Природным стихиям холода (метели, вьюге, бурану) противостоит стихия огня, свеча. Они возникают в самом начале романа (буря после похорон матери Юрия, манящая свеча в окне Камерческого переулка) и сопровождают героев до конца (гроза в момент гибели Живаго, образ свечи в стихотворном творении Юрия «Зимняя ночь»). «Мы видим, как в процессе жизни, в душевной смуте автора героя романа, сначала брезжит пламя свечи, увиденное сквозь морозное окно… Затем ночная, чувственная свеча становится символом его любви к Ларе. Метель – символ истории, додувает этот одинокий огарок, гибнет личность, одухотворённость, интеллигент – и, наконец, в финале романа расцветает чудо классического стихотворения «Свеча горела», без света которого уже нельзя представить нашей духовной культуры».[50]
На протяжении всего повествования идёт противопоставление: свеча-метель, свет-тьма, жар-холод, жизнь-смерть. Свет свечи, как символ страсти, - это стихия огня, несущего тепло, добро, свет, жизнь. Снег, метель, вьюга – стихия холода, несущего зло, тьму, страдание, смерть.
Революция – стихия. Её нельзя избежать, нельзя вмешаться в её события. Ибо все равно ничего нельзя изменить. Стихия подчиняет себе всех и вся, она ничего не выпускает из своей снежной круговерти. Действительно, основным символом революционной стихии является метель. Метель, сметающая, заметающая всё вокруг. Снежинки – словно люди, летящие на свет неведомого очага и гибнущие бесчисленно.
Мело, мело по всей земле
Во все пределы...
В повествовании доминирует лиро-эпический план, выражающий буйство вселенской стихии. Вселенская стихия есть «историческая вьюга событий, ставшая уже совершенно стихийной и вовсе безликой, нечеловечески темной и жестокой, грозит задушить последние, слабые, казалось бы, проявления свободной человеческой личности». Личность противопоставлена морозным вихрям безликой мертвенной стихии. Люди, как блуждающие ноябрьские листья разносятся эти личности зимними вьюгами по всей необъятной земле, по всей нашей застылой стране; иногда приникают они друг к другу, приникают особенно любовно и задушевно, — ибо ничего, кроме голой душевности, у них и не осталось, а они ищут какого-то сочувствия и тепла: но вновь порыв зимней ночной вьюги отрывает их друг от друга, несет их вдаль, торжествующе поет самому себе оды, похваляется своей силой и умерщвляет все живое, противостоящее ему». [51] Действительно, вселенская стихия изображена живо, она чувствуется не только на страницах ее описания, но еще и ощущается между. И об этом порыве зимних вьюг говорит сам писатель. «Писать о нем надо так, чтобы замирало сердце, и поднимались дыбом волосы. Писать о нем затвержено и привычно, писать не ошеломляюще, писать бледнее, чем изображали Петербург Гоголь и Достоевский, — не только бессмысленно и бесцельно, писать так — низко и бессовестно. Мы далеки еще от этого идеала».[52]
|
|
Писатель не только ярко и живо воплотил разгул ночной стихии, он еще заставил поверить в ее смысл. Ночная вьюга свирепа и непроглядна, несчастные изнемогающие путники потеряли дорогу, ничего не видят вокруг, уже изверились в спасении. Но вдруг в далеком заиндевевшем окне мелькнул маленький путеводный огонек — «Свеча горела на столе, свеча горела». И вот уже увереннее идет человек сквозь злую ночь и смертельную вьюгу на свет любви, добра, тепла, человечности. Он вновь начинает верить в жизнь, в любовь, в себя, в спасение.
|
|
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Свеча — крохотный маяк, просвечивающий сквозь пелену ужаса, безысходности, хаоса. Ее свет дает веру в спасение. Этот маленький огонек обладает какой-то безрассудной смелостью противостоять стихии.
И так на протяжении всего романа встречаются, противоборствуют два образа — свеча и снег, две стихии — огонь и метель, пламя и вьюга, свет и тьма.
Природная стихия вторит стихии революции. «Порошил первый реденький снежок с сильным и все усиливающимся ветром, который на глазах у Юрия Андреевича превращался в снежную бурю.
Юрий Андреевич загибал из одного переулка в другой и уже утерял счет сделанным поворотам, как вдруг снег повалил густо-густо, и стала разыгрываться метель, та метель, которая в открытом поле с визгом стелется по земле, а в городе мечется в тесном тупике, как заблудившаяся».[53] Пастернак изобразил разбушевавшуюся стихию, метель в конце октября (начале ноября — по новому стилю) 1917 года. Природа бушует, мечется, она отражает происходящее в окружающем нравственном, духовном и физическом, в человеческом мире.
«Что-то сходное творилось в нравственном мире и в физическом, вблизи и вдали, на земле и в воздухе. Где-то, островками, раздавались последние залпы сломленного сопротивления. Где-то на горизонте пузырями вскакивали и лопались слабые зарева залитых пожаров. И такие же кольца и воронки гнала и завивала метель, дымясь под ногами у Юрия Андреевича на мокрых мостовых и панелях».[54] В городе, среди людей такой же хаос сумятица, такое же бушевание стихии, как и в природе. И опять метель вмешивается, как будто бросает вызов, насмехается, издевается уже над взрослым Юрием Андреевичем Живаго. «Метель хлестала в глаза доктору и покрывала печатные строчки газеты серой и шуршащей снежной крупою».[55]
|
|
Буран, снег предопределяет судьбу героя, предупреждает о грядущих испытаниях. Накануне отъезда героя из Москвы поднялась снежная буря: «Ветер взметал вверх к поднебесью серые тучи вертящихся снежинок, которые белым вихрем возвращались на землю, улетали в глубину темной улицы и устилали ее белой пеленою».[56]
Во время пребывания Юрия в партизанском отряде, накануне страшных событий: жено- и детоубийства Палых, глупой и кровавой «колошматины и человекоубоины», звучит предупреждение метели о будущих жертвах, о каком-то кровавом помешательстве.
«Погода была самая ужасная, какую только можно придумать. Резкий порывистый ветер нес низко над землей рваные клочья туч, черные, как хлопья летящей копоти. Вдруг из них начинал сыпать снег, в судорожной поспешности какого-то белого помешательства».[57]
Снег, метель являются предупреждением о неприятном, нежданном визите Комаровского: «валил снег крупными хлопьями».[58] Комаровский пришел из декабрьской темноты весь осыпанный валившим на улице снегом».[59] Снег как предвестник несчастья, посланец недобрых вестей, приносящий разлуку.
Когда жизнь героев спокойна — вьюг, метелей нет. В описании первой зимы Юрия Андреевича и Антонины Александровны в Варыкино нет ни одного упоминания о снежных стихиях.
Природа отражает внутренние чувства героев. После прочтения письма Антонины Александровны в душе Юрия Андреевича возникают боль, страдание, буря эмоций, а за окнами - буйство стихии. И в этот раз доктор Живаго видит эту метель в себе. «За окном пошел снег. Ветер нес его по воздуху вбок, все быстрее и все гуще, как бы этим все время что-то наверстывая, и Юрий Андреевич так смотрел перед собой в окно, как будто это не снег шел, а продолжалось чтение письма Тони и проносились и мелькали не сухие звездочки снега, а маленькие промежутки белой бумаги между маленькими черными буковками, белые, белые, без конца, без конца».[60]
Сквозной образ, который озаряет произведение, противостоит стихии тьмы. Это пламя и свет свечи, стихия огня. Мерцание свечи видит Юрий в заиндевелом окне еще незнакомой ему Лары. «Юра обратил внимание на черную протаявшую скважину в ледяном наросте одного из окон. Сквозь эту скважину просвечивал огонь свечи, проникавший на улицу почти с сознательностью взгляда, точно пламя подсматривало за едущими и кого-то поджидало».[61]
Именно с этой минуты начинают приходить Юрию Андреевичу стихотворные строки. И словно заговор, заклинание, повторяемое — «свеча горела», повторяется на тех страницах, где рассказывается о невольном отшельничестве Юрия Андреевича и Ларисы Федоровны посреди зимы, войны, холода, разрухи.
Свет свечи на протяжении всей жизни помогает герою преодолевать, вернее сказать, переживать жизненные проблемы, удары судьбы.
Существует пословица: «Ветер задувает свечу, раздувает костер». Свеча слаба, её пламя не устоит против ветров стихии. Но настойчиво, словно некий заговор, повторяет в течение жизни Юрий Живаго своё заклятье:
«Свеча горела на столе, свеча горела». Он будто стремится утихомирить, заговорить, заворожить вселенскую метель. Он будто верит, что колдовской силой певучего слова можно остановить эту стихию, замедлить неумолимый ход времени, запретить вторжение общей жизни в жизнь отдельного человека.
На протяжении романа идет борьба двух стихий. И в финале они сходятся в одном стихотворении «Зимняя ночь». В нем сосредоточена, сконцентрирована эта борьба. Оно является обобщением всего романа.
Мело, мело по всей земле
Во все пределы...
В стихах нечто меланхолическое. Темп плавный, сонный, движение усыпляет. И вдруг нарастание темпа:
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Идет контраст противопоставления, сопротивления, страсть: «мело, мело» — «свеча горела». Вот оно — противоборство двух стихий, включающееся с первых строк.
Стихотворение А.С. Пушкина «Зимний вечер» напоминает биографию жизни самого автора — ссылку Пушкина в Михайловское. Стихотворение Пастернака напоминает февральскую революцию, неопределенные, весьма бурные события тех лет.
Чисто внешне стихи Пушкина и Пастернака схожи, вроде одно и то же: непогода, метель, двое внутри дома укрываются, спасаются от ненастья. Но разница состоит в том, как герои этих стихотворений воспринимают непогоду, как ее переживают. «Для Пушкина — это единение сердец — свет во тьме бури. У Пастернака единение — источник обмана, свет как символ самой страсти — будущей правды».[62]
Данное стихотворение имеет двойной смысл. С одной стороны — это стихотворение о любви, соединяющей две души, два сердца, два тела в зимнюю непогоду. Но с другой стороны явно чувствуется другой смысл, другой подтекст. Это стихотворение о революции, о стихии, захватывающей и сметающей всех подряд.
Стихотворение начинается с монотонного, усыпляющего — «мело, мело по всей земле». Всё заметает снег, всё застыло, заснуло, стоит.
Жизнь в городе как будто остановилась. На улицах царствует буря, непогода, причем непогода во всех смыслах (с первых строк чувствуется двойной смысл: непогода — снег, и непогода — революция). Всё останавливается и засыпает на снегу. И в то же время чувствуется движение. Идет снег, все тот же нескончаемый снег. Но он не просто падает с неба, и он падает не в одном направлении.
Мело, мело по всей земле
Во все пределы...
Это метение — постоянное, непрерывное движение наискосок и вниз. Снег с огромной скоростью, плотной стеной уходит из неба прямо в землю. Из бесконечности в бесконечность со страшной скоростью летит снег, несомый стихией. И если смотреть на него неотрывно, то становится непонятно: то ли он летит с такой бешеной скоростью, то ли он стоит на месте, а ты взмываешь вверх.
Метение — это поступь революции, которая заползает и проникает во все, ничего и никого не пропускает.
Метель никого не оставляет в покое, она сносит, затапливает всех, как потоп. И нельзя ни спастись, ни спрятаться. Возможность укрыться — это счастье, подаренное судьбой лишь единицам. В данной ситуации человек ничего не может сделать, он беспомощен. Счастье зависит только от судьбы, рока, креста — «судьбы скрещенье».
Идет война, война со всеми страшными последствиями — голодом, холодом, одиночеством, смертью. У людей одна цель — выжить, выжить вопреки всему, несмотря ни на что. Все остальное неважно. Тут вроде и не до любви. Но люди не любят одиночества, они даже в этом хаосе ищут друг друга, пытаются возродить былые соединения.
Метель — страстная стихия, она несет с бешеной скоростью снег на улице, несет всех и вся, кого-то больше, кого-то меньше. Некоторые еще способны удержаться, кого-то уже отрывает и уносит, а кого-то уже унесло. Но кто-то смог спрятаться от этой стихии, он смотрит на все это со стороны, из окна своего маленького домика, который в любой момент тоже может поглотить та же непогода.
Однако и внутри дома неспокойно. Самих героев захватывает стихия страсти, а свеча, стихия огня, противостоит метели, которая пытается пробраться снаружи в дом и захватить его тоже: «... Слетались хлопья со двора к оконной раме».
Снежной стихии, снегу противопоставлена свеча. Она дает свет, освещает пространство дома, делает возможным общение, жизнь. Но, в то же время, освещая дом, свеча дает возможность появиться теням.
На озаренный потолок
Ложились тени...
Тени — части тьмы, они являются выразителями и побудителями той страсти, которая охватила героев. Тени руководят сознанием укрывшихся в доме людей. Они заставляют отдаться общему потоку, метению, слиянию.
На свечку дуло из угла...
Огонек свечи трепещет от ветра, тени мелькают, движутся, метутся в ритме заоконной непогоды. Они находят уединение на «озаренном» потолке, словно наслаждаясь тем, что смогли хоть на время вырваться из этой несущейся в никуда, в ни во что, разбивающей в смерть стихии.
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
Судьбы пересекаются, скрещиваются. Но скрещенье — это всего лишь пересечение линий, пересечение в маленькой точке. Героев свела судьба всего лишь на один миг. Встретились, соприкоснулись, и стихия несет дальше. Несет всех «по всей земле, во все пределы», причем внутренний мир живет в лад с внешним — «мело, мело», он набирает скорость и несется вместе с метелью. Куда — это неизвестно — «по всей земле».
Героев все больше захватывает уличная круговерть, их спокойное, размеренное существование остается в прошлом.
На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.
«Жар соблазна» надувает из угла, сквозняком с улицы. И этот жар вздымает «два крыла крестообразно». Опять рок, судьба, крест. Страсть дана по воле судьбы, по воле стихии. Жар — тоже стихия, это вселенский масштаб, тут и сгореть недолго. Жар — это не свеча. Свеча дает тепло и свет, а жар — гораздо большее, это намного опаснее.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Тяга к огню у мошкары природная, пламя для нее — нечто высшее. Мотылек знает, что сгорит, но не лететь не может (что-то вроде «если я гореть не буду...»). Пламя для него, как своего рода высший идеал, ради которого можно умереть. А снег слепой, неодушевленный. Он летит, как мошкара, но куда, зачем, во имя чего? Его пламя — мираж, оно обманное, его нет. Слепой снег, летящий из ниоткуда в никуда — символ революции. Снег, несомый стихией. Так сотни, тысячи судеб захватила и понесла стихия революции, кого к смерти, кого к этому пламени-миражу, тоже, возможно на гибель. Во имя чего — многие толком и не понимают, но стихия не ждет понимания, она несет, ей так хочется.
Февраль. Значит скоро весна. Скоро стихии придет конец. Она чувствует скорую гибель, поэтому атакует снова и снова, бросает все новые и новые полчища снега. Он еще может победить, захватить все, кроме этого дома. Его изнутри охраняет и защищает свеча, которая знает — скоро лето, пригреет солнышко и снег погибнет, ей недолго осталось держать оборону. Свеча и солнце. Они дают тепло и свет, в их силах спасти от непогоды. Свеча, как символ победы.
Стихия нарушает гармонию прошлой жизни, все погублено, сметено — «мело, мело». Те, кто внутри дома, кто смотрит на все это из окна, пока в безопасности, их не несет, они еще в том старом времени.
И все терялось в снежной мгле,
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Вот оно новое — снежная мгла. Снег все заметает, в нем все теряется. Старый мир уничтожен, его больше нет. Автор оплакивает старое время. Падение башмачков, как символ падения мира. Меняется, сбивается, изменяется ритм. Свеча своими восковыми слезами оплакивает это падение, оплакивает тот правильный, спокойный мир, которого больше не существует — «и воск слезами с ночника на платье капал».
Свеча противостоит снежной мгле, но и ее атакует стихия: «на свечку дуло из угла». И героев, их внутренний мир захватывает вихрь несения. Стихия, страсть не дают им больше избегать общего движения, скорости. Героев тоже охватывает стихия страсти — «жар соблазна».
Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Противоборство идет не один день — «мело весь месяц», но все же за свечой поэт оставляет последнее слово. «И то и дело» — в этом ритме можно жить, он дает надежду на спасение. Скоро война закончится, она почти выиграна. На пороге весна, тепло. Стихия метели захватила героев, но не погубила их, т.к. стихия тепла (свеча) противостояла этому. На протяжении всего стихотворения постоянно повторяется: «свеча горела на столе, свеча горела», и этими же строками оно и заканчивается. Свеча — надежда, последнее слово за ней.
Это стихотворение, как уже отмечалось, имеет двойной смысл. С одной стороны, это стихотворение о любви, с другой — о революции. О том, что она сделала со спокойной, уравновешенной жизнью людей. Стихотворение является лирическим ключом романа, это своеобразное завершение мотива: метель как природное, стихийное начало.
Без контекста оно теряет свою двойственность, тот смысл, который придаёт ему роман, оно является неотъемлемой частью произведения. В стихотворении заложена история, ход исторических событий, оно словно кроткое изложение романа «Доктор Живаго».
Мотив метели связывает прозу и поэзию в романе, он обозначается в экспозиции романа и в финале – в поэтическом цикле стихов окончательно определяется. В романе и в цикле стихов Юрия Живаго мотив является символом революции, природная стихия вторит стихии революции. Стихия метели чувствуется не только на страницах её описания, но ещё и ощущается между строк на протяжении всего романа.
Природа наделена способностью видеть, думать, чувствовать, т.е. принимает деятельное участие в жизни человека. Вместе с героями в движении сюжета участвуют образы-символы, образующие сквозные мотивы произведения: метель, вьюга, буря, свеча.
В романе и в стихотворении «Зимняя ночь» показано слияние человека и природы. Мотив метели, бури сплетаются с мотивом смерти, и стихия становится одним из активно действующих персонажей. Метель изображена как безличная человеку стихия, которая ничем не детерминирована и не определена, но в романе и стихотворении у метели есть «соперник» - свеча, которая символизирует свет жизни и пламя любви.
Заключение
Основной целью исследования было рассмотреть, как отображается мотив метели в поэзии Б. Пастернака. За основу работы были взяты стихотворения («Метель» (1914), «Январь» (1919), «Город» (1940), «Раскованный голос» (1919), «Первый снег» (1956), «Снег идёт» (1957), «Кремль в буран…» (1919) и др.) и стихотворение «Зимняя ночь» из поэтического цикла «Стихотворения Юрия Живаго». При раскрытии мотива метели рассматривалась и проза поэта (роман «Доктор Живаго»). Это обусловлено следующими причинами: во-первых, в роман включен сборник стихотворений, написанный героем-поэтом. Стихотворение «Зимняя ночь» является обобщением всего романа, в нем наиболее ярко определился мотив метели; во-вторых, структура художественного мира романа определена доминирующим лирическим началом, предполагающим субъективность автора в воссоздании событий исторической жизни и явлений природы; в-третьих, роман заключает творчество писателя.
Таким образом, мотив метели проходит через всё творчество Б. Пастернака. Стихия метели воплощается и в первых стихотворениях поэта, и в сборниках более поздних стихов, и в прозе, и, конечно, в романе «Доктор Живаго».
В поэзии Пастернака отражены все виды стихии, которые встречаются отдельно, в других произведениях писателя, мы встречаем стихии метели, бурана, вьюги, ливня, грозы, огня, революции, творческого вдохновения, любви. К стихиям природы можно отнести вьюгу, метель, буран. Из всего множества природных стихий у Пастернака встречаются именно эти. Причем они могут как переходить друг в друга (редкий падающий снежок переходит в снежный буран, буран – в метель), так и противостоять друг другу (противостояние стихий холода – метели, вьюги, бурана – стихии огня – свече). Все эти стихии тесно связаны между собой и нередко автор посредством одних отображает другие. Чаще всего природными стихиями (метель, вьюга) выражает стихии, захватывающие государство (революции).
Стихийность позволяет живо описать происходящие события, даёт возможность окунуться в окружающий мир, увидеть, почувствовать его. Через описание метели глубоко раскрывается внутренний мир героев, их чувства и ощущения, их отношение к происходящему вокруг. На наш взгляд, и сам автор был стихийным человеком, он чувствовал стихию, «жил в ней». Ведь человек не испытавший, не почувствовавший её, никогда не смог бы так точно, ярко описать её.
Мотив метели является сквозным и проходит сложную эволюцию в творчестве писателя. В ранней лирике метель – атрибут смерти и болезни, роковое стечение обстоятельств, знак беды и враждебной стихии, олицетворение нечистой силы, затем мотив переосмысливает и получает социальные коннотации, становится символом социальных катаклизмов. Стихия метели становится стихией мирового масштаба, символом революции и мирового беспорядка. Мотив метели трансформируется в мотив ливня, дождя, тоже стихии, но летней, и приобретает несколько иное толкование.
Как уже было сказано, мотив метели обозначается и в прозе. На художественном миро-эпическом уровне в романе «Доктор Живаго» идёт борьба двух стихий: метели и огня. Они сходятся в тематической доминанте «зимняя ночь» в стихотворении «Зимняя ночь». Без контекста стихотворение теряет тот смысл, который придаёт ему роман.
Мотив метели играет доминирующую роль в творчестве Б. Пастернака, создаёт символический план. В мотиве отражаются лучшие традиции А.С. Пушкина и Лермонтова, Тютчева и Фета, Блока и Достоевского. В литературно-историческом синтезе создаётся философская поэзия, насыщенная сложными вопросами эпохи.
В творчестве Пастернака мы находим отражения жизни в реальных формах, и символические знаки, и футуристические поиски, и романтические мечтания, и импрессионистические зарисовки. Поэт не умещается в пространство одного какого-то метода или направления. Его творчество достигло вершин мирового искусства и ставит автора на почётное место среди классиков XX столетия.
Мир Б. Пастернака, явлений в его творчестве, ещё ждёт всестороннего исследования.
Литература:
1. Альфонсов В. Поэзия Бориса Пастернака. – Л., 1990.
2. Баевский В.С. Борис Пастернак – лирик: Основы поэтической системы. – Смоленск, 1993.
3. Берёзов Р. Свеча горела. // Р. Берёзов. Лебединая песня. – М., 1991. С. 266-268.
4. Бройде М. Образ метели у А.С. Пушкина. // Воскресная школа. 2002. – № 47 (декабрь). С. 4-5.
5. Бухштаб Б.Я. Лирика Б. Пастернака. // Литературное обозрение. – 1987, №9. С. 106-112.
6. Верникович О. Две вьюги. // Новая юность. 1994, №4. С. 180-189.
7. Вознесенский А. Свеча и метель. // Правда. 1988. 6 июня. С. 4.
8. Воробьев К. Свеча человечности и правды. // К. Воробьёв. Заметы сердца: из архива писателя. – М., 1989. С. 61-63.
9. Гусев В. Стихия и правда жизни. // Литературная Россия. 1987, №43, 23 октября. С. 7.
10. Зайцев Б. Вечность. // Слово. 1990, №2. С. 50-51.
11. Клинг О. Б. Пастернак и символизм. // Вопросы литературы. 2002, № 2. С. 25-59.
12. Ковалёв В.А. Лирика Б. Пастернака. // Русская литература. 1980, №4. С. 59-70.
13. Кузнецова М. Так начинают жить стихом. (О поэзии Б. Пастернака к 100-летию). //Библиотекарь. 1990, №2. С. 56-57.
14. Кунин Н.Ф. Как читать ранние стихи Пастернака. // Русская речь. – 1994, №1. С. 12-19.
15. Лихачев Д.С. Размышления над романом Б.Л. пастернака «Доктор Живаго». // Новый мир. 1988, №1. С. 5-10.
16. Марговелошвили Т.С. С бурей и ветром в лад. // Единство. 1972, №5. С. 343.
17. Мир Пастернака. – М., 1989.
18. Овчинников Н.Ф. Б.Л. Пастернак – поиски призвания (от философии к поэзии) // Вопросы философии, М., 1990, №4. С. 7-22.
19. Пастернак Б. Доктор Живаго. Повести. Фрагменты прозы. – М., 1989.
20. Пастернак Б.Л. Собрание сочинений. В пяти томах. – М.: «Художественная литература», 1989-1992.
21. Пастернак Е.Б. Мир Пастернака. – М., 1989.
22. Переяслов Н.В. Важная тайна. // Литература в школе, 1996, №6. С. 49.
23. Померанц Г. Неслыханная простота: [о поэзии Б. Пастернака]. // Литературное обозрение. – 1990, №2. С. 19-24.
24. Рыбаков В. Свеча на ветру. // Семья и школа, 1990, № 2. С. 45-47.
25. Смирнов И.П. Б. Пастернак. Метель. // Поэтический строй русской лирики. – Л.: 1973. – С. 231-240.
26. Смирнов И.П. Роман тайн «Доктор Живаго». – М., 1996.
27. Советский энциклопедический словарь. / Под ред. А.М. Прохорова. 4-е изд. – М.: «Советская энциклопедия», 1990.
28. Сонникова Е. «Мело, мело по всей земле, во все пределы». Вечер памяти в Москве 1994 г. // Русская мысль – Париж, 1994, 17-23 февраля, № 4017. С. 16.
29. Стариков Д. Уроки жизни. // Д. Стариков. Свеча на ветру. – М., 1966. С. 46-47.
30. Франк В.С. Водяной знак. // Литературное обозрение. 1990, №1. С. 72-76.
31. Фроловская М. Горящая свеча или страсти по Юрию. // Простор, 1988, №9. С. 194-200.
32. Якобсон Р.О. Работы по поэтике. – М.: 1987. С. 324 – 338.
[1] Овчинников Н.Ф. Б.Л. Пастернак – поиски призвания (от философии к поэзии). // Вопросы литературы. – М., 1990. №4. С.7.
[2] Бройдя М. Образ метели у Пушкина А.С. // Воскресная школа. 2002. № 47 (декабрь). С. 4.
[3] Бавин А.М. Б. Пастернак. // Бавин, Семибратова. Судьбы поэтов серебряного века. 1993. – С. 334.
[4] Ковалёв Н.С. Лирика Б. Пастернака. // Русская литература. 1990. №4. – С. 60.
[5] Пастернак Б. Собрание сочинений: В 5-ти томах. – М.: 1989-1992. Т.1. – С. 76.
[6] Смирнов И.П. Б. Пастернак. Метель. // Поэтический строй русской лирики. – М.: 1973. – С. 237.
[7] Пастернак Б. Собрание сочинений: В 5-ти томах. – М.: 1989-1992. Т.1. – С. 76.
[8] Пастернак Б. Собрание сочинений: В 5-ти томах. – М.: 1989-1992. Т.1. – С. 76.
[9] Пастернак Б. Собрание сочинений: В 5-ти томах. – М.: 1989-1992. Т.1. – С. 76.
[10] Пастернак Б. Собрание сочинений: В 5-ти томах. – М.: 1989-1992. Т.1. – С. 77.
[11] Пастернак Б. Собрание сочинений: В 5-ти томах. – М.: 1989-1992. Т.1. – С. 71.
[12] Пастернак Б. Собрание сочинений: В 5-ти томах. – М.: 1989-1992. Т.1. – С. 192.
[13] Пастернак Б. Собрание сочинений: В 5-ти томах. – М.: 1989-1992. Т.1. – С. 281.
[14] Пастернак Б. Собрание сочинений: В 5-ти томах. – М.: 1989-1992. Т.1. – С. 193.
[15] Пастернак Б. Собрание сочинений: В 5-ти томах. – М.: 1989-1992. Т.2. – С. 29.
[16] Пастернак Б. Собрание сочинений: В 5-ти томах. – М.: 1989-1992. Т.2. – С. 149.
[17] Пастернак Б. Собрание сочинений: В 5-ти томах. – М.: 1989-1992. Т.2. – С. 546.
[18] Пастернак Б. Собрание сочинений: В 5-ти томах. – М.: 1989-1992. Т.1. – С. 75.
[19] Бухштаб Б.Я. Лирика Б. Пастернака. // Литературное обозрение. – 1987. №9. С. 107.
[20] Пастернак Б. Собрание сочинений: В 5-ти томах. – М.: 1989-1992. Т.2. – С. 106.
[21] Пастернак Б. Полное собрание сочинений. Т.2. С. 106.
[22] Пастернак Б. Полное собрание сочинений. Т.2. С. 108.
[23] Пастернак Б. Полное собрание сочинений. Т.2. С. 108.
[24] Пастернак Б. Полное собрание сочинений. Т.2. С. 108.
[25] Пастернак Б. Полное собрание сочинений. Т.2. С. 111.
[26] Пастернак Б. Полное собрание сочинений. Т.2. С. 111.
[27] Пастернак Б. Полное собрание сочинений. Т.2. С. 581.
[28] Пастернак Б. Полное собрание сочинений. Т.1. С. 112.
[29] Пастернак Б. Полное собрание сочинений. Т.1. С. 42.
[30] Пастернак Б. Полное собрание сочинений. Т.1. С. 17.
[31] Пастернак Б. Полное собрание сочинений. Т.1. С. 25.
[32] Пастернак Б. Полное собрание сочинений. Т.1. С. 136.
[33] Пастернак Б. Полное собрание сочинений. Т.1. С. 113.
[34] Пастернак Б. Собрание сочинений. Т.1. – С. 136.
[35] Пастернак Б. Собрание сочинений. Т.1. – С. 240.
[36] Пастернак Б. Собрание сочинений. Т.1. – С. 269.
[37] Пастернак Б. Собрание сочинений. Т.1. – С. 397.
[38] Пастернак Б. Доктор Живаго. 1959. С. 4.
[39] Пастернак Б. Собрание сочинений. Т. 2. – С. 106.
[40] Франк В.С. Водяной знак. // Литературное обозрение. 1990. №1. С. 75.
[41] Пастернак Б. Доктор Живаго. Повести. Фрагменты прозы. – М., 1989. С. 44.
[42] Пастернак Б. Переписка с О. Фрейнсдснберг. С. 273-274.
[43] Лихачёв Д.С. Размышления над романом Б. Пастернака «Доктор Живаго». // Новый мир. 1988, №1. С.6.
[44] Пастернак Б. Доктор Живаго. С. 21.
[45] Пастернак Б. Доктор Живаго. С. 21.
[46] Фроловская Т. Горящая свеча или страсти по Юрию. // «Простор», 1988, №9. С. 199.
[47] Пастернак Б. Доктор Живаго. С. 27.
[48] Пастернак Б. Доктор Живаго. С. 77.
[49] Пастернак Б. Доктор Живаго. С. 71.
[50] Вознесенский А. Свеча горела. // Правда. 1988. 6 июня. С.4.
[51] Воробьёв К. Свеча человечности и правды. // К. Воробьёв. Заметы сердца: из архива писателя. – М., 1989. С. 61.
[52] Пастернак Б.Л. Биографический очерк. (1957-1958 г.)
[53] Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. С. 155.
[54] Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. С. 154.
[55] Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. С. 151.
[56] Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. С. 165.
[57] Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. С. 272.
[58] Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. С. 314.
[59] Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. С. 315.
[60] Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. С. 314.
[61] Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. С. 172.
[62] Верникович О. Две вьюги. // Новая юность. 1994, №4. С.180.