«Для каждого из нас мир исчезает
с его собственной смертью»
Зигмунд Фрейд
«Я прилетела на Кубу, чтобы разобраться в собственном безумии» [5, с.397], - без конца повторяла Рэйко, прилетевшая прямым рейсом из Барселоны для того, чтобы отыскать Учителя, как она называла Ядзаки. Её задержали кубинские власти в аэропорту, которые вызвали единственного японца, говорившего по-испански и который мог перевести им, что она говорит. Этот человек поручился за Рэйко и отвёз в её отель.
Рэйко, знакомая читателю по первым двум произведениям трилогии, предстаёт обезумевшей и сломленной разлукой с Ядзаки. Её слушателем становится молодой японец-фотограф, проживающий на Кубе, - такой же ничем не примечательный и обыкновенный человек как Миясита и Митико, по имени Кадзама. Ещё одна жертва? Но на этот раз уже раб Рэйко, третьей участницы порочного союза Ядзаки и Кэйко Катаока? С одной стороны, может показаться, что она не может овладеть чужим разумом, если уже безвозвратно потеряла свой, но звучат знакомые слова, как если бы мы перевернули сотню страниц назад и оказались снова погружёнными в повествование «Меланхолии» или «Экстази». «Мне следовало оставить в покое эту женщину и немедленно ехать домой. И мне ни за что не следовало впутываться в эту историю» [5, с.399], - ясно осознавал Кадзама. Однако, он уже ничего не мог поделать с собой, очарованный красотой Рэйко и её изысканными, притягивающими взгляд манерами актрисы. «Я прилетела сюда, чтобы разобраться в собственном безумии», - Рэйко Сакураи начала рассказывать свою историю.
Казалось бы, зачем Мураками Рю повторять в трёх своих произведениях, пусть и входящих в единую трилогию, практически один и тот же сюжет, одно и то же положение, роль героев «рассказчик – слушатель»? На мой взгляд, несмотря на то, что наслаждение, апатия и смерть – абсолютно разные понятия, писатель выстраивает единую модель для их представления читателю, чтобы он ощутил и понял всё то общее, что всё же между ними имеется. А именно – ускоренный процесс разложения личности человека, который начинается отсутствием воли и вскоре полнейшим подчинением – сначала тела, а потом и разума – тому, что послужит в дальнейшем катализатором распада и приведёт его к смерти. Эти истории являют нам бессилие людей, у которых нет мечты, нет надежды, а значит - нет и смысла жизни. Каждый герой всех трёх романов лишь олицетворение огромного самообмана в невозможности оправдать своё бессилие ничем кроме как наркотиками, извращениями, унижениями над людьми или желанием унижаться перед другими, скукой и пустотой. Но пуст не мир вокруг Ядзаки, Кэйко, Рэйко и их жертв – пусты они сами, потому – бессильны бороться с самими собой.
|
|
«Ты ведь ещё способен на это, не так ли?» [5, с.163] - звучит, не переставая, голос Кэйко Катаока в разуме Миясита, когда тот высыпает очередную дорожку кокаина, уже став и признав себя мазохистом.
«Ты бессилен» [5, с.390], - слышал Ядзаки отовсюду, где бы он ни находился и чем бы ни занимался, и, объясняя своё бессилие, видел спасение лишь в страсти и желании, сексе, наркотиках и деньгах. «А те, кто осознал свои желания и избавился от чувства бессилия, в какой-то момент начинают понимать, кем они являются на самом деле – садистами» [5, с.391], - плёл он свои козни перед Митико.
|
|
«Это, по крайней мере, ты в состоянии сделать, да?» [5, с.428] - слышала Рэйко, наверное, десятки тысяч раз с момента её рождения, каждый раз, когда она ругала саму себя и называла «ничтожеством», когда дети не хотели с ней играть, и эти слова ранили её ещё с большей силой, когда она услышала их от Кэйко и Ядзаки, впервые приняв экстази и оказавшись жертвой в их садомазохистских оргиях.
Мураками Рю не раз писал об отсутствии надежды в людях, веры в будущее, в себя, о пустоте и лжи, заполнившей всё вокруг – как, например, в произведении «Паразиты». Однако, в «Монологах о наслаждении, апатии и смерти» писатель не представляет героям надежды, как это было с хикикомори Уихара, и медленно, но верно ведёт каждого из них к физической или духовной смерти.
Воля и бессилие из романа в роман трилогии неизменно олицетворяются садизмом и мазохизмом. Ядзаки преподносит их ещё и на уровень философии, словно бы каждый на их месте непременно стал бы садомазохистом, а их отношения с Кэйко и Рэйко называет словом «моногатари». «Это самое прекрасное определение, самое прекрасное слово в нашем языке…моногатари…нет более романтичного слова, чем это, его можно произносить только шёпотом, и сразу чувствуешь, как начинает вибрировать твоё тело. […] «Вещи» (моно) «разговаривают» (катару), ты понимаешь, какое это необыкновенное слово, говорят, что оно было изобретено специально для мазохистов, «гатари», это сходство двух слогов и создаёт впечатление, благодаря которому можно прочувствовать все тончайшие оттенки и смыслы; иначе говоря, чтобы что-нибудь сказать, нужно самому стать вещью, мысль глубокая, ведь вещи – это те, кто подвластны, кто говорит, и эти говорящие вещи – рабы, евнухи, проигравшие сражение генералы, угнетённые, те, кто в меньшинстве, примитивные […] Только боль, и ничто другое, может породить слова, если бы не существовало страха за свою жизнь, то эволюция просто не началась бы, и не было бы никакого прогресса, и никто бы и не подумал заговорить […] Язык пришёл к нам от мазохистов» [5, с.421-422], - рассказывает Рэйко молодому фотографу, передавая слова самого Учителя, и слова эти в ней живут, словно обладая сердцем, ибо они единственное, что осталось у неё от исчезнувшего из её жизни Ядзаки. Она сравнивает их с паразитом эхинококком, размножающимся в ней до бесконечности, от которого не может избавиться и для которого является всего лишь переносчиком, а это, как было упомянуто выше, должно привести её к гибели.
|
|
Кажется несомненным то, что Рэйко, по замыслу писателя, должна стать в данном романе олицетворением смерти, как Кэйко – наслаждения, а Ядзаки - меланхолии. Однако, чем глубже мы уходим в чтение «Танатоса», тем больше путаемся в слоях кокона, не имея возможности сразу добраться до сути, что скрыта внутри, и всё больше и больше описаний предстаёт перед нами этой «чёрной дыры» по имени Рэйко. Кто эта девушка? Первое, что приходит на ум, исходя из их отношений с Ядзаки, - то, что она мазохистка. Она безумна и говорит словами своего Учителя: «У всех мазохистов крайне низкая степень самоуважения, и не только в области собственно садомазохизма…это их отношение к жизни, ибо отсутствие уважения к себе свидетельствует о ненависти к себе, о том, что человек не в состоянии полюбить себя, что бы он ни делал; такие люди не могут понять, что их может кто-то полюбить…» [5, с.469]. Так ли всё то, что говорит Ядзаки о Рэйко? Действительно ли она ненавидит себя? И что является для неё любовью? Учитель оказывается прав насчёт ненависти Рэйко – «моя ненависть остаётся статичной, чётко разделённой на два направления: не против моих отношений с людьми, а против места и против меня самой, она больше не развивается, она остаётся такой же, поэтому-то я смирилась и стала терпеть, а для этого мне постоянно что-то требуется, и это что-то я называю красотой, я нуждаюсь в чём-то прекрасном, способном заморозить мою ненависть» [5, с.432-433].
Складывается ощущение, что Мураками Рю приговаривает множество людей во всём мире к роли садистов и мазохистов, делит их таким образом на два типа, которые могут содержать в себе даже некий социальный оттенок – что-то похожее на роли начальника и подчинённого. И роль подчинённого всегда ограничивает свободу личности, выражения индивидуальности, и особенно остро мы можем наблюдать это в Японии, которая «существует на принципе подавления динамизма личности ради сохранения единства коллектива» [5, с.496]. Подавление личности, что связано в своей сущности непосредственно с подчинением, существует на самых разных уровнях социума и в отдельных общественных институтах – будь то семья или школа. Деление на «высших» и «низших» неизменно приводит к тому, что люди либо отчаиваются, теряя веру и надежду в себя и в своё будущее, либо начинают сопротивляться какому-либо давлению. Таким образом, общественная система становится «системой по производству неудачников», и она «слишком могущественна, чтобы с нею можно было бороться» [5, с.502]. Так приходит отчаяние и вследствие его – бессилие и пустота, которую необходимо заполнить. «В Японии без наркотиков невозможно противостоять обществу» [5, с.540], - утверждает Ядзаки, однако, наркотики не становятся оружием против общества, но оружием против самого человека.
Тогда появляются мысли о том, а разве любовь – такое большое и светлое чувство, пожалуй, самое важное и сильное из всех, какие только способен чувствовать, испытывать человек – не помогает заполнять пустоту в его душе и возрождать надежду? Была ли любовь между Рэйко, которая оказалась настолько привязанной к Ядзаки, что сошла с ума, потеряв его, и собственно Ядзаки, который говорил, что «все наши чувства имеют предметное выражение» [5, с.312]? Мы помним о том, как рассказывал Ядзаки Митико о своей любви и к Кэйко, и к Рэйко, и какие муки ревности и боль ущемлённого самолюбия он испытывал, когда она его оставила ради молодого парня. Однако, то, что он испытывает к Рэйко, кажется, так мало похоже на настоящую любовь. И мы находим этому подтверждение, которое не прописывается писателем как неоспоримая истина, но которое является наиболее близким, по моему мнению, к верному описанию их отношений. У Кадзама, который становится невольным слушателем истории Рэйко, всплывает в разуме слово «потребление». «Их отношения были сродни путешествию. […] Ядзаки и актриса в полном смысле поедали друг друга, пока их терпение не иссякло. И они предприняли это «путешествие», состоявшее из бесконечных сексуальных игр и наркотиков, ради единственной цели: удостовериться, что их отношения больше не могут продолжаться» [5, с.536-537]. И Рэйко никогда не любила своего Учителя и сошла с ума лишь потому, что лишилась поддержки, ощущения того, что ты нужен – даже если только для садомазохистских игр.
Но возвратимся к повествованию...Кадзама, который ясно слышал в себе предостерегающий голос своего же собственного сознания, казалось, не мог уже даже слышать самого себя. Он выполнил свой долг, как он считал, – привёз Рэйко в отель и даже оформил её документы, но что-то не позволяло ему покинуть её, и дело было не только в невероятной красоте актрисы. «Что-то во мне жаждало её голоса. Это напоминало мазохистское чувство, как наслаждение при изнасиловании» [5, с.408]. Молодой человек не только остался выслушать историю обезумевшей Рэйко, но даже решает помочь ей – чтобы выяснить, где находится Ядзаки, он звонит в Токио к Кэйко Катаока, но та не даёт ему ответа, оставляя на сердце Кадзама ураган смешанных чувств, подобных тем, что испытал Миясита, впервые услышав её голос по телефону. «Мне казалось, что сейчас должно произойти что-то чрезвычайно важное в моей жизни, но я почему-то остался в стороне; словно весь мир, кроме меня, был в курсе происходящего; словно жалость осталась единственным чувством, которое можно было ко мне испытывать; словно я стал наипрезреннейшим существом во всей вселенной, и кто-то указывал мне, что я должен быть доволен своей участью. А эта актриса принадлежала к Тем, Кто Знает Это» [5, с.495].
Возможно, единственное, что помогло Кадзама остаться самим собой и не впасть в безумный омут болезненного вожделения, тоски и равнодушия ко всему кроме объекта своей страсти в лице Рэйко, так это то, что он почуствовал в ней одиночество. Именно одиночество, «это ничтожное обстоятельство, эта человечинка в её взгляде успокаивали мой смятенный ум» [5, с.508], размышлял Кадзама. Рэйко испытывала одиночество, даже ещё когда была вместе с Ядзаки, и страдала от этого, ибо её Учитель не мог дать ей ни чувства любви, ни даже простой поддержки. «Ты ничего не стоишь, и это правда. […] А я тем более, да никто ничего не стоит, всё на свете взаимозаменяемо, никто ничего не значит ни для кого. […] Да никто не может с уверенностью заявить, что он кому-нибудь нужен. – Он помолчал и добавил: – И именно поэтому мы свободны» [5, с. 534], говорил ей Ядзаки.
Обеспокоенный безумием Рэйко, боясь, что она может потерять доверие к себе и погибнуть в пучине этого безумия, Кадзама по совету бармена решает свозить актрису к ясновидящему религии «сантерия», который бы смог сказать ей, кто она такая, в чём её суть, и, возможно помочь этой девушке. Встретившись с колдуном, тот проводит небольшой ритуал и выясняет, что в давно покинутой Рэйко квартире в Токио что-то сломалось. И актриса вспоминает, что однажды вечером, когда она познакомилась с Ядзаки, она мастурбировала, вспоминая его взгляд, и именно в этот вечер у неё сломался телевизор.
«Этот телевизор – это вы сами» [5, с.558], - говорит ей колдун. «Вы – сломанный телевизор: вы ничего не показываете, что-то внутри вас разрушилось, ваш экран пуст и черен, и живущие с вам заглядывают туда и видят лишь черноту. […] Вы находитесь на склоне крутой горы посреди пустыни и ждёте, пока появится путник, похожий на вас. […] Вы полагаете, что любите вашего спутника, идущего той же дорогой, но ваша любовь длится столько времени, сколько он идёт с вами. […] Вы без конца терпите немыслимые страдания, но вот приходит Судный день, и вы, подведя вашего спутника к краю обрыва, толкаете его в спину, говоря: «Никто не заставлял меня страдать больше, чем он!» […] Вы несчастны, вас преодолевает печаль и является смыслом вашего существования. Вы убеждены, что любой, кто живёт с вами рядом, однажды должен непременно упасть в пропасть. У вас нет иной цели и иного смысла в жизни» [5, c.561-562].
Колдун показал Рэйко, что она была никем и даже ничем – она «сломалась» в тот день, когда познакомилась с Ядзаки, и это погубило её. Она мертва и была мертва всё это время с того самого момента, когда впервые встретила своего Учителя, и ничего уже не могло её спасти, и всё, что ей оставалось, так это заполнять бесконечную пустоту – её чёрную дыру, и никто не мог помочь ей, поэтому она слилась со своим одиночеством. Она сама по себе была пропастью и губила в ней даже тех, кого считала, что любит, – это и произошло с Ядзаки. Их связь была лишь столкновением двух природных стихий и лишь погубила их окончательно. Рэйко – это олицетворение смерти, смерти духовной, которая является ещё более страшной, чем смерть физическая, ибо смерть души и разума источает ядовитый дурман, способный губить окружающих её людей. Однако, выслушав речь колдуна, актриса словно лишается всех своих сил, всего, что в ней ещё было. И Мураками Рю, заканчивая этот роман, проставляет многоточия в истории Рэйко, оставляя её за столиком кубинского ресторана, где она чокается бокалами с невидимыми Ядзаки и Кэйко, разговаривая с ними, как если бы они действительно были с ней. Её безумие достигло предела, её духовная смерть лишь ступень к смерти физической. Единственное, что жило в ней, по мнению Кадзама, было её одиночеством и её воспоминаниями, но они не могут пробудить Рэйко к жизни – она будет лишь улыбаться пустоте и играть роль самой себя до самого конца. Хотя и «никто не знал, кем она была. Даже она сама…» [5, с.565].
Заключение
Роман «Экстаз» «вполне мог бы послужить практическим руководством для малоопытных сексуальных извращенцев. Кажется, нет такого способа удовлетворения полового чувства, которое не было бы воспроизведено в тексте со всеми подробностями и нюансами. Обычные способы полового контакта в данном случае просто выносятся за скобку, как удел новичков. Здесь вперед выходит «садомазо», причем с муками не просто тела, а – души, с употреблением то кокаина, то ЛСД, то «экстази» [8]. Действительно, данное произведение Мураками Рю говорит нам о садомазохизме, наркотиках и душевных муках человека, но всё это писатель выносит на новые уровни, наслаивающиеся друг на друга в процессе повествования и заставляющие читателя переживать реальные ощущения, словно если бы герои находились прямо перед его глазами. При прочтении не ищешь смысл или причины, почему ты читаешь строку за строкой и не можешь оторваться, и, возможно, единственное, что заставляет держать эту книгу в руках – собственная зависимость. Зависимость, которую взрастило обыкновенное человеческое любопытство ко всему, что находится за пределами своей реальности и обыденной жизни. Будь то извращённый секс или наркотики – нас привлекает, прежде всего, то, что нам неизвестно, то, что скрыто от одних и доступно другим, словно это является какой-то их особой привилегией. И Мураками Рю прекрасно об этом знает. Может показаться, на первый взгляд, что стремление писать на такие темы несёт в себе лишь цель материального обогащения, подобно тому как пошлость сейчас называют искусством. Однако, есть другой подход к творчеству Мураками Рю и к данному произведению, в частности, который может оказаться более разумным, чем обвинения в порнографии или подогреве интереса к наркотикам – реалистичность описаний садомазохистских сеансов, грязного секса, пребывания в наркотическом дурмане даются для того, чтобы показать страдания человека, даже если всё это является его наиглавнейшим наслаждением в жизни. Страдания, которые не пожелаешь даже своему врагу.
Однако, нельзя сказать, что есть абсолютно свободные от зависимостей люди. «Каждый однажды находит наркотик, который ему подходит», - говорил Уильям Берроуз» [5, с.58]. Миясита нашёл свой наркотик даже не в кокаине и не в экстази, а в Кэйко Катаока, которая стала олицетворением желания, приводящего к экстазу. В свою очередь, Кэйко, Рэйко и Ядзаки находили свой наркотик друг в друге, но так же легко, как они получали удовольствие друг от друга, так же легко их достигло пресыщение, как это ранее произошло с нормальным сексом, похожими один на другой сеансами садомазо, экстази, кокаином, ЛСД. Это их пресыщение порождало новый голод, который, как они все понимали, никогда не будет утолён, и потому страдали, но так и не решились оборвать старые связи. Их круг замкнут и порочен, и если кто-то в него входил, то принимал смерть.
Миясита сам выбрал свой путь, несмотря на то, что много раз ловил себя на мысли о том, что находится в большой опасности. Он поддался соблазну, желанию, стремлению избавиться от своей ничтожности и войти в новый неизведанный ему мир особенных людей, покинув тот, которого пытался избежать и не смог, даже поменяв работу и начав путешествовать. Миясита – самый обыкновенный человек, такой же как, наверное, большинство из нас, и его мотивы могут быть понятны каждому. И Мураками Рю, описывая на страницах своего произведения данную историю, показывает нам, что бы было, если бы мы пошли навстречу соблазну и доверились тому неизвестному и столь нам любопытному. Писатель, но ещё и превосходный психолог, Мураками Рю проецирует модель жизни в страхе, боли и страдании, предостерегая от того, что вполне могло бы случиться в реальности. Автор романа не даёт определённого рецепта, благодаря которому можно было бы избежать того, что произошло с героем, но, если поразмышлять над этим, всегда найдётся выход. Глядя на Миясита, можно осознать, что если бы у него были мечты, семья, внутренний стержень, любовь или хотя бы хорошая работа, которая приносила бы ему удовольствие – всё то, что могло бы стать смыслом его жизни, то ему не было бы так скучно жить, не было бы пустоты, которую необходимо чем-то заполнить, не было бы желания валяться у ног Кэйко, принимая её унижения, чтобы почувствовать себя живым. Миясита не нашёл себя, поэтому и потерял то единственное, что у него было, - жизнь.
«Экстаз» - это монолог о наслаждении, в котором, несмотря на грязь, пошлость, жестокость и реалистичность всего самого отвратительного, что может встретиться в мире наркотиков и извращённого секса, можно найти много прекрасного – например, чувство облегчения от давно терзавшего любопытства или осознания того, что в конце даже самой страшной истории ждёт свобода от страха и страданий. Это рассказ о крахе личности, к которому приводит пустота и отсутствие надежды и веры в будущее. И в данном произведении Мураками Рю, описывая все ужасы мучения тела и души, намекает нам на необходимость чего-то светлого и сильного, что могло бы держать людей в этом мире, оберегая от падения на самое дно, – на важность любви, понимания и веры в себя и в окружающих людей, необходимость мечты и надежды на счастье.
«Меланхолия» - «сверхоткровенный, страшный и непредсказуемый роман, это искренняя, страшная и пронзительная проза, заставляющая переосмыслить свое существование и окружающую реальность, это ответ на вопрос «Нужен ли я миру?», это вызов собственному рассудку…» [9]. Данное произведение насквозь пропитано чувством тоски и неизбежности смерти, как если бы всё самое замечательное, что есть в мире – будь то любовь и счастье – вдруг навсегда исчезли бы из жизни людей. В данном романе практически не найти острых углов – повествование льётся почти мирным потоком, не подвергая в шок и не вызывая отвращения, как если бы усталость парализовала даже способность над чем-либо задумываться. Всё это похоже на наркотический дурман или на загипнотизировавший взгляд вид пустынного пляжа, простирающегося до самого горизонта – «для некоторых пляж – повод почувствовать своё одиночество» [5, с.389]. Таким образом, данный роман не только рассказывает о чувстве одиночества, слабости и апатии, но и передаёт его самому читателю. При чтении романа кажется, что Мураками Рю специально наполнил его ненужной информацией, которая отрывает нас от основного сюжета и действий, но таким образом писатель хотел лишь в полной мере отразить явление, которое каждому может быть знакомо, - меланхолию и пустоту, которую так пытаются заполнить порой действительно ненужными вещами.
Апатия, или ощущение усталости от жизни, присутствует и в первом произведении трилогии в лице Миясита, но в «Меланхолии» она развивается до психологически тонко определяемого писателем состояния слабости, бессилия человека, которое и мешает ему свернуть с пути, ведущего прямиком к смерти. Апатия в трилогии Мураками Рю – это переходное состояние между отчаянием и полным разрушением, состояние, в котором медленно и безвозвратно умирает последняя надежда на спасение.
Роман «Танатос» является своего рода ключом – «садомазохистские отношения здесь отражают растущее напряжение в общественных отношениях, доведенное до наивысшей точки» [14]. Он подобен последнему слову Мураками Рю о тех людях, у которых в жизни нет ничего, что могло бы придать им надежды и избавить от одиночества, отчаяния, духовной смерти. Однако, в этой истории нет жирной точки, нет определённого конца, что заставляет нас задуматься о том, что мучениям, описываемым в романе, тоже никогда не будет конца и края, и никакие наркотики и всё новые наслаждения никогда не заполнят образовавшуюся пустоту – «чёрную дыру», которая будет лишь расти в самой себе, поглощая всё светлое, что ещё только могло остаться в душе человека.
Трилогия «Монологи о наслаждении, апатии и смерти», как может показаться на первый взгляд, призвана устрашать и оттолкнуть своей реалистичностью и жестокостью, и это действительно так. Однако, прежде чем это случится, читателю придётся пройти через всю плоть и кровь живого и трепещущего повествования, захваченный им до самого конца, проникнуться им до чувства единения с главными героями и лишь в самом конце произведения оказаться в круговороте собственных переживаний, размышлений и эмоций. Кажется, что в этом весь Мураками Рю – писатель, отчуждённо описывающий события в своих романах, спокойно сочувствующий своим же персонажам, и психолог, неизменно подводящий нас к размышлениям о смысле жизни, неизбежности смерти и истинной природе людей.
Творчество Мураками Рю оказывается бездонным источником размышлений о самых разных аспектах человеческой жизни. Его проза стремительна, глубока и словно наполнена криком души самого писателя, криком о помощи, которую неоткуда ждать. Из романа в роман Мураками Рю рисует картину мира сквозь призму постмодернистского видения, хаотичности, безнадёжности, собственной меланхолии, подводя читателя к тому, чтобы он сам выбирал, по какому пути идти, если он столкнётся, к примеру, с наркотиками, насилием, безумием и смертью. Творчество Мураками Рю может либо сломать человека, либо вывести на новые уровни мировосприятия, дав подсказку, чтобы самому прийти к свету сквозь бесконечную тьму. И в данной курсовой работе, давая анализ произведениям трилогии «Монологи о наслаждении, апатии и смерти», я пыталась показать, возможно, не писательский гений Мураками Рю, а его видение этого мира, проблемы и мысли, которые его терзают и потому заставляют писать подобные произведения, его чувство вины перед самим собой, которое можно прочитать между строк, и вследствие этого – неутомимое стремление показать всё самое ужасное, на что только способен человек, чья жизнь пуста и лишена надежды в будущее, веры в себя. Творчество Мураками Рю – это зеркало, и в зависимости от того, с какого угла в него заглянет читатель, можно оказаться в ловушке пустоты или на пути к выходи из бесконечного лабиринта. Как истинный писатель-постмодернист, Мураками Рю не даёт нам определённого рецепта от утраты надежд и растущей апатии, но показывает нам самих себя, какими мы никогда ещё себя не знали. Кажется, что книга Мураками Рю – это животрепещущее сердце, которое вот-вот остановится, если самому что-то не предпринять. Кажется, что в этом мире уже так мало человечности, которая словно тает на твоих руках вместе с каждой новой прочитанной страницей произведения этого писателя, и так мало ответов на вопросы, к которым ещё предстоит найти ответы.
Список использованной литературы и источников
Художественная литература
1. Затонский, 2000 – Затонский Д.В. Модернизм и постмодернизм: Мысли об извечном коловращении изящных и неизящных искусств. - Харьков: Фолио; М.: Издательство АСТ, 2000. – 256 с.
2. Курицын, 1992 – Курицын В. Постмодернизм: новая первобытная культура// Новый мир, 1992. - №2. – с.225-232
3. Лиотар, 1998 – Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна// Пер. с фр. Н.А. Шматко - М.: Институт экспериментальной социологии. – Спб.: Алетейя, 1998. - 160 с.
4. Маньковская, 2000 – Маньковская Н.Б. Эстетика постмодернизма. – СПб.: Алетейя, 2000. - 347 с.
5. Мураками, 2007 – Мураками Рю. Монологи о наслаждении, апатии и смерти. – СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2007. – 566 с.