Основная задача предпринятой здесь характеристики модуса – описать модус, т.е. перечислить модусные категории со стороны их значения и плана выражения [Шмелева 11; 28–41]. Модус изучен в меньшей степени.
Во-первых, как уже было сказано, он имеет склонность проявляться имплицитно, т.е. присутствовать в высказывании незримо. Так, вербально не выражены значения реальной модальности и настоящего времени в предложениях типа: «Осень», «Листопад»; положительной оценки в предложениях типа «Что за песня!»; приказа в предложениях типа «Сюда!», «Молчать!» Все эти «невыраженные» смыслы – модусные.
Во-вторых, при эксплицитной выражении модус располагает большим и неоднородным кругом языковых средств: грамматические формы, особые лексемы, ряд конструкций. Все это делает существование модуса в плане выражения распыленным, почти малоуловимым.
В-третьих, план выражения модуса не только разнообразен, но и «исследовательски ненадежен». Одни модусные показатели комплексны, они выражают сразу несколько модусных значений, затушевывая картину их дифференциации; другие в разных условиях выражают разные модусные значения. Все это усиливает впечатление «неуловимости».
Из сказанного следует, что основные приемы изучения модуса – это перифраза и экспликация, дающие возможность сделать более достоверным «ненадежные» данные плана выражения модуса.
Диктум удобно было сравнить с клавиатурой, на которой высказывания берут одну ноту, то более или менее сложный аккорд. Если продолжить это сравнение, то модус придется уподобить струнному инструменту: обязательно должны звучать все имеющиеся струны, хотя всякий раз каждая дает особый звук. Количество струн определено и неизменно, звучание каждой из них узнается и прочитывается, даже если это молчание. Каждая такая струна и есть модусная категория. Выявление модуса вооружает важным средством анализа модусного содержания предложения: имея в руках полную анкету модуса – список всех его струн, анализирующий уменьшает риск не увидеть скрытное, имплицитное в модусе того или иного высказывания, т.е. оказаться «на поводу» у плана выражения.
|
|
Стоит сказать несколько слов и о модус-позиции, т.е. позиции модуса в семантической структуре предложения. Так же, как и к диктуму, к нему приложимо понятие простоты и сложности. Однако это принципиально иная сложность. Сложность диктума создается увеличением числа пропозиций, складывающихся в своеобразный «пасьянс» рядоположенных пропозиций и связывающий их, часто с общими актантами и обстоятельствами. Сложный модус напоминает скорее систему концентрических окружностей: модус одного диктума «окружается» другим модусом, сам становясь по отношению к нему диктумом – так построено название итальянского фильма «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю…»; по этому же принципу, как обратила внимание М.И. Черемисина, построена басенка про попа, у которого была собака. Из этого легко сделать вывод о том, что модус – позиция относительная, это как бы «крайняя» позиция в семантической структуре предложения, которая может «уступить» свое место другой, перемещаясь в сторону диктума, при этом модусность данной позиции относительно ее диктума не исчезает.
Устройство модуса в высказываниях со сложной модусной перспективой назовем принципом матрешки, в которой каждая из матрешек одновременна и вмещающая, и вмещаемая со всеми своим внутренним содержанием. Усложнение модусной перспективы связано с количеством модусных субъектов, каждый из которых фиксирует отношение к диктуму; поэтому установление сложности модуса есть в первую очередь установление того, сколько субъектов отражено в семантической структуре данного высказывания.
|
|
Примером предложения со сложной модусной перспективой может послужить фраза из воспоминаний А. Ахматовой о Модильяни: «Меня поразило, как Модильяни нашел красивым одного заведомо некрасивого человека и настаивал на этом». Сложность модусной перспективы создается наличием трех оценивающих субъектов, их оценки одного и того же объекта расходятся: первый субъект – обобщен, это общепринятая оценка – «заведомо некрасивый человек», второй субъект – Модильяни, выразивший противоположную оценку, и третий – автор, выражающий оценку данного расхождения оценок. Таким образом, если применить принцип матрешки, то в самой большой матрешке – модус – окажутся (одновременно, а не последовательно!) две оценки одного объекта разными субъектами. Показательно, что только один модус первый, авторский, а значит приоритетный занимает конструктивно предназначенную для модуса позицию – главную часть изъяснительной конструкции. Вопрос о приоритетах модусов, как мы видим, связан с приоритетами субъектов, среди которых безусловное первенство за автором текста.
Важно обратить внимание на такой довольно очевидный факт: при обязательности модуса в каждом предложении совсем не обязательно его воплощение в изъяснительной конструкции. Вот пример предложений со сложной – трехсубъективной – модусной перспективой, представляющего собой дериват простого предложения: «Его нежелание пойти к родственникам показалось ей чрезвычайно обидным»/ Ю. Трифонов/. Собственно диктум этого предложения – пойти к родственникам сопровождается модусом нежелания первого субъекта /он/, этот факт, становясь диктумом с помощью приема номинализации, сопровождается модусным значением оценки второго субъекта /она/, кроме того, за всем этим стоит автор высказывания, представляющий это столкновение оценок как реальное событие в прошлом, в достоверности которого он не сомневается; в противном случае он мог бы эксплицировать свое сомнение, например, с помощью показателя «по-моему».
|
|
Итак, чтобы уметь анализировать модус реальных предложений, необходимо располагать знаниями о модусе и помнить, что модусная перспектива может быть разной сложности, и это зависит от числа модусных субъектов. Характеристика модуса, как уже было сказано, представляет собой список модус модусных категорий, которые объединяются в «пучки» по предназначению в смысловой организации предложения, по той семантической задаче, можно еще сказать, которая с их помощь решается в модусе.
Метакатегории модуса обеспечивают осмысление высказывания относительно условий и условностей общения; к ним относятся смыслы говорения, называния, коммуникативного намерения, мотива и цели речевого действия, речевого жанра, выполнения правил речевого поведения. Еще раз подчеркнем, что объектом квалификации в этих случаях является само высказывание, или речевое поведение автора его, что объясняет наименование мета.
Характерная особенность этих смыслов состоит в том, что они принципиально невыражаемы, т.е. нормально отсутствие их показателей в высказывании, а присутствие – сигнал какого-то особого случая. Иначе говоря, в осмыслении метакатегорий модуса действует стандарт, который воспринимается как не требующий специального обсуждения, и только отклонения от него вызывает появление в высказывании метапоказателей. Отклонения от стандарта возникают в первую очередь, когда расходятся коммуникативные установки автора и адресата, и от последнего поступают вопросы: «При чем тут это?», «С чего вы взяли?», «Что ты этим хочешь сказать?».
Так, если мы возьмем предложение «Идет дождь», то его метасмыслы могут быть истолкованы в одной из случаев так: «Я хочу сказать, что идет дождь, чтобы ты взял зонт». Речевой жанр можно определить как предупреждение; смысл «называния» не проявляется, так как автор пользуется стандартными и обычными для данного случая номинациями; никаких сигналов о правилах речевого поведения нет, следовательно, автор уверен, что они выполняются.
Все метакатегории проявляются в высказывании именно в тех случаях, когда у говорящего есть подозрение, что что-то в коммуникации нарушено или может быть нарушено. Так, например, если говорящий подозревает, что его коммуникативные намерения могут быть истолкованы неверно, он должен эксплицировать метасмысл «коммуникативное намерение» и построить высказывание с эксплицитным модусом типо «Я хочу сказать, что этот случай серьезный». В ситуации неочевидности мотива речи эксплицируется «одноименный» смысл с помощью глаголов речи и причинной конструкции: «Так как я выступаю первым, я скажу о замысле работы».
Номинативный смысл – «называю» – проявляется в тех случая, когда используемую номинацию автор осмысливает или как необычную или как неприемлемую для него как автора по каким-то причинам. Вот примеры экспликации номинативного смысла: «Мягкая, клочковатая, курчавая бородка, обрамляющая его лицо, темные усы и, как у нас на Руси говорили, соболиные брови подчеркивали белизну этого бледного лица, которое, видимо не брал загар» /Б. Полевой/.Особого замечания потребовало номинация «соболиные брови», которую автор не мог не оценить как архаичную, о чем он сообщил, эксплицируя номинативный смысл модуса.
Более тонкие обстоятельства заставляют особым образом отмечать номинации в предложениях: «Никто в мире не чувствует новых вещей сильнее, чем дети. Дети содрогаются от этого запаха, как собака от заячьего следа, и испытывают безумие, которое потом, когда мы становимся взрослыми, называется вдохновением»/И. Бабель/; «Необыкновенные персонажи Лескова не имеют ничего общего с тем, что принято называть экзотикой»; «Актеры знают вкус того, что называется настоящим успехом».
Речевой жанр практически всегда очевиден из условий общения и содержания высказывания. Так, ясно, что в предложении «Замолчите немедленно!» выражен приказ, а в предложении «Вы не могли бы потише?» – просьба; в предложении «Кто последний?» – вопрос реальный, а в предложении «До каких пор это будет продолжаться?» – вопрос риторический, по существу оценочное суждение. Показатели речевого жанра – соответствующие имена и глаголы речи – появляются в модусе высказывания, когда это кажется автору необходимым, например «Я прошу вас прекратить препирательства», «Поздравляю вас с завершением работы», «Я еще раз спрашиваю: где ты был?», «Обещаю вам, что это не повториться».
Правила речевого поведения, интуитивно знакомы всякому носителю, практически всегда остаются «за кадром» высказывания, за исключением тех случаев, когда автор видит опасность быть нарушителем какого-либо из них, тогда-то вводятся показатели, объясняющие его. Так, слово «пожалуй» – извинительная помета при риске нарушить правила, предписывающие не быть категоричным и не преувеличивать; показатель «как известно» вводиться как извинительная помета при риске нарушить правило не говорить банальностей, а «как говориться» – не использовать штампов. Рассмотрим все вышеперечисленное на примерах: «Пушкин, как известно, советовал молодым писателя мучиться живой русской речи у московских просвирен»/В. Лакшин/; «Я бы назвал нашу любовь к футболу платонической, от которой, как известно, мало проку»/Ю. Трифонов/; «К сожалению, недостатков еще хватает, и мы знаем их, пожалуй, лучше других»; «Сжатые репетиционные сроки заставляют работать, в буквальном смысле слова, до седьмого пота»/М. Броневой/; «А мне, честно говоря, представляются скучными страницы с бесконечными диалогами, когда всю длинную говорильню можно вместить в одной фразе, передать суть читателю побыстрей». Метасмыслы попадают в зону внимания исследователей языка, которые относят себя к новому лингвистическому направлению – прагматике.
В заключение отметим, что метасмыслы, как правило, присутствуют в высказывании незримо, зримое их присутствие – сигнал нарушения стандартов общения.
Обозначить метакатегории модуса – значит осмыслить высказывание относительно условий общений, задать его языковые свойства. Это первый шаг в модусной оранжеровке высказывания, он заключен в пределах речевой деятельности.
Второй шаг предполагает выход к объективной действительности. Он состоит в обозначении того, как сообщаемое в диктуме относиться к действительности в координатах «лицо», «модальность», «время», а также «пространство». Этот шаг именуется актуализацией, а модусные категории, обслуживающие этот шаг, актуализационными. Комплекс актуализационных значений, составляющий минимум для каждого предложения, именуется вслед за В.В. Виноградовым предикативностью и считается грамматическим признаком предложения.
Предикативность – это имеющий одно общее выражение комплекс значений, в который входят, как уже было сказано, значение времени, актуализационное по своей природе (точкой отсчета для него является момент речи «сейчас»), и устанавливаемое говорящим отношение содержания предложения к действительности, а именно: его характеристика как реального, лишь констатируемого говорящим, или ирреального, создаваемого говорящим в своем воображении; ср.: «Ночь была темная» (реальность). – «Была бы ночь темная»; «Была бы ночь темная!»; «Вот бы ночь была темная» (ирреальность).
Предикативность выражается грамматически: формами предикативного центра предложения – наклонениями глагола или связки и модальными частицами, передающие разные виды осложнений значения ирреальности: «вот бы», «пусть бы», «только бы», «как бы не» и др. Теперь мы можем сказать, что грамматический признак предложения лежит в сфере модуса и представляет собой часть его актуализационных категорий.
Актуализационные категории – антиподы метакатегорий; они обязательно должны быть выражены в предложении, тогда как для метакатегорий нормально скорее обратное. Подобна метакатегориям только актуализация диктума в пространстве, что заставляет сказать о ней несколько слов особо.
Пространственная актуализация предполагает зафиксировать положение описываемого события «здесь» или «там», т.е. в неком условном пространстве общения или за его пределами. Таким образом, пространственная актуализация образует двухчленную парадигму, т.е. систему форм изменяющегося слова или конструкции. Русское предложение почти всегда строиться так, что пространственная актуализация выражается косвенно (она очевидна из других показателей или общего понимания ситуации), при необходимости быть выраженной особо довольствуется местоимениями «здесь/там», а также «сюда / туда», «отсюда / оттуда», на эту модусную категорию сориентирована семантика предлогов, локативных предложных форм, глаголов движения и некоторых других предикатов. Например, реплика «Войдите» понимается однозначно как сориентированная на пространство говорящего, т.е. «ко мне, сюда»; так же в рассказе фраза «Он подошел ко мне неожиданно» скорее всего, будет понята как сообщающая о приближении к говорящему.
Вообще актуализационные категории модуса в реальных текстах выражается не так обязательно, как это предполагается грамматикой. Эти отступления от обязательности, имеющие различные смысловые эффекты, обеспечиваются действием актуализационного ключа, который задается для всего текста и служит фоном актуализационного эллипсиса и для транспозиции глагольных форм, рассмотренной при изучении морфологии глагола. Актуализационный ключ создается, как правило, особыми высказываниями, типа «Это случилось в начале нашего века»; «История, которую я вам расскажу, произошла давно». Большую роль при этом играет и лексика, которая, как известно, всегда норовит «победить» грамматику: «Послезавтра улетаю в Москву» в отношении временной актуализации осмысляется как будущее – по данным лексики, вопреки грамматике.
Нельзя не обратить внимание на то, что все актуализационные категории проявляются как конкретно – фиксацией определенных точек на осях, так и обобщенно – значениями «все», «всегда» и некоторыми другими лексемами, например «постоянно», «вечно», глаголом «бывать» и другие. Высказывания с обобщенными значениями всех модусных категорий принято называть общими суждениями; для них характерны нулевые показатели актуализации, например: «Курить вредно»; «Расставаться тяжело» – всем, всегда, везде.
Завершая этот краткий обзор актуализационных категорий модуса, следует указать на их связь с референцией, т.е. прикрепленность речевого высказывания к действительности, которая, по Ш. Балли, есть «актуализация понятия вещей».
Третий шаг в модусной оранжеровке высказывания – квалифицировать предлагаемую информацию в определенных аспектах с авторских позиций. Важнейшие аспекты квалификации касаются собственно информации и предлагают оценку ее некоторых свойств. Они определяют характер модусных категорий авторизации и персуазивности.
Авторизация предполагает квалификацию источника излагаемой информации; иначе говоря, автор обязан, сообщая информацию, квалифицировать ее как свою или чужую, во-первых, и по способу ее получения, во-вторых. Что касается первого параметра квалификации, то в языке за стандарт принято изложение информации «от себя», поэтому специальные показатели предусмотрены только для нестандартных случаев – изложение чужой информации. Эти показатели могут быть минимальны – «мол», «дескать», «говорят» и могут быть более информативными – «как сообщает иностранные агентства»; «по сообщениям авторитетных источников» и т.д.
Авторизационные показатели – квалифицирующие источник информации, весьма разнообразны: «Я видел (слышал, догадался), что они приехали»; «как предполагают специалисты, климат на земле станет теплее»; «по расчетам экономистов, эту проблему можно решить в пять – шесть лет».
Авторизационная характеристика содержания предложения обязательна, но присутствие авторизационных показателей в предложении отнюдь не обязательно, что может подтвердить простое наблюдения над любым реальным текстом. Чем это объяснить?
Во-первых, как и в случае с актуализацией, срабатывает принцип авторизационного ключа: если в начале текста задан источник информации, то это сигнал распространяется на все высказывание данного текста до знака переключения, например: «Наше же мнение таково; Американские обозреватели, утверждают, что…» и т.д.
Во-вторых, экономию на показателях авторизации обеспечивает достаточно жесткое соответствие диктумного содержания и характера его получения. Так, ясно, что диктум «Зазвонил телефон» может быть авторизован единственным способом – «Я услышал», если эта информация «своя», авторская. Диктум «Сверкнула молния» тоже однозначно указывается на зрительное восприятие и может быть авторизационно оформлен изъяснительной конструкцией: «Я увидел, как сверкнула молния».
Все это объясняет почему авторизация факультативна в плане выражения. Обязанность по ее «обслуживание» при экспликации возложенной на деривационную парадигму простого предложения и изъяснительную конструкцию сложного. Средствами авторизационной деривации выступают глаголы типа «считаться», они не составляют главную часть изъяснительной конструкции с авторизационной семантикой, например: «Он хороший специалист» следовательно «Он считается хорошим специалистом» – «Считается, что он хороший специалист»; «Он недоволен» следовательно «Он казался недовольным» – «Казалось, что он недоволен». Разумеется, такая параллельность обнаруживается не всегда: «За окном дерево» следовательно «За окном виднелось дерево» – «Виднелось, что за окном дерево».
Авторизация как особый смысловой пласт в предложении, располагающий своей системой средств выражения, описала Г.А. Золотова.
Персуазивность «отвечает» за квалификацию информации со стороны ее достоверности, но не объективную, а с точки зрения говорящего, иначе говоря, персуазивности есть уверенность или неуверенность автора в достоверности излагаемой им информации.
Действие этой категории аналогично авторизации: обязательная в плане содержания, она довольно редко появляется в плане выражения. Это объясняется тем, что специальных показателей требует только неуверенность автора в достоверности предлагаемой им информации. Недостоверность всегда выражена эксплицитно: особыми лексическими показателями – модальными словами и частицами (вероятно, возможно, должно быть, может быть, очевидно, по-видимому, кажется, наверно и др.). Достоверность выражается же имплицитно: самим фактом отсутствия показателей недостоверности; ср.: «Пожалуй, доклад уже начался». – «Доклад уже начался». Модальные слова, которые принято называть показателями достоверности (безусловно, в самом деле, действительно, конечно, несомненно, разумеется и др.), не вносят изменений в персуазивную характеристику предложения; их функция – экспрессивная: они служат знаком того, что говорящий по каким-то причинам (например, предполагая, что у слушающего могут быть сомнения в достоверности того, о чем ему сообщается) настаивает на своей оценке информации, заключенной в предложении. Предложения «Доклад уже начался» и «Конечно, доклад уже начался» одинаково выражают достоверность сообщения, но в последнем случае значение достоверности сопровождается экспрессивным усилением. Именно вследствие разной природы значения и функции показателей недостоверности, с одной стороны, и слов типа «безусловно», «действительно», «конечно» – с другой, возможность сосуществования их в одном предложении. Например, «Видимо, в коллективе, действительно, нет единодушия». Уверенность обычно выражается в особых проблематических ситуациях, например, спора, дискуссии, необходимости «навязать» свою точку зрения; в таких случаях, как во многих модусных ситуациях, приходит на помощь изъяснительная конструкция: «Я уверен, что…»; «Нет сомнения, что…».
Интересно отметить «сотрудничество» авторизации и персуазивности: за достоверность чужой информации трудно ручаться, поэтому «чужая» всегда под некоторым сомнением, отсюда естественность таких комплексных показателей, которые служат одновременно обеими категориями, например, «якобы чужая информация + не уверен в ее достоверности»
Персуазивность может относиться к высказыванию в целом или квалифицировать какие-то отдельные фрагменты его содержания, т.е. говорящий может высказать сомнение по поводу достоверности любого куска диктумной информации: «Он шел в мою сторону в тени деревьев в сером фраке, как мне показалось, держа под руку, как мне показалось, даму в малиновом наряде, шел, размахивая тростью и беспечно смеясь…/Б. Окуджава/; «Пока же, увы, монопольность закреплена в запчасти, какую ты по-прежнему добудешь только в данной мастерской, заплатив за деталь, и за якобы ремонт»/Ю. Черниченко/.
То или другое персуазивное значение, которое сопровождает высказывание, должно быть понято из коммуникативной ситуации, оправданное ею: уверенность в том, что видел «собственными глазами», и неуверенность в передаваемой информации, в ситуации отсутствия четкой информации или невозможности наблюдать, прогнозировать. Необычное проявление персуазивности должно быть мотивированно, что рождает к жизни особые метавысказывания, например «Горожанин по привычкам памяти, жизнеощущению, я, видимо, тосковал волховских лесах по камню и асфальту большого города. Говорю «видимо», так сам себе не отдавал отчета в неясном чувстве»/С. Наровчатов/.
Оценочность – первая в нашем перечислении факультативная модусная категория; семантика ее сводиться к выражению авторского позитивного или негативного отношения к диктумному содержанию в целом или какому-то его элементов.
Несмотря на свою необязательность, оценочность располагает разнообразными и многочисленными средствами выражения: это и изъяснительная конструкция, которая, как мы видим, решает разные модусные задачи «Хорошо, что он не уехал вчера»; «Лучше, чтоб они об этом вообще не знали» и инфинитивные конструкции «Хорошо прогуляться в утреннем лесу»; «Ужасно было бы однажды узнать, что все напрасно», и местоименные предложения типа: «Какой у нее голос!», «Как они пели!» и многие другие средства.
Наряду с общими оценками, которые здесь приводились в качестве иллюстрации, в предложениях выражается широкий спектр специальных – «рентабельно», «педагогично», «этично», «музыкально» и т.д. Оценочность пронизывает семантику предложения, но, несмотря на это, часто выражается ненавязчиво, почти неуловимо, интонационно.
Итак, мы подходим к четвертому шагу в изучении модуса. Если вернуться к сравнению модуса со струнным инструментом, то надо сказать, что его струны тянуться в разные стороны: одни к условиям и условностям общения, другие – к действительности, с которой надо соотнести сообщаемое, третьи – к информации и самим событиям, которые так или иначе надо оценить. Всем им соответствуют уже названные категории модуса. Последний пучок струн натягивается между автором и другими участниками общения, в первую очередь с собеседником. В звучании этих струн отражаются их социальные отношения, реальные или, по крайней мере, демонстрируемые. Здесь слышна степень официальности или фамильярности, уважительности или пренебрежения, деликатности или безоглядной категоричности. Звучание этих струн и составляет действие социальных категорий модуса. Как же, по каким приметам мы улавливаем это звучание?
Русский язык не располагает особой системой средств выражения социальных отношений в грамматике, да и лексики такого назначения не много – «пожалуйста», «уважаемый», «будьте любезны»… Поэтому социальные категории выражаются попутно, вмешиваются в выбор номинации, когда такой выбор есть и он социально значим: «Леша или Алексей Иванович», «дорогой или глубокоуважаемый», «ты или Вы», «Какая у Вас интересная шляпка! или Что это ты нахлобучила?» Ср.также «Вы не могли бы закрыть окно?» и «Закрой-ка окно!»; «Мне очень нужен мел» и «Сгоняй-ка за мелом». Во всех приведенных случаях, список которых мог бы быть более пространным, сигнал о социальных отношениях между автором предложения и собеседником «вмонтирован» в наименовании или пропозитивную номинацию.
Социально значимой может быть словообразовательная форма. Известно, как широко используются для создания атмосферы повышенной благожелательности деминотивы: «Оторвите билетик», «Не кладите трубочку», «Найдите папочку», «Передайте листочек», «Чайку не хотите?».
Социальные категории модуса, как оценочность, факультативны. Но они появляются не по желанию автора, а в зависимости от актуализационных характеристик и некоторых условий общения. Высказывания, обращенные к собеседнику, или задевшие его каким-то образом, т.е. адресатно-ориентированные высказывания, почти неизбежно включат социальные струны. Газетный текст, адресатно, строго говоря, приглушает, не ориентированный, приглушает струны.
Социальные категории модуса недавно привлекли внимание лингвистов, изучающих русских язык.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что к каждому предложению, каждому тексту можно предъявить свою модусную анкету, перечислив модусные категории со стороны их значения и плана выражения, а именно описать модус по следующему принципу: метакатегория, актуализационная, квалификационная и социальная категория.