал свое обещание.
Но Винсенте продолжал о них думать. Каждую ночь, целых две недели. Что тут поделаешь? Такой уж он был человек.
Тотой вскочил.
— Вот что я тебе скажу, Сенте. Я не собираюсь целый месяц говорить только о том, кто подстрелил эту кошку. Ясно?
Винсенте немного помолчал и сказал:
— Давай поищем мини-маркет. После такой пробежки я бы не отказался от кока-колы.
Но никакого мини-маркета не было и в помине. Не было вообще ничего. Идти было совершенно некуда, но не имело смысла и возвращаться. Каждый из ребят спрашивал себя, не заблудились ли они, особенно Тотой, которому вообще, насколько он себя помнил, никогда не случалось заблудиться. Это было все равно что вдруг разучиться плавать, когда ты уже нырнул в реку.
В свою очередь, Винсенте пугало не столько само это место, как то, что такое запустение могло существовать посреди Манилы. Обычно вокруг всегда были люди.
А еще его смущало, что здесь когда-то, причем совсем недавно, кипела жизнь. Об этом говорило буквально все вокруг: покрытые слоем грязи витрины магазинов, свисавшие клочьями рекламные плакаты и разбитые неоновые надписи. Сквозь окна ресторанов, казалось, можно было различить посетителей, сидящих за бутылкой пива. В одном заброшенном баре был даже музыкальный автомат. Он лежал на боку, посреди кучи покореженных банок из-под пива и смятых газет, похожий на японский сундук с драгоценностями, плавающий в море проклятых банкнот. Непонятно, с какой стати все эти вещи, которые еще могли бы послужить, попросту бросили здесь, вместо того чтобы привести в порядок. Как будто за какой-нибудь час ночная жизнь переместилась в другое место.
Та же мысль явно пришла в голову и Тотою, который выразил ее на свой манер.
— Я смотрю в оба, — тихо произнес Тотой, и они прошли целую улицу, не обменявшись ни единым словом.
Винсенте удивленно поднял брови:
— С какой стати?
— Клоун!
— …Какой еще клоун?
— Клоун из «Макдоналдса». Похоже, это из-за него здесь никого нет. Наверное, он тут охотится.
Винсенте был доволен, что приятель не стал вдаваться в объяснения насчет клоуна. Ему и так было не по себе; не хватало еще выслушивать фантазии Тотоя.
Они почувствовали облегчение, выбравшись на пустырь, освещенный редкими кострами из мусора и луной. За ним виднелся ряд приземистых лачуг, в некоторых горели электрические или керосиновые лампы.
— А здесь как дома, — сказал Тотой.
— Ха-ха!
— Можно у кого-нибудь узнать, как добраться до Эрмиты.
— С нас не убудет.
— Ну, так что…
— Давай лучше попробуем сами.
Когда они достигли середины пустыря, Тотой сказал:
— Это из пистолета. Винсенте кивнул в ответ:
— Громко.
— Совсем близко.
— В какой-то хибаре.
— Хорошо, что мы ее уже прошли.
— Точно.
Они замерли и прислушались. Эхо выстрелов отражалось от окружающих пустырь лачужек и отдавалось в груди мальчиков.
— Вот этот громче других.
— …Кто-то кричит.
— Не останавливайся.
— Да, надо делать ноги.
Спасение девушек
Он ходил из гостиной в кабинет, поглядывая на экран компьютера, а потом от стола к окну, щуря глаза от булавочных уколов пришедшего издалека света. Под «Не откладывай на завтра» он напечатал: «Представь себе атом водорода».
Итак, представь себе атом водорода, Сенте. Самый распространенный атом с единственным электроном, вращающимся вокруг ядра. А теперь представь, что увеличил ядро в пять триллионов раз, и оно стало размером с монетку в один песо. При этом масштабе электрон будет от него на расстоянии одного километра.
Километр между ядром и электроном, если бы ядро было размером с монетку в один песо. Даже если бы ты мог увидеть атом, в нем ничего невозможно разглядеть, кроме пустоты. Столько места для движения по кругу.
Так много места, что если выстрелить нейтрино в свинцовую плиту толщиной со световой год, вполне вероятно, что нейтрино ни с чем не столкнется и вылетит с противоположной стороны.
Неплохой шанс выжить, если ты блок свинца толщиной со световой год, который пытается прострелить себе голову из пистолета, заряженного нейтрино.
И тоже неплохой шанс, если ты — решивший покончить счеты с жизнью нейтрино, прыгающий с тридцатого этажа небоскреба Легаспи. Ты бы врезался в мостовую и промчался сквозь нее: сквозь асфальт, почву, скальное основание, сквозь всю планету — и продолжал мчаться вперед.
Неплохой шанс выжить для непостижимо большого и непостижимо малого.
Ты мог бы надеяться, что так будет и с девушкой, если она прыгнет с тридцатого этажа небоскреба Легаспи. Ведь вокруг столько места, столько пустоты, в которой можно вращаться, что атомы девушки и атомы мостовой могли бы договориться между собой и пропустить ее, не причинив ей вреда.
Звучит довольно разумно. Вот только оказывается, что для постижимого шансы никудышные.
Альфредо вытер пот с верхней губы. — Стоп, — сказал он себе и нажал на кнопку «delete».
Альфредо решил отказаться от сегодняшней встречи с Тотоем. Пожалуй, ему надо с большей осторожностью подходить к сознательным рассказам о жизненных катастрофах и падениях, чем к бессознательным. Но это могло и подождать, поэтому он, как обычно, занялся своим любимым воспитанником, если, конечно, такое определение подходило для Винсенте. Четкими заглавными буквами он написал на кассете, где был сон Винсенте: «#43. Умирающий/мертвый ребенок, равнодушный отец».
Альфредо хорошо помнил, о чем они говорили, поэтому не стал сразу прослушивать запись, а вернулся к предыдущим материалам, также связанным с отцом.
— Отец, отец, — бормотал Альфредо, ведя пальцем по полкам, где были записи Винсенте. Многие из сорока трех записей так или иначе касались отца, поэтому было из чего выбирать. Палец задержался на #4, потом на номерах 5, 6, 9, 11, 16, 17, 18, 23, 24, 28, 30, 31, 36, 37 и в конце концов остановился на номере «#29. Бегущий человек (версия 2)/отец-ад».
— …Ты уже не в первый раз рассказываешь мне этот сон.
— Да, но мне больше ничего не снилось на этой неделе.
— …Понятно.
— Ты не заплатишь мне за него?
— Почему ты так решил?
— Просто ты жалуешься, что Тотой все время рассказывает тебе одно и то же.
— Это разные вещи. Сейчас меня интересует, почему этот сон приснился тебе несколько раз.
— Ну да, он снился мне несколько раз.
— А как часто он тебе снится? Раз в неделю, в месяц…
— Иногда бывает, что каждую неделю, а иногда не снится подолгу.
— И сколько это уже продолжается?
— Ну, не знаю. Примерно год.
— Примерно год. Но ведь…
— Что?
— А то, что мы познакомились примерно год назад, и тогда ты сказал, что все так и было на самом деле. И еще ты сказал, что это случилось два года назад. Вот я и удивляюсь, почему это вдруг стало так важно для тебя.
— Э-э…
— Скажи, почему ты думаешь, что это важно?
— Скажи сам.
— Нет, сначала ты.
— Фредо, мы сегодня говорим уже очень долго. Я устал. И потом, я хочу найти Тотоя, пока не…
— …Не стемнело. Хорошо. Итак… если человек плохо ориентируется в городе, то, по-твоему, на него могут напасть хулиганы. При этом ты уверен, что смог бы уйти от погони, окажись на его месте.
— Ну…
— А еще ты говоришь, что этот человек был хорошо одет, и в руке у него была сумка. — Да.
— Итак… это о чем-нибудь тебе напоминает? Или о ком-нибудь?
— Нет.
— Ну же, Сенте! Это должно тебе о ком-то напоминать.
— Напоминает о человеке, который убегал от погони.
— Прекрасно, но и еще о ком-то. Послушай, мы знакомы уже почти год. В прошлом году тебе стал сниться сон про хорошо одетого человека с сумкой в руке, который не ориентируется в городе. Почему ты смеешься?
— Это ты. Ты думаешь, что этот человек — ты.
— Что же тут смешного?
— Хорошо одетый?
— Я ношу дорогие вещи.
— Неужели? — Да… А сумка?
— У него не сумка, а дипломат.
— У меня тоже не рюкзак.
— Но уж точно не дипломат.
— Черт, — сказал Альфредо, нажав на кнопку «stop», и поглядел на трезвонящий телефон. Он считал звонки, злясь на себя, что отключил автоответчик. После двадцатого стало ясно, что Ромарио от своего не отступится.
Их связывало только то, что когда-то давно они учились в одной школе. Им нравилась разная музыка, разные фильмы и книги. Ромарио говорил короткими законченными фразами, а Альфредо и сам себя понимал не сразу. Он родился в богатой семье, а Ромарио пришлось зарабатывать самому. Когда Ромарио еще гулял напропалую, Альфредо уже был женат. Когда же Ромарио нашел свою единственную любовь, любовь Альфредо выбросилась с балкона собственной квартиры.
Именно по этим причинам, а также многим другим, эта дружба была для обоих предметом постоянного недоумения, судя по тому, сколько времени они посвятили за все эти годы обсуждению того, как они встретились и почему все еще не разбежались в разные стороны.
Несколько секунд Ромарио молчал, явно не желая говорить, а потом спросил:
— Паре, с какой стати ты делаешь вид, что тебя Нет дома? Ведь мне с работы видно, что у тебя горит свет.
Альфредо кашлянул.
— Я просто забыл выключить свет, паре.
— Черта с два! — рявкнул в ответ Ромарио. — Ничего ты не забыл. Просто хотел проверить, на сколько у меня хватит терпения.
— Извини.
— Сам-то ты никогда не догадаешься позвонить. Никогда! Кто кому звонит? Всегда я тебе звоню.
— Извини еще раз.
— Знаешь, что я об этом думаю? Ты меня испытываешь. Если бы я не позвонил, то не прошел бы испытания, и мы, возможно, не увиделись бы целых полгода.
— Нет, паре, — твердо сказал Альфредо, удобнее устраиваясь на диване и сунув трубку куда-то под подбородок. — Никуда бы я не исчез на полгода. Но вот насчет испытания ты, наверное, прав.
— Еще как прав.
— Может быть, не мне, а тебе надо было стать психологом.
— Может быть.
— Ты прошел испытание. Я рад, что ты не повесил трубку.
— Еще бы тебе не радоваться. Альфредо улыбнулся:
— Вот я и радуюсь.
— Отлично. Подожди, я сейчас.
— После рекламной паузы мы сыграем для вас композицию, записанную двумя ребятами, которые здорово изменили представления о техно в Пиное и теперь играют в самых стильных клубах Макати. Вы знаете, о ком я говорю — сразу к нам из Кардона-Ризаль; увеличьте громкость и оторвитесь с нами. Но сначала — короткое сообщение от «Бургер-машины». Это ваш круглосуточный бургер, бургер, который никогда не спит…